Любимец своих маньяков

Как после чертовски долгого сна, Джей, наконец, может видеть белый свет. За окном такси плавают снежинки. Нет, не белые пчёлы или холодный пух. Словно тысячи маленьких душ. Такие белые, кристально чистые, они начинают светиться в свете улицы, отражать чужие улыбки и восхищённые взгляды. Белый снег всегда приносит облегчение. Ведь, так всегда было правильно. Закономерные перемены в жизни — к Рождеству повалит снег, устилая чёрную землю, покрытую подгнивающей листвой. Осыпет голые ветви и забьется в трещины от предшествующей его поры. А затем, настанет время и для запаха рождественского печенья для всей семьи. Несмотря на это, Джаред не задумывался о том, чтобы провести хоть немного времени со своей семьёй или в кругу друзей. Первые снежинки, касающиеся его щёк и колючий, проникающий под пальто воздух не стали его единственным поводом для облегчения и своей, только ему понятной радости. Словно вопреки обжигающему холоду, внутри у него разливается лишь горячий жар. Воздух пахнет счастьем, тем самым — детским, когда перед тем, как сорвать с подарков обёртку, отрезвляя или же наоборот, заставляя с головой нырнуть в эту атмосферу, что давно пропиталась теплом и притаилось в каждой сверкающей снежинке. Ядовитый снег. Будто яд, заключённый в каждый кусочек счастья, или просто наркотик, от которого невозможно отказаться. Счастье со вкусом потерь. Снег хрустит под подошвой, как битое прозрачное стекло. А на щеках ледяные веснушки, что почти не видны на бледной коже. Уже темнеет, кругом сплошной мрак. Ведь, зимой солнце садится быстро, пусть дни и остаются долгими. Будто всё это только вспыхнувший белый свет перед долгой пеленой. Снег кажется синим в вечернее время, но это не мешает ему оставаться светом в черноте туч над ним. Вокруг темно и в глазах мрак, только слышно скрип снега под ногами. Он закрывает на мгновение глаза. И ничего вокруг — лишь темнота. Руки немеют и дышать становится больно. Отчего-то грустно внутри. Снег продолжает падать, а от холода волосы замерзают, становясь совсем белыми, с заледеневшей в них влагой. Будто и сам он медленно превращается в снежинку. Маленький сгусток света в этой кромешной тьме. Щёки розовеют, а глаза, раскрасневшиеся на ветру, жжет от холода. Ещё совсем чуть-чуть. Остался всего один шаг, чтобы окончательно упасть в эту глубокую, гостеприимную черноту. Уже темнеет, кругом сплошной мрак. И губы слегка трогает улыбка, пока внутри всего-лишь лёгкая, зияющая пустота. Словно он, наконец, свободен, и ожидает, пока ему откроют. Из главного входа больницы выходит девушка. Он уже видел её до этого. Длинные пепельные волосы сбило порывом ветра на одну сторону, она кутается в больничный белый халат, выдыхая облако белого пара. Она напоминает снежную королеву, неотрывно смотрящую на него. Джей стоял на снегу так долго, что его следы успел засыпать снег, а тучи потемнели от сгущающихся вечерних сумерек. Её голос в этой пронизывающей воздух тишине показался громким, заставляя оторваться от того спокойствия, что зависло в его глазах: — Вам чем-то помочь? Он медленно моргает. Почему-то только сейчас он замечает, что снег, оседающий на белых заборах и ступенях здания, совершенно не виден на белой, точно сияющей поверхности здания. Вся эта больница была такой белой, ангельски вылизанной. У каждого своя дверь и своё место. Белые и чистые комнаты, в которых можно услышать голоса и смех. Не зная того, все здесь заперты в своём личном Раю, лучших воспоминаниях жизни. Тихих и спокойных, без боли. Светлых, отрезанных от всего мира. Здесь не лечат, здесь ждут. И нет нужды сбегать. Ведь, кто захочет сбегать из Рая? И все здесь улыбаются. Они счастливы. Они спокойны. Души, которые заслужили белые простыни и белые комнаты. Спасённые от всего. От обжигающего солнца, до городской суеты. Не было повода для колебаний. Эта незапертая, манящая дверь не пробуждала ничего, кроме умиротворения. Одежда шуршит, пока он надевает длинную белую рубашку. Девушка говорит ему что-то, но всё вокруг лишь режет по глазам светом. Будто всё это только вспыхнувший свет перед долгой пеленой. Рай — не место для живых. Но это и не важно. Ощущение, что он застрял в каком-то одном моменте своей жизни, проживая его снова и снова. Словно временная петля. Эти стены так привычны, словно он и не уходил отсюда, раз за разом покидая это место. Будто не он здесь, а само это место въелось ему в разум. Времени не осталось. Внутри нет этого самого чувства, которое нетерпеливо скребётся в голове. И губы трогает улыбка, пока внутри всего-лишь лёгкая, зияющая пустота. Словно он наконец свободен, и ожидает, пока ему откроют. И всё остальное неважно. Но он продолжает стоять, пока свет вокруг режет глаза, держа руку на холодной ручке двери. Он закрывает на мгновение глаза. И ничего вокруг — лишь темнота. Руки немеют и дышать становится больно. Отчего-то грустно внутри. Говорят, любовь похожа на голод. Но это не важно. Нет смысла колебаться, у него нет нужды стучать. Так спокойно внутри, будто вокруг него мрак. Нет ангелов больше в Раю. Он на мгновение закрывает глаза, не слыша скрип. Под ногами не хрустит ломкий снег. Руки немеют и дышать становится больно. Странно это, как он всё ещё может чувствовать? Будто всё это место давно въелось в разум. И нет нужды сбегать. Губы трогает улыбка, но внутри пустота. Словно всё это будет вечностью. Джаред смотрит на него, а в глазах темнота. Почему-то грустно внутри. Странно это, ведь он пришёл его спасти. — Не делай этого, — всё внутри сжимается, но Джейк говорит, — губы. Ты же обещал мне за собой следить. Джей проводит языком по обветренным, потрескавшимся губам. Внутри от чего-то грустно. Джей садится перед ним, убирая примёрзшие волосы за ухо. — Снег идёт? — в его голосе Джаред чувствует удивление. Но говорить не хочется. И они молчат, смотря друг на друга. Ему кажется, что он видит их со стороны. И от этого становится тепло. Он пришёл его спасти. Волосы на голове Джейка заметно отросли. Ёжик, привычный Дину Винчестеру, преобразился в настоящую шевелюру, с отросшей чёлкой, свисающей на одну сторону, столько времени прошло. Он не знает что ему сказать. Губы трогает улыбка. — Ты выглядишь счастливо. На его слова Джей кивает, но на языке не крутится ответ. И он просто слушает его голос. Слегка грубоватый, но кажущийся ему мягким, цепляющим малейшие детали. Его щёки всё ещё розовые от прилившей крови. Он так спокоен, что хочется молчать, но он нарушает тишину: — Чего ты хочешь, когда выберешься? Голос кажется тихим, будто они говорили о чём-то интимном, и Джейк отвечает почти сразу: — Обычных вещей. Разговор не клеится, но это и не важно. Джей продолжает говорить. Думать о чём-то другом нет смысла. — Тогда сходим в парк, когда тебя освободят. Съедим по вафле. В рождественское время людей там будет немного, к святкам откроется ярмарка. А ещё мы можем- — Меня не выпустят, пока ты ко мне приходишь, — Джейк улыбается тому, как Джей описывал все эти вещи, будто стараясь передать ему каждое их ощущение. Пропитать его своим счастьем, чувством нетерпения. Ему кажется, он слишком привязался к нему за столь короткий срок. Джей кажется ему вырванным из другой картины в этой обстановке. Не спасённая душа. Словно лишняя в этой обители света. — Джейк, я вытащу тебя отсюда. Пойдём со мной, — голос кажется ему неестественно счастливым. Ведь осталось совсем чуть-чуть. Но Джейк только улыбается, смотря на него. Джей так счастлив, странно это говорить. — Так будет лучше. Длинные волосы выбиваются и щекочут ему щёки. Но ничего не меняется. Внутри так же тепло, как от прикосновения рук до холодной кожи. Пальцы немеют, а дышать больно. Джей смотрит прямо на него, но вокруг только темнота. Кричать не хочется, он так спокоен. — Ты нужен мне. Джей думает, только Джейк способен говорить ему это с такой интонацией. Правильность — от этого всё должно болеть, точно ощущения от швов, оплетающих его органы. Но внутри почему-то пусто. Будто он наконец свободен. Не спасённая, лишняя здесь душа. Рай — не место для живых. — Так почему? Голос дрожит, но говорить не хочется. Будто он уже это знал. Губы трогает улыбка. Белый снег всегда приносит облегчение и он так спокоен. — Тебе придётся ждать. Горечь не накрывает с головой. Будто всё это было слишком привычно и просто. И он просто будет ждать. Столько всего было сделано зря. Но всё это неважно. — Тогда сходим в парк, когда тебя освободят. Говорить не хочется. Внутри так спокойно, но глаза обжигает воздухом. Ему кажется, он дрожит. Но почему-то улыбка не сходит с его лица. Он знает, что счастлив. — Я хочу чувствовать твой пульс. Просьба Джейка кажется неуместной, но он поднимается с места, медленно опускаясь на колени. Ощущение покоя со вкусом потерь. Руки Джейка не обжигают, они такие же холодные, как и его кожа. Скользкие, мягкие прикосновения. Будто змея на шее. Только сейчас он чувствует слёзы. Они едва подступают к горлу, но улыбка не спадает с губ. Волосы щекочут кожу. Столько всего сделано зря, но это и не важно. Он не придёт больше сюда. Быстрый, частый пульс, ударяющаяся сквозь кожу кровь. Странно, что он ещё жив. Это чувство внутри схоже с болью. Он сидит перед металлическим стулом. В комнате только двое, но он не может распустить оков. Словно и не хочет этого делать. Он пришёл его спасти. Джей опускается щекой ему на колени. Отросшие волосы разметались по его бёдрам, создавая резкий контраст тёмных прядей и белизны ткани. Он не слышит, как ангелы кричат. Нет больше живых в Раю. И ему совсем не жаль. Ощущение, что его услышали. Но сказать нечего. Достучавшись до небес, нет смысла бежать. Эти стены так привычны, словно он и не уходил отсюда, раз за разом покидая это место. Он на мгновение закрывает глаза, пока тёплые слёзы продолжают течь по его щекам. Хочется уснуть так, лёжа на чужих руках. В глазах темнеет, и ему кажется, можно достучаться до небес. Остаётся только ждать. Уже темнеет, кругом сплошной мрак. И как будто все вокруг кричат: — Ты уже на небесах.