Сила прощения

Пробуждение от собственного крика. Голову словно сдавил раскалённый обруч…. Всё-таки знакомство с этими проклятыми читаури не прошло даром… Я серьёзно начал задумываться о том, что какие-то обрывки нашей мысленной связи сохранены, более того, они крепнут… И меня дёргают, словно марионетку, за незримые нити. С каждой секундой боль всё невыносимее, перед глазами лишь цветастая хмарь, обрывки смутных видений, в ушах стук собственной крови. Холод на моём пылающем лбу, словно благословение свыше. Постепенно раскалённый обруч ослабевает, и туман рассеивается. Но мимолётная радость от отступивших страданий сменяется осознанием одной пренеприятной детали: Сольвейг стала свидетельницей этого спектакля. Она слышала мой крик, видела меня слабым. О, да, сейчас я получил сполна. Лучше бы Всеотец судил меня по своему усмотрению, чем предстать слабым и беспомощным в глазах почти что смертной девчонки. Будто мне было мало этого проклятого зелёного чудовища, которое, судя по ощущениям, сломало мне пару рёбер. Похоже, унижения ещё долго не закончатся. - Оставь меня… в покое! Хриплый шёпот едва различим, но я знаю, Сольвейг всё прекрасно слышит. Ощущаю её тёплую ладонь на своём затылке, а мгновение спустя губ касается край плошки с чистейшей родниковой водой, такой холодной, что зубы ломит. Я бы должен был отказаться, но тело, моё собственное тело, предало меня, и посудина в считанные секунды опустела. Вода имела слабый запах и привкус каких-то трав, наверняка юная целительница растворила в ней какое-то очередное снадобье. Но надо отдать должное её стараниям: мне словно бы стало легче дышать, и в голове начало постепенно проясняться. - Больше пока нельзя, мой принц. Если только немного позднее. Осознание собственного разочарованного вздоха, когда питьё полностью иссякло, было неприятной неожиданностью. - Не твой, - вяло огрызнулся я, с трудом поворачиваясь на бок, лицом к стене, только бы не встречаться с девчонкой взглядом. Меня раздражало в ней всё: тёмно-синие глаза, наследие царского дома, тонкие тёплые пальцы, упрямо поджатые губы, искренняя добродетель и, самое главное, полное отсутствие страха перед сыном Лафея. Уже привычная дрёма смежила веки. Казалось, что с каждым новым пробуждением у меня остаётся всё меньше сил. Сквозь зыбкий сон ощущаю знакомый терпкий запах мази. Чувствую лёгкие прикосновения тёплых пальцев к своему телу. Хочу сопротивляться, но сил уже нет. Так, может быть, я скоро умру, и этот кошмар закончится? От этой мысли вдруг стало как-то легко и спокойно внутри, словно бы вздыбленное штормом море, наконец, успокоилось, и наступил полный штиль. Я отчётливо запомнил ещё пару таких пробуждений, остальные словно бы остались на грани яви и сна. Помню, что временами принимался разговаривать сам с собой, нёс какой-то бред… Иногда я отчётливо слышал хриплое смрадное дыхание чудовищ за своей спиной, но сил обернуться и встретить судьбу лицом к лицу не было. Сольвейг то появлялась, то исчезала из комнаты, так что не могу сказать, много ли она услышала, и если много, то что именно? День, когда я начал понемногу отходить от своей странной хвори, был пятнадцатым по счёту с тех пор, как белогривый завёз меня в эту глушь. Я даже смог самостоятельно сесть, что вселяло робкую надежду на скорейшее возвращение изначальных сил, а, может, даже магии. И только сейчас я обратил внимание, что грудь туго перевязана отрезами белой ткани. Сквозь повязки проступили тёмные пятна крови, словно раны были получены в драке с диким зверем. Это окончательно убедило меня в том, что связь с бывшими союзниками не разорвана. Но сейчас, выживший после двух недель болезненного забытья, я не собирался сдаваться так легко. Силы по капле возвращались ко мне, а это значит, что скоро магия вновь подчинится моей воле. Мне хватит знаний и умений, чтобы разорвать невидимые нити, я снова стану самим собой. Следующим ощущением было невероятное чувство голода. Окинув взглядом комнатушку, в которой обитал все эти дни, а, точнее, существовал на половину растительной жизнью, я обнаружил на столе накрытую чистым куском полотна миску, полную ещё горячей пшеничной каши с мёдом, большой ломоть свежего белого хлеба и большой кувшин с молоком. Да, вполне приличное кушанье, чтобы подкрепить растерянные в борьбе за жизнь силы. Сольвейг не появлялась, но я не сомневался: пищу она предусмотрительно оставила для своего подопечного, то бишь меня. Я, конечно, мог отказаться принимать её, поскольку всё ещё оставался каким-никаким, а богом, но за эти дни моя гордыня как-то поубавилась и ушла на второй план. А на первое место вышло инстинктивное желание банально выжить. С огромным стыдом я вынужден был признаться сам себе, что в жизни не ел ничего вкуснее, хотя мне как младшему принцу довелось вкусить самых изысканных яств на шумных пирах в чертогах Одина. Простая, но сытная пища подкрепила силы. Во всяком случае, мне стало значительно лучше, и даже появилось желание выйти за пределы этого маленького убежища и узнать, что находится снаружи. Но покинуть границы жилища целительницы я не смог. И дело было даже не в банально запертой на ключ двери. У порога лежал пёс. Просто огромный… Мне никогда раньше не приходилось видеть таких. В юности я ходил вместе с отцом и братом на охоту и видел множество охотничьих псов. Сильные, могучие звери, сбившиеся в стаю, легко убивали рослого шатуна. Но у этого пса, похоже, отцом был гигантский чёрный волк, кровожадный властелин горных троп. При виде меня зверь вскочил на лапы и предупреждающе обнажил клыки, издав сердитое рычание. Нет, я не испугался его, но почёл за лучшее отступить обратно в дом. Не смотря на то, что я уже достаточно окреп для того, чтобы самостоятельно стоять на ногах, магия всё ещё была мне не подвластна, а это значит, что усыпить бдительность мохнатого стража не было ни малейшей возможности. Только когда моя нога убралась с порога, пёс снова лёг, пристально наблюдая за каждым моим движением. Неужели он выполнял приказ сторожить меня? Но тогда оставалось загадкой, как хрупкая дева, дитя смертных, не обладающая даже элементарными способностями к колдовству, заставила наследника царства горных лесов служить себе, подчинила его без остатка. Чёрный волк, пусть даже на половину, никогда не признает что человека, что бога, своим повелителем, если только не применять сложнейшие заклятья, полностью ломающие звериную волю. Да, лучшего тюремщика, чем этот пёс, было сложно себе представить. Сильный, опасный и абсолютно неподкупный. Пытаться бежать сейчас было глупо, и я отправился бродить по дому. Он был не такой уж большой, помимо комнаты, в которой я обитал последние дни, была ещё одна, поменьше. И небольшое помещение с грубо сложенным очагом и дверью в кладовую. Кухонный стол был уставлен плошками с различными порошками и мазями, а так же великим множеством предметов, необходимых для приготовления снадобий, некоторым из которых не знал названия даже я. Под потолком висели пучки лекарственных растений, как уже иссохших, так и ещё свежих, вывешенных для просушки. За окном раскинулся сад. Я смог разглядеть лишь небольшой его кусочек, но понял сразу, где Сольвейг берёт ингредиенты для своих притирок. Солнце уже прошло зенит, и в нагретом воздухе отчётливо слышался звон пчёл. Их ульи, устроенные в старых деревянных колодах, теснились здесь же неподалёку. К сожалению, большего рассмотреть я не мог. Ну и ладно… В отличие от сводного братца я отличался терпением и умением ждать. Псу не вечно сидеть на пороге. А и Сольвейг не вечно держать меня под замком. Я вернулся в свою комнату и снова лёг. Здесь царила приятная прохлада, словно специально созданная охранять сон… А мне безумно хотелось спать. Несмотря на все старания целительницы и мои личные желания, хворь не собиралась отступать в одно мгновение. И снова пробуждение. Пёс за порогом заходится воем. Сбежал? Так, может, и мне пора? В одно мгновение я уже на ногах. В комнате царит темнота, должно быть, уже наступила ночь. Подходящее время для того, чтобы незаметно исчезнуть. Сольвейг зашла в мою комнату с ярким светильником в руках. - Всё хорошо, мой принц. Никто не подозревает, где вы. Ваш брат сделал очень много для того, чтобы вас не искали в этой стороне. Молча наблюдаю за ней. Девчонка выглядит усталой, но чем-то невероятно довольной. Значит, она весь день пропадала в городе. Её опасения можно понять. Если меня найдут под её крышей, Сольвейг лишится жизни за измену. Целительница достаёт из котомки чистые отрезы ткани и, усадив меня на кровать, принимается за смену повязок. Я больше не сопротивляюсь, понимаю, что бесполезно. Устало спрашиваю её: - Ты долго собираешься держать меня взаперти? - Я не держу вас в плену, мой принц. Вы мой почётный гость, - спокойно отвечает синеглазая бестия, смазывая целебной мазью свежие раны на моей спине. - Тогда почему ты повелела зверю следить за мной? - Гарду? Он всегда охраняет дом в моё отсутствие. - Значит, я всё-таки пленник. Тюрьма так и останется тюрьмой, как бы ты её не называла. И ради чего же ты так печёшься о моём здоровье? Не по доброте же душевной? - Мой дом никогда не был тюрьмой! Ни для кого! Девчонка резко вскочила и выбежала из комнаты. Кажется, в этот раз она действительно обиделась. Я усмехнулся. Смертные… Их так легко развести на эмоции. Сольвейг не была исключением. Тор, конечно, не знал, кого выбирал мне в надсмотрщики. Не выдержав, я тихо рассмеялся. Что ж… Раз ты не собираешься отпустить меня по доброй воле, я найду способ заставить тебя это сделать. Позже. Как только немного приду в себя.