Человек, который видел сквозь лица

Ник понятия не имеет, когда это произошло. Упустил, не осознал, не заметил… Можно продолжать еще долго. Или можно просто принять как данность — он больше не видит человеческих лиц. Даже не так. Он больше не видит людей. Все, что он видит, — облики везенов, разной степени причудливости и отвратительности. А если человек — это именно человек, не имеющий скрытой сущности… Пустота. Так он видел Джульетту. Наверное, не стоит удивляться, что она ушла… Он и не удивляется. На самом деле, если вспомнить… если позволить себе осознать реальные чувства за скребущим ребра изнутри страхом одиночества (который он принял тогда, конечно же, за боль разбитого сердца), то все, что там было, — облегчение. От того, что больше не нужно притворяться, хотя бы дома. От того, что можно стать еще на шаг ближе к себе, к настоящему себе. Сейчас он понимает. И те свои ощущения, и то, кем должен был быть с самого начала. Dēcapitāre. Обезглавливатель. Главное действующее лицо ночных кошмаров маленьких, да и взрослых тоже, везенов по всему миру. Он просто был наивен, наивен и глуп, когда думал, что способен стать чем-то другим. Кем-то другим. Или просто — кем-то. Что Ник вспоминает с удивлением, так это то, что поначалу всерьез верил, будто именно разрыв с Джульеттой стал тем толчком, который запустил перемены. Отправной точкой, после которой все полетело под откос. Что именно из-за нее, из-за Джульетты, он перестал видеть лица. Просто потому, что смысла в них для него больше не было. Зачем, если среди них нет того, которое роднее, ближе, желаннее всех? Если все, которые видишь, не те? Это больно. Проще не всматриваться, отвернуться или сосредоточиться на скрытой сущности. Шерсть, клыки, перья, клювы или полуистлевшая плоть — все это мало похоже на нормальное человеческое лицо, а значит, и не способно напомнить о том, чего ты увидеть больше не можешь. Чьего лица рядом больше нет… Пока отворачиваться и сосредотачиваться стало уже необязательно. Он действительно думал, что причина крылась в этом, в ней, в ее отсутствии. Неправда. Началось все гораздо, гораздо раньше. Позднее ему еще какое-то время казалось, что зерна перемен, зерна распада были посеяны, когда Джульетта потеряла память, забыла из всех людей — его. Ник бушевал и винил во всем Адалинду, а затем и саму Джульетту. Ведь, даже не помня их совместного прошлого, не помня своей любви к нему, она должна была чувствовать что-то. Хотя бы чисто физическое влечение и банальный интерес — то, что обычно и сводит двух еще незнакомых людей вместе. Притяжение. Вот что она должна была ощущать. И чего, судя по ее поведению, реакциям, словам… судя по всему, и близко не было. Ник думал, что просто не смог простить. То есть сознательно он, конечно, ее оправдал, списал все на последствия заклинания Адалинды, но вот подсознательно, в душе, на самом деле… На самом деле все осталось внутри, отпечаталось на подкорке, запуталось в нервных узлах, чтобы преследовать и мучить — коварно, исподтишка. И чтобы вылиться однажды в отторжение, в растущий необъяснимый холод. В пустоту вместо так любимого когда-то лица. Но и это неправда тоже. О, ему хотелось так думать. Потому что верить, что любимая девушка, с которой хотел прожить остаток жизни, не то что не любит по-настоящему, но даже привлекательным не считает, было все же проще, чем признать, что причина в нем самом. Менее болезненно. Менее… губительно. Было. Больше нет. Правда действительно освобождает. От боли в том числе. Он считал, что это Джульетта первая начала видеть пустоту вместо его лица, но на самом деле она всегда видела только его. Его настоящую суть. Его пустой взгляд. То, к чему он шел с того момента, когда его проклятое наследие проявилось впервые. Тетя Мари знала — она прожила свою жизнь одна и ему советовала. Мама знала — она бросила даже его. Он, наивный дурак с головой, полной романтической чуши, не знал. Он, Гримм, полностью осознавший себя, знает тоже. Наконец-то. Совесть не будет мучить тебя за отнятую человеческую жизнь, какой бы та ни была, если ты не видишь человека. Только так.