ID работы: 9074655

Жизнь и честь

Джен
Перевод
R
Заморожен
366
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
674 страницы, 22 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
366 Нравится 183 Отзывы 151 В сборник Скачать

Мой дозор не окончится II

Настройки текста
На следующее утро Джейме верхом на Дунке — так было быстрее — и в сопровождении Люка отправился в Сумеречную Башню. К вечеру второго дня, когда последние лучи солнца гасли на вершинах западных холмов, он был у цели. Когда Джейме остановил коня во дворе, из конюшни появился Вил. — М’лорд. — Вил. — Джейме спешился, и мальчишка взял поводья. Впрочем, он уже не был мальчишкой, ему было около шестнадцати. Джейме с тоской вспомнил, как когда-то Вил бросал все дела, чтобы только посмотреть, как он рубится с кем-нибудь. Когда еще было, на что смотреть. Вил потер подбородок. — Крапинка стала недостаточно хороша для вас, м’лорд? Джейме улыбнулся. — Я спешил. А ты хоть когда-нибудь видел, чтобы Крапинка куда-то спешила? Вил тоже расплылся в улыбке. — Уж за яблоком-то поспешит, сир. Лошадь последнего героя, ради яблок пойдет на все. Джейме прошел вместе с Вилом в конюшню. Ему хотелось получить представление о том, как обстояли дела в замке, прежде, чем туда соваться. Он как раз думал, как лучше задать вопрос, когда заметил, что Эдрик, которого все звали Недом, вычищает денник. Люк тут же бросился обнюхивать тачку, в которую он сбрасывал навоз. — Сир Джейме, — лицо Неда исказилось, словно один вид Джейме причинил ему боль, — Брат. Джейме подозвал Люка и спросил Неда. — Ты в чем-то провинился? Вил снял с Дунка уздечку и повесил ее рядом с открытым денником. — Да он одичалую поимел. Нед залился краской. Он отставил вилы в сторону и вышел из денника, чтобы проще было говорить. В последнее время он отрастил бороду и длинные волосы, а во взгляде его появилось что-то волчье, и выглядел он теперь как истинный северянин. — Меня не застукали, — сказал он Джейме. Мы с Далбриджем были в разведке вместе с Бентоном, старым насильником, у которого еще рожа такая, что без слез не взглянешь… — Бентон браконьер вообще-то, — вмешался Вил. — Мерзкий тип, на насильника больше смахивает. Это он наябедничал Маллистеру про Альдис. — Нед выпрямился. — То есть, про копьеносицу. Может, ее и не так вовсе зовут. Спать мне с ней уж точно больше не приведется. Для Джейме сама мысль о том, что у Неда могла быть женщина, стала неожиданностью. Он казался таким юным. В любом случае, он был значительно моложе Джейме, и раз уж у Джейме не было женщины, у него-то и подавно не могло быть. Нед выглядел напуганным. Боялся, что Джейме тоже его осудит? — Альдис меня мало волнует, — сказал Джейме. Он погладил Люка, стараясь не думать о Серебряной Волчице. Вспомнив еще кое-что, он добавил. — Ты только бастардов не наплоди. На лице Неда отразились удивление и облегчение. — Ну разумеется, я все понимаю. — Маллистер отправил тебя чистить конюшни только из-за того, что ты завел шашни c копьеносицей? — Вот забавно, для разведчиков это значится наказание, а стюардам грести навоз, выходит, не зазорно, — влез Вил. — Я каждый день чищу конюшни, а хотите знать, когда я в последний раз кого-то поимел? — Да ты с одиннадцати лет и носа за ворота Сумеречной Башни не высовывал, — сказал Нед, — так что если только не присунул под шумок лошади или кому-нибудь из ворон… — Заткни свою пасть, ты…. — Я задал вопрос, — сказал Джейме голосом Первого Разведчика. — Маллистер в последнее время меня недолюбливает. Считает, что я становлюсь слишком похож на одичалого. Он забрал мое ожерелье. То, со Стылого Берега, из когтей лютоволка, — добавил он, словно Джейме мог неправильно истолковать его слова. — Не просто забрал, он бросил его в огонь, а потом велел вымести золу. Джейме стремительно подошел к Неду и отдернул его плащ, словно Нед сказал ему о ране, которую нужно было осмотреть. Не обнаружив под его плащом ничего, кроме потертой рубахи, Джейме сделал шаг назад, потом снял с себя ожерелье, подаренное Серебряной Волчицей. Нед вскинул руки, протестуя. — Нет, нет, нет. Вам его ваша жена подарила. — У меня есть Люк. — Собаки мрут. Бенджен Старк считает, что я долго не протяну, так что Люк меня, может, еще и переживет, подумал Джейме. — Если мы с тобой оба еще будем живы, когда Люк умрет, спросишь меня, не захочу ли я его обратно. — Если бы я не нарушил обеты…. — Он не поэтому отнял твое ожерелье, — тихо сказал Джейме. — Сотни людей на Стене делают это, и всем плевать. В конце концов Нед принял подарок. Когда он надевал ожерелье, вид у него был такой, словно он сейчас расплачется. Но Джейме чувствовал, что поступил правильно. Они сражались с волком втроем — Джейме, Блейн и Нед. Джейме посвятил Блейна в рыцари и тогда же пообещал Неду, что придумает, чем наградить его. Можно считать, что это была обещанная награда. — Это уж я не потеряю, — сказал Нед, — Маллистер его не получит, если только с трупа моего снимет. — Отлично. — Самому Джейме даже не пришло в голову, что Маллистер может забрать и это ожерелье, и он решил отправиться к сиру Денису и сделать все, чтобы этого точно не случилось. Вил тем временем расседлал Дунка и повесил седло рядом с уздечкой. — Далбридж думает, Бентон это сделал все потому, что Маллистер на все лады расхваливал Флинта. Нед пробурчал что-то в знак согласия. — Как можно предать Манса? — продолжал Вил, словно это и не он доводил Манса до белого каления. — С кем-то годами живешь — и даже имени не вспомнишь, а уж Манса мы все знали. А тут раз — и нате, и он вдруг не ворона. Нед кивнул. — Мы все здесь слушали его песни и байки. Нельзя же просто объявить его преступником и ждать, что все поверят. Джейме был им признателен за верность, но боялся, что расчувствуется, если они и дальше будут продолжать в том же ключе. Он через силу улыбнулся. — Мне еще нужно сегодня поговорить с Куореном. Пожалуй, не стоит дальше мешать вам наводить тут чистоту. — В трапезной вы его не найдете, — предупредил его Нед. — По крайней мере, когда я тренировался перед тем, как прийти сюда, он был в оружейной. Он там часто теперь подолгу торчит. — И в конюшне тоже, — добавил Вил. — Старый Сэм уже весь извелся, не понимает, что он здесь постоянно околачивается. Ну дураку же ясно, что Куорен просто любит лошадей. — Я его не виню, — сказал Нед. — Лошади-то поприятнее, чем некоторые люди, будут. Джейме нечего было к этому добавить, и он предпочел скорее уйти. Как и говорил Нед, Куорен был в оружейной. В одной шерстяной рубахе, закатав рукава до локтя, он отчищал от ржавчины старые поножи. Когда Джейме вошел, он поднял голову, но лицо его было в тени. Джейме взял со стойки затупленный меч и лениво повертел его в руках. — Ты же понимаешь, что, сколько бы Маллистер на дерьмо не исходил, его слова гроша ломаного не стоят? Куорен усмехнулся. — Хоть какое-то занятие. — Хоть какое-то занятие — это пить или играть в кости с друзьями в общем зале. А то, чем ты сейчас занимаешься, — невыразимо скучная и унылая работа, которую обычно приходится выполнять в наказание за провинность. Куорен снова принялся чистить поножи. В тишине быстро спускавшихся сумерек этот звук казался оглушительно громким. — Так лучше думается. Джейме постучал мечом по ноге. — Слишком много думать вредно. — Я это учту, — сухо ответил Куорен и, отложив в сторону поножи, взял шлем. — Надеюсь, ты не рассчитываешь, что я пойду у тебя на поводу насчет этой вылазки. Джейме обворожительно улыбнулся. — Зря ты так. — Эйрон Грейджой слабовольный пьянчуга, — сказал Куорен, — ты стоишь сотню таких, как он. — Дело не в Грейджое. — Хочешь сказать, что не видишь в нем себя? — Куорен поднял глаза, его взгляд был холодным, — Не думаешь, что мог бы разделить его судьбу, если бы не встретил Манса? — Я не такой дурак, — сказал Джейме, стараясь скрыть раздражение. — Ивара давно пора приструнить. И у нас будет шанс разузнать что-нибудь насчет Блейна. — Блейн не так долго отсутствует, чтобы за него переживать. — Взгляд Куорена мог бы и Иного заморозить. — У тебя план хоть есть? Джейме одарил его ослепительной улыбкой. — Я написал Восточному Дозору, чтобы выменяли у одичалых одежду и снаряжение, что смогут раздобыть, а Эдд отправился в Кротовый Городок за седлами, и заодно поищет там кольчуги и стеганки. — Рука, — сказал Куорен ядовито. — Собака. Волосы. — Среди вольного народа мало кто знает, что я потерял руку, до остальных разве что слухи могли доходить. Так что это будет только в помощь. — Джейме посмотрел на Люка, свернувшегося калачиком на полу оружейной. — Собаку я оставлю Маленькому Волку, а волосы обрежу. Куорен отложил шлем, даже не сделав попытки его почистить. — Если это каким-то чудом сработает, и мы доберемся до Ивара, что тогда? — Манс говорит, что не стоит слишком уж детально все планировать. Это создает ложные ожидания и мешает импровизировать. — Куорен не ответил, и Джейме крепче сжал рукоять меча. — Если ты откажешься, я возьму…. Ульмера Куорен так напряженно и внимательно уставился на свои руки, что в других обстоятельствах это выглядело бы даже смешно. Он тоже в меня не верит, понял Джейме. Как и Старк. — Мормонт выбрал меня, потому что я знаю одичалых и знаю их язык, — резко сказал Джейме, — и потому, что я доказал, что способен употребить это для дела. Я не для того стал Первым Разведчиком, чтобы киснуть в Черном Замке весь остаток жизни, как… — Как конченый калека. — Успокойся, — сказал Куорен. Джейме только сильнее разъярился. — Это ведь из-за того, что я рекомендовал Маллистеру Тарта? Потому что… — Сир Эндрю устраивал всех, это был самый беспроблемный вариант, — сказал Куорен, словно ничего другого тут и быть не могло. — Я думал, что Маллистер тебя не выберет в любом случае, и предложил компромисс. Но ты этого не понял, и теперь ты злишься. Куорен медленно поднял на него глаза. — Ты всерьез думаешь, что я затаил обиду, потому что ты не… Ланнистер, как я уже сказал, Тарт был самым беспроблемным вариантом. Если бы ты взялся продвигать на этот пост меня, я бы усомнился в твоем рассудке. — Он негромко рассмеялся. — Неужели ты меня считаешь настолько мелочным? — Тогда что тебя не устраивает? Просто так ты бы не стал так упираться. — Не стоит ради этого рисковать…. — Жизнью? — перебил его Джейме, теряя контроль над собой, — Не ты ли годами внушал мне, что наши жизни сами по себе ничего не стоят, что мы живем ради Дозора? — Может, я ошибался, — сказал Куорен, не глядя на Джейме. Это была настолько явная ложь, что Джейме повернулся и вышел прочь. Люк преданно потрусил за ним. Уходя, Джейме наивно надеялся, что Куорен окликнет и остановит его. Но Куорен молчал. На Сумеречную Башню уже спустились сумерки. Джейме остановился во дворе, пытаясь смириться с тем, что ему теперь придется одному возвращаться в Черный Замок. Все уже знали, что он собирается взять в эту вылазку Куорена. И если даже его близкий друг не верил, что он способен вернуться из этой вылазки целым и невредимым, что уж тут говорить. Это только лишний раз докажет, что Старк был прав. Джейме вздохнул и зашагал в сторону башни. По крайней мере, Манс в него верил, напомнил он себе. И не просто верил, он считал, что Джейме способен убедительно сыграть роль последнего героя. Только сейчас, задумавшись, Джейме осознал, насколько сильной была вера Манса в него. Его мысли обратились на юг. Молясь о том, чтобы с Мансом все было благополучно, он одновременно проклинал Маллистера, из-за которого Мансу и пришлось бежать. У входа в башню Джейме остановился, собираясь с мыслями. Ему нужно было поговорить с Маллистером насчет ожерелья Неда, а для этого ему нужно было успокоиться и рассуждать здраво. Он уже не ребенок, чтобы срываться всякий раз, когда кто-то повел себя как дурак. Толкнув дверь, он вошел и, лишь на миг задумавшись, повернул в солярий Маллистера. Это было проще, чем идти в общий зал, где на него тут же обрушится лавина приветствий и расспросов. Поднимаясь по лестнице, Джейме старался не думать о том, как часто ему приходилось это делать раньше. Ничего личного. Речь только об ожерелье. Он скажет Маллистеру то, что должен, и уйдет, и на этом все. Оказавшись перед дверью в солярий, Джейме дважды постучал. Он насчитал двенадцать вздохов, прежде чем дверь все-таки открылась, и на пороге возник Маллистер. Он выглядел таким дряхлым и немощным, что гнев Джейме приутих. Глаза его на исхудавшем и осунувшемся лице казались огромными, и он кутался в теплый меховой плащ, словно стал слишком слаб, чтобы переносить холод. Джейме, не сказав ни слова, молча прошел мимо старого рыцаря, сел на свое обычное место и, уставившись на крышку стола, стал слушать, как Маллистер шаркает ногами по каменному полу. Усевшись в свое кресло, сир Денис сказал: — Сир Джейме, — Судя по удивлению и облечению в его голосе, старик решил, что он пришел мириться. — Зачем позорить Неда за то, чем не брезгует едва ли не весь Дозор? — спросил Джейме ровно. Вся мягкость из тона Маллистера тут же испарилась. — Есть разница — захаживать к шлюхам или вступить в связь с одичалой. Я думаю… — Я знаю, что вы думаете, — Джейме потер переносицу. — Я отдал ему свое ожерелье, так как услышал, что его собственное пропало. В огне. — Его привязанность к вольному народу подавала дурной пример, — сказал Маллистер. — После того, что случилось с Мансом, я думаю, что важнее… Лицо Джейме против его воли исказило отвращение. — Не смотри на меня так, — сказал Маллистер, — В ситуации с Мансом я поступил так, как подобало человеку моего ранга и положения. Нельзя делать исключения, поддаваясь эмоциям. — Никому от этого лучше не стало, — почти выкрикнул Джейме, чувствуя, как теряет контроль над собой. — Манс принял спорное решение, но это решение нужно было обсуждать, а не осуждать с порога. — И ты это говоришь несмотря на то, что Манс солгал о своем намерении вернуться? Джейме колебался. Но для него вдруг стало очень важным одержать верх в этом разговоре. Ему стало невыносимо, что Маллистер сидит тут, уверенный в своей правоте, и рассуждает о чем-то, и даже не понимает, насколько он сам виноват в том, что случилось. Джейме многозначительно перевел взгляд на свою руку. Сир Денис проследил за его взглядом, но ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы осознать. — Где ваше кольцо, сир? — У друга, — ответил Джейме таким тоном, что истолковать превратно его ответ было невозможно. Сир Денис вжался в свое кресло и в свой плащ. И даже как-то сразу весь усох и уменьшился. — Как… он не смог бы пройти за Стену. — Вы о Мансе? — спросил Джейме невинно, — Если вы всерьез полагаете, что мои слова относились к нему, разве не должны вы грозить мне немедленной расплатой? За такое меня должна бы была ждать, по меньшей мере, порка. Возможно, даже виселица. — Разве я мог бы…. — Маллистер осекся и еще сильнее съежился. На фоне его рассуждений о том, что нельзя принимать решения под влиянием эмоций, это выглядело просто смешно. Он подобрал полы плаща длинными тощими пальцами и плотнее запахнулся в него. — Что он сказал? Джейме расхохотался, но ничего не сказал. — Я… до меня доходили слухи, что он пытался вернуться. Я не поверил…. — Я вообще-то не говорил, что видел Манса, — весело заявил Джейме. — Впрочем, если рассуждать умозрительно, представьте на мгновение, что пятнадцати лет отроду вы оказались под командованием достойного человека, который относился к вам с добротой и участием, наставлял вас. Представьте, что двадцать лет вы служили сначала под его началом, потом бок о бок с ним, что ваши отношения переросли в дружбу. — Джейме, — взмолился слабо Маллистер. Джейме, пощади меня. Будь милосерден. — Представьте, что вы, рискуя собственной жизнью, оказали помощь сотням людей и узнали, что за это ваш командир осудил вас по первому слову человека, которого он едва знал, что вас обвинили в том, что вы предали и свой дом, и людей, которые были для вас единственной семьей. — Джейме больше не мог сдерживаться и притворяться. — Как вы думаете, что он сказал? Он встал, собираясь уйти, но Маллистер остановил его. — Значит, ты… ты думаешь, что Манс теперь опасен для Дозора? — спросил он хрипло. Джейме испустил протяжный дрожащий выдох. Просто уйди, велел он себе, но он не мог этого сделать. Ему нужно было, чтобы последнее слово осталось за ним, чтобы этот разговор имел какой-то смысл, оставил какой-то след. Сначала ему пришло в голову сорвать с Маллистера фибулу с орлом, как сам Маллистер сорвал ожерелье с Неда. Но он представил, как неловко и неуклюже будут выглядеть его попытки сделать это одной левой рукой. При мысли о фибуле его взгляд обратился к другой вещи, которая неизменно напоминала Маллистеру о доме. Картина и впрямь была прекрасно выполнена. Наверняка, стоила немыслимую кучу денег. Сняв с пояса топорик, подаренный Али Мормонт, Джейме поудобнее перехватил его и бросил. Топорик вонзился аккурат в середину Гулкой Башни, от удара картина с грохотом сорвалась со стены. Джейме подошел к ней и, вытащив топорик, вернул его на место, потом обнажил Темную Сестру и разрубил картину на две части, после чего пнул остатки ногой. На лице Маллистера было такое выражение, словно Джейме бросил топор в него и попал ему куда-то в область сердца. Но Джейме рассудил, что он все еще не так сильно сокрушен, как был Манс, когда понял, что ему придется бежать, поэтому рубанул по кускам холста еще пару раз. Убрав Темную Сестру в ножны, он стал по одному бросать фрагменты в огонь. Но Маллистер не шелохнулся. Не издал ни звука. Закончив, Джейме взглянул на сира Дениса, который выглядел так, словно ушел глубоко в себя. Гоня от себя необъяснимое чувство вины, Джейме сказал: — Ваша привязанность к югу подавала дурной пример. После этого он вышел, больше не оборачиваясь. Следующим утром Джейме завтракал в компании Неда, Маленького Волка и еще нескольких человек. Куорена в трапезной не было, как не было и Маллистера. Джейме всю ночь ждал, что Маллистер бросит его в ледяную камеру или еще что-нибудь с ним сделает. Когда ничего так и не произошло, его это даже не удивило, только сильнее разозлило. Никто не спустил бы с рук подобную выходку, уж тем более — командующий, который не позволяет эмоциям влиять на свои решения. — Куорен говорит, что он с тобой не едет, — сказал Далбридж-Оруженосец. Глаза Джейме сузились. Он рассчитывал это скрыть. Маленький Волк заерзал. — У меня есть вопрос, только я не хочу, чтобы на меня за него все косились. — Ну выкладывай уж, — сказал Нед. — Ты Первый Разведчик, — обратился Маленький Волк к Джейме, — а Куорен — нет. Ты приехал сюда за ним. Как он может отказаться? Когда мне говорят идти в разведку, я молча собираюсь и иду. Джейме ошарашенно уставился на него. — Ну они ж друзья, — пояснил Далбридж, — С этим надо осторожно. Джейме вспомнил про Старка. Представил, как на него будут смотреть, если он вернется в Черный Замок без Куорена. Он подумал о том, что Куорен не доверяет ему, что он с самого начала отверг его план. Это никуда не годилось. Куорен годами твердил, что Джейме должен быть Первым Разведчиком, а теперь, когда Джейме стал Первым Разведчиком, он игнорировал его распоряжения. — Где он? — спросил Джейме, вставая из-за стола. — Джейме, — сказал Далбридж. На какой-то миг Джейме снова позволил себе увлечься наивной мыслью, что они с Куореном отправятся в разведку, как в старые добрые времена, что все снова может быть так, как было раньше, когда он еще не был калекой. Лицо его приняло каменное выражение. Когда никто не ответил на его вопрос, Джейме позвал Люка и вышел. Куорена он нашел в конюшне, где тот кормил Дунка. — Уезжаешь? — спросил Куорен. — Мы уезжаем, — поправил его Джейме. Он почувствовал, что ведет себя, как отец. Как избалованный лордик, который не привык, чтобы ему в чем-то отказывали. Он подрывает мой авторитет, подумал Джейме, но в глубине души он сознавал, что ему просто хочется отправиться в вылазку с другом. Потому что Куорен знал и понимал Манса. Потому что Джейме любил вылазки с Куореном. Потому что Старк был в чем-то прав, и Джейме доверял Куорену и знал, что тот прикроет его в случае чего. Куорен очень медленно поднял на него глаза. Он ничего не ответил, и Джейме добавил, чувствуя себя при этом распоследней дрянью: — Я приказываю. Хуже всего было то, что Куорен просто кивнул. Он не стал протестовать, даже не потрудился показать, что его это ранит. Он сделал вид, что все так, как должно быть, и, сказав, что ему нужно собраться, просто ушел. Джейме выругался. Зная, что Куорен скоро будет готов, и что времени прохлаждаться у него нет, собрав остатки выдержки, он обернулся к Люку. Присев, он погладил его и почесал за ухом. — Я скоро вернусь, — сказал он на Старом Наречии и тут же представил, что будет с Люком, если это окажется неправдой. Люди понимали, что такое смерть, и несмотря на уверенность Бенджена и Эймона, что без него все его начинания пойдут прахом, он не сомневался, что все как-нибудь уладится. Но мысль о том, что Люк так и будет продолжать ждать его, не понимая, что Джейме больше не вернется, ужаснула его. Он, конечно, вовсе не собирался погибать. Это все Старк и Куорен лезли ему в голову. Погладив Люка напоследок, он встал, чтобы отвести собаку к Маленькому Волку. День был пасмурный и безветренный. Когда перед Тирионом и Герионом возник домик Бриони, сердце у Тириона болезненно сжалось. Это был прелестный маленький домик на вершине холма, с видом на море, с белеными стенами, с садом и небольшим загоном для козы. Несправедливо, что у его дяди был этот домик и была женщина, в то время, как у Тириона… Вот только он на ней не женился, напомнил себе Тирион. Аддам всегда говорил, что именно в этом была ошибка Тириона с Тишей. — Не переживай так, — сказал Герион. — Мансу намного лучше. Тирион заерзал в седле. — Нужно было позволить мне раньше навестить его. — Зачем? Все эти дни он почти не приходил в себя, ему давали маковое молочко. Он бы тебя и не заметил. Тирион не мог представить Манса в таком состоянии. Он в очередной раз подумал, что должен что-то написать Джейме, но время у него еще было. В последнем письме Джейме писал, что отправляется за Стену и вернется не раньше, чем через два месяца. За два месяца еще много всего может произойти. Они спешились, и Герион привязал лошадей. Тирион ждал, пока он закончит, но даже после этого, когда Герион направился к двери, ноги отказывались его слушаться. Что, если Манс злится на него? Винит его в том, что произошло? — Тирион, — позвал Герион, и гордость погнала Тириона вперед. Изнутри доносилась музыка. Последний из великанов. Он знал эту песню еще со времен своего визита на Стену. Голос Манса стих, когда они вошли, но лютня продолжала звучать, пока не раздался звонкий детский крик, и двухлетняя Джой на коротких пухлых ножках не вылетела навстречу Гериону. Герион тут же подхватил на руки золотоволосую, розовощекую, очень хорошенькую девочку, и Тирион отвернулся от них. Его взгляд упал на Манса, который сидел на краешке деревянного стула, без рубашки. Его грудь и спина были в бинтах. Избегая смотреть ему в глаза, Тирион остановил взгляд на руках Манса, которые спокойно лежали поверх струн. Кольца Джейме на нем больше не было. Тирион вспомнил, что отец велел его выставить за ворота Утеса в чем мать родила. По всей видимости, этот приказ был исполнен в точности. — Манс играет и поет, — радостно закричала Джой, и Тирион вздрогнул, так не вязался этот звонкий голосок с его мрачными мыслями. — Я тоже могу петь! К ним вышла женщина. Бриони. Она была моложе Гериона, примерно одного возраста с Джейме, довольно миловидная. Глядя на нее, Тирион вновь болезненно ощутил собственное уродство. У нее были красивые темные волосы, высокая и полная грудь, и, в общем, было понятно, чем она привлекла внимание Гериона. Взяв на руки Джой, она сказала: — Думаю, сейчас не самое подходящее время, птичка моя. Тирион знал, что должен что-нибудь сказать Бриони или познакомиться с Джой. Но ему показалось, что женщина не горит желанием заводить с ним знакомство, а обратиться к дочери, минуя мать, он не мог, поэтому так и молчал. — Ты обдумал то, о чем мы говорили? — спросил Манс, обращаясь к Гериону. — Я уложу Джой, — сказала Бриони, но тут Джой внезапно запротестовала и, захныкав, потянулась к отцу. Не встретив в нем поддержки, она принялась звать на помощь Манса. — Будешь хорошо спать, — сказал Манс с расстановкой, — потом научу тебя еще одной песне. — Его слова или, скорее, его тон успокоили ее, и после этого мать унесла ее. Когда они ушли, Тирион подошел к деревянному креслу и уселся. — Ты выглядишь получше, — сказал он Мансу. Манс холодно взглянул на него. Он злится, подумал Тирион. Но на кого он злился — на Тириона, Тайвина или себя самого — сложно было понять. Не удостоив Тириона ответом, Манс снова обратился к Гериону. — Так как? — Что вы такое обсуждали? — спросил Тирион. В комнату вернулась Бриони, шурша юбками. — Манс хочет, чтобы Герион помог ему добраться до Королевской Гавани. — Она прислонилась к столику, который стоял в углу. Усевшись на крышку стола рядом с ней, Герион добавил. — А еще он пытается отговорить меня от плавания в Валирию, не стоит забывать и об этой мелочи. — Эта мелочь — самое разумное, что я слышала за последнее время. — Раньше ты не возражала против этого плавания. У Бриони был такой вид, словно она была готова отвесить ему пощечину. — Да потому что я ничегошеньки о Валирии не знала. Ты мне и словом не обмолвился, что это за место… — Хорошо бы кто-нибудь все-таки объяснил бы мне, что происходит, — перебил ее Тирион, заставляя себя посмотреть Мансу в глаза. — Начиная с твоего настойчивого желания попасть в Королевскую Гавань. Тебе не кажется, что это не самое подходящее место для дезертира? — Тайвин знал, что я дезертировал, потому что ему докладывают о каждом шаге Джейме, — пожал плечами Манс. — Мормонт не пишет королю о каждой слетевшей со Стены вороне. — Думаешь, там тебе повезет больше, чем здесь? — настаивал на своем Тирион. — Понимаешь, Королевская Гавань, там … — попытался поддержать его Герион, но Манс перебил его: — Там полно людей, которым что-то нужно. Как и везде. Достаточно понять их нужды — и они в твоих руках. Даже, если ты всего лишь бастард. — Он весело кивнул Тириону. — А вот маленькие лордики, даже самых лучших кровей, частенько не понимают, отчего и страдают. Недовольный тем, какой оборот принял их разговор, Тирион огрызнулся: — Ты-то что в этом понимаешь. Погляди на свою спину. Манс рассмеялся. — У меня так шея не вывернется. А что там? Кровь опять пошла? — Он изогнул шею, делая вид, что косится назад. — Можешь шутить сколько хочешь, — сказал Тирион, — только…. До него дошел смысл слов Манса. Тирион так до сих пор и не знал, что было нужно Мансу. Манс старательно скрывал свои намерения. Зато Манс знал Тайвина по рассказам Джейме. Знал Тириона и Гериона. Знал, что думает Джейме о Серсее и Роберте. Вспомнив, о чем они говорили, когда Тирион навещал Манса в темнице, Тирион похолодел. Ему стало очевидно, что Манс просто давил ему на жалость, чтобы вытянуть из него еще больше сведений. — По каким таким делам тебе надо в Королевскую Гавань? — требовательно спросил он. — По делам Дозора. По всей видимости, по указке Джейме, поэтому я и буду путешествовать в компании его дядюшки. — Манс одарил Гериона ослепительной улыбкой, но Герион не улыбнулся в ответ. — А что… причем тут Валирия? — спросил Тирион. Герион ничего не говорил ему и, вероятно, искренне верил, что речь об этом больше не зайдет. Ответил Герион: — Манс считает, что мне следует отказаться от поисков… — Если ты в самом деле найдешь меч, Джейме лишится возможности влиять на отца, — перебил его Манс. — Жизни тебе будут стоить эти поиски, — гневно добавила Бриони. — Я мог бы отправить меч на Стену, а не отдавать Тайвину, — пожал плечами Герион. — Я предложил ему более достойное занятие, — сказал Манс вдохновенно, — самопровозглашенный Король-за-Стеной повадился продавать своих недругов работорговцам из Эссоса. Разыскать их и вернуть людям свободу — чем не славное приключение? — Уныло и сложно, — огрызнулся Герион. Он перевел взгляд на Тириона. — Он поднял меня на смех, когда я сказал, что выкупать их будет слишком дорого. Говорит, что в этом-то вся соль. Хочет, чтобы я их похитил или… — Или перехитрил работорговцев, — мягко добавил Манс, — Я предложил тебе пораскинуть мозгами и придумать, как их одурачить. Ты же Ланнистер. Хитрость и кражи из-под носа у вас в крови. — Он говорил это Гериону, но взгляд его лениво обратился к Тириону. — Как я уже сказал, — ответил Герион, — это будет скучно, и толку от этого, скорее всего, не будет. — Зато ты хочешь отправиться в Валирию и сложить там голову, разыскивая меч, — возмутилась Бриони, — да чем же это лучше? — Думаю, Манс ввел тебя в заблуждение насчет… — Ты, наверное, хочешь сказать, что он был со мной честен. Да, Манс считает, что, если ты погибнешь, Тайвин не позволит Джой остаться со мной. В ней достаточно крови Ланнистеров, чтобы она могла ему пригодиться. Он заберет ее у меня, и я ее больше не увижу, — ее ноздри раздувались, — и я уж молчу о том, что для тебя, значит, лучше убиться из-за никчемного куска железа, чем помочь этим бедным людям… Вот поэтому простолюдинам и не стоило знать слишком много. Да, с бедняками частенько обходились несправедливо, но обычно они с покорностью принимали удары судьбы. Так уж было заведено. Если бы Герион в самом деле погиб, а Тайвин забрал бы Джой, Бриони отнеслась бы к этому, как к смерти ребенка от поветрия. Вот только теперь Манс убедил ее, что этого можно избежать. Возможно, еще и в красках расписал, как несправедливо это было бы по отношению к самой Бриони, а действия Тайвина объяснил обычной черствостью и бессердечием, а не высшим разумением. Пока Герион пытался найти слова, Манс встал на ноги и начал задумчиво ходить по комнате. Наконец, Герион сказал: — Сейчас неподходящее время для подобного разговора. Тирион пришел проведать тебя и… Манс обернулся к Тириону и отвесил ему поклон. — Простите великодушно, м’лорд. Я повел себя слишком грубо? Продолжайте, я, кажется, прервал вас, когда вы пытались расспросить меня о моем здоровье. Вас, верно, ранила такая бесцеремонность с моей стороны. — Мне пора, пожалуй, — сказал Тирион. — Да, — начал было Герион, но Бриони перебила его и схватила его за руку, удерживая на месте. — Нет уж, даже не думай! Ты останешься и дашь Мансу ответ. Дашь мне ответ! — Я на это не пойду. Тайвину это не понравится…. — Ты же терпеть не можешь своего брата, — возмутилась Бриони. — Зато его золото мне пригодится. — Взгляд Гериона был прикован к Мансу. — Джейме поступает точно… Манс повернулся к нему. — Джейме частенько делает то, что не нравится Тайвину. Он использует Тайвина, но он не позволяет Тайвину управлять собой. — Он мной не управляет. Я… я неудачно выразился. — Герион огляделся по сторонам, словно ища поддержки. Тирион всем сердцем ему сопереживал. Его дядюшка спас Мансу жизнь, и с его стороны это была никудышная благодарность. Манс сделал несколько неспешных шагов и остановился напротив Гериона. — И все-таки ты не готов что-то предпринимать вопреки воле Тайвина. Ты не одобряешь его, при этом ты живешь в его замке, тратишь его золото и пользуешься всеми благами, которые дает тебе его имя. — Манс почти улыбался. — Ты как дитя, которое сосет золотую титьку, но жалуется на вкус молока. Герион оцепенел. Судя по выражению лица Бриони, даже она думала, что Манс зашел слишком далеко. — Готов поклясться, — продолжал Манс, — что на поиски меча тебя гонит слава, которую это принесло бы дому Ланнистеров. На освобождении рабов славы не наживешь. Даже если у тебя все получится, людям, скорее всего, будет плевать. Тебе, конечно, хочется блистательных приключений, чтобы вспоминать и член свой поглаживать. Герион с отвращением на лице обошел Манса и вышел, с силой хлопнув дверью. В дальней комнате заплакала Джой, и Бриони поспешила к ней. Манс опустился обратно на свой стул. Сквозь бинты на его спине и в самом деле проступила кровь. Глубоко вздохнув, Тирион сказал: — Герион тебе очень помог. А ты его унизил и оскорбил. — Он это переживет, — сказал Манс, поводя плечами. — Герион не из тех, кто унывает. Если бы он не был так повязан по рукам и ногам золотыми цепями, мог бы быть одним из вольного народа. — А я? — спросил Тирион, не удержавшись. Манс резко рассмеялся. — Ты-то лордик вдоль и поперек. Тебе нужен огромный замок, набитый слугами и рудокопами, и чтобы простой люд работал на земле, которую ты будешь звать своей. Это уж точно не свобода. Жалкое зрелище. Только сила воли удержала Тириона в кресле. Он знал, что его уход будет означать полную победу Манса. — Легко уничижать то, что тебе самому не предлагали, — сказал он. Манс ухмыльнулся. — Так и тебе тоже не предлагали. Ты наследник, тебе семнадцать, и ничего, кроме дерьма в буквальном смысле, тебе так и не доверили. Ты не получишь Утес Кастерли, Тайвин никогда не позволит тебе его унаследовать. Но ты все равно торчишь тут и позволяешь отцу держать тебя на крючке и водить за нос. Если это не жалкое зрелище, то что? На этот раз Тирион встал. — Ты хоть думал, что бы ты делал с Утесом, если бы он перешел тебе, или ты просто хочешь его, потому что считаешь, что он твой по праву? — спросил Манс. — Джейме пересказал тебе каждое слово из того, о чем мы говорили? — зарычал Тирион. Он даже не осознавал, насколько фальшивой до этого была улыбка Манса. — Я не знал, что Джейме тебя об этом спрашивал. Не думал, что ему придет это в голову. — В его голосе прозвучали гордые нотки. — И что ты ему ответил? — Я ответил не сразу. Мне нужно было подумать, — сказал Тирион. Манс приподнял брови, ожидая ответа, и Тирион добавил. — Я бы употребил власть во благо. Манс закатил глаза. — Ну да, помнится, когда я заговорил о тяжелой доле рудокопов, ты был прямо весь внимание. Но звучит и впрямь красиво. Твой брат был бы рад прочесть это в письме, а поскольку он склонен видеть в тебе только лучшее, он бы даже в это поверил. Прежде, чем Тирион успел возмутиться и запротестовать, дверь распахнулась, и вошел Герион, выражение его лица было ледяным. Бросив на Манса полный отвращения взгляд, он прошел мимо него в дальнюю комнату. Домик был маленьким, и сквозь закрытую дверь до Тириона доносились его слова: «Ты права. Я… я не обдумал все как следует. У меня достаточно своих денег, чтобы обойтись без Тайвина, если он будет категорически против… и это будет отличное приключение, на свой лад…» К тому моменту, как они уехали, Манс уже настолько примирился с Герионом, что они начали вместе планировать новое плавание. — Он обвел тебя вокруг пальца, — сказал Тирион по пути назад в Утес. — И меня пытался обвести. — Я сам с ним согласился, когда поразмыслил немного, — отмахнулся Герион. — Так просто? — голос Тириона задрожал, — Он настроил Бриони…. — Он рассказал ей о том, о чем я умолчал. Я на это не в обиде. — Он думает только о себе, — настаивал Тирион. — Он пытается использовать тебя в своих целях. Джейме бы это не понравилось. Но вместо того, чтобы дать подобающий ответ, Герион только рассмеялся. Тирион вспомнил, как про его деда, лорда Титоса, говорили, что он оставался неизменно радушным, позволяя знаменосцам вытирать о себя ноги. Герион любил своего отца, даже назвал свой корабль в его честь. Неудивительно, что он делил с ним и этот порок. Когда они вернулись в Утес, паж передал Тириону, что лорд Тайвин ждет его в своем солярии. До этого Тирион наивно полагал, что сильнее настроение ему испортить уже невозможно, но тут он понял, как сильно заблуждался. Идя в солярий, он с каждым шагом все явственнее слышал голос Манса, который сравнивал его с рыбой, пойманной на крючок. Когда Тирион вошел, его отец стоял, сложив руки за спиной, и смотрел в окно. — Ты был у полукровки? — спросил Тайвин. Тирион надеялся сохранить это в тайне. — Да. — Он поправляется? — Я…. я не спросил. — Если бы он был при смерти, полагаю, ты бы это заметил. И коль скоро ты уже убедился в его здравии, больше видеться с ним ты не будешь. — Но… — Ты уже продемонстрировал свою склонность искать дурного общества, а этот человек гораздо опаснее твоей шлюхи. Руки Тириона сжались в кулаки. — Она не была шлюхой. Она была моей подругой. Потом моей женой. Тайвин отвернулся от окна и взглянул на него. Взгляд его был холодным и твердым. — Что и требовалось доказать. Если этот человек сумел одурачить твоего брата и так заморочить ему голову, страшно представить, что будет с тобой под его влиянием. Уйди, велел себе Тирион. Не было смысла спорить. Он все равно больше не собирался навещать Манса. И все-таки он не мог не спросить: — То кольцо… кольцо Джейме, которое было у Манса… — Он сам расстался с ним. И не стой с открытым ртом, от этого ты становишься похож на слабоумного. Я предложил ему выбрать — кольцо или сломанные пальцы. Он ни секунды не колебался. Речь шла даже не о правой руке, — почти с ликованием в голосе добавил Тайвин. — По всей видимости, это кольцо ему было не так уж и дорого. Тирион почувствовал, как в нем поднимается гнев. Он вспомнил слова Манса. Теперь они зазвучали иначе. — Отец, — начал он, — ты никогда… ты так и не назвал своего наследника. — Ни разу до этого он не заговаривал об этом с отцом. Победное выражение на лице Тайвина померкло, сменилось холодом. — Утес Кастерли, — сказал он, — принадлежит твоему брату по праву рождения. — Он не хочет Утес, и он не сможет владеть им. И потом, почему ты так жаждешь видеть его лордом Утеса? Он водит дружбу с простолюдинами и бастардами. По словам Манса, один из его лучших друзей вообще был рудокопом. Вернувшись на юг, он… Взгляд Тайвина был непоколебим. — Твоему брату пришлось приспосабливаться к тем условиям, в которых он оказался. Вернувшись домой, он точно так же освоится со своей новой ролью. — Я никогда не получу Утес? — переспросил Тирион. — Никогда. — Тайвин подошел к Тириону и добавил, свысока глядя на него. — И ты еще удивляешься, почему я запрещаю тебе видеться с этим человеком? Ты сам додумался до этих вопросов или Манс Разбойник нашептал их тебе? Иди, Тирион, и учти на будущее: если я узнаю, что ты снова был у него, я вырву ему язык. Далла куда-то пропала, и Вель нигде не могла найти Сигвин, хотя ее отец сидел во главе стола. Заметив Блейна с кружкой возле очага, Вель решила, за неимением лучшего, подсесть к нему. Когда она подошла, Блейн поднял на нее глаза. — Вель. Если ты ищешь сестру, она ушла, прихватив с собой Грейджоя. Они собирались пойти к сердце-древу. Вель поставила свою миску на стол и уселась рядом. — Ты не болен? Выглядишь скверно. Блейн отпил из своей кружки. — Твоей сестре не понравится, что мы с тобой говорим. Вель, прищурившись, покосилась на него, пытаясь понять, что бы это значило. Его ответный взгляд не был враждебным или неприветливым, но в нем была странная серьезность. Подцепив ножом кусок мяса, она отправила его в рот. Его слова только возбудили в ней любопытство, и, прожевав, она спросила. — Что-то все-таки произошло? Он вздохнул. — Прошлой ночью вернулся отряд, который отправили на юг передать воронам весточку о Грейджое, — при упоминании Эйрона на его лице отразилось отвращение. — Двух ворон убили, а третью отпустили на Стену. У Вель в горле встал комок. — Полагаю, если это сработает…. придется быть настороже. Я слышала, Джейме Ланнистер сущий лис. Такой может одурачить и Ивара, как одурачил Ульфа. Она подумала о Сигвин, потом об Иваре. О Скарсунде. Она никогда еще не так долго не оставалась в одном месте. Здесь она уже многих знала и ко многим привязалась, она успела полюбить это место. Если Джейме объявится здесь, так или иначе всему этому придет конец. Блейн кивнул. — Если что-то пойдет не по задуманному, мне не сносить головы. — Может, никто еще и не придет, — предположила Вель, — Если бы я была вороной, я бы только радовалась, что меня избавили от Эйрона. Кому охота будет тащиться за ним в такую даль? — Далла… она иногда рассказывает про своего Манса, — заметил Блейн, — про ворону. — Он дезертировал, — ответила Вель тихо, — так что он уже не ворона. К тому же в нем кровь вольного народа. — Кем бы он ни был, — сказал Блейн, — вроде как он неплохо знал Цареубийцу. Далла говорит, послушать его, так пойманная ворона — ровно то, что нужно, чтобы выманить этого лорденка прямиком на север. — Эйрон грозится вырезать ему глаза и язык. Они уж точно не друзья. — Цареубийца, по слухам, здравостью суждений не отличается. — Блейн снова отхлебнул из кружки и обвел усталым взглядом общий зал. — А тебе как будто не очень-то нравится сестрицына ворона? — спросил он между прочим. — Он ее бросил, — объяснила Вель — Они много недель провели вместе, вечно миловались, так что даже смотреть было противно. Уверена, что он ее любил. И все равно бросил ради Ночного Дозора. Сказал, что его дом там. То, как сильно Блейн, по виду, разозлился на Манса из-за Даллы, в глазах Вель дорогого стоило. — Но вообще-то он неплохой, — добавила Вель. Она отрезала себе ломоть хлеба и продолжала. — Он похож на какого-нибудь унылого семьянина с дюжиной ребятишек. Такой часами будет разглагольствовать о своих былых подвигах, верит, что все женщины от него без ума, и мнит себя бардом, хотя ему медведь на ухо наступил. Блейн, который в очередной раз приложился к кружке, захлебнулся и закашлялся. — Но у Манса нет детей, — признала неохотно Вель, — и насчет остального он не просто языком трепет. Он и впрямь умеет драться, и на лютне играет, и поет. И Далле он сразу понравился. — Говори дальше, — сказал Блейн серьезно. — Смотреть в нем особо не на что, — сказала Вель, — разве что, со спины… когда пасть не разевает. — Ты просто пытаешься меня подбодрить, — догадался Блейн, отсалютовав ей кружкой. — А вот скажи-ка, что бы ваш Манс подумал о Грейджое? Вас послушать, так у такого собственное мнение должно быть буквально обо всем. Вель совсем не хотелось говорить сейчас об Эйроне Грейджое. Далла пристыдила его за то, что он по-скотски вел себя с Вель, но Эйрон был слишком упрям, чтобы извиниться. И все же Далла не перестала с ним разговаривать. Иногда приводила ворону делить с ними трапезу. Бывали дни, когда он даже не слишком выделялся. Он пел, отпускал грубые шуточки или хвастался тем, насколько далеко может пустить струю — того же Вель могла ожидать от любого в этом зале. Но Далла пыталась удержать его от выпивки, к тому же, он больше не был лордиком и не мог хлестать столько эля, сколько ему хотелось. Возможно, из-за этого, или, возможно, он устал притворяться, но у него, как будто, больше не оставалось сил, чтобы изображать из себя веселого дурачка. В последнее время он чаще вообще никак себя не проявлял. — Я не настолько хорошо знаю Манса, чтобы гадать, — ответила Вель пренебрежительно, — Хотя, вполне вероятно, он пошел бы у Даллы на поводу. — А ты-то хоть понимаешь, чего она возится с Грейджоем? — спросил Блейн. — Она, конечно, добрая, но это уже ни в какие ворота не лезет. Вель оторвала зубами еще кусок мяса. — Есть одна история, которую она мне несколько раз рассказывала. — Она поколебалась, но потом решила, что ничего слишком уж личного в этой истории нет. — Еще до того, как я родилась, один человек из нашего клана умер. А у него была хорошая охотничья собака. Но он ее постоянно бил, и она всех людей стала ненавидеть, доверяла только Далле, которая всегда ее подкармливала. Далла настояла на том, чтобы забрать собаку себе. Она думала, что если очень постарается, то сможет все исправить. Ей было тогда семь или восемь. — Вель рассеянно потыкала ножом в мясо. — А у нас тогда был брат, чуть младше Даллы. Он напугал собаку, и она его укусила, и мать заставила Даллу перерезать собаке глотку. Мать надеялась, что это послужит ей уроком. — Ужасная история, — заметил Блейн. — Наша тетка тоже была друка. Она навестила нас спустя несколько недель после этого, а когда ушла, Далла ушла с ней. Мать она так и не смогла простить. — Вель пожала плечами. — Далла согласна, что собаку, вероятно, все равно потом пришлось бы убить, но она не согласилась видеть в этом урок. На этот раз ответил ей не Блейн. — Далла уже тогда была мудрой не по летам. Если бы твоей сестре удалась ее затея, у нее была бы прекрасная охотничья собака, которая бы ее при этом отменно защищала. Ивар Золотой Лук перекинул ногу через скамью и уселся рядом с ней. Вель облизнула губы, во рту у нее внезапно пересохло. — Вообще-то у нас был личный разговор, — сказал Блейн. — Я подошел, чтобы спросить, слышал ли ты… — Насчет ворон? — Блейн кивнул. — И очень надеюсь, что ты заранее придумал, как перехитрить Цареубийцу, если он заявится. На Иваре сегодня были замшевые штаны, явно с юга, возможно, доставшиеся ему от какой-то убитой вороны, и богато украшенная кожаная куртка. На его губах играла улыбка. — У меня есть кое-какие мысли на этот счет. Если он заявится. — Собака, может, еще и пригодилась бы, — сказала Вель, возвращаясь к прежней теме их разговора, — А Эйрон? От него никакого проку, он только под ногами мешается. Теперь улыбка Ивара предназначалась ей. Сидя так близко, она чувствовала терпкий запах кожи, из которой была сшита его одежда, и могла разглядеть едва заметную россыпь веснушек у него на скулах и на переносице. — Ты сама сказала, Далла согласилась, что с собакой уже ничего не поделать. И у нее была возможность на собственном опыте убедиться в том, что такие подобранцы могут причинить вред дорогим ей людям. Полагаю, Далла знает, когда нужно отступиться и предоставить несчастное создание его судьбе. Ну, похоже, что с Грейджоем она еще не дошла до этой точки. Она, конечно, удивительная женщина, — продолжал он, — я ей восхищаюсь. Слишком многие принимают жестокость за силу, а доброту — за глупость. Но милосердие — милосердие многого стоит. Вель прикусила язык. В Скарсунде о торговле рабами никогда вслух не говорили. Говорили о торговле, о контрабанде, но слова рабство словно и не существовало. Иногда Вель даже забывала, из-за чего они с Даллой вообще отправились на восток. И то, что ей приходилось немало времени проводить с Иваром — а это было неизбежно, если она проводила время с Сигвин — только все усложняло, настолько он казался человечным. Но выслушивать из его уст подобные рассуждения о милосердии — это уж было чересчур. Блейн приложился к кружке и ничего не сказал. Тишина становилась напряженной, и Вель, запинаясь, спросила: — Вы… в самом деле так думаете? Ивар покосился на нее. — Возможно… — Он глянул назад через плечо и кивнул, словно соглашаясь с чем-то невысказанным, — возможно, нам с тобой лучше поговорить об этом наедине, друка. Из вас с сестрой слова лишнего не вытянешь, но я и не думал, что вы проделали столь долгий путь только ради меня. Вель бросила взгляд на Блейна, ища у него подсказки, что ей ответить, но по его лицу она теперь ничего не могла прочесть. — Я украду у тебя Вель? — кинул Ивар Блейну. — С чего ты меня-то спрашиваешь? — сказал Блейн, лишь на мгновение замешкавшись с ответом, — Она вольна идти, куда сама пожелает. Вель обтерла свой костяной нож и вернула его на пояс. — Мы поговорим. Они вместе встали. Уходя, Вель чувствовала спиной взгляд Блейна, но, идя за Иваром, она ни разу так и не обернулась. — А где Сигвин? — спросила Вель Ивара, когда они вышли из дома собраний. — Мой отец отправился улаживать спор между отрядами, которые встали лагерем на окраинах Скарсунда, она вызвалась пойти с ним. Значит, далеко отсюда День был солнечный и ясный, и снаружи Скарсунд гудел голосами и криками. Какая-то женщина звала отвязавшуюся козу, две старухи бранились, кто-то распевал песню о Баэле-Барде. Вель откинула голову и глубоко, с наслаждением вдохнула. Ивар привел ее в круглую хижину, в которой жила его семья. Это тоже казалось ей странным излишеством. Все вожди и старейшины кланов, которых она встречала до этого, жили в доме собраний, если он, конечно, был. На пороге Вель заколебалась, зная, что ни Сигвин, ни Халвара не будет. Верену она до этого видела в общем зале. — Это будет серьезный разговор, — сказал ей Ивар, — я не хочу, чтобы нас кто-то подслушал. — Разумеется, — сказала она, и вошла. Внутри Ивар снял куртку и бросил ее на одну из соломенных подстилок, которые служили постелью. Не говоря ни слова, он развел огонь в очаге, потом достал мех с каким-то питьем. — Вино из хурмы, — сказал он, наливая и протягивая Вель красивую резную кружку. — Эти плоды выращивают в Эссосе. Вель рассмеялась. — Вы собирались вести со мной разговор о торговле людьми…. И начинаете его, угощая меня тем, что получили от работорговцев? Ивар пожал плечами, словно не видел в этом никаких противоречий. Вель взяла кружку. Она не знала, что такое хурма, но однажды пробовала кислое молодое вино из ягод, которое делал один толстый коротышка близ Клыков Мороза. Пригубив вино, она не поверила, что речь об одном и том же напитке. Это вино было ароматным и сладким, с мягкой кислинкой, которая оставалась на языке. Вель с трудом удержалась от того, чтобы выпить все залпом. Ивар Золотой Лук уселся на постель и улыбнулся ей. — В Эссосе множество других вин и наливок, которые ни в чем не уступают этому. Так мне говорили. — Я ждала разговора о чем-то более серьезном, — заметила Вель. Он кивнул. — То, что я тебе сейчас скажу, передай своей сестре. Ваша поддержка может все изменить. К вашим словам прислушиваются. — Ивар вытянул перед собой ноги, разглядывая свои сапоги. — Начнем с того, что… тот выбор, который я сделал, вовсе не мешает мне ценить милосердие. Я не вижу в этом противоречия. Но сначала, пожалуй, я расскажу, как вышло, что я стал иметь дело с работорговцами. — Это было бы кстати, — сказала Вель. — Я видел, как Цареубийца разделался с Ульфом, — сказал он, и от неожиданности Вель едва не выронила свое вино. — Отец отправил меня на север с небольшим военным отрядом, мы должны были зимовать у него. До того, как я провозгласил себя королем, Халвар был вождем, и мы с ним никогда толком не ладили. Думаю, он был только рад тому, что представился повод услать меня с глаз долой. Сигвин была со мной, можешь ее расспросить. — А Цареубийца? — спросила Вель. — Для него это была просто забава, — сказал Ивар. — Он хромал, у него не было доспехов, оружие было негодное, и выглядел он совсем зеленым юнцом, но он вышел на бой с Ульфом, смеясь и целуясь со своей женщиной, а потом шутя убил его и насадил его голову на копье. Все это Вель уже слышала от Сорена Щитолома, вот только Сорен терпеть не мог Плакальщика и Ульфа не любил, и он не мог удержаться от смеха, рассказывая эту историю. Из уст того, кто поддерживал Ульфа, она звучала совсем иначе. Ивар оперся локтями на колени, его взгляд был серьезным. — Явного преемника у Ульфа не было, и, когда Плакальщик не вернулся, началась свара. Человек, которые одержал верх, мечом был горазд махать, но вот вождем оказался никудышным. Была зима. Когда в деревне начали голодать, я увел оттуда Сигвин и людей отца. Вель отпила еще вина, но вкуса даже не почувствовала. — А работорговцы? Что-то в ее лице, по-видимому, заставило его усомниться, но Вель немедленно приняла вид сильной и беспристрастной женщины. После Красных Палат, где ей приходилось следить за порядком и кормить такую пропасть людей, это выражение лица сидело на ней как влитое. Отбросив прядь волос с глаз, Ивар продолжил свой рассказ: — Когда я увидел их поединок, я понял, что мы для таких людей всего лишь букашки под ногами. Мы ничего не можем против них сделать. Не можем всерьез им противостоять. Я провел свое детство в тени Сурового Дома, бок о бок с этими останками… былого величия. И вот поэтому я решил попытаться вернуть нам хоть что-то. Если бы мы поднялись хотя бы на ступеньку выше, возможно, у нас появился бы какой-то шанс устоять. Ивар рывком встал на ноги. — У первых работорговцев, с которыми я столкнулся, на корабле было вот это, — он сорвал со стены свой лук. Вель приходилось видеть, как он стрелял из него. Его отточенные плавные движения, когда он посылал стрелу за стрелой точно в цель, напоминали Вель стремительный водный поток. Лук тоже вызывал восхищение. Он был изготовлен из гладкого дерева, которое в действительности выглядело, как золото, и даже слегка блестело. Длиной он был почти с Ивара, и даже Сигвин не могла его согнуть. — Безупречное оружие, — сказал Ивар Вель. — Словно сами боги мне его преподнесли. Цареубийца хвастался своим золотым мечом — и тут в моих руках оказывается этот лук. Это был знак. Знак, что не так уж и глупо было мне надеяться, что когда-нибудь, если мы встретимся, мы будем уже на равных. Джейме Ланнистер не раз жаловался, что клан Серебряной Волчицы присвоил себе его золотой меч. Тому уже три года минуло, должно быть, он так и ржавел где-то на Стылом Берегу. Ивар осторожно отставил лук. — Эта встреча была судьбоносной, — сказал он. — Суровый Дом процветал благодаря торговле, прежде всего, благодаря торговле с югом и востоком. Корабли Восточного Дозора патрулируют Тюлений Залив, и не всякий торговый корабль сюда сунется. Нужно было предложить им что-то действительно стоящее. — Вино из хурмы и золотые луки — как раз то, что нужно поселению для процветания, — заметила Вель. Ивар рассмеялся. — В основном с нами расплачиваются доспехами, стальным оружием. Тем, что есть даже у самых никчемных ворон, в то время, как среди вольного народа лишь вожди и лучшие воины могут похвастаться чем-то подобным. Я хотел, чтобы мои воины имели снаряжение не хуже. Чтобы мои главари могли себе позволить хотя бы ту меру роскоши, которая у поклонщиков доступна даже простолюдинам. Чтобы они не жались по углам, словно пуганые крысы, и не важно, придет угроза с юга или с севера. Вель отвернулась от него. — Некоторые верят, что вы являете собой большую угрозу вольному народу, нежели Иные или вороны. В голосе Ивара прозвучали нотки отчаяния. — Я продавал лишь своих пленников. Этих людей в любом случае ждала смерть. А так им сохранили жизнь. — Но я слышала…. Он затряс головой, словно пес, который пытается стряхнуть с себя блох. — Конечно, ты слышала. Все от того, что другие не гнушаются обращать людей в рабство, прикрываясь моим именем. — Он оскалился. — Мои враги совершают набеги на присягнувшие мне кланы и угоняют в рабство всех, от мала до велика. Для Вель это было как удар под дых. — Что? — Я имел дело лишь с парой капитанов, — сказал Ивар, — Теперь же чужаки слетаются на этот берег, как стервятники на падаль. Целые деревни обезлюдели. Вот, где я был. Пытался усмирить тех, кто потворствует этому безумию. — Почему об этом никто не знает? — задыхаясь, спросила Вель. — Я боюсь, если другие поймут, что любой, кто только пожелает, может угонять свободных людей в рабство и торговать ими, это уже никто не сможет остановить. Пусть считают, что я один этим занимаюсь, что я один на это способен. — Он бросил на нее долгий печальный взгляд. — Прости меня. Ты еще дитя, а я взвалил это на твои плечи. — Мне нужно найти Даллу, — сказала Вель. Их глаза встретились, и Ивар кивнул. Вель выбежала из хижины. В тени возле входа стоял человек, и когда она бросилась прочь, он догнал ее и попытался остановить. — Вель. Она пригвоздила Блейна к месту мрачным взглядом. Он пошел за ними следом и, наверняка, все слышал, но говорить об этом с ним она не хотела. — Мне нужно найти Даллу, — повторила она. Блейн отпустил ее руку и отступил от нее. На пути к сердце-древу Вель прокручивала в голове шаги, которые привели их к тому, о чем ей поведал Ивар. И хотя ее роль в этом казалась совсем ничтожной, нельзя было отрицать, что Джейме Ланнистер не оказался бы в деревне Ульфа, если бы не она и не Далла. Даллу и Эйрона Вель нашла на поляне у сердце-древа. Заметив их, Вель замедлила шаг. Далла сидела на камне и пряла, Эйрон недвижно сгорбился у глубокого пруда с черной водой. Оба молчали. Вель наклонила голову, ее мысли уже перестали лихорадочно метаться, теперь она пыталась понять. — Далла, — позвала Вель. Эйрон вздрогнул и едва не свалился в воду. Он обернулся с таким видом, словно Вель его застала сношающим козу. С их первой встречи он побледнел и еще сильнее исхудал. Как будто все эти дни медленно умирал. Только взглянув на Вель, Далла сказала: — Эйрон, оставишь нас с Вель ненадолго? Эйрон продолжал таращиться на Вель. Его лицо вспыхнуло, он робко кивнул Далле и ушел. Вель потерла глаза. — Даже не знаю, хочу ли я слышать, чем вы тут вдвоем занимались. — До тебя дошли вести об убитых разведчиках Дозора? — Вель кивнула, и Далла продолжила. — Я решила пойти сюда, когда узнала. Надеялась, что боги что-то мне скажут. Он спросил, говорят ли со мной боги когда-нибудь, я ответила иногда, и он захотел пойти со мной. — Его народ поклоняется другому богу. — Ты спросила — я ответила. — Далла рукой поманила Вель к себе. — Что случилось? На тебе лица нет. Вель подошла к пруду и посмотрела на зеркальную водную гладь. Глаза у нее были распахнуты, губы сжаты. Наверное, еще и бледна как смерть. Да уж, на ней действительно лица не было. Не зная, с чего начать, она начала с самого главного. — Я говорила с Иваром. И работорговля… все еще серьезнее, чем мы думали. Тирион сидел в солярии отца, слушая, как оглушительно колотится сердце. Он знал, что Тайвин был совсем в другой части замка — в библиотеке с Киваном, и все-таки Тирион не смел надеяться, что все окажется так просто. Когда он сказал стражнику, что будет ждать возвращения отца в солярии, и решительно двинулся вперед, не дожидаясь ответа, он вовсе не был уверен, что эта уловка сработает Когда он обыскал солярий и, не найдя того, что искал, обмирая от страха, бросился в спальню Тайвина, где принялся обшаривать одежду, постель, полки, он был уверен, что сейчас кто-то войдет — слуга или стражник. Но никто не вошел. Под конец, когда он уже почти отчаялся, и лишь уверенность в том, что Тайвин никогда не снизошел бы до того, чтобы надеть кольцо одичалых, заставляла его продолжать поиски, его взгляд упал на дверь, ведущую в смежную спальню. В спальню леди Джоанны. Теперь мне нет пути назад, подумал он, открывая эту дверь. Отец все поймет. Он знал, что ему не сносить головы, если его застанут здесь, поэтому даже не осмотрелся толком. Кольцо он обнаружил почти сразу. Оно лежало на высоком, искусно украшенном ларце, который стоял между большим драгоценным зеркалом и сундуком для одежды. При мысли о том, что даже кольцо Джейме было недостойно того, чтобы храниться среди украшений леди Джоанны, Тирион едва удержался от нервного смеха. Опустив кольцо в карман, Тирион нашел в себе смелость оглядеться, но обстановка ничего не говорила ему о том, какой была леди Джоанна, что она любила, о чем мечтала. Это была просто комната давно умершей женщины. Ему пришло на ум, что, вероятно, она спала даже не здесь, а в покоях Тайвина, но подобные мысли могли далеко его завести, и, гоня их от себя, он поспешил уйти. Теперь, когда самая опасная часть оставалась позади, он сидел в кресле и размышлял о том, правильно ли он поступает. С какого бы угла он ни посмотрел, выбранный им путь казался правильным. Утес он не получит. Он поможет Гериону совершить доброе дело. Джейме будет рад. Тиша была в Эссосе. И хотя он вряд ли сможет отыскать ее, это тоже многое значило. Но истинная причина была в том, что Тирион хотел насолить отцу. Он хотел уязвить его, разозлить, сделать то, чего Тайвин никак не ожидал. Именно поэтому он украл кольцо — чтобы Тайвин не думал, что Тирион просто послушно позволил Мансу втянуть себя в его игры. Нет, Тайвин узнает, что оба его сына предали его, променяли на худородного бастарда, которого он презирал. Тирион выждал еще немного времени, чтобы его быстрый уход не выглядел подозрительным. Он одновременно надеялся, что отец вернется и застанет его, что они смогут поговорить напоследок, и боялся этого. Пожалуй, хорошо, что он все-таки не вернулся. Он мог что-нибудь почувствовать, заподозрить. — Скажи ему, что я приду завтра, — велел Тирион стражнику, уходя. — У меня есть еще другие дела. Стражник, по-видимому, ничего не заподозрил. Тирион подумал, что его, вероятно, выпорют, но тут уж ничего было не поделать. Чувствуя, как кольцо жжет ему карман, Тирион вернулся в свои покои. Последние несколько дней он провел, собирая вещи — книги, одежду, кое-какие личные ценности. Под видом своих собственных Герион уже все погрузил на Смеющегося Льва. Комнаты, в которых Тирион провел большую часть своей жизни, почти опустели. Ему становилось страшно при мысли о том, что он уйдет и никогда больше не вернется, хотя какая-то смутная мыль на задворках сознания мешала ему окончательно в этом увериться. А если я не смогу сам себя содержать, если Серсея не примет меня в Королевской Гавани, если я лишусь поддержки Гериона — всегда остается Стена Оглядевшись в последний раз, он вздохнул и вышел. Тирион должен был встретиться с Герионом у северных врат, якобы, чтобы сопроводить его в доки. Предполагалось, что Герион поднимет паруса на рассвете. Чтобы скрыть время отплытия — и чтобы держать Манса подальше от лорда Тайвина — корабль Гериона был пришвартован в Ланниспорте, а не возле Утеса. Тирион сомневался, что подобные предосторожности оправданы — зачем бы отцу препятствовать отплытию Смеющегося Льва? Хотя, если бы Тайвин догадался, как сильно Манс был замешан в этом деле, неприязнь к последнему могла заставить его вмешаться. Они возлагали свои надежды на то, что Тайвин будет слишком озабочен своей репутацией. Герион рассчитывал, что Тайвин просто махнет на них рукой, решит, что попытки вернуть своего сына-карлика ниже его достоинства. Если он ошибался, ситуация могла очень быстро начать развиваться…. непредсказуемо. Когда Тирион подошел к воротам, Герион уже ждал его. Рядом с ним стояла Дженна. Тирион посмотрел на дядюшку, ища подсказки, как ему следует поступить. Дженна не должна была ни о чем знать. Но прежде, чем Герион смог хоть слово вымолвить, Дженна заключила Тириона в объятия. — Ты мог бы сказать мне. Тирион вдохнул аромат ее духов. — Прости меня. Отец, он сказал, что я никогда не получу Утес. Сказал, что… Дженна поцеловала его в лоб. — Герион мне все рассказал. Я тебя не виню. — Она покачала головой. — Тайвин глупец. Ты его дитя в гораздо большей мере, чем твои брат и сестра. Жаль, что он слишком слеп, чтобы это разглядеть. Месяц назад Тирион был бы рад услышать эти слова. Но теперь, когда он стал свидетелем того, как отец из мелочной ревности спустил кожу с человека, они вселили в него почти животный страх. — Будь осторожен, — сказала Дженна заботливо, — Присматривай за своим дядюшкой и береги себя. Мир жесток, особенно к карликам. Да, подумал Тирион. Но я же самый везучий карлик на свете. — Ты всегда была ко мне добра, — сказал он. — Добра, — фыркнула Дженна. — Добра. Я люблю тебя, дурачок. Есть люди, которые тебя любят, как бы ты ни был уверен в обратном. Она расцеловала его в обе щеки и ущипнула за ухо, потом все то же самое проделала с Герионом, читая ему наставления. Но все-таки пришла пора расставаться. Тирион не попрощался ни с Киваном, ни со своими двоюродными братьями и сестрами, ни с отцом. Когда представится возможность, он собирался написать Аддаму. В доках Манс прохлаждался возле вьючной лошади, пока несколько человек из команды Гериона разгружали мешки и седельные сумки. Что было в этих сумках, понять было решительно невозможно. Тирион намеревался ошеломить его своим нежданным появлением и острым словцом, но вместо этого смог только пробормотать: — Что… что это такое? Манс повернулся к нему и снисходительно улыбнулся, словно с самого начала не сомневался, что Тирион отправится с ними. — То, чего никто не хватится, — ответил он с самодовольной кошачьей ухмылкой. Тирион слез с лошади и подошел ближе к нему. Спустя эти три недели он выглядел гораздо лучше, но все равно как будто постарел, складки на его лице стали заметнее, и шрамы на щеке и шее, так похожие на отметины чьих-то пальцев, выделялись по-прежнему. На нем были черные сапоги, но рубашка была серой, с алой отделкой. Герион раздобыл ему черную одежду для Королевской Гавани, но Тириона вовсе не удивляло, что Манс не носил ее, пока была такая возможность. — Тебе негде было хранить… — начал было Тирион, но тут же догадался. — Пещера! Потолок там вовсе не грозил обвалиться, так ведь? С едва заметной скованностью в движениях Манс похлопал Тириона по плечу. — Уже не важно. — Ты провел неделю в Утесе. Ты… — Зачем же так торопиться с выводами? — Манс явно не собирался больше ничего добавлять к сказанному, — Послушай-ка, Джейме будет гордиться тобой, — заметил он уже другим, более искренним, тоном. Тирион почувствовал, что его лицо вспыхнуло от удовольствия и, чтобы отвлечь внимание от себя, выудил из кармана кольцо и протянул его Мансу. Он почти ждал, что Манс просто рассмеется и скажет что-нибудь вроде «Я в тебе не сомневался», словно Тириону ничего не стоило раздобыть это кольцо. Я сделал это не ради него, напомнил он себе. Но Манс не рассмеялся. Он осекся и молча стоял, даже не протянув руку, чтобы взять у Тириона кольцо. Подняв на него глаза, Тирион увидел, что он больше не улыбался, что на его лице было написано глубокое, ничем не прикрытое чувство вины. Словно, променяв кольцо на возможность играть на лютне, он совершил предательство, которое Тирион теперь бросил ему в лицо. Только, когда Тирион, отбросив все мрачные мысли, искренне улыбнулся ему, Манс взял кольцо. Надев его, он положил руку Тириону на плечо. — Спасибо тебе, Ланнистер. Тирион даже не мог вспомнить, когда его в последний раз за что-то благодарили, поэтому не нашелся с ответом. Усмехнувшись, Манс сказал: — Что ж, пойдем, пора и тебе ощутить вкус свободы. Он зашагал к кораблю, и Тирион старался не отставать. Когда они поднялись на палубу, Манс заявил: — Я взял с собой Бриони. Семья ее все равно теперь больше не примет, все знают, что она себя не соблюла, а что касается Джой…. — А дядюшка знает? — спросил Тирион. — Скоро узнает. Не думаю, что это его сильно стеснит. Она согласна, чтобы он оставил ее где-нибудь, где она сама сможет зарабатывать себе на хлеб. Нельзя было ее… По правде сказать, Тириона это мало заботило. Он надеялся, что Герион действительно где-нибудь ее оставит, и поскорее, меньше всего ему хотелось смотреть, как его дядюшка суетится вокруг чужих людей. Чтобы сменить тему, он сказал: — Я так и не спросил, откуда у тебя эти шрамы. В лице Манса промелькнуло раздражение, но он ответил: — Упыри. — Упыри, — Тирион рассмеялся, — Ну, а серьезно? — Бабенка попалась страстная, — сказал Манс, на миг замешкавшись с ответом. Значит, что-то не слишком достойное, раз он скрывает. Ну и пусть. Тириону уже хотелось побыть одному. Скоро он, быть может, в последний раз бросит взгляд на Утес. Возможно, он уже никогда сюда не вернется. Извинившись, он пошел на нос корабля, и вдогонку ему полетела веселая песенка о том, как Ланн Умный выкрал сокровища Утеса Кастерли. — Не нужно было приходить, — Ева воткнула костяную иглу в штаны из оленьей кожи, которые сшивала. — Я же сказала тощему Старку… — Ты сказала, что не хочешь видеть здесь ворон, — закончил за нее Джейме. — Но разве мы похожи на ворон? Ева скептически оглядела их с Куореном. На обоих были меховые куртки и разношерстная броня, что только удалось собрать. Эдд обрезал Джейме волосы так коротко, чтобы не было видно, что они вьются. И уж Ева не могла жаловаться на то, что увечье его выдает — она даже не знала, что он лишился руки. — Тебя могут в лицо узнать, — сказала она Джейме, — оно приметное. — Когда я был на востоке, у меня была борода. — Почти все мужчины носят бороды. Без бороды ты только сильнее бросаешься в глаза. — Она взглянула на Куорена. — Ты тоже, но ты хоть не смотришься при этом таким лордиком, — ее голос посерьезнел, — Я многим рискую, говоря с вами. — И мы это ценим, — сказал Джейме. Ева фыркнула, продолжая шить. Из плетеной колыбели, стоявшей в углу палатки, раздался детский плач. Джейме вздрогнул. Он знал, что Ева вышла замуж, значит, и ребенок не должен был стать для него неожиданностью, но все это никак не укладывалось у него в голове. Как и Эдрик со своей копьеносицей. Равняя всех по себе, он забывал, что их жизни не стояли на месте. — Есть хочет? — спросил Джейме с ноткой смущения. Ева взяла младенца и, мельком оглядев, опустила его на земляной пол, где он тут же пополз в сторону Куорена. — Неа, — сказала она, — просто спать надоело. Джейме заставил себя сосредоточиться. — Мы здесь надолго не задержимся. Хотели только порасспросить тебя насчет Ивара. Заметив, с каким выражением Куорен смотрит на ползущего к нему ребенка, Джейме перехватил малыша и развернул его в другую сторону. Тот только удивленно пролепетал что-то и пополз дальше. — Он не кусается, — сказала Ева Куорену. Джейме закашлялся. — Мой брат кусался, когда был маленьким. Ева сердито посмотрела на него, в ее взгляде явно читалось ты же понимаешь, о чем я. — Не только насчет Ивара, но и насчет Скарсунда, — сказал Куорен, Его глаза внимательно следили за ребенком, словно он готовился убраться подальше, как только ребенок подползет слишком близко. — Он вообще хоть существует? Ева пожала плечами. — Похоже на то, хотя это довольно далеко. Почти в устье Оленьего Рога. — Ты с ним встречалась, — добавил Куорен. — Можешь нам рассказать, что это за человек? Младенец быстро пополз к выходу из палатки, и Джейме, который был ближе всего, ухватил его за край шерстяной рубашонки. — Имени у него еще нет, верно? — Для нас он Комарик, — ответила смущенно Ева, — мелкий, докучливый, и так и напрашивается на увесистый шлепок. Повинуясь внезапному порыву, Джейме усадил малыша себе на колени. Из любопытства, по большей части. Ничего интересного в нем нет, подумал он, разглядывая ребенка. То, от чего он отрекался в своих обетах, не казалось такой уж великой потерей. Люк ни в чем ему не уступал, но при этом был послушным и умел убивать. Ева продолжила шить, поглядывая на Джейме, который, приспособившись, уложил малыша на руку. Тот завозился, и Джейме попытался незаметно покачать его. Невольно он вспомнил Тириона и забеспокоился. Манс его, конечно, не обидит, но и церемониться с ним особенно не станет. Будет обращаться с ним как с мужчиной, которому уже минуло семнадцать, а не как с маленьким братцем. Но тревожиться об этом сейчас было глупо. Скорее всего, Манса в Утесе Кастерли уже давно не было, он мог и не встречаться с Тирионом. Куорен потер виски. — Мы говорили об Иваре. — Верно, — Ева заколебалась, потом продолжила. — Так вот он совсем не такой, как можно было бы ожидать. После всех тех ужасов, которые про него рассказывают, даже не верится, что такой человек чем-то может расположить к себе. Но когда видишь его вживую, становится ясно, что людей подкупает его внешность. — Он и впрямь такой смазливый? — Цареубийца, — одернул Джейме Куорен. Ева ослепительно улыбнулась Джейме. — Он красивый. И волосы у него красивее, чем твои. Рыжие, но не такие, как у Эдит и Игритт, а нежнее. Но вас двоих сравнивать — этот как сравнивать лису с волком. Слишком уж вы разные. — С волком? Ты всерьез меня сейчас сравнила с… — Ева, ты начала говорить о том, что Ивар за человек, — перебил его Куорен. Разглядывая стежки, Ева спросила Куорена. — Что с тобой такое? — Что со мной? — повторил Куорен. — Ты ведешь себя так, словно только и думаешь о том, как бы сбежать и забиться в какую-нибудь нору, еще и закопаться поглубже. Это из-за него? — она показала на Комарика, — Я могу сказать Альфреду, чтобы он его забрал. Джейме открыл было рот, но Ева перебила его: — Дай человеку самому сказать за себя, Цареубийца. Джейме всерьез испугался, что Куорен ее сейчас ударит, таким разгневанным он выглядел. С видимым усилием овладев собой, он все-таки ответил: — Я не могу закрывать глаза на то, что наше присутствие тебе доставляет неудобства. Это была явная ложь, и Джейме знал, что Ева на это так легко не купится, поэтому поспешил перевести разговор: — Так какой этот Ивар? — Я не стала говорить это Старку, — сказала Ева, повернувшись к нему, — Он так задирал нос, что все равно ничего не понял бы. Но мне Ивар понравился. Он не показался мне злым. Кое в чем он заблуждается, но он не слепой. Этого Джейме никак не ожидал услышать. — Поясни, — попросил Куорен. — Он словно бард. Поет себе красивую песню, в которой все просто и понятно. Вот только в жизни все совсем не так, как в песнях поется. В жизни все куда сложнее. Комарик тем временем принялся посасывать палец Джейме в перчатке, но Джейме твердо решил игнорировать его попытки привлечь к себе внимание. — Он думает, что вы, вороны, спите и видите, как нас всех перебить. Когда я сказала ему, что знаю пару неплохих ворон, он ответил, если мясо протухло, его выбрасывают, даже если кое-где еще остались неплохие куски. Тогда я сказала, что от его речей несет тухлятиной, но я все-таки их переварила, хотя его лицо и было единственным хорошим куском. — И он…? — Он ответил, что мы не придем к согласию, и нам не стоит об этом больше говорить. Это настолько озадачило Джейме, что он не нашелся с ответом. — Но это вовсе не значит, что он хороший, — добавила Ева. — Когда Тормунду понадобился мой отец, он просто пришел и сказал, что неплохо было бы не враждовать, а объединиться. Кланы помогают кланам, и всем от этого польза. Ивар не такой. Он хочет многое изменить. — Крастер назвал его чудовищем, — заметил Джейме. — Крастер солгал. Ты уж будь осторожен, Джейме. Ивару есть, что терять. Он всерьез печется о своих людях, всерьез хочет быть королем, у него есть дочь, он твердил про нее без умолку. Люди, которым есть, что терять, бьются до конца. — Она приподнялась на колени, подползла к нему и положила свою ладонь на его культю, которой он придерживал Комарика. — Кому это знать, как не тебе. После того, как они оставили деревню Евы позади, день проходил за днем, оставляя за собой послевкусие несбывшихся ожиданий. Раньше, путешествуя с Куореном, Джейме болтал без умолку, много пел и шутил, потому что был уверен, что Куорен ворчит больше для вида. Теперь же он знал, что Куорен предпочел бы оказаться где угодно, но не здесь, поэтому старался помалкивать, чтобы не выводить его из себя. Тем более, что сам Куорен, по всей видимости, только и искал повода повернуть назад. Он всегда был настороже и не спускал глаз с Джейме, и под его пристальным взглядом Джейме переставал нормально справляться даже с самыми простыми делами. И все же он был рад снова оказаться за Стеной. Земли к востоку были им обоим незнакомы, и им постоянно встречалось что-нибудь интересное — чардрево, которое росло над широкой расщелиной, оплетя корнями обе ее стенки, цветущий луг, кусты с щедрой россыпью ягод, под тяжестью которых ветви клонились к земле. Иногда Джейме пытался высмотреть вокруг холм, поросший чардревами, ему казалось, что пещеры Кроворона должны быть где-то в этой стороне. Он понятия не имел, где именно, но надеялся, что мертвый разведчик сам покажется, если они подойдут близко. В конце концов, он же проделал гораздо более длинный путь, чтобы поговорить с Мансом. Время от времени они разбивали лагерь возле сердце-древа, но все вопросы Джейме так и оставались без ответов. Сколько он ни укладывался спать, прислонившись к стволу, ему так ничего и не приснилось. Спустя месяц пути они вышли из леса и обнаружили перед собой Олений Рог. На водной глади широкой, неторопливо несущей свои воды реки играли солнечные блики. Заметив, что Куорен улыбается, глядя на реку, Джейме спросил: — Потрясающе, да? Изумленный взгляд, который Куорен бросил на него, заставил его пожалеть о том, что он вообще заговорил. После непродолжительной борьбы с самим собой, он все же добавил: — До темноты успеем еще милю проделать. Не дожидаясь ответа Куорена, он припустил Крапинку вперед. Ночью Куорену выпал первый дозор. Пока Джейме устраивался поудобнее под меховым одеялом, Куорен не сводил с него глаз, и под конец Джейме не выдержал. — В чем дело? Куорен ответил не сразу. — Держи теперь Темную Сестру подальше от посторонних глаз. Чем ближе к Скарсунду, тем больше народу нам будет встречаться, а рукоять слишком уж приметная. Было совершенно очевидно, что он вовсе не это собирался сказать, и Джейме уткнулся в руку, сдерживая смех. Вот ведь дурень окаянный, подумал он, жалея, что не может ему как следует врезать. Когда он повернулся обратно, Куорен сидел, уставившись в огонь с таким видом, словно там прятался лазутчик Ивара. — Звучит разумно, — сказал Джейме, — Так и сделаю. Куорен хмыкнул. — Как думаешь, Иные за нами следят? — спросил Джейме, чтобы потянуть разговор. Он рассказал Куорену почти все, что говорил Манс, умолчал только про то, что касалось последнего героя. — Откуда мне знать, — ответил Куорен, потом добавил раздраженно. — Я же велел тебя брать мои шкуры, когда я несу дозор. Чего им лежать без дела. — Если я встану за ними, я снова весь закоченею. Минуту спустя на его грудь плюхнулся сверток. Джейме понуро раскатал одеяло и, укрывшись, пробурчал: — Прости. — Наши мешки лежали в двух шагах, большого труда мне это не составило, — Куорен тихо рассмеялся, потом сказал: — Спи давай уже. Подавив вздох, Джейме ответил: — Спасибо тебе. — Спи, Цареубийца. В общем и целом их путешествие вдоль Оленьего Рога протекало без особых затруднений. Рыбы в реке было вдосталь, людей, как и предсказывал Куорен, они встречали часто. Им попадались и торговцы, и охотники, и военные отряды, как-то даже целый клан. Джейме без труда втирался в доверие и расспрашивал их об Иваре. Чего ему только не рассказывали. Одни говорили, что у него целая дюжина детей, другие утверждали, что он бездетен. То он был верен единственной женщине, то спал с десятком женщин сразу, кто-то доказывал, что он любит мужчин, некоторые считали, что он предпочитает лошадей. Одни полагали, что торговля людьми — это только слухи, другие шептались, что это проблема пострашнее, чем Иные или вороны. Постепенно Джейме пришел к выводу, что от рассказа Орла проку было не больше, чем от рассказа Крастера. И не потому, что он намеренно пытался ввести его в заблуждение. Слишком уж длинный путь пришлось проделать этим новостям, прежде чем они достигли ушей Орла. Сведения о Скарсунде были столь же отрывочны и противоречивы, и у Джейме сложилось впечатление, что почти все встреченные ими путники хотели своими глазами взглянуть на поселение, а потом уже судить. После того, как сразу трое одичалых сказали, что от ближайшей деревни до Скарсунда дней десять пути, Джейме, рассчитывая наконец узнать что-то наверняка, предложил Куорену переночевать в деревне. Куорен наловил рыбы, которую они преподнесли тамошнему вождю и тем самым получили приглашение разделить трапезу и провести ночь в доме собраний. Уписывая мясную похлебку, Джейме раздумывал, что они будут делать после того, как доберутся до Скарсунда и выяснят, что с Блейном и жив ли Грейджой. Он вовсе не льстил себя надеждой, что ему удастся обманом вызвать на поединок еще одного короля. Поблизости вскоре уселись две женщины. Они так оживленно и громко спорили, что их голоса вырвали Джейме из раздумий, он невольно начал прислушиваться. Речь шла о молодой женщине, которой не по душе пришелся выкравший ее человек. Теперь он умер от ее ножа, и его семья ее невзлюбила. — Надо ей новую шапку подарить, — сказала одна из женщин. — Это ее утешит. Из того лисьего меха. — Да мы не такие уж с ней подруги, — возразила вторая. — И вообще я собиралась сшить Гарви куртку, а мех пустить на подкладку, будет тепло и хорошо. — Гарви даже не заметит, чем там подбита его куртка, а Гилен будет приятно. — Ты просто хочешь спать с ее отцом, вот и лезешь из кожи вон. Спишь и видишь небось, как ты такая вся к нему приходишь и говоришь: я, мол, Гилен ищу, вот и мех ей…. — Герта…. — Да ему некогда спать с тобой. Пока их клан с места не сдвинется, он только о том и заботится, чтоб его сыновьям во сне глотку не перерезали, вот так вот. — Герта шумно выдохнула. — Яблоки ей отнесем, и будет с нее. Вот еще надумала тоже, лисий мех. — Яблок она и сама нарвать может. Джейме больше не мог это слушать. — По-моему, яблоки в самый раз, — сказал он, чтобы только они замолчали. Обе женщины повернулись к нему. — Твое-то какое дело, — заявила Герта, махнув рукой. — Ох, — сказала вторая. — Что, ты и с этим хочешь спать…. — разглядев Джейме получше, она запнулась. — Боги мои, Трута. Трута! Джейме наклонил голову. — Яблоки, — повторил он. — Лиса это перебор, к тому же… Из глотки одной из женщин вырвался вопль — что-то то среднее между криком ужаса и воинственным кличем. Джейме глупо уставился на нее. Он ни той, ни другой до этого в глаза не видел, и ему самому хотелось завопить при мысли о том, что его, по всей видимости, узнали какие-то люди, о которых он и понятия не имел. Куорен, вскочив со своего места, встряхнул ее. — Что за шум ты тут подняла, брехливая сука? Вторая женщина, Герта, ткнула пальцем в Джейме и закричала. — Это Цареубийца! — Пора! — велел Джейме, но осекся, потому что в этот момент Куорен отпустил женщину и схватил его. Приставив кинжал к шее, другой рукой он вцепился ему в волосы и зажал их в кулак. Эдд остриг Джейме совсем коротко, так что Куорену для этого пришлось приложить немало усилий и хорошенько потянуть, и Джейме едва удержался от вскрика. — Цареубийца? — переспросил Куорен, а когда Джейме с глупым видом вылупился на него, встряхнул его за волосы. — Они меня с кем-то путают, — быстро сказал Джейме, подстраиваясь. — Я же тебе говорил, дружище, я из Белого Древа. Куорен усилил хватку, и Джейме невольно застонал. Ты же так с меня скальп снимешь, скотина, подумал он. К ним бросился здешний вождь. — Что здесь происходит? Что вы творите? Обе женщины были бледны как смерть и дрожали, но голос Герты прозвучал твердо: — Это Цареубийца, — она показала пальцем на Джейме, словно и без того не было понятно, кого она имеет в виду. К изумлению Джейме, вождь только взглянул на женщин и кивнул: — Уж кому знать, как не вам. Почему? Как эти невесть откуда взявшиеся дурные бабы могли его знать? Куорен сильнее прижал лезвие кинжала к шее Джейме, из пореза выступила кровь. — Я хочу его голову. Доставлю ее в Скарсунд. — Да ну? — спросил Джейме, — Я думал, мы сдружились за время пути. Ты не мог бы… Куорен макнул Джейме лицом в похлебку, которая, к счастью, уже немного остыла на сквозняке. Джейме успел зажмуриться, но ему стоило больших усилий сдержать раздражение, когда его вздернули обратно, и густая жижа с кусочками мяса и овощей стала стекать по лицу. Кашляя и отплевываясь, он попытался не думать о том, когда ему теперь представится шанс помыться. Сейчас похлебка высохнет и начнет вонять, не говоря уж о том, как все будет зудеть и чесаться. Если это продлится хотя бы несколько дней, он при первой возможности убьет Куорена медленно и мучительно. Вовсе не обязательно было заходить так далеко. — Я не допущу, чтобы под моей крышей поступались правом гостя, — заворчал вождь. — Да Цареубийца уже этим раз пользовался, — заявила Труда, — чтобы убить нашего брата. До Джейме дошло. — Седьмое пекло, Али же про вас обеих рассказывала. — Даже имени ее не произноси. Мы приютили этого ребенка… — Мы ее кормили. — Помогали ей. — Ульф и пальцем ее не тронул, а эта неблагодарная… — Награда, — перебил их Куорен. — Я хочу получить награду. Если все уверены, что это он, отведем его в Скарсунд живым, тогда никто тебя никто не попрекнет тем, что ты не чтишь право гостя, — сказал он вождю и, помолчав, добавил, — Вот ведь лживый мешок дерьма. — Верно говоришь, — Трута почти на крик перешла, — он специально притворяется одним из нас, чтобы выманить у людей еду и крышу над головой. В прошлый раз с ним еще эта страхолюдина была… — Серебряная Волчица никакого отношения к смерти вашего брата не имела. У тебя нет причин оскорблять ее… — Верно эта уродливая сука тявкала, когда ты ее имел, — сказал Трута. Джейме бросился на нее и едва не перерезал себе горло. Куорен с силой дернул его за волосы, и это было уже всерьез. — Я хочу награду, — заявила Герта. — Под Ивара хочешь лечь? — спросил Джейме, — Разве не такую вам обещали награду? Герта взяла миску Куорена и вылила ее Джейме на голову. — Я хочу получить меха для моих детей и оружие для моего мужа, — бросив взгляд на Куорена, она добавила, — И справедливость для моего брата. Он не твой. Тебе-то самому ума не хватило ворону под собственным носом распознать. — Он мой гость, вы не можете снять ему голову с плеч, — снова заворчал вождь. — Мы отведем его к Ивару, — повторил Куорен убежденно, словно иначе и быть не могло. — Он нас выслушает и решит, кому причитается награда. — Он покосился на вождя. — Или это тебе тоже не по душе? Кто другой мог бы и подумать, что ты с вороной заодно. — Я чту богов, вот и все, — огрызнулся вождь, бросив взгляд на Джейме. — Он мой гость, ел мой хлеб. Я обещал ему защиту. Так не годится, это не…. Куорен мрачно посмотрел я на него. — Впрочем, пожалуй, от того, что вы его просто доведете до Скарсунда, большого вреда и не будет, — заключил тот. — Нужна веревка, — сказала Трута. — Длинная, чтобы связать его по рукам и ногам. Джейме устало поднял вверх культю. Трута расхохоталась, Грета стянула с культи кожаную обмотку и уставилась на нее с мрачным удовлетворением. Хватка Куорена на мгновение ослабла, и Джейме истолковал это как попытку утешить его, но унижение все равно жгло его насквозь. Герта была уверена, что Джейме найдет способ выкрутиться, если они тут замешкаются, поэтому они тронулись в путь в том же часу. К ним присоединился муж Герты — угрюмый бугай, рядом с которым даже Куорен казался болтливым мальчишкой — и еще несколько человек. Лошадей у них не было. Куорен тоже шел пешком, ведя в поводу свою лошадь и Крапинку, которую, как он заявил, собирался подарить своей жене. Джейме шагал в середине, весь обмотанный веревкой, от него мерзко несло присохшей похлебкой. Сначала он рассматривал людей, прикидывая, кто из них мог сражаться, оценивая, как они двигаются, запоминая, где и какое они держат оружие. Потом он стал смотреть на Труту, которая мрачно куталась в свою меховую куртку. — Почему вы так злитесь на меня? — спросил Джейме дружелюбно. — Ваш брат согласился на поединок. Я победил в честном бою. — Ты ему не оставил выбора, — ответила она, не глядя на него. — Он боялся, что так будет. Слышал о тебе всякое, да еще и Плакальщик масла в огонь подливал. Он думал, что погибнет. — Она стиснула зубы. — А ты над ним насмехался. — Да он тоже надо мной насмехался, — бросил в ответ Джейме. — Заткнись, Цареубийца, — велел ему Куорен, но Джейме не унимался. — Что вы вообще тут делаете? До вашей деревни отсюда не один день пути. — Той деревни больше нет, — ответила Трута холодно, — После тебя началась неразбериха, а была ведь середина зимы. Сначала эта снежная буря, потом все перегрызлись, люди начали разбегаться. Все развалилось. Этого Джейме не ожидал, но, видя выражение ее лица, он невольно рассмеялся: — По-вашему, я в этом виноват? — Если бы ты не убил Ульфа… — Люди смертны, — сказал Джейме, — особенно короли. Если он всерьез боялся выходить со мной на бой, как ты говоришь, почему же он ничего не сделал? У него была целая ночь, чтобы… — Цареубийца, — одернул его Куорен. — Он был плохим королем, — сказал Джейме. — Я не позволю какой-то грымзе, которой лунная кровь в голову бросилась… Она подошла и с размаху ударила его по щеке. Джейме лязгнул зубами у самых ее пальцев, и этого оказалось довольно, чтобы она больше к нему не лезла. — Заткни пасть, — сказал Куорен, — если не хочешь, чтобы я тебе кляп вставил. Джейме нахмурился, понимая, что это не пустая угроза, и что Куорен искренне полагал, что Джейме стоит держать язык за зубами. Словно сам не знал, как несправедливо осудили Джейме за убийство Эйриса. Теперь какие-то олухи хотели запятнать и убийство Ульфа. — Как будто тебе было дело до того, хорошим королем был Ульф или нет. На то, что будет с нами, тебе тоже было плевать. Тебе просто хотелось свой меч окровить, — пробурчала Герта. Джейме открыл было рот, чтобы напомнить ей, что окровил он меч Ульфа, а не свой, но Куорен так посмотрел на него, что Джейме стиснул зубы и опустил голову. У него не было тогда выбора, и он не жалел о том, что все обернулось так, как обернулось, особенно после того, как он узнал Али и своими глазами увидел, как много ее возвращение домой значило для Мормонтов. Но то, что он даже не подумал о том, к чему может привести убийство Ульфа, его грызло. Это было наивно и глупо, он должен был это учитывать. Пусть Ульф был всего лишь королем одичалых, он был королем, и его убийство не могло не иметь последствий. Сейчас не время об этом сокрушаться, напомнил себе Джейме. Подняв глаза, он обнаружил, что Трута сердито смотрит на него. Он перевел взгляд на Куорена, но Куорен демонстративно отвернулся. Наверняка, он воспринял это все как лишнее подтверждение тому, что не стоило затевать эту вылазку, и теперь ругался про себя, что ему придется спасать калеку. Эта мысль только разозлила Джейме, и вместо того, чтобы дальше копаться в себе, он принялся придумывать, как ему спасти вылазку — и заодно доказать Куорену, что он сам прекрасно со всем может справиться. Вель сидела напротив Сигвин и молчала. Вот уже с четверть часа они работали рядом — Сигвин делала древки для стрел, Вель чинила одежду, — и за это время перебросились лишь десятком слов. Зашивая дыру на рубашке, Вель задумалась, не крылось ли в этом молчании чего-то большего. Знала ли Сигвин, как далеко зашла работорговля? Знала ли она, что Вель это было известно? Знала ли она, что думает об этом Далла? Последний вопрос больше всего заботил Вель. Когда она неделю назад прибежала к сестре после разговора с Иваром, она думала, что Далла, как и она сама, придет в смятение. Она была уверена, что Далла решит действовать с Иваром заодно, чтобы помочь ему вернуть ситуацию под контроль. Да и Ивар казался уверенным в том, что все именно так и произойдет. Но у Даллы, которая неделями возилась с Эйронон Грейджоем, для короля не нашлось и капли сочувствия. Пожурив Вель, она заявила, что в случившемся нет ни их вины, ни богов, ни Джейме. Один лишь Ивар Золотой Лук был за все в ответе. «Если человек поджигает дом, в котором есть люди, и от этого загораются другие дома, мы говорим, что он сжег деревню. И мы не помогаем ему отстроить ее заново, мы выбираем на его место того, кто не будет поджигателем», — заявила Далла. Вель возразила, что это глупое сравнение, и тогда Далла сказала: «Он причинил нашему народу огромный вред, но отказывается отвечать за свои действия. А теперь он подливает масла в огонь, убеждая людей, что нашим главным врагом является Ночной Дозор. Я видела истинного врага и…» Вель не готова была снова слушать про Иного, речь ведь шла совсем о другом. Она согласилась, чтобы только Далла успокоилась, и больше они об этом не заговаривали. Взгляд Вель снова метнулся на Сигвин. Иногда она даже не была уверена, что та ей действительно нравится, но она успела привыкнуть к Сигвин. Страх перед тем, чем может окончиться их дружба, оставлял во рту привкус горечи. Их размеренной и спокойной жизни в Скарсунде скоро придет конец, она разлетится, словно осенние листья под порывами холодного зимнего ветра. Вель знала это наверняка, словно сами боги нашептали ей это. Сигвин подняла глаза, и Вель вздрогнула, испугавшись, что та прочла что-то в ее напряженном молчании. Но Сигвин всего лишь сказала: — Ворона идет. Вель оглянулась через плечо и выругалась про себя, увидев Эйрона, который шел к ним в плаще из овчины, повисшем на его тощих плечах. Он весь был кожа да кости, только черные глаза выделялись на осунувшемся лице. Ходячее дурное предзнаменование. Заметив Вель, он впился в нее глазами. — Твоя сестра сейчас со знахаркой, — сказал он с напыщенным видом, который изредка в себе обнаруживал, — Они варят зелья, — в его голосе прозвучала недоверчивая нотка. — Она хотела пойти в лес за травами и решила узнать, не пойдешь ли ты с ней. — А сама она не могла меня спросить? — Она была занята, — ответил Эйрон, — а я… — он запнулся. Не был. По настоянию Ивара он учил местную молодежь владеть мечом, бросать топор и стрелять из лука. Вель и Сигвин как-то из любопытства решили посмотреть и, к своему удивлению, обнаружили, что он был не так уж и плох, и порядок умел наводить. Но это занимало лишь малую часть его времени, и в основном он просто слонялся без дела с глупым видом. Далла иногда навязывала его Блейну, но чаще держала его при себе. Приглашение Даллы было похоже на предложение мира. Мы с ней не враждуем, напомнила себе Вель. Но они почти не разговаривали в последнее время, и Вель сама понимала, что ведет себя холоднее обычного. Она отложила в сторону починку и сказала: — Хорошо. День для сбора трав был не самый подходящий — стоял туман, небо было затянуто серыми облаками. Но они далеко и не пойдут, к тому же, дело было не столько в самих травах, сколько в том, что они будут собирать их вместе. Но Эйрон Грейджой увязался за ней, и Вель сразу засомневалась насчет своего последнего предположения. — Не нужно меня провожать, — сказала она. Он откинул волосы со лба. — Далла сказала, я могу пойти с вами. Вель замедлила шаг и, прищурившись, покосилась на него, и он ответил ей оскорбленным взглядом, словно всерьез ожидал, что она вся просияет от радости. Эйрон Грейджой был под завязку набит гордостью, верно, даже мочился ей — а он хвастался, что может струей затушить огонь в очаге, — и Вель не сомневалась, что ее пренебрежение ему как кость в горле. — Собирать травы — это женская работа, — сказала она ему. Его лицо зарделось, но он ответил: — Я просто хочу выбраться из Скарсунда ненадолго. — Да уж признайся, что просто хочешь провести денек с Даллой, — Вель специально сказала это двусмысленно, надеясь, что он смутится и отстанет. Ей хотелось самой побыть с Даллой, чтобы они могли говорить свободно, не стесняясь чужих ушей. — Ты ведь по ней сохнешь? Иначе с чего бы ты ей был так предан? Эйрон затряс головой с видом загнанного в угол зверя. — Нет, вовсе нет. Ты все… — он запнулся, — Далла, она…. Она по-прежнему ждет Манса. Я знаю. Она часто его упоминает. — Он стиснул челюсти и сглотнул. — Когда я говорю, что он, вероятнее всего, погиб, она и слушать не желает. Вель схватила его за руку и рывком остановила. — Что ты сказал? Эйрон в замешательстве посмотрела на нее. — Ну я не слишком обращал внимание на все эти толки, но на Стене говорили, что он отправился на север и так и не вернулся. Или он солгал Далле, когда сказал, что возвращается на Стену, или он мертв. Пальцы Вель с силой впились в его руку. — И ты это сказал Далле? — Я услышал знакомое имя и подумал…- он вырвался из ее хватки и неуклюже попытался поправиться: — То есть нет, я вообще был пьян, когда мы об этом говорили. Ничего не помню. — Он рассмеялся насквозь фальшивым натянутым смехом. Врать он явно не умел, зато Далла, по-всей видимости, умела врать, и очень хорошо. — Но зачем… — пробормотала потрясенная Вель. — Забудь, я просто ляпнул что-то, не подумав. Далла ничего дурного не сделала. Ты не должна на нее из-за меня злиться. — Да при чем тут ты вообще! Кому ты сдался… — Не в силах на него смотреть, Вель бросилась прочь. Она даже не сомневалась, что он теперь поползет обратно к Далле извиняться. Когда она прибежала в богорощу, в горле у нее стоял комок, а глаза жгли подступающие слезы. Зачем Далле было выдумывать, что Манс побывал на Стене, если это не было правдой? Когда Далла рассказывала Вель, что Манса не казнили на Стене, ее слова звучали искренне. Она казалась почти счастливой, казалось, что с ее плеч сняли тяжелый груз. Вель все думала и думала, а потом она вспомнила, какой веселой была Далла, когда появился Блейн. Вель тогда даже решила, что она больше не ждет Манса. Тот самый Блейн, с которым Вель не должна была говорить. Осознав это, Вель вспомнила еще кое-что. Когда они с Даллой встретили Джейме восточнее Клыков Мороза, с ним были две вороны. Тощий юнец и раненый. Вель не могла припомнить, видела ли она раненого, зато она вспомнила, как Джейме и костлявый вороненок его звали. Сир Блейн Стойкий. У них это с языков не сходило, словно им просто нравилось, как это звучит. Далла вот уже несколько недель покрывала вороньего лазутчика. И даже не сказала ничего Вель. А глупее всего было то, что ее выдала та ложь, которую она выдумала, чтобы объяснить то, о чем вообще могла бы не рассказывать. Но ей так хотелось поделиться с Вель новостями о Мансе, что она ухватилась за первую же возможность. Как будто от этого легче, подумала Вель, выходя на поляну, где росло сердце-древо. Значит, Далла целых две недели хранила в себе тайну, которая ее распирала, все ради того, чтобы не выдать Блейна. Все из-за того, что Вель подружилась с Сигвин? Потому что Далла полагала, что Вель не настроена против Ивара, как должна была бы быть? Или просто считала Вель слишком юной, чтобы доверять ей? Последняя мысль ранила ее сильнее всего. Подобная снисходительность граничила с унижением. Пошел дождь. Вель вытерла лицо и осторожно обошла пруд, подойдя к сердце-древу. Ноги у нее подгибались. Если Блейн был лазутчиком, значит, он убедил Ивара отправить людей на восток именно для того, чтобы Дозор узнал о случившемся. Он не стал бы этого делать, если бы не был уверен в исходе. Он ждал кого-то. И если Блейн с Даллой были заодно, значит, она хотела того же, что и он. Они оба хотели убрать Ивара. Они хотели…. По правде сказать, Вель не знала, чего они хотели. Она больше не знала даже, чего она сама хотела. Кончиками пальцев Вель коснулась рта, вырезанного на стволе дерева. — Скажите мне что-нибудь, — прошептала она. — Скажите… — Она хотела знать, что делать с работорговцами, с Иваром, с Сигвин, с Иными, с сестрой, которая внезапно стала казаться ей совсем чужой. Вель сморгнула слезы с ресниц. — Скажите хоть-что нибудь. Что мне делать? Но боги молчали. Тогда, после того, как Вель с Даллой отвели Джейме к Ульфу, Далле взбрело в голову, что ему нельзя умирать, и что им нужно знать, не требуется ли ему помощь. Тогда она приготовила себе зелье, чтобы получить видение. В ее глазах риск, на который она шла, был оправдан. Но с Вель боги говорили не так, как с Даллой. Она видела сны, иногда в видениях ей мельком удавалось увидеть прошлое или будущее, какие-то далекие края, пусть даже она не всегда понимала, что видит. Я бы обошлась и без зелья, подумала она. — Скажите что-нибудь, — потребовала она снова хрипло. Не получив ответа и на этот раз, она заколебалась. Далла всегда говорила, что колдовство подобно мечу без рукояти. Но если Далла тогда пошла на это, почему ей нельзя? Вель сняла костяной нож с пояса и провела по ладонь, рассекая кожу. Потом коснулась вырезанного на стволе чардрева рта, собирая пальцами сок. Облизнула пальцы и, поморщившись, слизнула кровь с ладони. Она чувствовала себя довольно глупо, поступая, как какая-нибудь старая лесная ведьма. Вдохнув поглубже, она заглянула в глаза сердце-древа. Мир вокруг помутнел, и Вель приготовилась увидеть что-нибудь, но вместо этого она начала падать, проваливаться, чувствуя, как чардрево, и трава, и все деревья вокруг вцепились ей в кости и тянут, разрывая на куски. Вель дернулась, голова у нее закружилась. Перед глазами все плыло. Она сделала шаг назад, но земли под ногами не оказалось. Когда она упала в воду, холод на мгновение вернул ее в реальность. Она вдохнула, но вместо воздуха в ее легкие хлынула вода. Пока она билась, пытаясь сделать вдох, мир вокруг нее снова поблек. Красивый мужчина появился перед ней из ниоткуда, он вытянул руку — но тянулся не к ней, а к чему-то за ее спиной. Вель обернулась, и в ее распахнутых глазах отразился дракон, красиво изогнувший свою изящную шею. Мужчина коснулся его и с улыбкой принялся ласкать. Один его глаз был голубым, другой — черным, как засохшая кровь. Под его ласками дракон стал быстро увядать и чахнуть. Человек рассмеялся и продолжал смеяться, в то время как его собственное тело начало искривляться, меняться, расти, и вскоре в нем уже нельзя было узнать человека. Существо с дюжиной скользких щупалец обвилось вокруг дракона, исторгнув из него ужасный жалобный вопль. Вель огляделась и увидела, что ее окружают другие тени. Стая ворон дралась между собой. Волчонок в зубах огромного старого зверя с золотым мехом. И мертвецы с яркими голубыми глазами, восстававшие один за другим среди всего этого. Ужасное существо подняло одно из щупалец и с силой ударило Вель в грудь. Другое щупальце полезло ей в глотку, раздирая рот. Вель закашлялась, задыхаясь, пытаясь вытолкнуть его. Все вокруг запылало огнем, вороны подняли крик и…. К ее губам прижались чьи-то сухие горячие губы, и в рот ворвалось жаркое дыхание. Чьи-то руки давили ей на грудь, но убрались, когда Вель застонала. Темная фигура отпрянула в сторону, и Вель перекатилась на четвереньки, изрыгая из себя воду. — Тебе что, жить надоело? — закричал Эйрон Грейджой. Шел дождь, и туман был такой плотный, что она не понимала, видение это или явь. А он все орал. — Дура! Сучка бешеная! Вель, жадно хватая ртом воздух, увидела, что он плачет. — Ты была мертва! Вель с несчастным видом уставилась на траву, сообразив, что упала в пруд, а он бросился за ней в воду. — Не говори Далле, — попросила она. Ее голос прозвучал так слабо, что она почувствовала себя совсем немощной и никчемной. Хуже всего было то, что все оказалось зазря. Она искала у богов совета и помощи, а они послали ей только кошмар. — Ты была мертва, — повторил он, стоя на своем. — У меня было видение. Правда. Там были….мертвецы… — Эйрон начал странно смеяться, все время всхлипывая. Вель не понимала, что с ним, — и дракон. И еще чудовище с сотней рук. Только он сперва был человеком. — Кракен. Растирая грудь, которая болела так, словно ее туда кто-то ударил кулаком, Вель спросила: — Это морское существо? У него глаза были разного цвета, и еще там были вороны и… Эйрон схватил ее за плечи. — Какие глаза у него были? — Синий и черный. Или красный? Отпусти меня, синяки мне оставишь. Он резко отдернул от нее руки. — Зачем Утонувшему Богу показывать тебе его? — Я была в пруду. Твой дурацкий морской бог…. — Вернул тебя из мертвых. — Да нет же. Ты меня вытащил, но я вовсе не умирала. Ты…. — Вель состроила гримасу. — Ты меня спас. Эйрон взглянул на нее с изумлением. — Я тебя спас. Меньше всего сейчас ей хотелось это обсуждать. Вель устало встала на ноги. — Мне нужно переодеться, пока кто-нибудь не увидел. Пока Далла не увидела. Только ты ей не говори об этом. Эйрон, встав, придержал ее за локоть — то ли, чтобы поддержать, то ли, чтобы удержать на месте. — Что делал Эурон? — спросил он с мрачным видом. — Эурон? — переспросила Вель. — Тот человек, которого ты видела. Это мой брат. — Глаза Эйрона были широко распахнуты, словно две черные дыры. Вель поняла, что он напуган. — Но ты же не могла его видеть, — продолжал тем временем говорить Эйрон, — он далеко отсюда, и в нем ничего такого нет, он всего лишь человек. — Чудовище. Он всхлипнул. Казалось, он хочет сказать еще что-то или спросить, но вместо этого он покачал головой и, стиснув челюсти, поднял с земли брошенный плащ. И хотя был таким же мокрым, как и Вель, набросил плащ на ее плечи. — Холодно, сейчас нам нужно к огню, — сказал он глухо, — Но потом, прошу, пожалуйста, расскажи мне, что ты видела, — в его голосе прозвучала неподдельная мольба. Вель долго размышляла, но решила, что все-таки она у него в долгу. И потом, она не знала, значило ли это для него что-нибудь или нет, но о том, что она умерла, он сказал ей перед сердце-древом, а перед сердце-древом не лгут. Может, он ошибался. Но если нет, то у нее тоже были вопросы. — Далла будет нас ждать, — спохватилась она. — Я схожу к ней. — Ты весь мокрый. — Дождь идет, все равно все так или иначе промокнут. Утонувший Бог… или какой-то еще бог к нам сегодня милостив. В этом Вель с ним не могла согласиться, но промолчала. В конце концов, он это заслужил.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.