Любимец своих маньяков

Шелест перелистываемых страниц, скрип ручки о бумагу. И снег, беззвучно падающий по ту сторону толстого стекла. Джейк медленно моргает, смотря через него на дневной свет. Как же давно он его не видел. Такой холодный, но такой живой, не похожий на свет ламп. Снег. Последним, что отложилось в памяти Джейка, были зелёная трава и густые кроны деревьев над головой. И такой же слепящий дневной свет. Так давно, что, кажется, он впервые видит его. И всё это заставляет усомниться в том, было ли что-то до этого момента. Была ли у него жизнь или и она, словно ложные галлюцинации, лишь туманила разум. Он медленно опустил глаза на свои руки, попутно скользя взглядом по книжным полкам, стенам, всему, что имеет хоть какой-то цвет. Так долго он не мог отличить их, словно всё вокруг него всегда было бесцветным, не имеющим никакой важности. Ни цветов, ни вкусов, запахов, чувств. Ничего, что отличило бы всю эту серость, пятном стоящую перед глазами. Очень странно видеть, замечать всё это. Будто вместо того, чтобы посмотреть старый серый фильм, он вдруг поставил кассету, не понимая, как картинка может быть такой яркой, насыщенной. Каким-то неправильным это кажется, непривычным, чужим. Чувство, будто он потерял что-то важное. Он смотрит на свои руки и ему кажется, будто и он сам стал блёклым, выгоревшим листом из газеты, с побелевшей кожей, от чего выступающие вены видно так хорошо. Обломанные ногти, сухая, отслаивающаяся кожа. Сильнее всего глаза цепляются за потемневшие шрамы. Гладкие, изрезанные цепями и натёртые ремнями запястья — кожа на них шелушится особенно сильно, отчего на ней остаются мелкие раны и присохшая кровь. Покрасневшая, разодранная кожа, словно обожженная азотом. Несколько тёмных шрамов от игл. Он даже может их посчитать, так хорошо их видно на белой коже, словно на чистом листе. Джейк проводит пальцем по трескающей коже, ощущение от которой сравнимо с поверхностью древесной коры. Жёсткой, шершавой. На руках ощущается чрезмерная лёгкость, после долгого времени проведённого в своеобразных кандалах. Это так непривычно ему, что хочется снова и снова трогать следы от ремня, врезавшегося в кожу. Почему-то, это успокаивает. Неровные края, рваные линии. — Джейк. Он поднимает голову. Вопреки своему невероятно занимательному делу, голос прозвучал ясно и чётко, а вовсе не через дымку какого-то там густого тумана. Осмотрев своего лечащего врача, он опустил руки, пребывая в молчаливом ожидании, будто ему кто-то должен помочь или сказать, что ему делать. Осмотрев его, Блэк смягчился: — Это же ваше имя? — он оторвался от отчёта, пристально смотря на своего пациента. Несмотря на отсутствие сдерживающих цепей и смирительной рубашки он не проявлял желания мстительной резни, а просто сидел, без каких либо намёков на нервный тик. Вероятно, это удивляло их обоих. Более того, Джейк вызывал особую жалость, словно потерявшийся ребёнок. На его слова Джейк слабо кивнул, проведя языком по пересохшим губам. Ему нужно сосредоточиться, но в такой огромный перерыв между общением слово к слову не клеится. Блэк отложил ручку, сняв очки в тонкой металлической оправе, так как за сотню бессонных ночей зрение стало подводить. — Как вы себя чувствуете? Есть какие-то жалобы? Джейк немного помолчал, отрицательно мотнув головой. — Нет… холодно просто, — прозвучало громко, но как-то нечётко, словно у него ломается голос. — Странно, не должно быть проблем с отоплением. Я попрошу это исправить, — Блэк продолжил неотрывно смотреть на своего пациента. Последний продолжал молчать. Скорее ожидая возвращения в комнату, решающего вердикта или ещё чего-то подобного. Убрав со щеки выпавшую ресницу, Блэк опустил взгляд в историю болезни. В графе применяемых к лечению методов значатся медикаментозная терапия, включающая в себя курс успокоительных и витамин, несколько индивидуальных терапий, гипнотерапии, и на этом список скончался. На самом деле, сложно было придумать что-то ещё. В подобных ситуациях психотерапевты всегда советуют найти причину раскола или же найти гармонию между личностями. Однако, попытки установить контакт с личностями не особо увенчались успехом. Ощущение, будто что-то стопорит саму эту возможность. Да и сами личности не отличаются особой доброжелательностью. Каждая из них почему-то чересчур самостоятельна, он просто не видит того, что их могло бы связывать. Что-то общее, чего недоставало самому Дженсену. Блэк вздохнул, протерев лицо. — Прошло достаточно времени, чтобы оценить твоё психическое состояние. Но вряд ли тесты нам помогут. В твоём состоянии. Чтобы оценить стиль поведения твоей личностной натуры, хорошо бы определить степень её стабильности. Думаю, нужно отталкиваться от темы нарушения личности. Голова Джейка как-то слабо соображает, что заставляет две его составляющие бороться друг с другом: уверить Блэка в стабильности своей личности и способностях взаимодействовать с обществом или же узнать, кто он на самом деле. — Вы помните, как пахнут цветы? — Джейк поднял взгляд к врачу, задумчиво прищурившись, — скажем, ромашки. — Я не силён в описаниях, — после недолгой паузы ответил Блэк, настороженно выпрямившись и повернувшись всем корпусом к собеседнику. — Жаль, — повел плечом Джейк. Блэк склонил голову к правому плечу, опуская свои записи к краю стола: — У меня ромашка ассоциируется с народной медициной, — не прерывая зрительного контакта, он склонил голову в другую сторону, — ромашковый чай слегка горчит, колючие крупинки всегда выскальзывают через ситечко и из-за них чешутся нёбо и горло. Джейк задумчиво прикусил кожицу со внутренней стороны губы, отрывая. Он действительно не помнит, каковы на вкус ромашки, и от этого даже как-то обидно, будто он теряет что-то важное в жизни, не узнав этого. Как зудящая навязчивая идея. Когда Джейк уже собрался ответить, Блэк его перебил: — Нет, мы сделаем иначе, — он открыл блокнот, перелистывая страницы, почти сразу закрыв его и скрестив руки на столе. Сам Джейк даже внимания не обратил на его действия. Блэк прервал не только его, но и само желание что-либо делать. Да и в принципе, его как-то не очень интересовали ни детали его-не-его проблем, ни какие-то терапии, оценивающие его состояние. — Проведём групповую терапию, — словно сам себе, подвёл заключительную черту Блэк. Джейк медленно моргнул. — Групповую? — вопрос прозвучал с каким-то натянутым скептицизмом. По мнению Джейка, методы его врача какие-то уж слишком экстраординарные. Несомненно, остроумными, однако, сложно было найти связь между ними и планом лечения. Это больше похоже на хаотичные тычки иглы в попытке найти нужную вену, чем какие-то спланированные действия. Как то уж слишком непредсказуемо и никак не связано в общую систему. Как вообще групповая терапия может помочь ему в его состоянии? Насколько он знает, чтобы оценить стабильность личности, нужно провести психоанализ, используя пятна Роршаха, какие-то логические загадки, психологические тесты и цветовые терапии. Разумеется, он бы смог обойти большинство тестов. На самом деле, это довольно просто, если знать, к чему какой-то определённый ответ может привести. Да, ладно ещё парочка индивидуальных терапий, но групповая? Что вообще у Блэка в голове? Философские рассуждения и жёсткая потребность прославиться за счёт исследований? Под долгим немигающим взглядом Джейка Блэк возвёл глаза к высшим силам, с просьбой разъяснить ему врачебные мотивы. — С момента твоей последней замеченной вспышки агрессии в виде психологических и физических угроз прошло ровно два месяца, так чточ я имею право выписать тебя досрочно, записав тебя на попечительство опекуна, которого я подберу самостоятельно по определённым критериям. Но я не могу отпустить тебя, предварительно не удостоверившись в твоей возможности к безвредным социальным контактам. Поговорить тебе будет полезно после долгого перерыва в общении, так же, я смогу оценить твоё психическое состояние. Наконец шестерёнки в голове Джейка стали поскрипывать. Что-то он совсем заржавел. С такой стороны доводы врача кажутся вполне логичными и сделанными на холодную голову. Наконец, он подобрался к следующему этапу своего плана, точнее, последнему. Он расслабленно откинулся на спинку кресла, размышляя над тем, что ему сейчас мешает воткнуть шариковую ручку Блэку в глотку, забрать нужные бумаги и выписать себя лично. Блэк несколько минут созерцал своего пациента. Говоря прямо, он выглядит плохо. Запущенно, так сказать. Волосы отрасли так, что чёлка падает на глаза. Они были жёсткими, вероятно, из-за того, что их мыли редко и исключительно местным моющим средством. На лице теперь постоянно красовалась недельная щетина, так как, вместо того, чтобы привести себя в порядок, Джейк мог просто постоять под проточной водой или и вовсе отказаться идти в ванную комнату под наблюдением санитаров. Жёлтая, со спадающим загаром кожа была сухой, местами раздражённой из-за отсутствия тщательного ухода. К тому же, он явно потерял значительную массу тела, так как рубашка стала висеть на плечах. Воспалённые красные глаза и тени под ними кажутся почти фиолетовыми, как и все шрамы, что на такой коже выглядят нездорово. А ядерная зелень глаз придает ему вид явно психически больного. Но есть кое-что и похуже внешнего вида. Блэк наблюдал за этим постоянно, так часто, что перестал предавать этому значение. И, действительно, что может менять людей сильнее, чем отсутсвие их прежней жизни? Это касалось не только Джейка, Дженсена, но и всех существующих людей. И виной перемен было именно это место. Почему-то, перед дверьми психиатрической, да и самой обычной клиники, внутри пробуждается патологический страх. Во время нахождения в подобных стенах, сколь сильно бы они не ждали своей выписки, создаётся впечатление, словно кусок их жизни просто выпадает. Живя в белой комнате больше недели, перестаёшь узнавать лица врачей и других пациентов. Говоря по личному опыту, Блэк и сам редко смотрит подчинённым в лицо, а взгляд сразу цепляется за именной бейджик. Заместо лиц, он предпочитет отчёты, бумаги, цифровые документы, насколько бы сильно он не хотел помогать людям. Они менялись так часто, что переставали иметь ценность, казались однообразными, одинаково усталыми, несчастными. И с этим ничего нельзя было поделать. Проводя здесь большую половину дня, начинаешь терять счёт времени, а с этим и реагировать на темнеющее небо за окном. Кофе, белизна потолков и стен, скрип ручки по бумаге и пациенты, коллеги, люди, люди, люди… Что, как и он, просто застряли здесь, не придавая особого смысла мелькающим лицам. И его жизнь делится на две части: в больнице и до неё. А что же случается с теми, кто живёт здесь круглосуточно? Что бывает с теми, у кого выпадает не неделя, а чуть ли не вся их жизнь? Словно они никогда и не жили. Выйдя из больницы, они не смогут адаптироваться, не смогут говорить, не смогут создать всё заново, построить для себя идеальный мир. Большинство, проведя здесь достаточное количество времени, остаются. Они не знают, что им делать на «свободе». Они не знают, как им жить. У них нет ни целей, ни прежних семей или знакомых. И всё начинает казаться притворным, не имеющим ни малейшего смысла. И потому так просто нарушать закон и не обращать внимание на общество. Они просто не чувствуют, что живут. Но здесь… Ох, это нужно видеть своими глазами. Гуляя по здешним коридорам, создаётся впечатление, что все люди здесь наполовину мертвы. Словно между этим миром и миром живых существует огромная пропасть. Страшно наблюдать за тем, как искра в глазах тухнет. Блэк следит за взглядом Джейка, который устремлён в окно, но в нём нет ни восторга, ни удивления. Стеклянные глаза, будто у красивой поломанной куклы, которую он пытается починить. Он проводит языком по сухим губам, прочищая горло: — У тебя есть какие-то возражения, Джейк? Джейк снова переводит на него взгляд, отрывая его от красивых кружащихся снежинок и вспоминая последнюю тему разговора. — Нет. Пожав плечами, врач поднимается с места. — Пойдём, твоя терапия назначена на сейчас. Мне же не нужно прибегать к мерам предосторожности в виде цепей, Джейк? — это скорее предупреждение, но Блэк не видит в этом нужды. Джейк ничего не отвечает, покидая кресло и следуя за своим психотерапевтом. Белизна коридора ослепляет ещё сильнее, чем свет за окном, пока они идут мимо множества дверей. Он осматривается, следя за каждым движением врача и словно стараясь предугадать его действия. Они останавливаются перед большим залом, из которого доносятся негромкие разговоры и смех. При взгляде на присутствующих, внутри Джейка что-то болезненно дёрнулось, непойми от чего. Нет, не от страха и не от жалости. Как будто от понимания всех, кого он видел. Всех, кого он не знал, но почему-то понимал их. Даже тех, кто был повёрнут к нему спиной. Помещение чем-то напоминает комнату для детишек до пяти, которых не с кем оставить дома, ведь родители на работе, вот и приходится отдавать тех, кого породили, в группы с такими же неполноценными. Ведь, это единственный способ отдохнуть. Несмотря на белые стены, комната кажется тёплой. По осеннему тёплой, как слетевший с верхушки клёна пожелтевший лист. Сжавшийся, иссохший, он будет лететь, повинуясь ветру, пока однажды не рассыпится, не искрошится в сухую коричневую пыль. Окна завершены полу-прозрачными занавесками, стараясь хоть как-то скрыть решётки по ту сторону стекла. Деревянные карнизы с колечками, цветные карандаши на столе слева, маленькие книжечки, которыми напичканы шкафы, всё это навевает некое тепло. Не хватает зелёных табуретов и пения птиц для полноты картины. А ещё всё портят люди. Атмосферу разбивает шелест, перешептывания, заунылое мычание и шаркающие шаги. Они создают слишком много шума. Лишних звуков. От них сразу начинает болеть голова и словно температура поднимается, а всё по одной единственной причине. Эта небрежная картина снова напоминала ему момент, когда детей отдают в детсад. Он с неким недоумением смотрит на всё это, не понимая, зачем он здесь, и одновременно понимая, зачем здесь остальные. Когда взрослые и персонал как безликие манекены, на которых ты даже не можешь посмотреть. Но всё это завораживает, как носящиеся по дому братья и сёстры в Рождественскую ночь. Джейк не спешит проходить вглубь и смотрит на них, как будто стараясь обезопасить себя от чего-то. Нерешительно, как неловко стоящий в углу ребёнок. Блэк слегка подталкивает его, заходя первым и проходя мимо белых, повсюду расставленных столов. За ними сидят пациенты в белых платьях. Кто-то переставляет несколько шахмат по доске, другие рисуют по бумаге неровные, косые линии, но остальные просто сидят, смотря прямо перед собой, так сосредоточенно, что, кажется, что-то слушают от своего призрачного собеседника. Здесь несколько больших окон, что выходят на задний двор, весь в снегу, такой белый, что изображение будто стало продолжением стен. В воздухе стоит гомон, образованный обычными вещами, такими, как: шорох перелистываемых листов старых газет, грохотом от разрушенной башни из кубиков, визгом пациента, у кого эта башня и разрушилась, скрип обуви, скрежет стульев по полу. Мимо Джейка пронёсся парень, кружившийся в неуклюжем вальсе со стулом. Казалось, ему было всего семнадцать. Счастливый, с улыбкой до ушей, он старался огибать столы и остальных больных. Женщина с немытой головой что-то бормотала себе под нос, раскачиваясь из стороны в сторону. Счастливые, живущие в своём маленьком мирке, не понимающие происходящего. Смотря на них, на душе становилось легко, безразлично на всё вокруг и, почему-то, грустно. Тянуще внутри, как будто что-то в них цепляет Джейка, но невозможно понять, что именно. Блэк остановился, одёрнув одного из пациентов, который, закончив разрисовывать стопку листов, уже хотел приняться за белые обои. — Карл, так нельзя, мы же это обсуждали, — Блэк шлёпнул его по руке, на что тот сел обратно за стол, низко опустив голову и кусая карандаш. Джейк со смешанными чувствами проследил за этим. — Шумно здесь как-то… Это было столь непривычно, что хотелось немедленно уйти. Да и как вообще Блэк намеревался провести психотерапию в этом балагане? — Это отделение мирных пациентов, они полностью безобидны, но пережили тяжёлую травму, будь к ним помягче, — врач улыбнулся, остановив за локоть кружащегося парня, который чуть не свалился с ног. Осмотревшись и заметив перед собой Джейка, он широко улыбнулся с ямочками на щеках. Светлые русые волосы и молочная кожа, он выглядит здоровым, даже счастливым, Джейк сказал бы, чрезмерно счастливым. — Познакомься, Джейк, это Джастин. Вся его семья погибла в пожаре несколько месяцев назад, — Блэк мило улыбнулся, записав что-то в папке, которую всё это время держал в руках, отойдя к остальным пациентам. Поначалу отразившееся на лице Джейка удивление на слова врача переросло в лёгкую панику, как только он отошёл. Он с подозрением и довольно тщательно осмотрел мальчишку сверху вниз, который, как только врач отошёл, резко дёрнул Джейка вниз за плечи, став на цыпочки и смотря ему прямо в глаза, словно пытаясь посмотреть сквозь них. У него карие, светлого цвета глаза с узким, как у птицы, зрачком. Тонкие кисти и острые плечи, однако, сил для его плана у него хватило. Резко среагировав, Джейк схватил его за горло, стараясь оттянуть. Парень кашлянул, но его улыбка стала шире, открывая зубы. — Ты так пуст. Голос Джастина звучал сипло, да и сам он стал заметно дрожать, но Джейк не отпустил его. Он держал его, пока лицо парня не покраснело и возле глаз не появились венки, но внутри было так спокойно, что Джейк взял себя в руки только в последний момент, разжав пальцы, из-за чего парень пошатнулся, упав на стул. Джейк смотрел на свою руку, внимательно рассматривая её, словно на ней должен был остаться какой-то след от прикосновения, потому что ощущение было похоже на ожог. На фоне парень давился смехом, истерично всхлипывая и вздрагивая на стуле, но Джейк продолжал смотреть на руку, водя пальцем по ладони. Это было непривычно, ярко, как будто впервые в жизни. Словно прошла целая вечность с того момента, как он к кому-либо прикасался. Но ведь это не так, не так же? Слова Джастина звоном стояли в голове, отчего все посторонние звуки превратились в кашу из звуков и цветов. И вернулось то давнее, но такое знакомое чувство, словно что-то не так. Оно разъедает его, словно кто-то опрокинул чан с кислотой. Что-то не так, он что-то упустил. Или просто он сам здесь лишний. Не смирившийся, не счастливый. Он не можеь думать или не может вспомнить что-то важное, смотря на свои колени и серый пол с резиновым покрытием. Не обращая внимание на окружение, не обращая внимание на то, что рядом с ним кто-то говорит или что он делает. Чувство, словно всё отходит на второй план и его вытесняют из собственного тела. Или будто кто-то выпнул его какой-то неважной мелочью на задворки. Всё резко встаёт перед глазами в общий пазл из всей этой несуразицы, как переключённый кадр, когда кто-то касается его плеча. Он вздрагивает, бегло осматриваясь. Белая, пустая аудитория, он сидит на стуле в кругу других людей и он точно уверен, что что-то не помнит. Он поднимает взгляд на Блэка рядом с ним и ему кажется, что его облили кипятком, отчего ему стало жарко. Он успел что-то натворить? Сколько прошло времени? — Вы так красочно описывали нам свои мысли. Не хотите продолжить, мы все во внимании, — Блэк выжидает несколько минут, но, со вздохом, отходит от него, садясь на единственный пустой стул. Приходя в себя ещё некоторое время, Джейк старается восстановить цепочку событий. Вроде как, прошло совсем немного времени, он не мог сделать что-то плохое. Он на групповой терапии и его должны выписать в пределах недели. Но, что, если прошло намного больше и он остался здесь ещё на целый месяц и просто не помнит того, что было до этого. Вся его одежда мокрая, будто он ожесточённо дрался и ему становится страшно, по-настоящему неприятно, от того, что он начинает терять контроль. Не чувствуется той основы, что заставляла его чувствовать покой, держать всё на своих местах. И что? Всё это было зря? Ведь осталось совсем немного до его выписки. До конца всего этого, до конца его плана. Он облизывает губы, проводя руками по лицу и шее, как бы умываясь. — Прошу, Эмили, расскажите нам, как вы себя чувствуете, — Блэк поднимает взгляд, записывая что-то в журнал. Джейк осматривает сначала его, а затем смотрит в окно прямо за его стеной. Снег. Блестящий, сбившийся на ветках снег. Значит, сейчас всё ещё зима. Он проходится взглядом по участникам терапии, цепляясь взглядом за Джастина, что с большими усилиями старается отломать ноготь со своего пальца. Он осматривает Эмили, что мямлит в ответ на вопрос Блэка, затем следы цепей на своих запястьях. Касаясь пальцем шрамов, он считает следы от игл на своих руках. Семь, десять, двенадцать… Он с облегчением выдыхает. Почти нисколько не прошло. На него накатывает такая умиротворённость, что он откидывается на спинку стула, стараясь восстановить дыхание. Вот что значит уровень адреналина. Ведь, он почти поверил в то, что потерял всё. Что всё это было напрасно и кто-то из них, в его голове, разрушил всё, что он смог создать. От резкого облегчения его руки начинают дрожать, а во рту ощущается сильная сухость. Спустя пару минут на лице появляется улыбка. Ещё ничего не кончено, всё под контролем и именно так, как и должно быть. Ведь это так важно, ведь это единственное, что не даёт ему сойти с ума. Осталось немного, ещё совсем немного для того чтобы он наконец мог быть счастлив, чтобы он мог быть спокоен. Он даже не слышит вопрос Блэка с первого раза, но всё же поднимает голову на его голос. — Что на счёт вас, Джейк? Хотите рассказать что-нибудь? Он так спокоен и всё снова идёт как надо. Ведь, это так важно, ведь, это то, зачем он здесь. Всё, что он знает, что всё будет хорошо и ему не нужно думать о чём-то ещё, смотреть на незнакомые ему лица, думать о том, что ему не нужно. Ведь, всё это неважно, всё это бессмысленно. Джейк улыбается шире, смотря Блэку прямо в глаза. — Я счастлив.