Сила прощения

Но, вопреки моим ожиданиям, следующие несколько дней прошли совсем не так плодотворно, как я рассчитывал. Девчонка подчёркнуто старательно избегала моего общества, исхитряясь заниматься перевязками, когда я ещё или уже засыпал. А спал я так крепко, что не ощущал ничего, а если и чувствовал, то принимал это за череду снов. Возможно, она подмешивала что-то в пищу или воду, их я находил на столе в своей комнате, как и положено, три раза в день. Но даже боги, какими бы сильными они себя не считали, хоть изредка, но нуждаются в пище. Такое чувство, что игрок и игрушка в какой-то миг поменялись ролями. Саму Сольвейг я почти не видел. Синеглазая бестия всё ещё дулась на меня, и абсолютно не желала разговаривать. Жаль. С постепенно возвращающимися силами во мне пробудилось и прежнее любопытство: а что будет, если… Действительно, что будет, если мне удастся вывести целительницу из себя? Выгонять меня она не станет, это я уже понял. Не такой это народ – целители. Им вечно всех жалко, и в этом их главная слабость. Да и братец наверняка свёл мою вину к минимуму в своих рассказах. А она с ним виделась, я в этом уверен. Так что же она сделает, эта не богиня и не смертная? Зато своё общество принялся навязывать Гард. Силы стремительно возвращались ко мне, но их всё ещё не хватало, чтобы сотворить элементарный трюк с собственными копиями, дабы сбить моего охранника с толку. А в борьбе с этим чудовищем голыми руками мне было однозначно не выстоять. Гард сопровождал меня всюду, и даже со временем стал позволять ненадолго покидать пределы дома, но, опять же, далеко не пускал. Принимался рычать и скалить зубы, стоило мне сделать лишний шаг от порога. Испытывать силу этих гигантских челюстей на собственных костях не было ни малейшего желания. «Ничего, тварь, рычи, пока можешь», - мстительно думал я, прикидывая, что из этой чёрной шкуры вышел бы недурной меховой плащ, а из зубов - неплохие трофейные обереги. В далёком прошлом я изучил несколько древнейших свитков, содержащих сложнейшие магические формулы. При правильном их произнесении и начертании рун на клыках убитых чудовищ получались мощнейшие талисманы, дарующие силу и мудрость поверженных врагов. Но это всё мечты. Пока что Гард был хозяином положения. Я даже не знаю, чьё общество меня раздражало больше: доброй девушки-целительницы с медово-кротким характером и безграничным терпением к капризам пациентов, перед которой я предстал слабым и немощным калекой, о котором она с приторной же заботой пеклась, или же её волко-пса, который таковыми добродетелями явно не страдал. Первой я не мог простить свидетельство своих временных слабостей, второму – то, что он мешал мне делать то, что я хотел. В том числе и немного поиграть с Сольвейг. Да, мой озорной характер постепенно вновь проклёвывался наружу. Смертные, да и не только, были моими любимыми игрушками. Так по какому праву эта бессловесная тварь смеет лишать меня развлечения? Я был бы не Локи Лафейсон, если бы вскоре не придумал, как отвлечь Гарда от его обязанностей. Этот зверь мог быть сколь угодно верен своей хозяйке, но он оставался зверем, а любого зверя в первую очередь ведут низшие желания, например, пища. Раздобыть достаточных размеров кость для пёсика таких габаритов оказалось задачкой сложной, но вполне решаемой, ведь я уже успел облазить весь дом, заглянуть во все углы и выяснить, что где лежит. В погребе на леднике хранилось множество съестных припасов, в том числе несколько почти целиком очищенных от мяса больших костей. Сольвейг наверняка приберегала их для своего питомца. Что же, в таком случае, я использую одну из них по назначению. Сняв с крюка приличных размеров коровий мосол, я шмыгнул за порог дома. Гард привычно преградил дорогу и упреждающе зарычал, давая понять, что церемониться не намерен. Но я не удержался от улыбки, заметив, как задёргался нос зверя при виде лакомого куска. - Эй, Гард, хочешь это? Я постарался вложить в голос как можно больше беззаботной уверенности и тем самым внушить моему тюремщику, что я пришёл вовсе не для того, чтобы нарушать привычные ему правила игры, наоборот, притащил подношение. Полукровка недоверчиво заворчал, но его вяло помахивающий хвост говорил о том, что я на верном пути. Я не стал отбрасывать кость слишком далеко, на тот случай, если зверь всё же не отвлечётся, а просто положил её рядом с порогом и отступил под крышу. Гард, всё так же предупредительно порыкивая, улёгся тут же, незамедлительно занявшись угощением. Ему было нечего опасаться: путь к отступлению надёжно перекрыт его массивной тушей, и даже если я осмелюсь предпринять попытку перепрыгнуть его, то смогу сделать это, лишь распрощавшись с ногой по колено. - Ешь, ешь, глупая скотина, - процедил я сквозь зубы, исчезая в доме. Главный выход был перекрыт, но зато оставался ещё один, простой и надёжный: через окно. Когда ноги коснулись земли, я почувствовал себя почти счастливым. Так, а теперь разыщем Сольвейг. Эта девчонка не может вечно избегать меня! Вот только интересно, где она может быть? Я выбрался из цветущего кустарника, по счастливой случайности отделавшись лишь парой царапин, и побрёл по тропинке, мимо пчелиных ульев, в дальний конец сада. Удивительно, как могла эта ничем не примечательная особа, наследница смертной крови, заниматься этой землёй в одиночку и столь успешно? Магия? Сольвейг ею не обладала. Помощь со стороны? Пфффф… Я даже рассмеялся этим нелепым мыслям. Девчонка, живущая одна в глуши, почти что изгнанница Асгарда… Да кому она нужна? Род Сигрдривы жил в Мидгарде, и по какому недоразумению Сольвейг оказалась здесь, непонятно было даже мне. Где-то неподалёку журчала вода. Весьма кстати, потому что, не смотря на вечернее время, стояла просто невыносимая духота. Я вышел к берегу небольшой речушки и, утолив жажду, пошёл вниз по течению, прямо по воде. Гард всё ещё был занят костью, и я надеялся уйти подальше и разыскать мою тюремщицу прежде, чем зверь поймёт, что упустил своего пленника. Брёл я совсем недолго. Мелкое каменистое дно в определённый момент расширялось углубленной каменной чашей, куда вода низвергалась небольшим водопадом. То, что я увидел внизу, заставило меня позорно шмыгнуть в прибрежные заросли кустарника. Ибо я ожидал чего угодно, но только не… Да, я всегда был озорным мальчишкой, да, я любил забавляться с магией и плести сети обмана, но я никогда, ни разу за всю свою жизнь не подглядывал за девушками. Не то, чтобы мне было не интересно, просто… зрелище обнажённого женского тела вызывало во мне такое сильное чувство смущения и даже, наверное, стыда, что становилось ну совсем не по себе. Но это вовсе не означает, что я не проявлял интереса к столь пикантному вопросу, ведь, не смотря на загадку собственного происхождения, я всё же был мужчиной. Не нужно думать, что взгляд мой был так уж невинен, мне доводилось видеть нагие женские статуи, гобелены, картины и гравюры в древних книгах. Но вот так уж получилось, что живое обнажённое женское тело до сего дня оставалось для меня непознанной тайной. Судя по тому, что не последовало ни крика возмущения, ни угрозы убить, ни ещё каких-то признаков того, что Сольвейг заметила постороннее присутствие, я отважился приподнять голову, всё ещё надёжно укрытый кустарником. Лёжа в высокой траве, под защитой густо переплетённых колючих ветвей, я мог спокойно наблюдать за нею, оставаясь при этом незамеченным. Щёки всё ещё пылали от волнения и стыда, но отвести взгляд я был почему-то уже не в силах. Она была совершенна. Как только может быть совершенно создание, рождённое смертной женщиной. Густые длинные волосы струились по её спине и плечам, словно ручейки расплавленного золота, потемневшие в лучах закатного солнца. Кожа, без единого изъяна или шрама, гладкая, как мрамор. Удивительно правильные нежные изгибы тела… Я шумно сглотнул и скользнул взглядом чуть ниже, вдоль позвоночника. Не смотря на то, что девушка стояла по пояс в воде, моё воображение щедро восполнило нехватку скрытых этой самой водой дополнительных «деталей». Как же, должно быть, глупо я выглядел сейчас… Как какой-нибудь бестолковый смертный, прятался в кустах и любовался обнажённой девушкой. Проклятье… Я и в самом деле находил её красивой. Не столь совершенной, конечной, как божество, но в её теле всё было на удивление пропорционально и изящно. Раньше я посмеивался над теми немногими поэтами, которые воспевали красоту женщины, считал подобного рода стихи бредом и пустой тратой времени. А сейчас я словно понял их глубину, будто внезапно прозрел. Мне стало невыносимо жутко от этой мысли. До тугого комка в горле, до тошноты. Я больше не узнавал себя. И кто стал тому виной? Простая девка непонятного происхождения! Хотелось вскочить на ноги и бежать, бежать как можно дальше от этого места. Подальше от Сольвейг, чтобы больше никогда не видеть её и не вспоминать о ней. Я слишком увлёкся досель незнакомыми эмоциями, что не услышал, как кто-то подкрался со спины, и пришёл в себя, когда чёрный зверь опасно припал на лапы, готовясь к смертоносному прыжку.