Любимец своих маньяков

Иногда, кажется, что все трагедии случаются по осени. Когда природа, вдарив краской в последний раз, рассыпается на глазах, оставляя после себя лишь гниющие листья и голые ветви. Тогда погодные условия, словно сборище достоверных провидцев расписывают календарь дождей и заморозков на особо мрачные и серые деньки. Чтобы каждый страдалец, глядя в окно, мог вдоволь насладиться драматичным этюдом собственной жизни, увядая, как иссохшие листья, омываемые всё более холодной дождевой водой. Есть же устоявшаяся традиция, что именно осень — время для несчастий. Прямо красная дорожка для того, чтобы каждому человеку сойти с ума на неопределённый срок. Пора излюбленная писателями, художниками и пациентами с депрессией третьей степени. Яркая, пылающая рыжим цветом, но, в то же время, предвестница дождей, сырости и серости. А, возможно, это лишь не менее мрачные мысли, что так и норовят залезть в голову. Несмотря на начало декабря, белые тучи, застилающие небо, не приносили с собой и горсточки снега. Хотя, по правде, это не редкое явление в больших городах. Созерцая давно не меняющиеся городские пейзажи, Дэннил никак не могла подгадать момент для того, чтобы выпить чашку чёрного чая. Он был то слишком горячим, в следствии чего она подолгу сидела в ожидании на диване лицом к панорамному окну, совершенно забывая про него, из-за чего он становился совсем холодным, покрытый плёнкой, и ей приходилось кипятить воду, чтобы подливать в чашку кипяток. И вот, снова случилось то же самое: отпив немного холодного чая, чувствуя губами чуть ли не иней, она оставляет чашку, со вздохом подпирая голову рукой. Она моргает редко, словно сонливо стараясь разлепить глаза. В них белой дымкой отражается та серость, за которой она наблюдает, будто из аквариума. Словно выйдя из транса, она осматривает комнату позади себя. По совету Мистера Блэка Дэннил пыталась «освежить жизнь» уже на протяжении недели. Она не стала переезжать к маме, хотя бы потому, что, чтобы попасть на сеансы к психотерапевту, ей бы пришлось пересекать несколько штатов каждую неделю, да и просто не хотела, чтобы родители видели её в таком состоянии. И поэтому она решила убрать всё, что напоминало бы о Дженсене Эклзе. Разумеется, сложно забыть человека, когда живёшь в его собственном пентхаусе, но она постарается не обращать на это внимание. Первым в ход пошли все подарки, которые он ей когда-либо дарил, и все эти романтичные статуэтки на годовщины. Затем рамки с фотографиями, именные чашки, а в последствии и вся та лабуда, которую Дженсен приносил в дом, на вроде сервиза с принцессами, топора, который нельзя было достать из камня, плакатов с его любимыми музыкальными исполнителями, коллекция разноцветных колб для кальяна, пледа с единорогами и тому подобного. Этому списку диковинок, а по простому — дешёвой фигни и ненужного хлама, не было конца. Она вынесла во вторую спальню все коробки с его вещами, хоть ей и казалось, что над инквизицией квартиры нужно было ещё поработать. Из-за этого все помещения заметно обеднели. Будь она заинтересована в том, чтобы ходить по магазинам или исследовать сайты с домашним декором, Дэннил бы с лёгкостью исправила проблему дизайна, но её устраивала та блёклая картина, которая теперь её окружала. Подобрав ноги, она накрыла себя пледом. Первые недели Дэн стремилась выполнять все советы Блэка: проводить больше времени в кругу семьи, часто бывать в людных местах, чтобы не оставаться наедине с собственными мыслями, но ей это не помогала. Будто незваный гость на вечеринке, она лишь смотрела за мелькающими вокруг людьми, не обращая внимания на шум и улыбки. Она была плохой актрисой, чтобы всё время улыбаться, заводить друзей и блистать перед камерами, пока внутри неё будет лишь гнетущая пустота. Нет, это больше не ненависть, но также и не печаль. Просто осознание того, что эту пустоту она ничем не сможет заполнить. И обманывать себя, пытаться стать лучше для всех и самой себя, просто бессмысленно. Какой в этом толк, если ей это ничем не поможет. Бывает, встаёшь утром, думаешь, чем бы заняться, а ничего в голову и не лезет. Будто пустота поедала не только её чувства, но и мысли. И она день за днём сидит перед окном, наблюдая за однообразными городскими пейзажами, лишь изредка разбавляя свою жизнь холодной чашкой кофе или чая. Она думает, что ей стоило бы найти для себя хобби. Такое чувство, что вся её жизнь в какой-то момент просто потеряла смысл — а думать об этом было ещё противнее — никогда его не имела. Словно когда что-то одно значит всё — остальное уходит на второй план, растворяясь в нём призрачным белым дымом сигарет, запах которых ещё недолго держится в воздухе. Нет, она не курила, хотя, даже это увлечение пошло бы ей на пользу, чтобы хоть как-то отвлечься от бессмысленности всего происходящего. Иногда в голову закрадывалась идея, что те таблетки, что она принимает, убивают в ней не только разочарование и боль, но и всё остальное. Но это неважно. И она откидывает голову, подкладывая под неё подушку. Кажется, именно это Блэк и имел ввиду. Мысли, сомнения… Но сейчас она не обращает на них внимания. В глухой тишине раздаётся дверной звонок, но Дэн не реагирует. Ей не в первый раз мерещится что-то в тишине пустых комнат или же в её пустой голове. Но невольно задумывается, как тихо здесь было до этого. Как давно она делала что-то под музыку? Или же слышала чей-то посторонний голос? Но долгий, задевающий ушные перепонки звон повторился, а затем последовал стук. Осознание реальности доходит с опозданием. Дэн медленно моргает, решая, стоит ли ей вообще двигаться со своего места, но всё же встаёт. Она поворачивает ключ в замке, внутри что-то щёлкает, но рука не ложится на дверную ручку, хотя особой надобности в этом и нет — дверь открывают снаружи. Чёрные лакированные сапоги с острым носком и слоем городской пыли — первое, что попадается на глаза. Но ей приходится поднять взгляд, чтобы удостовериться в их предположительном обладателе. — Женевьев, — озвучивает свои мысли Дэннил тихим и заунывным голосом. Конечно, это её единственная знакомая, которая носит именно эту пару обуви. — Ты дома, отлично, — меланхолично произнесла гостья, проходя в дом и снимая промокшее в плечах пальто. Дэннил ещё пару секунд смотрела в пустой дверной проем, прежде чем закрыть её и провернуть замок. Шелест одежды за её спиной сильно отличается от тех звуков, к которым она привыкла за последнее время. — У тебя есть план? Ты в процессе? — разбувшись, она проследовала в гостиную. Женевьев не раз была в этом доме, поэтому с ореинтировкой проблем не нашлось, — перестановка? Оно и к лучшему, Дэн, всё правильно. Дэннил прошла за ней, кутаясь в плед, словно в комнате открыли окно и осенний ветер наконец проник в её обитель. Она осмотрела пустые стены, зябко выдыхая. — М-м? — она не то, что бы поняла, даже не хотела понимать, о чем её спрашивают. Чтобы понимать, недостаточно слушать, надо ещё и слышать. А это для неё уже чересчур. Поэтому она сейчас отгородилась от всего, что могло бы принести ей лишние раздумья: выключила всю технику, сократила общение до минимума, абстрагировалась от новостей. Её пугает её состояние, но она чувствует себя спокойней, пока она в своем личном коконе тишины и неведения. — Дэннил, мы такие молодцы, что держимся, — она положила руку на плечо подруге. Из-за этого Дэннил дёрнулась и уставилась на неё, будто это не часть тела, а раскалённая кочерга. Этим Жен вторглась в её пространство и спокойствие начало медленно просачиваться через образовавшуюся брешь. Где-то на самых краях её сознания она понимает, что испугалась, но в этом состоянии она не может по-настоящему испугаться. — Это надо обсуждать никак не в таком состоянии. И Дэннил согласна с ней, пока та не достаёт из сумки большую бутылку красного вина. Алкоголь — именно то, что ей сейчас не надо. Она не знает, как именно он подействует на неё, но её отсутствие мыслей будет нарушено и это то, чего она боится. Ещё есть курс антидепрессантов, который она слишком долго держит, чтобы сейчас нарушить. — Чёртова цепная реакция сумасшествия, я бы и не поверила, что так может случится, если бы оно, мать его, не случилось, — капризным тоном начала Женевьев, беря из серванта бокалы. Она смотрит на них долю секунды, снова чертыхаясь, — дьявол, надо было две бутылки брать, обошлись бы без этого. Она со звяканьем стекла поставила бокалы на столик у дивана, возвращаясь на кухню за бутылкой и Дэннил. Подхватив её под руку, она упорхнула в зал и усадила в давно неиспользуемое кресло. Сама села напротив и подобрала ноги под себя, с дымком вынимая пробку. — Мне вот интересно, этот порочный круг начал Дженсен, или кому-то отшибло мозг перед ним? Я не понимаю, как это могло произойти, — акцентируя внимание на вопросительных словах, Женевьев отпила с горла и, нахмурившись, приняла изучать состав. Это не помешало ей продолжить изъяснять своё недовольство: — Словно слон в этой комнате… — она со вздохом опустила бутылку, разливая содержимое по стаканам и протягивая один Дэннил. — Он испортил жизнь и себе, и нам. Он же понимал, что больше не безопасен для общества, почему он не мог просто самоизолироваться? Было бы минимум урона, — рьяно жестикулируя, она чуть не пролила вино на диван, — я чувствую себя героиней ситкома, где надо мной смеются каждые две минуты, — она всхлипнула, прижимая пальчик к носу и подавляя желание расплакаться. — Может ты преувеличиваешь? —Дэннил покачала в руке бокал, держа пальчиками его за края. Она поднесла его к лицу, слабо втянув запах, и опустила обратно. Даже желания пить не появилось. — Он сам испортил себе будущее и настоящее, потянул за этим тебя, потом Джея, а он меня. Это цепь страданий, которая порвёт и уничтожит нас, если её не оборвать. А обрывать надо прямо после Дженсена, от него идёт всё это… — она не закончила предложение, залпом опрокидывая в себя бокал и сразу потянувшись к бутылке, что бы налить заново, но продолжила мысль, жестикулируя, — посмотри на себя. Где вся твоя жизнь? Она в прошлом. Всё в прошлом, а сейчас ты живёшь в пустом доме со своими мыслями, накручивает себя и вспоминаешь былые деньки. Всё ещё считаешь, что я преувеличиваю? Дэннил, эти мужики того не стоят. Я не позволю им сосать друг у друга, — она прижала к губам палец, икнув, — души. А потом и из нас. Они же энергетические вампиры, затягивают нас на дно за собой. В голубую лагуну страданий и мозгоправов. — Жен, это всё… — Дэннил покачала головой, хмурясь и прикрывая глаза. У неё начинает болеть голова и она совсем не хочет об этом всём говорить, она всего лишь хотела спокойствия. Уединения. Женевьев выждала пару секунд в ожидании продолжения, но больше Дэн ничего не собиралась говорить и монотонно покачивала бокал, приводя жидкость внутри в небольшие волны. — Джаред, возможно, изначально и хотел помочь, но вот ничего из этого не вышло. Он довёл себя до ручки и сейчас почти живёт на приёмах у Дженсена и ангелов-демонов в его голове. Почему бы ему просто не поселиться в этой психушке? Там самое место для них двоих. Она отложила пустой бокал на подушку рядом с собой, на этот раз выпивая с самого горла. Эмоции переполняют её и она помогает им всплывать выпивкой. Именно так она чувствует, так правильно. Избавиться. Не держать в себе. Выплеснуть из себя ту боль и накопившуюся злость. Виноват только Дженс, но Джаред добровольно вступил в ряды сумасшедших, что бы втянуть и её. — Я не дам каким-то психам, помешанным друг на друге, портить жизни других людей, никак с этим всем несвязанных. Дэннил устало вздохнула, отставляя так и не надпитый бокал на стол. Всё это начало её раздражать, а она так привыкла ничего не чувствовать. Возможно, сейчас в ней нет и капли раздраженности, но тогда это фантомное ощущение. В любом случае, оно такое лишнее, такое неправильное. — Но он ведь не хотел этого, — подняв взгляд, Дэн продолжила говорить тихим, нечётким голосом, — он не знал, что всё так будет. — Когда ты сходишь с ума, ты понимаешь, чем это обернётся. — Больной человек не признает, что болен. — Дэннил! — возмущённо воскликнула Жен, вскидывая бровки. Но, немного помолчав, она понимающе кивнула, — это уже и на тебя действует. Дэннил откинула голову на спинку кресла, прикрыв глаза. Она не согласна с подругой, но возражать сил просто не осталось. Их и не было, она сама удивлена, почему говорила так долго. Дэн без понятия о чём с ней говорить, донести до Женевьев что-то, имеющее смысл, просто не представляет возможности. У неё создавалось впечатление, что она говорит с собой прошлой. Обиженной. Тонущей в злости, упивающейся своей ненавистью ко всем. Женевьев ослеплена чувствами, стараясь избавиться от них, но напрасно. Всё, что она делает — бессмысленно, и Дэн говорит это прежде, чем осознать происходящее. — Не плети чушь, — Жен на мгновение замолкает, прерывая себя бутылкой, — ещё не всё кануло в небытие. Иногда, когда Жен выпивала, её тянуло на философские размышления. Ну, а что они могут? Дэннил с разочарованием смотрит на подругу. Блэк бы посоветовал зацепиться за неё, проводить с ней больше времени, но она для неё слишком яркая. Свою порцию разочарования приносит то, что та, на которую она сейчас смотрит прямо сейчас, находится в свободном падении, приземление от которого вышибет из неё всё, что у неё осталось. Будто отсроченная смерть от яда, который уже в крови. Распалённая обидой злость. Несправедливость от случившегося. Дэн не может ей помочь, но ей хотелось бы, наверное. А, возможно, стоит отпустить все отголоски своей прошлой жизни? Она сжимает губы, кусая их. Нет, так нельзя… Женевьев её подруга. Она не бесчувственная оболочка. Не пустой бокал, в котором остались лишь осадок красного вина. Дэннил судорожно выдыхает, решаясь на вопрос: — Вы расстались? Ей показалось, она говорит недостаточно громко, так как на её слова Женевьев лишь поджала губы, отпив от зелёной бутылки. Она дышит судорожно, еле глотая содержимое своего рта, будто держась до последнего, чтобы не разрыдаться. Вздохнув, Дэннил наклонилась вперед и, перегнувшись через стол, протянула руку. Женевьев недолго косилась на неё, прежде чем дать волю эмоциям. Она склонилась над столом, заходясь в рыданиях и взявшись за предложенную руку. Она уцепилась за неё, как за последний выступ скал, между которыми она летела. А дальше пустота и ни единого шанса удержаться — попросту не за что. Там не будет ничего, на то она и пустота, поглощает всё. Ты теряешься в ней настолько, что забываешься, она высасывает из тебя всё, до последней капли. И, даже при всём этом, в ней ничего нет. — Пожалуйста, Жен, в этом нет ничего такого, — она положила вторую руку на голову подруге, зарывшись кончиками пальцев в прядки иссохших волос, — отпусти его, тебе станет легче. — Он бросил меня, бросил всё, — выдавила из себя Жен дрожащим голосом, — променял на психа, запертого в камере. Он даже не подумал о том, что будет с теми, частью чьих жизней он был! Дэн громко. Плачь сильно режет по ушам, а всё из-за того, что она привыкла к тишине и лёгкому гудению в голове от этой самой тишины. Но она не может оттолкнуть её, она поможет ей взобраться обратно на скалу. Поможет выбраться из пропасти, ведь ещё не все потеряно. — Женевьев, я с тобой, — она стала приглаживать ей волосы на одну сторону, вспомнив, что такого рода тактильность является успокаивающей и сближающей, — не пытайся решить всё сама. Просить помощи — это не плохо. Мы переживём это вместе и это прошлое останется лишь в воспоминаниях. Женевьев, отпусти его. Отпусти и тебе сразу станет легче. Ей невыносимо тяжело даются эти слова. Нет, это вовсе не то, что она говорит. То, что она в принципе говорит. Произносит. У неё совсем нет сил, даже сидит она, опираясь локтями о стол, а глаза сами по себе закрываются. Веки такие тяжёлые, что держать их открытыми она вот-вот не сможет. Они и раньше были не легче, но она могла этого не замечать, не чувствовать. В её голове не было мыслей и звуков, а сейчас она в самом эпицентре. Всё вокруг кружится, и она почти взлетает, чтобы завертеться и быть разорванной беспощадным торнадо. Но, пока её ноги касаются земли, а глаза открыты, она не поддастся потоку. Она просто не может поступить иначе. Кажется, именно это зовётся женской дружбой, солидарностью. Но ведь Женевьев ещё не совершила непоправимых ошибок, она просто была расстроенна. Она устала… Ей нужна помощь. Дэннил подсаживается к ней, успокаивая, обнимая её за плечи. Её кожа такая горячая, и вообще, вся она словно поток горечи и вспышек. Такая яркая, что эмоции задевают Дэн за живо или, вернее, за мёртвое, распаляя заново. Какого чёрта? Ведь они всё ещё друзья. И почему сама она не пришла к подруге за помощью? Она наблюдает за тем, как Женевьев прикладывается в бутылке, обжигая горло алкоголем и обливаясь слезами, из-за которых по её щекам потекла туш. Закусывая нижнюю губу, Дэн тяжко вздыхает, гладя её по спине, почти физически ощущая, как где-то внутри, сквозь забитую ватой и таблетками пустоту, в ней загорается сочувствие, будто кто-то снова повернул ключ зажигания, пуская искру на складе с горючим. Она убирает волосы с лица, заправляя их за уши и готовясь слушать жалобы подруги, всячески поддерживать её, стараясь разобрать слова в слезах и всхлипах, но, взглянув на Жен ещё раз, её губы непроизвольно поджимаются, а внутри начинает жечь. Дэннил крепко сжимает её в объятиях, ощущая как та дрожит. — Все мужики козлы.