Любимец своих маньяков

Когда вы только начинаете осознавать, что в вашей жизни что-то не так. Сразу всплывает вопросы: «Почему я? За что мне это? Ведь я это не заслужил». Они начинают искать причину. Момент, с которого всё пошло не по плану. Как в один момент, он мог потерять всё? И они начинают искать лекарство. Спасение. Они нуждаются в помощи. Ходят в церковь, ищут хорошего врача по объявлению. Хоть что-то. Ведь что-то должно же их спасти. Они всё ещё полны надежды. Ведь они этого не заслуживают. Всё должно наладиться. Ни на секунду не упуская, что, возможно, они этого заслуживают. Они даже не пытаются найти причину в самих себе. Понять, чего им не хватает. Что убивает их. Они даже не пытаются помешать этому. Но, не смотря на все недочёты, Дженс нашёл лекарство. Он нашёл способ себя спасти. У него был шанс начать всё заново. Прибрать с полок антидепрессанты и наркоту. И начать всё заново, не взирая на все предшествующие неудачи, падения и разочарования. Но, осознание своего внезапного спасения приходит не сразу. Он ещё не верит в то, что он нашёл лекарство от своих проблем. Он нашёл этот маленький, недостающий ему кусочек. И это было так просто, что даже страшно осознавать, что он был так близко. И все страдания были бесполезными. Все старания. Напрасно. Напрасно прожитая жизнь. Бесцельная. И всё лишь для того, чтобы он наконец увидел что было с ним не так. Нашёл в себе изъян, заглянув в свои глаза. Посмотрев на себя со стороны. Он был влюблён. Он был окрылён любовью. Одарён лестницей из его вечного Ада. Она была ещё слабой, еле ощутимой. Осторожно оседая на остатках его души. Долгожданное, спасительное лекарство, обезараживающее сознание и наполняющее его прогнившие дыры теплом. Нет, жаром. Заполняя его пустую оболочку, заменяя место пустоты. И ей не было конца. Так много оставалось пустоты в нём. Черноты без каких либо чувств. Отмирающих кусков. Запертых, разделённых друг от друга. Таких нуждающихся. Таких неполноценных. Ему нужно было ещё, ему нужно было заполнить эту пустоту, затопить её. Переполнить себя. Чтобы всё лилось через край. Только тогда он сможет жить полной жизнью. Только тогда он избавится от своей всепожирающей пустоты, словно разрастающейся опухоли. Навсегда избавиться от этого бездушия, заменив душу единственным, что у него было. Заливая вместо ненависти и отчаяния обжигающее и переполняющее. Безграничное чувство. То, что ему было так нужно. В чём он так долго нуждался. Так много обжигающего тепла. И больше никакой пустоты и отчаяния. Очень — уже не хорошо. Слишком — и любовь начинает сводить с ума. Но у него не было других вариантов. Других способов себя спасти. Никто не мог помочь ему, подать руку помощи. Он не мог всё так бросить. Ведь тогда, всё это было бессмысленно… Это был тот случай, когда любовь заменяла воздух. И он так быстро кончался. Его было чертовски мало. Невозможно было понять что хуже: задыхаться или же не уметь дышать. Задыхаясь, он был способен на всё. Лишь бы вздохнуть. Прожить на минуту дольше, хоть на минуту. Хватая ртом воздух, давясь слюной и всеми силами старясь вздохнуть снова. Бесконечные попытки дышать. И его всё ещё было мало. Так мало. С каждым разом было невыносимое желание вздохнуть полной грудью, на мгновенье расслабившись и прожив чуть дольше. Глотнув этот долгожданный воздух, он глотал жизнь, которая заканчивалась, словно по таймеру. И ему снова нужно было ещё. Ещё немного. Хотя бы чуть-чуть. Прожить хоть немного дольше. Дженсен давился. Он задыхался. Он цеплялся за такой нужный воздух. Всё, что у него осталось. Стараясь заполнить бездонную, безграничную пустоту. Избавится от всепожирающего безразличия и усталости. Но её было недостаточно. Этой любви было мало. Любви можно избегать. Долго, целеустремлённо. Стараясь удержать над своими эмоциями контроль, держать чувства в узде от других, действительно важных вещей. Не давая себе свихнуться. Помешаться под действием этого смертоносного лекарства. Любовь была словно наркотик. И в ломке он был готов пойти на всё. Хоть на минуту дольше. Глотнуть побольше воздуха, вдохнуть долгожданный, выжигающий всё в его сознании газ. Заполняющий его сознания до самых дальних уголков и трещин. Постепенно, медленно заполняя его пустоту. Любви можно избегать, но ему это было не нужно. Он цеплялся за неё, глотая, словно горячую смолу. Липнущую, густую, заполняющую его дыры и застывающую навсегда. Но пустоте словно не было конца. И ему было постоянно мало. Снова возникла эта проблема на его пути перед светлой жизнью, без отчаяния и бездушия. Он добьётся её, во что бы то ни стало. Он сделает всё, чтобы снова вдохнуть хоть немного воздуха. Ему это было так нужно. Необходимо. Словно лекарство. Крем от ожогов на его обугленные кости. Очень — уже не хорошо. Слишком — и любовь начинает сводить с ума. Этот был тот случай, когда лекарство становится наркотиком. Ядом. Убивающим газом. Незримым, неощутимым. Словно воздух. Но по-своему смертоносным. Но, даже так… этого было мало. Ещё не всё. Ещё не полностью он полон. Ещё слишком много нужно заполнить. Любви можно избегать, но это была не любовь. Больше нет. Это была его суть. Всё, что в нём оставалось. Лишь любовь, льющаяся через край. И больше ничто ему было не важно. Она топила не только пустоту, но и всё вокруг. Выжигая кипятком те чувства, которые у него ещё были. От сочувствия до сожалений. И без любви, без глотка убийственного газа он словно падал обратно. Возвращаясь к бесконечной пустоте. Беспомощности. Отчаянию. И он сделает всё, чтобы почувствовать это снова. Тёплое, кратковременное счастье, которое, казалось, будет длиться целую вечность. Это была не любовь. Это была потребность. Сказать: любовь — было бы преуменьшением. Ведь он слишком его любил. Слишком — и это сводило с ума. Ему было мало. Ему нужно было больше. Ещё. Ещё… Пожалуйста, хотя бы на минуту дольше. Он хотел жить. Ему нужна была его жизнь. И теперь, всё, что от неё осталось — эта безграничная любовь и всё ещё незаполненная пустота. И он старался. Старался заполнить её. Вернуться к счастливой жизни… И плевать на все последствия. Это всё. Это всё, что ему оставалось. Выжженное сознание. Больше не осталось ни заботы, ни сочувствия, ни ярости, ненависти. Ничего. Лишь любовь. Только она наполняла его голову, не оставляя других мыслей. Наполняя его сознание газом и не давая дышать. Вот и всё. Это было всё, чего он добился, всё что у него осталось. Последнее желание, цель. Последняя причина для его жизни. И больше ничего. Больше не было ничего, важного ему. Всё остальное было лишь размытым задним фоном, не значившим ничего в его жизни. Искажённая, ненормальная, изуродованная болью и желанием любовь. И всё, что не попадало под её раздел, становилось угрозой. Препятствием к счастливой жизни. Всё остальное было лишним. Оно мешало. Лишь любовь. Она наполняла его. Дарила его жизни смысл, делала его счастливым. Но её было мало, всё ещё мало. Вечный голод, вечная потребность чувств, прикосновений, желаний. Заключённый своей сути — любить. И это было так прекрасно. Любить и больше ничто. Быть созданным лишь для этого. Испытывать всепоглощающее, тёплое чувство. И он добился этого. Он был бы счастлив… Но ему всё ещё нужно больше. Ещё больше. Ещё сильнее. Пожалуйста, хотя бы немного. Хотя бы ещё чуть-чуть. Прожить на минуту дольше. Темнота. Но привычной тишины не было. Этой утомляющего звона в ушах. Глухой. Гробовой тишины. Он вслушивался в единственный звук, наполняющий тонкие стены трейлера. Тихий. Успокаивающий. Вызывающий лишь любовь. Расслабленность. Теплоту. Самый лучший. Самый нужный ему сейчас. Тихое, еле слышное дыхание в подушку. Он долго вслушивался в него, стараясь не дышать. Или хотя бы дышать тише. Он медленно опускается на корточки перед кроватью, с хрустом костей в коленях. От долгой неподвижности конечности затекли и было слышно, как кровь стучит в голове. Так близко. Но этого было мало. Ему всё ещё было мало. Этой любви не хватало. Невозможно было заполнить всю свою жизнь только одним чувством. Хоть и таким возвышенным, восхитительным чувством. Он сглатывает слюну, смотря на расслабленное, смазливое личико, уткнувшееся носом в край подушки. Он безмятежно спит. И его густые, тяжёлые волосы растрепались по подушке, хорошо заметные на белой наволочке. Они всё ещё были влажными и потому холодными. Тёмные ресницы легонько подрагивали, еле заметные в темноте. Розоватая кожа щёк. Острые черты лица. Нежные, тонкие и ухоженные губы. Они были нетронутыми, не обветренными, словно девственно чистыми и гладкими. Он протягивает руку, еле касаясь их кончиком пальца и проводя по нижней сухой губке. Тёплые и мягкие. От щекотного прикосновения Джей что-то мычит, ускользая от его рук и морща носик. Во сне он откидывает голову и теперь его губы приоткрываются, словно нежный тюльпан. Он не станет усердствовать. Он не хочет его разбудить. Он так прекрасен. Сахарные губы и загорелая гладкая кожа. Аккуратные ушки. Маленькие и светлые. Он осторожно заправляет прядку волос за его левое ушко, прикасаясь к его краешку пальцем. Так же аккуратно и нежно. Лишь бы не испортить. Не сломать… Не запачкать. Он ведёт рукой чуть дальше и разглаживает его тёмные волосы по простыне. Приглаживая кончики и тихо выдыхая. Гладкие и блестящие, мокрые волосы. Они такие послушные в его руке, чуть топорщась у секущихся кончиков. Как та мягкая прядь волос в его деревянном ящике. Запертая. И принадлежащая лишь ему. Они путаются под его пальцами и Дженс отдёргивает руку. Лишь бы не испортить, не причинить боль. Красивая и хрупкая куколка. На подушке остаются выпавшие волоски, но в темноте их не видно. Он прикрывает глаза, вслушиваясь в тёплое и тихое дыхание. Так близко, совсем рядом. Оно наполняло его разум жаром, успокаивая и наполняя пробоины между трещинами. Дополняя недостающие кусочки. Мало. Всё ещё мало. Он открывает глаза, мягко и аккуратно трогая пальцем его впалую и тёплую щёчку. Нежно ведя дорожку к его левому глазу и ощущая мягкость ресниц. Восхитительное, маленькое, прекрасное солнышко. Такое тёплое и мягкое. Хрупкое, беспомощное. Расслабленное во сне. Он снова сглатывает, долго смотря на закрытые глаза. Он легонько и медленно кладёт ладонь ему щеку, случайно задев кончиком пальца мягкую мочку ушка. Он чувствует, как Джей дышит. Тепло выдыхая ему на кожу и неподвижно лёжа головой на подушке. Убирая руку, он невесомо проводит подушечкой пальца по его подбородку. Его сердце быстро стучит в горле, но он всё ещё старается дышать размеренно, не сбиваясь с ритма, чтобы слышать ритмичные вдохи и свистящие выдохи в краешек подушки. Спокойные и расслабленные. Это так успокаивает. Это приводило его в норму, наполняя сознание и отбирая способность думать о чём либо ещё. И больше ничто ему небыло важно. Лишь задний размытый фон, не попадающий в раздел его жизни. Его любви. Только тёплый жар, вечно пылающий внутри и не дающий пробраться внутрь всем остальным чувствам. Кислота, наполняющая его пустой сосуд. Но этого всё ещё мало. Он медленно моргает, прикасаясь кончиками пальцев к его плечу через простынь. Мягко оглаживает его лопатки и спину. Его рука подрагивает. И он прикасается к нему медленно, так осторожно, почти невесомо. Ощущая жар от его кожи через тонкую белую ткань. Ещё медленней. Ещё аккуратней. Руки дрожат от напряжения, а из-за стука сердца почти ничего не слышно. И это мешает. Это мешает, как и всё вокруг. Он снова кладёт руку ему на тёплую щёчку, смотря на сонное, безмятежное личико с приоткрытыми губами. Проводит рукой по волосам, убирая прядки с лица. Его кожа блестит в лунном голубоватом свете, а под глазами и скулами залегли тёмные тени. Прекрасные жемчужно-белые зубки. Аккуратная кромка зубов и розовый язычок. Он шевелится во сне и Дженс отдёргивает руку, замирая. Такой хрупкий. Беззащитный. Он не двигается, стараясь не дышать. Но он не может. Мало. Ему так мало. Так много оставшейся в нём пустоты. Колени болят от напряжения, а глаза слипаются от усталости. Но это не всё. Он не может. Не может уйти. Ему так нужно ещё. Прожить хоть на минуту дольше. Без отчаяния и одиночества. Снова вдохнуть. Снова почувствовать наполняющее его тепло. Но, со временем, и этого будет чертовски мало. Ему нужно… нужно. Словно воздух. Словно потребность дышать. Но больше уже некуда. И его любовь льётся через край. Слишком. И это сводит с ума. В нём не осталось пустоты. Больше в нём её нет. Но, почему-то, этого всё ещё не достаточно. Не достаточно сильно он его любит. Почему? Ведь он наполнил себя до краёв. Он больше не был пуст. Он был спасён. Но он не может остановиться. Она так безгранична. И это никогда не закончиться. Искажённая, изуродованная болью и желанием любовь. Её не хватает. И что тогда способно его спасти? Хоть что-то. Должно же быть лекарство. Должно же хоть что-нибудь его спасти. Вечная любовь. Чистая мечта. Почему же ему этого не хватает? Что он ещё должен сделать, чтобы наконец заслужить счастливую жизнь? Без вечной борьбы. Без попыток дышать. Раз за разом. А просто жить. Он не знает что ему делать. Снова. И он продолжает смотреть на него. Целую вечность. Ему всё равно. Больше он не может страдать. Больше он не может ненавидеть, сожалеть… Любовь и больше ничто. Это всё что у него осталось. Это всё, что у него было. Золотистые лучи неощутимо касаются щёк Джея, освещая его блистающую загорелую кожу. Волосы словно стали светиться в этом жёлтом свете. Светящееся солнышко. Тёплое. Такое красивое, нежное и возвышенное. Розоватая кожа щёк. Выгоревшие ресницы и пересохшие алые губки. Почему ему этого мало? Он продолжает смотреть на него. Целую вечность. Но ему всё ещё не хватает. Недостаточно его любви. Всё ещё недостаточно. Ещё немного и он не выдержит. Устанет пытаться дышать. Цепляться за последнюю причину для жизни. Дженс медленно наклоняется к нему. Ниже. Ещё ниже. Над его аккуратным ушком, тепло дыша на его золотистую кожу. Вот его проблема. Ведь больше уже нельзя. Уже некуда. Слишком. И всё льётся через край. И ему не нужно больше. Ему нужно всё. Как воздух. Как потребность. Вечная. Безграничная, всеобъемлющая любовь. Всё, что у него осталось. И ему нужно всё. А всё остальное лишь мешается. Всё оно не важно. Любить и больше ничто. И это так прекрасно. Пожалуйста, ему нужно ещё. Ему нужно. Всё. Словно жизнь. Словно воздух. Вечная любовь. «Be mine 4-ever»