Любимец своих маньяков

Дэннил не из тех засранок, которым лишь бы прикупить каблучки и иметь в хозяйстве знаменитого актёра с телом Аполлона. После разговора с Джаредом, она, разумеется, разузнала о Дженсене как можно больше информации. Но, не добившись ровным счётом ничего, она поменяла билеты до Ванкувера на самую ближайшую дату — через шесть дней. Разницы, конечно. Особого выбора у неё не было. Ехать через несколько штатов на такси — то ещё развлечение. Эх, нелёгкая жизнь знаменитостей. Но и усидеть на месте было ниже её достоинств. Она то читала статьи по сериалу, то обзванивала всех известных знакомых Дженса. Из всей информации, что у неё была, в общем можно было сказать, что Дженсен лежит в больнице. Его не выпускают, а к нему, по слухам, не допускают. Даниэл имела представление куда его упекли, так как была из числа окружения Эклза, беспокоящихся о нём. Она уже была знакома с Блэком, когда сопровождала Дженса на обследование. Как и Падалеки, она была бессильна в том, чтобы помочь Дженсу. И всё, что ей оставалось, это сидеть, как на иголках, и час от часу поглядывать на время до запланированного вылета. Ей было нелегко, очень нелегко. Но, всё же, она понимала, что Дженсену намного тяжелее, чем ей. В этом они были похожи: не придавать значения своим проблемам, обесценивать их. Дженсен убивал сам себя. Неосознанно, понемногу. Незаметно и медленно. Не обращая на себя внимания. По крайней мере, так казалось Дэннил. И она всеми силами старалась это прекратить, старалась спасти его. Но было словно что-то не так. Словно он не хотел, чтобы его спасали. Словно всё это настолько осточертело ему, вся его жизнь, все его падения и взлёты. Словно его ранила каждая мелочь. И было больно знать, что, возможно, Дэн была в числе этих мелочей. Люди, страдающие от глубинных проблем, обычно ноют, как половая многоразово использованная тряпка. Но Дженсен был из тех редкостных ублюдков, что не придавали значения ни своей боли, ни своей жизни. А все, кто пытался их спасти, в итоге, страдали долго и мучительно. Снова и снова. Разочаровываясь в своих целях, чувствуя боль за свою беспомощность, стараясь хоть чем-то поддержать, но в конце всё это было бессмысленным. Такие, как Дженсен Эклз, такие как Дин Винчестер. И, возможно, ещё многие из его ролей. Безусловно, они чувствовали боль, убиваясь глубоко в своем сознании, стараясь скрыть всё это, чтобы никто, кроме них, от этого не пострадал, не обращал внимания. Но на деле же, они только причиняли большую боль, приносили любимым разрушение, чувство вины за свою бесполезность. Пытаясь изменить всё к лучшему, Дженсен только сильнее ухудшал положение. Обесценивают свои желания только глубоко потерянные, бесполезные, по настоящему мёртвые люди. Которым попросту нечего делать, не к чему стремиться. И из-за своей слабости, нет, глупости — все вокруг них страдают. По их личной вине. И как жаль, что они не чувствуют её. Вину, за разрушенное будущее. Не понимают, что они делают, раз за разом скрывая правду и стараясь быть сильнее, быть лучше. Они только приносят сожаления. Квартира Дженса выглядела небрежно, словно её покидали в спешке. Но на деле, пустовала она уже давно. Разбросанные рубашки и майки, нетронутый холодный кофе на краю стола, начавший покрываться плесенью, грязная посуда в раковине и толстый слой пыли на полках. Она выглядела как и в обычное утро понедельника. Когда опаздываешь на работу и доделать дела не остаётся времени. Она выглядела обычно: засохшие цветы в горшках и сборище грязных носков на ковре. Ничто здесь не настораживало, не предвещало беды. Не на что было обращать внимания. Лишь вздохнуть и сложить тарелки в посудомоечную машину, прибрать мусор и поставить чайник. Ничто не предвещало беды. Проблема была незримой, смертоносной, словно ядовитый газ. Бесцветный, летающий в воздухе и проникающий в самые дальние уголки сознания. Даже сейчас, нельзя было знать: наполнена ли эта комната газом. А узнав, становится слишком поздно. Никто не замечал что именно было не так. Даже Дэн, живущая с Дженсеном в одном доме. Даже его лучший друг. Своей проблемы не замечал и сам Дженсен. Он не придавал ей значения. Невозможно спасти всех, невозможно заметить всё. Но жить с этим внутри, не придавая своей проблеме, своей жизни значения? Вот в чём была проблема. В обесценивании собственной жизни. Собственных желаний. Дэннил знала это. Но, что можно было сделать? Как можно было помочь тому, кто не видел проблемы? Это выводило из себя. До дрожи в руках. До всепожирающей, убивающей все ненависти. Это был тот случай, когда нежная и преданная любовь превращается, хоть и невольно, в смертоносный ядовитый газ. Это был тот случай, когда лекарством от неизлечимой болезни, оказывается яд. Дэннил ненавидела его. До черноты. До страшной, уничтожающей все внутри ярости. Как Дженс посмел. Как он посмел всё испортить. Его не хотелось винить, но выходило само собой, от этого становилось тошно. Она ненавидела себя за это, но злость, отчаяние к Дженсену пересиливало эту ненависть. Ведь она любила его. Трепетно и преданно. И как он посмел так её предать. Он разрушил её жизнь, отказался от её любви. Она ненавидела его. Как он посмел разрушить себя, выжечь изнутри. Ведь она так его любила. Убивая себя изнутри, опустошая всё в себе, Дженс не думал о последствиях, о том, что был кому-то нужен. Он не думал о том, что был кем-то любим. Он даже не пытался на секунду осмыслить то, что он тем самым убивал не только себя, но и людей вокруг. И от этого было невыносимо больно. Было обидно. Это было несправедливо. Из-за него, всё это было из-за его проблемы, которая разрушала не только его, но и всё вокруг. Она была словно радиацией, невидимым газом, выжигающим все чувства и оставляя лишь пустоту, которую так хотелось заполнить. Ненависть. Отвратительное, скользкое чувство. А всё потому, что он не дал себе помочь. Все потому, что она так сильно его любила. Не было сил плакать и страдать, биться в безысходности с винить себя в этой слабости. Неспособности ему помочь. Пустота, что образовалась в её душе, Дэннил поливала её чёрным дёгтем. Она заливала свои гниющие дыры опасной, прожигающей ненавистью. И её было так мало. Хотелось больше и больше, лишь бы не чувствовать эту гнетущую пустоту. Не видеть чёрную дыру на том месте, где когда-то была её любовь. И оставалось совсем немного. Совсем недолго до того, что она будет выплёскиваться и литься через край. Она не заслужила этой боли, она не заслужила всего этого. Во всём был виноват Дженсен со своей жалостью к себе, со своими мозгами набекрень. Его хотелось уничтожить. Заставить его понести наказание за всю причинённую боль. Чтобы он в ней утонул, заставить его… чтобы он… чтобы всё это… Она ненавидела его. И больше в ней ничего не осталось. Больше не было в ней тёплых чувств и заботы. Хотелось лишь знать, что это конец. Хотелось спокойствия. И безумно, до одури, хотелось отомстить, уничтожить всё, что Дженсен любил. Как он уничтожил всё, что было ей дорого, как он уничтожил себя, наплевав на чувства всех, кому он был дорог. Вырвать из него все его чувства, оставив лишь пустоту. Не просто причинить боль. Хотелось отобрать у него всё, что способно было его спасти. Отчего-то, когда кто-то убивал себя выстрелом в голову, бездумным решением продать душу, в очередной раз подставить свою шкуру под плеть. Ведь он — герой, терпящий невыносимые страдания для того, чтобы всё было хорошо. Ведь он сильнее всех, он защитит их ценой своей жизни. Она не важна, это всего-то очередная жалкая душонка. Но никто из них понятия не имеет, какую огромную цену они выбрасывают на ветер и сколько боли причиняет их необдуманное решение. «Лишь бы ты был жив», — вот, что Дин сказал, в очередной раз подписывая себе смертный приговор. Но он не имел понятия, о нет, он не хотел задуматься о том, что Сэму теперь с этим жить одному. С этой мыслью, со всем этим дерьмом. Как и ей. Невозможно смириться с тем, что из твоей жизни словно выдирают куски. Суицидники хотят лишь спокойствия. Но все их ненавидят. И, не будь они заранее мертвы, их хотелось уничтожить. Ведь сколько людей, сколько жизней будет загублено из-за их решения обрести долгожданное спокойствие. Сбросив плащ и верхнюю одежду на пол, Дэн зашла в кабинку прямо в чёрных туфлях. Стоя под обжигающими кожу струями воды, однако, её щёки жгло ещё сильнее. Жгло обидой, яростью. Горячие слёзы срывались со скул и падали вниз, сливаясь с водным потоком. Она ненавидела его. И это всё, что у неё осталось. Никто не виноват в том что случилось с Дженсем. Кроме него самого. Это он не дал себе помочь, спрятав всё внутри и медленно умирая. Это он разрушил всё, что у него было. Это он разрушил жизни своих любимых. Это он заставил их страдать. После своей «миссии во благо» от его жизни ничего не осталось. Дженсен разрушил своё будущее, свою жизнь. Он разрушил мечты и возможность создать семью. Разрушил отношения. Разрушил сериал. Миша потерял лучшего друга. Дэннил была поглощена яростью и ненавистью. Джаред утонул в сожалениях и беспомощности. И вопрос времени, когда эта боль перерастёт в такую же злость? Дженсен испортил всё, что у него было, непонятно зачем. Он сломал всю свою жизнь, он обесценил все свои начинания. Потерял цель. И только он сам был в этом виноват. Было глупо винить себя в том, что она не смогла помочь Дженсену. Он этого не хотел. Ему было намного комфортней нести свой крест и сеять боль. Он виноват в том, что с ней случилось. Что стало с её жизнью. Содрогаясь всем телом в беззвучных рыданиях, она опирается руками о кафельную стену. Горячая вода льётся по её прекрасной гладкой коже, заглушая злость. Красивые, спутанные пряди длинных янтарных волос падают вниз, становясь всё тяжелее, от пропитавшей их воды. Дэннил была восхитительна. Пухлые губы с витающей на них усмешкой, мягкая, неспешная походка. Её глаза не тухли, пылая ярче с всепожирающим огнём и холодной сталью, шипящей под горячими слезами. Её прекрасные черты и нежный взгляд — овца в прекрасной лисьей шкуре. Закрыв глаза, Дэн вслушивается в шум воды, словно в шум горячего дождя. Прозрачные капли буд-то заливаются в душу, согревая лучше, чем глинтвейн. Кожа давно не блистала первой свежестью, а у глаз залегли тени. Она была грязной. Не только внутри, но и снаружи. Грязные, слипшиеся волосы, жирная кожа с неприятной сальной плёнкой. Губы иссохли, а щёки приобрели желтоватый оттенок. Вода всё смоет, унесет с собой в водосток. Всё уйдет и она снова будет блистать в ослепительном свете вспышек. Всё, что ей нужно — душ, пару масок от лучших косметологических линий, чай с мёдом и новый маникюр. Она делала его позавчера? Что ж, ей нужен новый, потому, что сейчас она ведёт ноготками в ложбинке меж кафельными плитами. Шершавая полоска, поблескивающая в летящих сверху каплях. Гладко положенный лак трескается и надламывается по краям, незамысловатый узор сходит на нет. Лак крошится к её туфлям, стекая вдоль матового покрытия к высокой шпильке. Тоненькие ремешки хорошо держат стройные лодыжки, не позволяя мокрой коже скользить вниз. Шумящий прямо над головой душ не помешал уловить еле различимый щелчок. Дэннил резко открыла глаза, устремив взгляд через приоткрытую дверь вглубь квартиры. Она выключила воду, проводя рукой по лицу и стирая спадающие с ресниц капли. Она не могла ошибиться. В квартире был кто-то помимо нее. Ступив на полотенце, она не выключила воду и не накинула что-то на плечи. На это нет времени. Страшно. Словно пробрались не в её дом, а незаконно вторглись в голову, нарушая устоявшийся порядок. В такие моменты сразу вспоминаешь мамины страшилки в шестнадцать лет. Об изнасилованиях, расчленённых трупах, убийстве при грабеже и прочих весёленьких историях. Несмотря на бушующую где-то внутри Дэннил ярость, её словно сдуло ветром на задворки. Беззвучно ступая по мягкому ковру, Дэн толкнула пальцами дверь ванной, осторожно выглянув в гостиную. Дышать неимоверно трудно. Она пытается восстановить дыхание, медленно втягивая воздух и стараясь не задыхаться. Адреналин заставляет её сердце барахтаться где-то в горле, а прохладный воздух обжигает мокрую, горячую кожу. Ей нужно успокоиться. Перенаправить свою ненависть на неизвестного, вломившегося к ней в квартиру. Использовать её для защиты. Но это было невозможно. Сейчас ей руководит только страх. Невозможно использовать эмоции в критической ситуации, однако, понимаешь это только в опасной для жизни ситуации. Так красиво и практично бывает только в фильмах, когда девушка при помощи вилки разбирается с её похитителями, при этом мокрая, голая и на шпильках. В реальности же это не работает и этот факт приносит Дэн огорчение. Она не может сосредоточиться ни на чём, кроме гулких шагов в прихожей, которые, к счастью, перекрывали бешеный стук её сердца. Вода беззвучно капает блестящим стеклом с её кожи при каждом движении, а шпильки тонут в высоком ворсе ковра. Медленно крадучись, она пробиралась к углу стены, осматриваясь в поисках тяжёлых предметов. Последние солнечные лучи неожиданно выглянули из-за туч, застилая светом глаза из-за тюлевых занавесок. Схватив позолоченный антикварный канделябр с полки, Дэннил притаилась за углом перед коридором, занеся руку и вслушиваясь в шарханье тяжёлых ботинок. Сердце пропустило удар, а кончик языка начало покалывать. Она дрожит, сжимая холодными пальцами канделябр и не дыша. Продумывает дальнейшие действия, стремясь застичь нарушителя врасплох. Дэн не знала, какого он роста, но подумать об этом ей не удосужилось. Вдохнув поглубже, она с цокотом каблуков вылетела из-за угла, замахнувшись и уже опуская канделябр на погибель незнакомцу. Золото ярко блеснуло в свете солнечных лучей. И этот свет, словно спасительная ангельская благодать, спас неизвестного от неминуемой смерти тяжёлым предметом. Янтарные волосы развиваются, освещённые солнечными лучами, и липнут к коже, когда Дэн, зажмурившись, промахнулась в ударе. Незнакомец рефлекторно присел к полу, закрывая руками голову и матеря фундамент мироздания высоким голосочком, пока, отдышавшись, он не поднял голову на фигуру перед собой. Капли воды блестели на её золотистой коже, словно драгоценные камни, а тонкую, изящную фигуру не прикрывала одежда. Она держит в руках кандилябр, словно клинок архангела, и слабо дрожит, тяжело дыша и ожидая ответного удара. Длинные волосы прилипли к лицу и груди. Она возвышалась над ним на высокой шпильке, освещаемая солнцем и выглядя столь прекрасно и столь знакомо, что на лице проступает удивление. — Дэннил?!