Любимец своих маньяков

Дженсен смотрел на клубящийся дым перед лицом. Белый, растворяющийся в воздухе. Точнее, он смотрел сквозь него. Таким же туманным и пустым взглядом. Всё было напрасно. Всё было бессмысленно. Создавалось ощущение, что он прожил намного дольше своих положенных дней. Израсходовав свою удачу и батарейки слишком быстро. И теперь это был тупик. Это был приговор. Больше незачем пытаться. Больше незачем страдать. Вот так просто. Без сожалений и боли. Сдаться. Это была секунда. Всего-то вдох. Всего лишь мысль. Которая его спасла. Сколько можно бороться? Сколько можно пытаться дышать? Это не жизнь. Это лишь жалкие попытки. Всё было так бессмысленно. Это была минута, когда он открыл глаза и посмотрел на всё с правдивой стороны. Это не сериал с закадровым смехом. А он не герой своей повести. Он человек. Он всего-то человек. И как приятно было спокойно вздохнуть. Утихомириться и сдаться. Не было ничего лучше. И это было так легко, так просто. Это была не победа и не проигрыш. Это был момент его жизни, когда он всё послал к чёрту. И пусть всё вокруг рушится и горит. Ему будет так же всё равно, как и прежде. Как и сейчас. Осознание этого, было словно долгожданной верёвкой, острым ножом или белой таблеткой. Вот он. Хороший конец. Дженсен опустил взгляд, смотря себе в руку. Он держал его на своей ладони. На его ладони была спасительная свобода. От всего. От всех этих обязательств. Они должны были его спасти. Маленькая белая капсула. Она невесома. Так легка и бела. Лекарство от всех проблем, которое он не заслужил. И не заслужил не только он, но и все вокруг. Его друзья, близкие, Дэннил. Все они этого не заслуживали. Вот только ему было плевать. Никто не в состоянии понять его. Никто не в состоянии оказать ему должную помощь. Он просто устал. От всего. От всего этого дерьма. Сколько можно? Он не долбаный мазохист и не Дин Винчестер. Это он мог спускаться в Ад, воскрешаться и тут же падать в чистилище. Это он мог терпеть. Бороться за свою жизнь и за жизни многих людей. Пусть это и была его роль. Это было так глупо. Так бессмысленно. Ведь ему приходилось страдать за то, чего попросту нет. Чего никогда не существовало. Вот он. Мир без сверхъестественного. Но это всё ещё проблемный мир. С более реальными, жестокими проблемами. С которыми он был не способен справиться. Ведь, что ему стоит улыбнуться и всё снова начать сначала? Но сколько раз он это делал? Забивал на свою жизнь, свои проблемы. Всё это было ему не важно. И он старался жить. Заново и заново. Жалкие попытки дышать. Лишь бы не смириться. Лишь бы не сдаться. Хватит. Невозможно бороться всю свою жизнь. Да, это слабо. Это подло. Но суицидники эгоистичны. Ведь они просто хотят спокойствия. Заслуженного покоя, который никто не в состоянии им подарить. Не в состоянии оказать должную помощь. Когда дальше уже некуда. Некуда пытаться, некуда падать. Когда лекарство становится убийственным, а все вокруг уже устали от твоей лжи и постоянных страданий. Все они страдали из-за него. Он был во всё виноват. Это не синдром выжившего. Это правда. То становится уже всё равно. Больше он ничего не может сделать. Он никого не может спасти. Даже себя. Ведь он не заслуживает этого спасения, этого долгожданного покоя. Он не может причинить им столько боли. Он не может всё так испортить. Он разжимает руку и таблетка беззвучно падает на ковёр. Он этого не заслужил. Не заслужил всего этого. И они это не заслуживают. Откинув голову на спинку дивана, он продолжает смотреть сквозь дым. На них. Тысячи. Целое множество фотографий. Они были везде. Когда на стене уже не оставалось места, Дженс стал клеить их к потолку, шкафам, полкам. Они были везде. Тысячи его фотографий. Самых разных ракурсов. Его улыбки и слёзы. Сонливое выражение лица. Возмущение. Злость. Какая палитра чувств. И больше он их не понимал. Лишь восхищение. Лишь любовь. Это было всем, что у него осталось. Это была его суть. Любить и больше ничто. Любить и знать, что ты не нужен. Он не имел права всё испортить. Не имел права причинить ему боль. Убить в нём надежду, доверие. Забрать у него способность любить. Ведь он слишком любил его. И это сводило с ума. Вот и всё. Это всё, что от него осталось. Он бы никогда не стал… губить его жизнь. И всё это было таким бессмысленным. Бесполезным. Ненужным. До ненависти, которой он не чувствовал. До несуществующих слёз. Больше он ничего не хотел. И как это было прекрасно. Любить и больше ничто. Это было так легко. Он смотрит на подергивающийся косяк в своих пальцах. Дежа вю. Нет, это его жизнь. Затхлый, пропитанный куревом воздух. Задёрнутые шторы и пустая комната. Так много любви, которую больше некуда девать. И она снова пожирает его. Словно трупные черви. Все его остатки. Но больше он гнить не может. Ведь кислота выжигает всё до костей. До бесчувственного каркаса. Без кусков, что когда-то делали из него человека. Искажённая, ненормальная, изуродованная болью и желанием любовь. И это было всё, что у него было. «— И что? Всё?» — Всё. Он не слышит плача и больше не слышит скрипучего, нечеловечного смеха. Ведь больше он не мог. Больше никто из них не мог. Любить и больше ничто. А всё остальное лишь угроза. Лишь новая боль. Он заполнил себя до краёв. До самой глубины, которой он не замечал. Рассадника пустоты. Он лишил их способности чувствовать. И теперь все они так нуждались. Нуждались в любви. Любовь и больше ничто. Вот что наполняло его сознание. Но никто из них не рвался вперёд. Все они лишь ждали. Ждали, когда он сам откроет дверь. Когда он сдастся. Но ведь они не стервятники. Все они куски его самого. Его части. Лишённые и нуждающиеся. Наполненные искажённой, ненормальной любовью. И это всё, что у них было. Это всё, что было у него. И всем им нужно было больше. Нужно было всё. А он не мог им этого дать. Он не мог себя спасти. И никто не мог оказать им должную помощь. Больше он не хочет…ничего. Он так устал. И никто не может ему помочь. Казалось бы, совсем недавно всё ещё было хорошо. Но больше у него ничего не было. Дженс медленно моргает, смотря на потолок, на них. Эти бесчисленные фотографии. Две тысячи восемьсот тридцать восемь фотографий, если быть точным. Его пальцы начинает жечь догорающая бумага. Но ему всё равно. На всё. Он просто хочет спокойствия. Ему нужна помощь. Ведь он потерял всё, что у него было. Снова. И больше он не может. Это был последний раз. Больше он не выдержит. Не сможет. Больше он не сможет пытаться жить. Это был конец. Вот так просто. Без сожалений и боли. Сдастся. Клубящийся дым и резкий запах палёных волос, обожжённой кожи. Он чувствует голод и его тошнит, но ему всё равно. Ведь больше он ничего не может сделать. Больше незачем жить. Больше незачем пытаться. И больше ему ничто не нужно. Закрывая глаза, он знает, что это конец. Это все. И он так устал. Ему не нужна эта таблетка. Ему не нужна помощь. Больше ему ничто не нужно. И это всё, что у него осталось. Любить и больше ничто. Любить и знать, что ты не нужен. Но ведь жил он лишь затем, чтоб не создавать проблем. Он слышит вибрацию телефона. Сообщение. Возможно, что-то важное. Ему нужно ответить. Но он лишь переводит взгляд на загоревшийся экран телефона. И каким чудом он всё ещё не разрядился? Экран гаснет, но тут же загорается и Дженсен слышит долгий звонок, разрывающий тишину комнаты. В этот раз он поднимается и берёт телефон в руку. На экране высветилось: «Сумасброд—редкостный» Звонил Миша и Дженс берёт трубку только на последнем гудке. — Дженс! Ты где?! Ты снова ушёл в запой? Мы без тебя снимать не можем! — Миша старался не кричать, но у него это выходило не очень. Немного помолчав, он подобрал нужный набор слов: — Нет, я… Проспал. Уже еду, — после этого он оборывает звонок. Его голос хриплый и уставший. Он не хотел, чтобы Коллинз что-то заподозрил. В следующее мгновение он понял, что даже не спросил на счёт присутствия Джея. Смотря на фотографии ещё порядком трёх минут, Дженс начал неуклюже одеваться. Он уже был готов сдаться на совсем. Как он мог…бросить их всех. Всё испортить. Он не хотел… это была только его вина. Неспособность разгрести свои проблемы в одиночку. Он не имеет на это право. Его жизнь принадлежит не только ему. Он не может причинить им столько боли. Положив телефон в карман, он осмотрелся. Это была съёмная квартира. Даже не его. Состоящая лишь из одной комнаты и ванной. Но, именно так, никто и никогда не узнает что с ним было не так. Именно так он не причинит им ничего, кроме разочарования. Ни вины, ни боли. Никто не должен от этого пострадать. От его беспомощности. И, выходя из «дома своих секретов», он знал, что больше никогда сюда не вернёшься. Больше никогда не вернёшься в эту затхлую комнату. Одинокую и запертую от всех. Так глубоко, что никто бы его не заметил. Не заметил его проблемы. И ему так жаль, что он никогда не сможет спокойно сдастся. Ведь он и был той проблемой. Был той самой причиной, по которой он не мог спокойно жить. Ведь он мог быть лучше. Он мог справляться лучше. И всё могло быть лучше. Ему просто нужен новый шанс, которого он не заслужил. Которого он никогда не получит. Ему просто нужен другой способ, чтобы наконец достигнуть свою цель. Так он никогда ничего не добьётся. Ему просто нужно чуть больше сил. Чуть больше желания. Ещё больше. Ему нужно ещё больше любви. *** Вокруг Дженсена сновали работники и стажёры. Все они улыбаются, некоторые приветственно машут. Но ему было всё равно. Все они лишь задний план, размытый и лишний. Препятствие. Он пробирался сквозь них на съёмочную площадку, ограждённую лентой. Чуть не сбив с ног Тиффани, что удивлённо уставилась на него. — Дженс? Привет, давно тебя было не видно. Принести кофе? — она смотрела на него снизу, держа планшетку в руках. Грязные волосы заплетены в пучок, а лицо выглядит уставшим. Но её замученный вид не шёл в сравнение с его лицом, которое он не потрудился даже умыть. Жёлтая кожа с тенями под глазами. Пересохшие, до крови искусанные губы. Вокруг глаз из-за тонкости кожи стали видны фиолетовые венки, а сами глаза были красными, с полопавшимися капиллярами. Зрачки расширены до предела, а зелёная радужка стала такого же цвета как лаймовые волосы девушки. Он тяжело дышал, смотря словно сквозь неё. Он выглядел убито. Измождённо. Он так устал, что не было в нём ни привычного рвения, ни больного сарказма. Всё в нём было выжжено, и, казалось, он стал медленно умирать. Маска весёлости сползала с его лица. Ему не хотелось помочь. Хотелось отойти в сторону и даже не пытаться. — Что с тобой…– она была в ужасе. Впервые кто-то высказал правду, а не вопрос, всё ли с ним хорошо. Не пытаясь поддерживать видимость того, что всё наладиться. Но он лишь безмолвно осмотрел её. Она словно стала для него пустым местом. Ненужной деталью, а не другом. И впервые он осознал, что всё остальное было ему не важно. Всё вокруг было пустым. Ненужным. Бесполезным. Не имеющим ни малейшего смысла. Молча миновав её, он направился дальше. Впереди мелькала фигура Коллинза, который, заметив его, махнул пару раз. Дженсен словно шёл к висельнице под громкие возгласы снующих людей, не пытаяющихся этому помешать или остановиться. Он не знал, что ему делать. Ведь другого способа не было. Не было другого решения, как сдаться. Но он этого не хотел… Он хотел жить. Ему нужна была его причина для жизни. Добиться его оставшейся цели. Стать лучше. Ему нужен был способ. Что-то, хоть что-нибудь должно было его спасти. Подойдя к Коллинзу, он задал единственный вопрос, на который был способен. В котором видел смысл. — Джей здесь? — тихий, осипший голос и пустой взгляд. — Нет, ушёл пару часов назад. Иди умойся и выпей кофе. Мы начинаем через пол часа, –Миша с сочувствием осмотрел спину удаляющегося Дженса по направлению к туалетам. Дженс закрывает за собой дверь, приглушая посторонние звуки и суету. Лампочка слабо мигает над зеркалом. Здесь так тихо. Пустая комната с мигающим светом. Он оседает на холодный кафельный пол, смотря в белые стены. Мигающий свет бьёт по глазам, застилая глаза белым светом. Он устал. Он хочет лишь спокойствия. Помощи. Спасения. И больше ничто не имеет смысл. Не моргая, он обмякает, неподвижно валяясь под дверью. Валяющееся тело в пустой комнате. Запертой. Ненужной. Пустой. И он хочет лишь спокойствия, лишь спасения. Он устал бороться. Он устал хотеть. Устал стремиться к своей единственной цели. Он не достигнул её. И всё было напрасно. Но теперь ему всё равно и он хочет лишь остаться здесь навсегда. В пустой комнате. Забытый и никому не нужный. Всё, ради чего он жил, было напрасным. И сейчас он снова лишь пустая оболочка. Дин был прав. И теперь от него ничего не осталось. Чёрные провалы вместо глаз. Бездушный каркас. Теперь ему всё равно. Он хочет лишь спокойствия. Не чувствовать, не хотеть. Лёжа на полу безвольной куклой, он вслушивается в тихие шаги. Стук ботинок о холодный кафельный пол. Еле слышное дыхание и хруст коленей, за электрическим шумом мигающего света. Лишь бы утонуть в спокойствии. Не чувствуя потребности и нужды. Перестать дышать. Перестать пытаться жить, хватаясь за последнюю причину для жизни. Он опускается перед ним на колени, беря его лицо в руку и смотря в его пустые, потухшие глаза. Лампочка перегорает, не разлетаясь на стеклянные осколки. И всё погружается в холодный, тихий мрак. Глаза приятно окутывает темнотой, но он продолжает слышать тихое, тяжёлое дыхание и чувствовать холодную руку на своём лице. Но они не одни. Как же много их вокруг. В темноте, в холодной пустой комнате. Он слышит стук их сердец. Каждого из них. Они стоят у его безвольного тела и лишь ждут момента, когда он сам откроет дверь. Когда он сдастся. — Нет, Дженс.