Жизнь и честь

Скрипнула дверь и воздух колыхнулся, словно что-то в нем двигалось под покровом темноты. Мне снится страшный сон, подумал Тирион Ланнистер. Перекатившись, он накрылся подушкой в надежде, что теперь-то увидит во сне что-нибудь приятное, но, услышав смех, отшвырнул подушку. Он хотел закричать, но чья-то рука заглушила его вопль. — Тихо, Тирион, прекрати. Это я. Это я. По-видимому, это должно было его успокоить, но голос был Тириону не знаком. Грубая мозолистая рука убралась с его лица. — Возле кровати стоит свеча, — пробормотал Тирион с дрожью в голосе. — Зажги ее. Послышалась возня, сопровождаемая приглушенными ругательствами. Огонек свечи рассеял мрак, на мгновение ослепив Тириона. Он зажмурился, потом, щурясь, принялся вглядываться в лицо незваного гостя, все еще не узнавая его. Лицо у него было обычное, ничем не примечательное, внимание на себя обращали разве что шрамы на левой щеке, которые бледными бороздами спускались на шею. Когда сон окончательно выветрился у Тириона из головы, что-то в этом худощавом лице с резкими скулами и пронзительным взглядом темных глаз действительно показалось ему знакомым. Ему пришлось еще поднапрячься, чтобы узнать в человеке, который заявился к нему среди ночи, Манса Разбойника, но чем дольше он смотрел на него, тем крепче была его уверенность в том, что приятель Джейме действительно каким-то неведомым образом материализовался на юге за сотни лиг от Стены. В замке, полном вооруженной охраны. В спальне Тириона. И этот сукин сын еще и ухмылялся, скаля зубы. Джейме улыбался так же. Его улыбка словно говорила: «Я сделал эту глупость, которой от меня никто не ждал, и в которой нет никакого смысла, видите, какой я молодец?» Тирион невольно повелся на эту улыбку. — В следующий раз представься сначала, — сказал он, — Я чуть не обмочился. — Думаешь, тебе бы это помогло? — спросил Манс непринужденно. — Если бы я сразу назвался, ты спросонья решил бы, что вас грабят. — Не смешная шутка. — Джейме бы посмеялся. — Манс выдвинул стул из-за стола Тириона, развернул его спинкой вперед и оседлал, — Если честно, то ты потерял право на что-либо жаловаться, когда, услышав, что кто-то вошел, спрятал голову под подушку. Пытаясь сохранить остатки достоинства в свете этого замечания, Тирион сел прямо и сказал тоном, подобающим Ланнистеру из Утеса Кастерли. — Это тебе надо спать чутко, потому что на тебя в любой момент могут выскочить из засады одичалые. А у меня для этого есть стража. — Уже сказав это, он понял свою ошибку и поправился. — Теоретически. Как ты сюда попал? — Сначала шел пешком. Потом плыл на лодке. Потом снова шел пешком. — Как ты проник в Утес? — Намазался маслом да и пролез в щелку. — Видя, что Тирион хмурится, Манс ухмыльнулся. — Я пришел с музыкантами…. где-то с неделю назад. Потом вышел из зала… — Неделю? — … вышел из зала отлить, спустился на нижние уровни, там позаимствовал одежду у кого-то из слуг, а дальше просто вел себя так, как будто всегда здесь был. Тирион потер глаза и подтянул одеяло к груди. — Из твоего рассказа вопросов следует больше, чем ответов, но у меня есть подозрение, что расспрашивать бесполезно. Ладно, оставим эти частности, но…. может, ты хотя бы объяснишь мне, что ты делаешь в моей спальне посреди ночи? Это выглядит подозрительно. — Мне нужно поговорить с твоим отцом, — ответил Манс. — Я думал, что смогу обратиться к нему, когда он будет принимать просителей…. это ведь так называется? Тирион открыл рот, но Манс отмахнулся. — Ну он слушает своих крестьян, вершит суд и всякое такое, разве нет? Лорды же это делают. — Не Тайвин Ланнистер. — Этим и вызван мой неурочный визит. — Я могу объяснить тебе, где находится его спальня. — Я перестилал его постель утром, — сказал Манс. — Я знаю, где находится его спальня. Я хочу, чтобы он принял меня, как подобает. — Ну… — Тирион попытался уложить в голове происходящее. Это было нелегко. — Наверное, я мог бы попытаться. Отец в последнее время весьма благосклонно относится к Дозору. И потом он же будет знать, что тебя прислал Джейме. Хотя от Джейме не было письма, насколько мне известно. Джейме ведь тебя прислал? Манс резко встал. — Все немного сложнее. Я подозреваю, что ваш отец следит за тем, что происходит на Стене и уже знает, что я… в общем, что я больше не в Дозоре. Значит, Джейме тебе не писал об этом? Осознав, что означали эти слова, Тирион осторожно отодвинулся подальше. В глазах Манса мелькнуло раздражение. — Я не сорвался с цепи, лорденыш, и не собираюсь убивать тебя в твоей постели. Я обидел его. — Откуда мне знать? — сказал Тирион со всей резкостью, — ты…. — он ощутил прилив ярости, — ты же бросил Джейме. Ты просто не понимаешь, насколько сильно Джейме… Манс снял что-то с левой руки и бросил Тириону. Это было кольцо, с которым Джейме на памяти Тириона никогда не расставался. — Это он мне дал, — голос Манса резал по живому, — Когда велел мне уходить подальше от Стены. И когда я сказал ему, что собираюсь отправиться на юг. Тирион молча смотрел на кольцо. — Уж чья бы корова мычала, — добавил Манс. — После того, как ты поступил с Джейме, не тебе меня обвинять. Взгляд Тириона метнулся на него. — Он рассказал тебе? — Если бы он по-прежнему любил сестру, — произнес Манс с отвращением, — твоя мелкая пакость разбила бы ему сердце. — Джейме простил меня! — Это ты, похоже, не понимаешь, как сильно Джейме умеет любить. Не стоило начинать мериться членами на тему того, кого Джейме больше любил и кто лучше его знал. Тут судьба была не на стороне Тириона. Он нахохлился, поджав губы. — Ты сказал Джейме, что хочешь встретиться с отцом, и это… это его не встревожило? — Я сказал ему, что собираюсь поговорить с Герионом об одном деле. Это правда. Еще пара дел у меня есть в Королевской гавани. Насчет Тайвина я не стал ему говорить. Верни мне кольцо, пока я про него не позабыл. Тирион отдал Мансу кольцо. — Отец не станет с тобой разговаривать. Теперь-то уж точно. Ты слишком низкого происхождения. — Хотя бы попытайся. — Манс вернул стул на место. — Мне надо уходить, если я не хочу застрять здесь. Стражник, который сейчас стоит на восточных воротах, глух как пень, мимо него я спокойно смогу пройти. — Ты, наверное, шутишь? — В полумиле отсюда к югу у моря есть пещера. Джейме говорил, что часто лазал там по скалам и пару раз брал тебя с собой. Встретимся там завтра. Будет лучше, если меня проведут по всей форме. — Я этого не сделаю. Манс положил руку на лицо Тириона, нависая над ним. — Я здесь уже неделю, и меня до сих пор никто не заметил, — сказал он дружелюбно. — Поговори с отцом, или мне самому придется устроить эту встречу уже на своих условиях. — Ты же не можешь так просто…. Манс вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Остаток ночи Тирион провел, горько жалея о том, что Тигетта больше нет. Тигетт знал бы, что делать, он умел находить выход из самой ужасной ситуации. Тирион мог бы обратиться за помощью к Дженне, но опасался, что она придет в ужас от того, что где-то в недрах Утеса прячется дезертир из Ночного Дозора, и сразу отправится с этим к Тайвину. Ему ничего не оставалось, кроме как спросить совета у Гериона. Когда Тирион объяснил ему положение дел, Герион рассеянно сказал, не поднимая глаз от разложенной перед ним карты. — А, ну да. Я знал, что он здесь. Герион готовился к плаванью в Валирию и в последние недели все время проводил в библиотеке, роясь в старых картах и записках путешественников. Тирион опустился в стоявшее рядом кресло. — Ты знал? — Он поймал мой взгляд и сделал мне знак молчать, из чего я заключил, что у него есть причина, чтобы здесь находиться, и что скорее всего моему брату это не понравится. А раз так, мне явно не стоило вмешиваться. — Он улыбнулся. — Я даже прикрыл его, когда его спутники принялись его разыскивать. Тирион хотелось биться головой обо что-нибудь. — Он здесь уже неделю! Одним богам ведомо, чем он тут занимался все это время. А теперь он хочет говорить с отцом, который его на клочки разорвет. Или сошлет в копи. Или вырвет ему язык. — Ну это уж чересчур даже для Тайвина. В любом случае, Манс, конечно, взвесил риски и знает, на что идет. Вот поэтому Тириону так не хватало Тигетта. Герион был слишком далек от жизни, он просто не понимал. — Манс всю жизнь провел на Стене, — сказал ему Тирион. — Он и людей-то нормальных не встречал, и как они живут, понятия не имеет. Если не считать за людей одичалых, конечно. Ты уверен, что он осознает, какое он ничтожество в глазах людей, подобных отцу? Герион задумался, оторвав взгляд от карты и устремив его в пустоту. Наконец, поразмыслив, он ответил. — Да, уверен. Мы приведем его, — последовала пауза, — нет, лучше я сам приведу его. А ты пока поговори с Тайвином. Придумай, как это лучше обставить. — Погоди, что…. Герион свернул карту. — Где, ты сказал, он будет ждать? — Ты спятил, — ответил Тирион. — Вы оба спятили. Но Герион уже почуял дух намечавшейся авантюры, теперь его было не переубедить. Ковыляя в покои отца, Тирион думал, что на него возложили непосильную задачу. На то, чтобы привести отца в хорошее расположение духа, именно он годился меньше всего. Если бы только Джейме был здесь, бояться было бы нечего. Джейме был любимцем Тайвина, ради него тот пошел бы на любые уступки. Во время своего визита Джейме походя упомянул, что Тайвин смеялся, когда они беседовали, трогал его лицо. Тирион за всю свою жизнь не мог припомнить такого, чтобы отец хоть раз коснулся его. Что было еще хуже, после визита Джейме отец начал только сильнее превозносить его. «Он напоминает мне твою мать», — сказал он как-то Тириону, который по пальцам мог пересчитать все разы, когда отец вообще упоминал при нем леди Джоанну. Он хотел знать, чем именно, надеясь, что сможет добиться того же результата, и отправился к Дженне с расспросами, но Дженна только фыркнула и сказала, что у собаки с кошкой больше общего, чем у Джейме и Джоанны. «Может, Тайвин и видит в них сходство, потому что любит их обоих», — добавил она, — «но что касается твоей матери…. Она была очень правильной. Она прекрасно умела следовать правилам и благодаря этому многого достигла. Твой брат ее полная противоположность. Если уж на то пошло, она была скорее такой, какой считает себя Серсея». И тогда, и сейчас, вспомнив об этом, Тирион почувствовал укол жалости к Серсее. Отвращение Тайвина к Тириону было легко объяснить. Он был безобразным уродцем, и если он действительно был сыном Тайвина — чего тот прямо не признавал — следовательно, семя лорда Утеса было ущербным. Но Тирион не понимал, чем вызвано полное отсутствие интереса со стороны отца к Серсее. Когда он начал больше общаться с сестрой, он обнаружил, что ее ум не развит, что ей недостает образования. Все, что он слышал когда-либо о леди Джоанне, говорило о том, что она воплощала в себе все качества, какими должно обладать влиятельной леди, и Тайвин любил ее за это. К своей дочери, которая отчаянно стремилась к власти и могуществу, он при этом относился, как к обычной племенной кобыле. Иногда Тирион за это даже больше любил Серсею, чем Джейме. Ему проще было понять ее, у них было больше общего. К тому же у Серсеи не было друзей, которые так некстати могли свалиться на его голову. Возле двери, ведущей в покои отца, стоял стражник. — Пропусти меня, — сказал Тирион. Одно то, что стражник колебался, прежде чем уступить Тириону дорогу, уже слишком красноречиво говорило о реальном положении Тириона в Утесе. Дверь в солярий была приоткрыта, и Тирион увидел, что отец сидит за столом. Втайне он всегда надеялся, что однажды войдет и увидит, как Тайвин почесывается или ковыряет в носу. Или что он сидит в уборной, а не за столом. Это доказало бы, что он все-таки человек из плоти и крови, а не какое-то сверхъестественное существо. Но сегодня надеждам Тириона не суждено было сбыться. Сидя за столом, отец даже не сутулился. Остановившись на пороге, Тирион постучал в раскрытую дверь. Перо Тайвина замерло над пергаментом. — Что тебе нужно? — спросил он, не поднимая глаза. Любовь, подумал Тирион. Уважение. Внимание. Что угодно из этого сгодится. Ноги сами внесли Тириона внутрь. — Ты помнишь Манса Разбойника? Тайвин положил перо. — Полукровку, с которым носился Джейме? Последнее, что я о нем слышал, — он удрал за Стену, погнался за какой-то женщиной, как кобель за течной сукой. Надеюсь, что нелепая привязанность Джейме к одичалым сгинет вместе с ним. Тирион неуверенно приблизился к столу и сел в кресло напротив отца. — Возможно…. возможно, тебя ввели в заблуждение насчет его дезертирства. У меня есть основания полагать, что Джейме его поощрил. На лице Тайвина появилось раздраженное выражение. — Надеюсь, у тебя есть веские причины, чтобы досаждать мне этими бреднями. — Я недавно говорил с ним. С Мансом. Он на юге. И он знает то, что может знать только, если Джейме говорил с ним после своего возвращения. И у него кольцо Джейме. Повисла тишина. Она длилась так долго, что стала уплотняться, ворочаться и расти, словно живая. Тирион ощущал, как она дышит ему в затылок. Наконец Тайвин процедил: — Где сейчас этот… человек? — Герион отправился привести его. Лорд Тайвин отложил в сторону письмо, которое писал. Вид у него был одновременно скучающий и хищный, как у льва — сытого, но готового в любой момент прихлопнуть дерзкую мышь, которая осмелилась подбежать слишком близко. — Раз уж мой брат позволил этому фарсу зайти так далеко, я пойду ему навстречу. Можешь идти. — Что…? — Он говорил, что тебе нужно присутствовать? — Но я думаю…. — Тогда иди. Джейме бы возразил. И он добился бы своего, ему бы все с рук сошло. И дело было даже не в том, что Тириону недоставало смелости спорить с отцом, просто он заранее знал, каким будет результат. Он вышел из солярия и стал ждать в коридоре под пристальным взглядом стражника. К тому моменту, как в коридоре появились Герион и Манс, у него уже ноги отваливались. Манс был в черном, он шел с высоко поднятой головой и держал себя, как мог бы держать себя командующий Ночного Дозора — нет, как командующий какого-то ордена, который на юге действительно чтили. Отвернувшись, Тирион подумал: Несчастный ты глупец. Кивнув Тириону в знак приветствия, Манс подошел к дверям и встал перед стражником. — Пропусти его, — велел Тирион. — Мой отец желает говорить с ним наедине. — Я вооружен, — Манс показал на кинжал на поясе. Из-за двери донесся голос Тайвина. Тирион не расслышал слов, но Манс, очевидно, расслышал, потому что тут же без колебаний скрылся в дверном проеме. Он был так похож на Джейме в этот момент, что Тирион закусил губу. Но, может, это не Манс был похож на Джейме, а Джейме на Манса. Уже и не разобрать. Дверь за Мансом захлопнулась. — Он объяснил тебе, зачем ему это? — спросил Тирион своего дядюшку. — Он просто болтал. Расспрашивал меня про плавание в Валирию. — Герион расчесал волосы пальцами. — Я Джейме об этом и словом не обмолвился, ума не приложу, откуда Манс узнал. Он неделю провел в замке. Я же тебе говорил. Герион положил руку на плечо Тириону. — Нет смысла тут ждать. Я вернусь к своим картам. — Я останусь, — пробормотал Тирион. — Хочу знать, чем все кончится. Проводив дядюшку взглядом, он сел на пол, прислонившись к стене, и стал гадать, что будет. Копи? Виселица? Неужели Манс был таким глупцом и тогда, когда Тирион навещал Джейме на Стене? Тогда-то он казался Тириону необыкновенно умным. Тогда мне было тринадцать, и я впервые в жизни оказался вдали от Утеса, напомнил себе Тирион. По-видимому, весь ум Манса кончался на Стене, что бы он там о себе ни мнил. О том, какой жизнь была к югу от Стены, он и понятия не имел. И как Тирион должен был рассказать об этом кошмаре Джейме? Что он мог ему написать? Сидя на полу, Тирион начал клевать носом, бессонная ночь давала о себе знать. Когда дверь распахнулась, он вздернулся и потер глаза. Появился Манс, за ним следовал Тайвин, лицо его заливала краска. — В подземелье его, — приказал Тайвин стражнику. — Останется там, пока я не решу, какой казни он заслуживает. — Казни? — переспросил Тирион. — За дезертирство из Ночного Дозора, — отрезал Тайвин. Эти слова, казалось, Манса совсем не встревожили. Он сделал знак стражнику, словно призывая его не тянуть с этим, и тот, грубо схватив Манса за плечо, повел его прочь. — Ты не боишься, что он попытается бежать? — спросил Тирион. Потом до него кое-что дошло, и он нахмурился. — Погоди, а над чем ты собрался долго размышлять? За дезертирство полагается веревка — если ты его в дезертирстве обвиняешь. — Я с ним еще не закончил, — сказал Тайвин. — Вполне вероятно, что после я отправлю его на виселицу. Стараясь не думать об этом, Тирион прокашлялся. — Чего он хотел? — Нес какую-то чушь. — Джейме…. Джейме никогда не простит тебе его смерть. Тайвин ничего на это не ответил, и Тирион выпалил: — Он считает его своим другом, какого бы мнения ты ни придерживался на этот счет. Своим братом. — Даже годы спустя эти слова все еще оставляли горечь во рту. Тайвин хмыкнул, презрительно окинув его взглядом, развернулся и, решительно закрыв дверь перед носом Тириона, скрылся в своих покоях. Было холодно. Холод на Стене мог быть очень разным. Если день был ясным и погожим, грело солнце, то и холод ощущался слабо. Зато тот холод, что предвещал снежную бурю, заставлял людей жаться ближе к огню, ну, а самый лютый холод, звенящий и пронзительный, не давал никому и носу из замка высунуть. Холод, так донимавший Джейме в данный момент, не был чем-то исключительных, и в обычные дни он вообще не замечал его. Но бывали дни, когда он просто никак не мог согреться, когда все его шрамы и старые раны с новой силой напоминали о себе ноющей болью, растянутую лодыжку начинало дергать, а на месте правой руки он ощущал тупое покалывание, словно отлежал ее во сне. В чем-то ему это даже нравилось, как нравилось ощущать усталость и боль в мышцах после хорошей тренировки. Больших неудобств ему это не доставляло, и он испытывал определенную гордость, вспоминая, как заработал свои шрамы, а в самые плохие дни у Джейме появлялся повод себя побаловать — поваляться в постели подольше, положить лишнюю ложку меда в овсянку, которую ему принесет наверх Малыш Паул, провести большую часть дня в своих хорошо натопленных покоях. Этот день был именно таким, вот почему Джейме все еще оставался в своем солярии, разбирая письма и записки, хотя время уже близилось к полудню. Каждый клочок пергамента казался ему крошечным якорем, который удерживал его на Стене, не пуская дальше коротких патрулей — единственного, что как-то позволяло ему сохранить рассудок. Чем дальше, тем сложнее ему было бороться с искушением сгрести и бросить всё в огонь. В воображении Джейме уже рисовалась соблазнительная картина, как Мормонт объявляет, что Джейме не годится для своей роли и перекладывает это ярмо на Бенджена, а сам Джейме возвращается в Сумеречную Башню, где его встречает ворон с письмом от какого-нибудь северного лорда, пострадавшего от разбойников. Из-за болей, из-за усталости Джейме ощущал себя таким старым — за два месяца до того, как ему исполнится двадцать четыре года — что к этим размышлениям примешивалось чувство, близкое к панике. Иногда он боялся, что, взглянув в зеркало, увидит морщины и седину, что годы пролетят, а он так и не вырвется в нормальную вылазку, не говоря уж о том, чтобы погеройствовать, как того хотел Манс. Сосредоточься, велел он себе. Просмотрев очередное письмо, он швырнул его в огонь. Пока письмо прогорело, он уже забыл, о чем в нем говорилось. На короткий миг он засомневался, но потом выбросил его из головы и, зевая, вытащил из кучи следующее. Это была весточка от Али. Ее письма Джейме хранил вместе с письмами от родных и письмом Дэйна. Али жаловалась на жену Джораха, и ответ на ее письмо Джейме писал дольше обычного, не зная, получит ли следующее. Три года прошло с их последней встречи. Надолго ли еще ее хватит? Через три года письма от Серсеи перестали приходить. Джейме потер ноющую культю и взял записку, которая лежала ближе всего. Мельком проглядев ее, он отправил ее в огонь, за этой запиской последовали еще несколько, пока ему в руки не попалось письмо от сира Эндрю, которое Эдд принес накануне, и про которое он предпочел бы забыть. — Мне надо написать ответ, — произнес он вслух и тут же подумал, что сначала ему стоит обсудить это дело со Старком. Кое-что требовалось проговорить, и Бенджен все равно узнает так или иначе, так что лучше было бы, чтобы он услышал об этом от Джейме. Джейме со вздохом высвободился из мехового одеяла, в которое он кутался, и встал, чтобы одеться. После недолгого размышления он выбрал рубашку, штаны и сапоги, подаренные ему Детьми Леса. После разговора с Мансом ему нравилось думать, что это облачение для последнего героя, хоть он и понимал, что это сущее ребячество с его стороны. Порывшись в вещах, он нашел рукав, который ему вязала Лира. Топорик, подаренный Али, он повесил на пояс рядом с Темной Сестрой. Когда дело дошло до плаща, он выбрал подарок Дейси — медвежий мех был теплее, чем плащ, полученный от Детей Леса. Джейме почистил зубы, расчесал волосы, надел перчатку, шарф, шапку и стащился вниз по лестнице. Паул выпустил Люка, когда приносил Джейме завтрак, так что этот путь он проделал в одиночестве. Стена сегодня была такой же серой и мрачной, как небо, ее трещины и неровности напомнили Джейме морщины на лице какой-нибудь безобразной старухи. Стоило ему ступить за порог, как сильный порыв ветра швырнул ему в лицо пригоршню снега, и Джейме невольно рассмеялся, отряхиваясь. — Цареубийца, — донесся до него голос Ульмера. Он стоял возле двери, привалившись к стене, но при появлении Джейме выпрямился. — Заспались вы сегодня, сир. Оттого, наверное, и в духе? Джейме улыбнулся. — Я все утро провел в четырех стенах, отвечая на письма. Радуюсь тому, что наконец выбрался. — Он приподнял брови. — Тебе не обязательно было ждать снаружи. — Если б я замерз, то вошел бы. Люблю снег. — Ульмер плутовато ухмыльнулся. — Вы слишком уж заработались. В ваши годы у меня и дня не проходило, чтобы я не поимел какой-нибудь славной бабенки…. — Как я понимаю, ты только вернулся от Крастера? — перебил его Джейме. Ульмер почесал затылок. — Вчера вечером мы вернулись. Мне сказали, что вы заняты письмом, и я решил подождать до утра. Плохие вести? — Скорее, досадные. — Джейме поплотнее запахнулся в плащ, чувствуя, как мех щекочет ему подбородок. Он боялся, что закоченеет, если будет стоять на месте, поэтому добавил. — Давай пройдемся. Они вместе зашагали через двор. — Как там этот подонок поживает? — спросил Джейме. — Крастер-то? Ну этот не меняется. Такого мерзавца еще поискать, а если вспомнить, с кем я компанию вожу, то это о чем-то да говорит. Раз уж они заговорили о мерзавцах, Джейме свернул к площадке для учебных боев. После того, как Джейме врезал сиру Аллисеру по его гадкой физиономии, Мормонт запретил ему вмешиваться в обучение новобранцев. Якобы он подрывал авторитет Торне, и это разжигало их вражду. Но от того, что Джейме только поглядит, от него не убудет. — Крастер сказал что-нибудь насчет Ивара? — спросил Джейме рассеянно. — Да он с нами толком и говорить не стал. — Ульмер смахнул снег с волос и натянул на голову капюшон, потом искоса глянул на Джейме. — Кого хошь спроси, с тех пор, как Куорен его на смех поднял, помощи от него никакой. — Помолчав, он добавил. — Вы бы видели тогда Манса — чуть не рыдал от благодарности, словно спасенная девица. Джейме отвел взгляд. — Ульмер. — А что я, мне нравился Манс, — сказал Ульмер, — Не справедливо, что… — Ульмер, прошу тебя. — Разговоры о Мансе только заставляли Джейме терять самообладание. — Так что ты говорил насчет Крастера? — спросил он уже не так резко. Ульмер тихонько похлопал Джейме по руке. — Я только говорил, что он не забыл, как с ним обошелся Куорен. Я бы поостерегся верить тому, что у него на языке. Они подошли к площадке, но возле оружейной Джейме остановил Ульмера. Здесь они были не на виду. На лице разведчика отразилось понимание. — Что, Старый Медведь как кремень? — Заметив, что Джейме нахмурился, он добавил. — Не стоило бить морду этому сукиному сыну. — А что было делать. — Когда Джейме сообщил главам орденов, что одичалый, словам которого он мог доверять, видел воочию Иного, Торне принялся распускать о Джейме слухи, выставляя его или дураком, или безумцем. Даже Бенджен начал коситься на Джейме. Пришлось выбить Торне пару зубов, чтобы пресечь такие разговоры. Но, рассчитывая, что ему и это сойдет с рук, Джейме недооценил Мормонта. Старый Медведь пригрозил положить конец всем начинаниям Джейме, если он не будет держаться от Торне подальше. Пару минут они с Ульмером смотрели, как Торне по-волчьи рыщет среди фехтующих пар. Почти все новобранцы при его приближении сбивались, Торне начинал орать, и все становилось только хуже. — Мне следует перерезать ему глотку, — сказал Джейме серьезно. — Все поймут, чьих это рук дело, — ответил Ульмер. — Тут ты прав. — Джейме заставил себя вернуться к насущным делам. — Крастер хоть что-нибудь сказал? — Сказал, что ему до королей дела нет, — ответил Ульмер, — он не слушает, что там про них болтают. Слышал только, что многие вожди Иваром недовольны и ждут не дождутся, когда он помрет. — Продолжай, — велел Джейме. — Похоже, вы оказали бы всем большую услугу, если бы отправили его по той же дорожке, что и Ульфа. Крастер считает, что Ивар смог так далеко зайти только потому, что его все боятся. — Все это мы и так знали. Есть что-нибудь новое? — Что-нибудь полезное. Что-нибудь особенное. Но вслух он этого не сказал. Сир Аллисер на площадке тем временем подошел к паре юных новобранцев. Джейме силился различить их лица, но это было бесполезно. Отсюда он ничего не мог разглядеть. У Ульмера был такой вид, словно он хочет о чем-то поспорить, но спорить он не стал, только пожал плечами. — Он рассказал, что Ивар основал поселение на северо-востоке — Скарсунд. Хочет, чтобы этот Скарсунд затмил Суровый Дом и, похоже, ему до этого недолго осталось. Он награждает тех, кто приходит туда торговать или решает поселиться поблизости. — Скарсунд, — повторил Джейме. — Слышали о таком? — У вольного народа есть предание, что в Скарсунде росло первое сердце-дерево. Тысячи лет назад люди узнавали там свою судьбу, исцелялись от ран, обретали мудрость. В более поздних легендах это мифическое место, которое люди продолжают искать, но никто и никогда больше не находил. — Мансу бы понравилось, — сказал Ульмер. — Больше ты ничего не узнал? — Нет, сир. Уж простите. Джейме сдул снежинку с кончика носа. — Это все равно больше, чем мы знали, и больше, чем я ожидал. Крастер был его последней надеждой. Разведчики, которых он отправлял на северо-восток, возвращались с отрывочными и противоречивыми сведениями, некоторые так и не вернулись. На этом фоне то, что им хоть какие-то факты удалось узнать, уже было удачей. Пользы от этих фактов, впрочем, было мало. Нужны были доказательства работорговли, тогда Мормонт и Пайк зашевелились бы. Но тут Джейме рассчитывал на Блейна. После того, как шесть недель назад не вернулся очередной отряд, Джейме отправил на восток Блейна под видом одичалого. Манс в сто раз лучше годился бы для этой роли, но Блейн, как и Манс, умел не высовываться и не привлекать к себе лишнего внимания. Возможно, он тоже услышал про Скарсунд и направился туда. Торне схватил одного из новобранцев за руку и дернул с такой силой, что тот упал на колени. — В сотый раз! — заорал он. Джейме, которому хотелось убраться с холода и больше не испытывать свою выдержку, сказал: — Мне нужно найти Бенджена — и предоставить Торне…. его занятию. — Я тут поторчу, пока он не закончит, — ответил Ульмер. — Если нужно будет, подбодрю мальцов. Может, из лука еще кого поучу стрелять. Это вернуло улыбку на лицо Джейме. Зная, что Ульмер оскорбится, если Джейме попытается ему отплатить услугой за услугу, он похлопал его по плечу и искренне поблагодарил. Ушел он в гораздо лучшем настроении, чем был до того. Четверть часа спустя Джейме все еще прочесывал замок в поисках Бенджена Старка. Улыбка его к этому моменту уже померкла, на лице было написано раздражение. Я словно своего треклятого пса потерял, со злостью подумал Джейме, который уже порядком замерз и промок. Его плащ заметно отяжелел от налипшего снега. Люк хотя бы на свист придет, а Старк и на это не способен. Под конец Джейме все-таки обнаружил Старка в почти достроенной теплице, где тот горячо обсуждал что-то с Ярвиком и еще парой строителей. Хмурясь, Джейме протиснулся внутрь через маленькую дверь на южной стороне сооружения. Теплица была довольно большой. Крышей ей служили стеклянные панели в деревянных рамах, установленные под наклоном. В ней пока ничего не росло, но разговоры о том, что получится выращивать, уже велись. Джейме все это совершенно не интересовало, это была забота стюардов и строителей. Ему было известно, что Ярвик время от времени советовался со Старком, который не понаслышке знал, как устроен зимний сад в Винтерфелле, но он не думал, что Старк настолько увлечен этим. Здесь хотя бы тепло, отметил он, оказавшись внутри. И роскошно. Это, конечно, не Золотая Галерея в Утесе, но то невероятное количество стекла, которое ушло на крышу, впечатляло даже Джейме. Стены были сложены из камня — на этом настоял Ярвик, считавший, что зимой они все равно окажутся под снегом, — но это ничуть не умаляло общего великолепия. Заметив Джейме, Ярвик перебил Бенджена на полуслове. — По твою душу, приятель. При виде Джейме Бенджен расплылся в улыбке, словно позабыл, что был унылым мрачным Старком. — Отелл говорил с фермерами, и они сомневаются, что зимой здесь будет достаточно тепло. — Я же обсуждал это с Кейтилин и вашим стюардом, — возразил Джейме, — Кейтилин считает, что печки будет достаточно. Стекло удержит тепло внутри. — И строители согласились, что это сработает. — Местами тогда будет слишком жарко, это не очень-то хорошо. — Судя по тону Бенджена, ничего увлекательней этого и быть не могло. — Мы подумали, что, если попробовать воспроизвести горячие источники Винтерфелла? Если бы мы нагревали воду на огне и потом по трубам…. — Первый Стюард не даст на это денег, — перебил его Джейме. Боуэн Марш не прекращал свои подсчеты с памятного завтрака в солярии Мормонта, и он беспрестанно бубнил, что десяти тысяч драконов Селми не хватит. Никто на это и не рассчитывал, но каждое новое подтверждение тому неизбежно приводило Марша к двери Джейме. — Ты мог бы дать мне договорить, — его слова, по-видимому, задели Бенджена за живое сильнее, чем должны были. — Как только ты упомянул трубы, я понял, что ничего интересного уже можно не ждать. — Джейме помотал головой, чтобы стряхнуть с себя быстро тающий снег. — Пойдем, мне нужно обсудить с тобой кое-что. — Видя, что Бенджен хмурится, он вздохнул и добавил. — Я как-нибудь договорюсь с Маршем. Это прекрасная идея. Не бросайте ее. Теперь мы можем идти? Я хочу поговорить наедине. Бенджен провел рукой по лицу. — Ты…. С Ульмером я говорил, если ты это хочешь обсудить. — Не это. — Ну ладно, — сказал он. — Ладно, почему бы и нет? Выбравшись из теплицы, Джейме обнаружил, что снег повалил еще сильнее. Они с Беном зашли за угол конюшни, куда ветер не задувал. Прислонившись к стене, Джейме спрятал руки под плащ. Бенджен встал рядом, зеркально повторив его позу. — Это касается письма, которое мне вчера отдал Эдд, — пояснил Джейме. — От сира Эндрю. — Сир Денис писал Старому Медведю о какой-то стычке с Куореном. Речь об этом? — В какой-то мере, — ответил Джейме, — хотя я сомневаюсь, что этот старый дурак описал все честь по чести. — Он так и не придумал, как лучше преподнести эту историю Старку, поэтому решил говорить откровенно. — Как я понял, Маллистер за обедом начал во всеуслышание разоряться насчет одичалых. Поводом послужил недавний набег, но он не только разбойников клеймил, а по всем прошелся. Эндрю думает, что эта отповедь была по большей части адресована Маленькому Волку. Бенджен посерьезнел. — Что было дальше? — Куорен сидел с Маллистером за высоким столом. Он, вероятно, увидел, что Маленькому Волку не сладко приходится, и решил его выручить. — Или причина была в Мансе, — догадался Бенджен. Джейме понял, что совершил ошибку. В этом деле ему не стоило рассчитывать на помощь и понимание Старка. Когда речь заходила об Иных или о Мансе, Бенджен просто отказывался что-либо понимать. И все-таки он все равно обо всем узнает, напомнил себе Джейме. Лучше пусть узнает от меня. — Неважно, что именно им двигало, — отрезал Джейме. — Важно, что благодаря ему Маллистер договорился до того, что стал поносить всех неугодных — одичалых, железнорожденных, бастардов. Дорнийцев, наверное, тоже. Бенджен упрямо выставил подбородок. — То есть Куорен его спровоцировал, и в результате сир Денис наговорил того, чего просто так говорить не стал бы? Бессмысленно было указывать ему на то, что Маллистер все равно так думал, даже если вслух не произносил. Бенджен начнет возражать, Джейме начнет доказывать свое, и все это затянется до бесконечности. Джейме отчаянно хотел скорее покончить с этим разговором и вернуться в теплый солярий, где он наконец сможет согреться. Он оставил замечание Бена без внимания и продолжил. — Под конец Маллистер заявил, что таких людей просто нельзя делать разведчиками, чтобы не поощрять в них врожденные порочные наклонности. Вместо этого им следует под неусыпным надзором выполнять те обязанности, которые смогут развить в них должные покорность и смирение. Выносить горшки, например. И после этого Куорен подозвал Каменного Змея и невозмутимо велел ему назавтра отправляться в патруль вместо себя, потому что он с этого дня будет исполнять свой долг перед Дозором, убирая дерьмо за Маллистером. Маллистер довольно быстро сообразил, что добрые четверть часа он на глазах у всех в лицо оскорблял своего самого достойного разведчика, и сразу ретировался. Полагаю, он был весьма огорчен. Бенджен Старк с удивлением посмотрел на него. — Я думал, что Куорен родом с севера. — Куорен позволяет людям так думать. — Джейме скривился. — Он всегда говорил, что ему это безразлично, но… — Если бы ему это действительно было безразлично, Маллистер уже давно бы обо всем знал. Что бы он ни говорил, у Куорена были причины скрывать свое происхождение. И все же он наплевал на них, чтобы уязвить человека, которого всегда почитал. Джейме эта история позабавила, но в то же время и изрядно встревожила. Бенджена больше волновала практическая сторона дела. — Это могут расценить как открытое выступление Куорена против сира Дениса. Люди будут говорить, что Куорен поддерживает Манса. — Он выпрямился. — Если бы сир Денис изложил это в письме, лорд Мормонт не оставил бы его слова без внимания, но он счел произошедшее простой размолвкой. Джейме пожал плечами. — Сир Денис не хочет выносить сор из избы, — заключил Бенджен. — Но их трения от этого не исчезнут. Когда ты два месяца назад был в Сумеречной Башне…. — Тогда обстановка была напряженной, но в целом особых поводов для беспокойства я не заметил. — Джейме сознавал, что не слишком-то старался сохранить свою беседу с Мансом в тайне. Он рассказал Куорену, кое о чем обмолвился Маленькому Волку, а это значило, что и Блейн в стороне не остался. А раз знали четверо, скорее всего, это уже была не тайна. — А теперь? — спросил Бенджен. Джейме ослепительно улыбнулся. — Ну или все само собой утрясется, или они еще пободаются, пока одна из сторон не одержит верх. Это не самое страшное. — Ты так говоришь потому, что заранее уверен, в том, что победа будет на твоей стороне. К неудовольствию Джейме, их разговор опять свернул куда-то не туда. — Это мелкое недоразумение напомнило мне о другом деле. — Настолько срочном, что обязательно нужно стоять на морозе? Джейме стянул с головы шапку, стряхнул с нее снег и нахлобучил обратно. — Мне в общем-то не нужно твое мнение. Обойдусь и без него. Но… Маллистер так до сих пор не назначил никого своим заместителем вместо Манса. Три месяца прошло с возвращения Джейме на Стену. Немногим больше с возвращения Маленького Волка и сира Биама в Сумеречную Башню. Возможно, то, что Маллистер тянул с назначением, о чем-то и говорило, но Джейме не хотел в это вдаваться. На лице Бенджена отразилось понимание. — И теперь ты опасаешься, что он не выберет Куорена. — Я знаю, что он его не выберет. — Джейме пробрал озноб. — Я собираюсь назначить Куорена главой разведчиков в Сумеречной Башне. Тут я в своем праве, и Маллистер не сможет возразить. — Если Джейме это сделает, все решат, что он больше не ждет возвращения Манса. Поэтому он так долго тянул с этим, ему не хотелось окончательно сжигать мосты. Но нужно было рассуждать здраво. — Допустим, — сказал с осторожностью Бенджен. — Какое это имеет отношение ко всему остальному? — Маллистер воспримет это как сигнал, что он должен назначить своего заместителя, — выдохнул спешно Джейме, — И, если я это так просто оставлю, уверен, он сделает ужасный выбор. Поэтому в качестве компромисса я предложу ему сира Эндрю. — Вместо Куорена, которого хочешь ты, и которого хочет вся Сумеречная Башня. — Маллистер его не назначит. — Джейме, — сказал Бенджен, — Сир Денис способен мыслить здраво. — Я так не думаю. Старк бросил на него печальный собачий взгляд, который напомнил Джейме, что Бенджен был в семье младшим. И если судить по Тириону, то он научился делать грустное лицо и выжимать слезу еще до того, как научился ходить. — Вы с сиром Денисом всегда так хорошо ладили, — сказал тихо Старк. — С самого начала лорд Кворгил и лорд Мормонт поражались тому, как он всегда защищал тебя даже в тех ситуациях, в которых обычно первым бросил бы камень. Лорд Кворгил как-то даже сказал, что сир Денис относится к тебе как… — Только попробуй сказать как к сыну, и зубы неделю будешь собирать, — предупредил Джейме с угрозой в голосе, и Старк состроил еще более придурковатую печальную гримасу. — Я не могу простить его, и уж конечно я не могу доверять его суждениям. Я видел, как Манс плакал из-за него — но Джейме не мог произнести этого вслух. Как не мог сказать того, что Манс, вероятно, относился к сиру Денису, как к отцу. Джейме с детства был сыт по горло отцовским предпочтением в ущерб сестре и брату. А это было еще хуже. Тайвин был Тайвином, он был холоден даже с Джейме, в нем не встретишь ни понимания, ни сострадания. Маллистер был любезен, приветлив, отзывчив, и с Мансом, и с Джейме он обращался сходным образом. Пожалуй, с Мансом он даже бывал откровеннее, потому что их разговоры с Джейме сводились в основном к поучениям и наставлениям. Со стороны казалось, что Манс и Маллистер общаются почти на равных, как друзья. Бенджен все еще выглядел расстроенным, и Джейме пришло в голову, что, возможно, он действительно принимал это близко к сердцу, а не пытался своим жалким видом добиться от него чего-то. — Ты все равно готов грудью встать на защиту Манса, когда он…. — Почему мы вдруг заговорили о Мансе? Кажется, речь шла о другом, но вот опять… — За дурака меня только не держи, — на длинном лице Старка читалось напряжение. — Он тебя бросил. А сир Денис по-прежнему здесь, и он… твои слова огорчили бы его. — Твои слова по большей части огорчают меня, но это не мешает тебе терзать мои уши своей никчемной болтовней. Давай, катись к своим трубам. Я соврал, когда просил твоего мнения. — Когда сказал, что без моего мнения прекрасно обойдешься, — заявил Бенджен с победным видом. — Теперь послушай меня… — Нет уж, теперь ты меня послушай. Если бы я поступил так, как поступил Манс, сделал тот же выбор, как бы на это отреагировал Маллистер? — Бенджен шарахнулся от него. — А ты бы поступил так же? — Судя по его голосу, он боялся, что Джейме ответит утвердительно. Но прежде, чем Джейме успел бросить ответ ему в лицо, откуда ни возьмись перед ними явилась копна ярко-желтых волос. Выдохнув, Джейме решил, что не стоит продолжать этот разговор. Он уже все решил. Он не верил, что Маллистер способен судить здраво и выбрать Куорена. Поэтому надежнее было настаивать на сире Эндрю. Малыш Лео с разбегу резко затормозил перед ними, подскальзываясь на свежевыпавшем снегу. Он был без шапки, уши и нос у него уже покраснели на морозе. — Сиры, — сказал он, засунув закоченевшие руки под мышки и переминаясь с ноги на ногу, потом поправился, взглянув на Бенджена, — то есть м’лорд. И сир Джейме. — На его губах облачком клубился пар. — У меня послание от мейстера Эймона. Джейме взял парнишку своим пажом, но пока Лео большую часть времени проводил в покоях мейстера под птичником, где, по настоянию Джейме, Клидас пытался учить его грамоте и счету, а Эймон - вдолбить в его голову историю. Джейме им не завидовал — только цепи могли удержать этого мальчишку на одном месте. — Послание, — повторил Джейме. — Почему-то я сомневаюсь, что дело настолько срочное, что ты не мог надеть шапку и рукавицы. Ты так помрешь от простуды. — Сняв с себя шарф он обмотал его вокруг шеи мальчика, потом нахлобучил на него свою шапку. Шапка была велика, и съехала почти на нос. Но вот перчатка у Джейме была только одна. Мрачное, обиженное лицо Бенджена дрогнуло. — Тебе осталось ущипнуть его за ухо и назвать дорогушей. Джейме двинул ему локтем в бок, но Старк был такой костлявый, что он только локоть себе ушиб. Лео стянул шапку назад, чтобы она не закрывала глаза. — М’лорд, — он гневно сверкнул глазами, — я уже не ребенок. Джейме бросил на него не менее гневный взгляд. — Значит ты слишком глуп, чтобы одеваться как полагается. Уверен, что это лучше? Лео уже открыл рот, чтобы что-то возразить, но передумал при виде лица Джейме. — Послание, — напомнил Джейме. — Ворон из Восточного Дозора, — выпалил Лео, пряча руки в шарф. — «Коготь» не вернулся из патруля, и люди Пайка не нашли никаких следов команды. — Целая команда пропала? — не веря своим ушам, переспросил Джейме. — Целая галея. Лео кивнул. — Никто не знает, что с ней могло случиться. Море было спокойное. — Нам нужно отправить людей на поиски, — сказал Джейме. — Это рискованно, но… — Лучше, чем бросать на произвол судьбы десятки людей. — Нужно прочесать береговую линию, — добавил Бенджен, хватая его за локоть. — Джейме, если это дело рук работорговцев… — Напиши Хармуну, — приказал Джейме. Бенджен писал разборчивее и быстрее. — Пусть выяснят, что произошло, любыми путями. Бенджен зашагал прочь. Когда валивший снег окончательно скрыл его из виду, Джейме спросил Лео: — Ты уже сказал Мормонту? — Нет, сир. Пока Джейме шел в Башню лорда-командующего, сердце у него в груди бешено колотилось, пальцы сами собой сжимались в кулак и разжимались. Целая команда. У Восточного Дозора людей и так было слишком мало. Он был почти уверен в том, что Ивар Золотой Лук к этому причастен. В первый раз за долгое, долгое время Джейме ощущал себя живым и полным сил. Наверное, именно так себя должен чувствовать лев, почуявший запах крови. Налетевший порыв ветра пригнул траву, стоявшие поодаль деревья зашелестели листвой. Вель накинула плащ на собранные ромашки, чтобы они не разлетелись. В западной стороне на нежно-голубом, словно яйцо зарянки, небе грудились темные тучи. На востоке бледное утреннее солнце окрасило верхушки деревьев оттенками желтого и рыжего. Краем глаза Вель увидела, как Сигвин выпустила еще одну стрелу, спугнув галдящую стаю ворон на соседнем дереве. — Нам пора возвращаться, — Вель достала ромашку из-под полы плаща. — Еще немного, и мы не успеем в Скарсунд до дождя. — Никакой особенной необходимости отправляться на охоту не было, но Сигвин не сиделось на месте, а Вель была не против составить ей компанию. — Закончу упражняться — и пойдем, — ответила девушка. Вель прикинула, что она уже добрых три четверти часа провела за этим занятием. — Ничего с нами от дождя не сделается. Вель не боялась промокнуть, но она набрала черники, а Сигнвин поймала двух белок и подстрелила зайца, а потом еще олененка. Нести все это будет нелегко. Особенно олененка, который сейчас был подвешен на дереве. Тропы и так развезло после вчерашнего ливня, вдобавок местами было довольно круто. Сигвин, конечно, сама это знала. Вель принялась вплетать стебелек ромашки в венок, который был уже почти закончен. Очередная стрела Сигвин вонзилась в центр мишени, нарисованной на стволе старого дуба. В самом начале их знакомства Вель похвалила ее мастерство, но Сигвин на это только пожала плечами. «Отец стреляет в два раза лучше», — сказала она. Ивар Золотой Лук сейчас был где-то далеко — то ли в набеге, то ли гостил у кого-то из вождей. Вель не очень хотелось встречаться с ним, но вот посмотреть, как он стреляет, она бы хотела. Она не могла себе представить, как можно стрелять в два раза лучше Сигвин. Вель занялась венком только, чтобы скоротать время, но теперь ей показалось, что это выглядит глупо, если сравнивать со стрельбой из лука. Чтобы добавить своему занятию веса в глазах Сигвин, она сказала: — Моя мать верила, что в ромашках заключены души тех, кто погиб зимой от холода, что это боги посылают их. Она говорила, что это колдовские цветы. Сигвин сделала последний выстрел и пошла к мишени, чтобы собрать стрелы. Она была на два года старше Вель и обычно держалась чуть отстраненно, поэтому Вель было приятно видеть интерес в ее взгляде. — Я такого не слышала. Вель начала вплетать следующий цветок. — Она родом с запада. Там много поверий, про которые здесь не знают. — На западе убийство олененка сулило беду, и прошлой ночью Вель почти не спала — боялась дурных снов. — Моя бабка родом с запада, — сказал Сигвин неприязненно. Они с бабкой не ладили. Вель тоже недолюбливала Верену, эта женщина казалась ей красивой, но слабой. Она вечно куталась в меха и вечно ворчала или сплетничала или сидела, уставившись перед собой. Но вот Далла ее жалела и привечала. — А твоя мать? — спросила Вель, чтобы увести разговор от западных поверий. Сигвин вернулась на то место, с которого стреляла, и сделала еще несколько больших шагов назад. Только после этого она ответила: — Она была поклонщицей. Отец выкрал ее в своем первом набеге. Вель подняла на нее глаза, оторвавшись от своих ромашек. —Она умерла? — Умерла, когда меня рожала. — К пренебрежительным ноткам в ее голосе примешивалась толика мрачной веселости, словно в этом было что-то забавное. — Дед говорит, что это никого не удивило. С самого первого до последнего дня она так и рыдала, не переставая, пока кровью не истекла. Выпущенная стрела слегка отклонилась от центра мишени, и Сигвин нахмурилась. Вель вплела последнюю ромашку. — Твой отец мог бы выбрать себе кого-нибудь получше. Сигвин невесело рассмеялась. — Лучше тебе этого не говорить там, где он может услышать. Он ее не любил, не думай, но он никому не позволяет плохо о ней отзываться. Он переживал и из-за этих вечных слез, и из-за того, что с родами так все вышло. Соединяя концы в кольцо, Вель спросила: — Все было так плохо? — Ему тогда тринадцать лет было. Может, ему так казалось. — Поднялся сильный ветер, и Сигвин опустила лук. — Похоже, будет буря. Иногда, когда я стреляю, я вообще ничего вокруг не вижу, кроме цели. Ты была права, нам давно уже нужно было трогаться в путь. Вель посмотрела на венок, лепестки ромашек колыхались от ветра. На мгновение она задумалась, не подарить ли его Сигвин, но она знала, что Сигвин откажется, и выйдет неловко. Вздохнув, Вель разорвала венок так же непринужденно, как и плела. Ветер подхватил и закружил обрывки. Глядя на то, как разлетаются лепестки, Сигвин спросила. — А что теперь будет с душами? — По ее тону сложно было понять, говорит она серьезно или шутит. Или издевается? — Они отправятся в странствие, — сказала Вель многозначительно, — потом они упадут и вернутся в землю, к остальным душам. То, что уже мертво, убить нельзя. Она встала и встряхнула плащ, ветер разметал остававшиеся ромашки. Накинув плащ на плечи, Вель заметила, что один цветок остался лежать на траве, и, подняв его, воткнула стебелек в косу. Пока она поправляла ромашку, ее взгляд упал на олененка. В нем и мяса–то почти не было. Чувствуя пристальный взгляд Сигвин на своем лице, Вель через силу улыбнулась. — Надеюсь, ты сама собираешься его тащить? — Ну да, — ответила та. — Он не слишком тяжелый. До Скарсунда оставалось четыре часа пути, но Сигвин шагала легко, несмотря на свою ношу. Вель несла ягоды и мешок с освежеванными белками и зайцем. Грязь чавкала у нее под ногами, налипая на сапоги. Скоро облака затянули все небо, и пошел дождь. Вель всю дорогу смотрела под ноги и даже не заметила, как они вышли на лесную прогалину, где стояло огромное сердце-древо. Отсюда до Скарсунда уже было рукой подать. По словам Сигвин, именно это дерево дало название поселению. Четыре человека, взявшись за руки, не смогли бы обхватить ствол, а его рот был таким большим, что туда легко влез бы ребенок. Дерево росло на берегу глубокого пруда, и в хорошую погоду лицо дерева отражалось в воде, как в зеркале, но сейчас поверхность пруда была взрыта каплями дождя. Вель остановилась, чтобы перевести дыхание и посмотреть на дерево. — Ты слышишь богов, друка? — спросила Сигвин. И снова Вель не смогла понять, серьезно она говорит или просто смеется над ней. На всякий случай Вель рассмеялась сама. — Нет, — ответила она, — слышу только шум дождя, и как зубы стучат. К ее облегчению, Сигвин улыбнулась. Когда они вышли из леса, и перед ними открылся Скарсунд, Вель невольно снова замедлила шаг. В Скарсунде в любое время находилось не меньше тысячи человек, но люди постоянно приходили и уходили, сменяя друг друга. Одни приходили, чтобы торговать, другие — чтобы поговорить с королем, третьи — чтобы убедиться, что поселение существует на самом деле. Они прошли огороды и загоны для скота, среди которых были разбросаны одинокие дома и стояли палатки. Дальше была рыночная площадь, где торговали почти каждый день. Некоторые оттуда, казалось, вообще не уходили — охотники предлагали меха и шкуры, женщины — пряжу, плащи, рукавицы, кто-то выменивал захваченное в набегах. Но сюда захаживали и те, кому нужно было выменять какую-то одну вещь, и те, кто мог предложить только свои умения. Сейчас из-за дождя почти все разбежались, только несколько человек слонялись без дела. Вель сильно продрогла и мечтала скорее оказаться в тепле. Она шла, почти не поднимая глаз, поэтому вздрогнула, когда Сигвин громко крикнула: — Эгиль! Бросив свою ношу, Сигвин побежала к высокому мужчине в ржавой кольчуге, спешившему побыстрее убраться от дождя. Обернувшись к ней, он остановился, и лицо его под густой бородой расплылось в улыбке. — С охоты что ли? — Мой отец вернулся? Он здоров? — А что с ним будет, — ответил тот добродушно. — Он в доме собраний, ждет тебя. Улыбка, которая озарила лицо Сигвин, сделала ее почти хорошенькой. — Я могу об этом позаботиться, — сказала Вель, кивнув на брошенного олененка. Ей казалось, что так будет правильно. — А, ну да. Спасибо. — Сигвин умчалась, едва удостоив Вель взглядом. Эгиль неодобрительно покосился на олененка. — Вечно она торопится стрелять. Ивар ее избаловал. — Не могу судить, — сказала Вель, хотя в действительности знала, что он прав. Она бы попросила Эгиля помочь ей, но он был хорош собой, у него была красивая улыбка, и она и без того чувствовала себя уязвленной тем, с какой готовностью ее подруга ее бросила. Ей не хотелось выглядеть слабачкой. Вздохнув, она подняла веревку, на которой Сигвин тащила тушу. Убитый олененок был тщательно завернут в ткань, чтобы грязь не попала в разрезанное брюхо, и Вель мысленно поблагодарила богов за то, что ей не приходится смотреть на него. — Я могу… — начал было Эгиль. — Ничего, я сама, — сказала Вель и зашагала вперед, волоча за собой тушу. Мясо хранили и разделывали в сарае, построенном недалеко от заднего входа в дом собраний. Внутри держался стойкий запах крови и холода. Вель отставила ягоды в сторону, сняла с себя мокрый плащ, вытерла руки о штаны и принялась разворачивать олененка. По размеру его и впрямь можно было принять за небольшую лань, но у Вель слезы на глаза навернулись при виде его мягкой бархатной шкурки в белых крапинах и больших глупых ушей. По крайней мере, выстрел был хороший, чистый — стрела пробила легкие. Этого не отнять. Она вытерла плечом глаза, связала задние ноги и, перекинув веревку через одну из балок, которые перекрещивались под крышей, стала тянуть ее на себя, поднимая тушу. Когда олененок наконец повис на балке вниз головой, Вель пробрала дрожь, и слезы полились уже всерьез. Дурёха, отругала она себя. Глупая дуреха. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь зашел и увидел, как она рыдает, словно какая-то никчемная смазливая дурочка. Вель поспешила убрать белок и зайца из мешка в дальний, самый холодный угол сарая. Когда она закончила, глаза у нее уже были сухие. Она вытерла руки об мешок, повесила его сушиться. Потом вытащила ромашку из волос — под капюшоном они остались сухими, — распустила растрепавшиеся косы, разобрала пальцами узелки и быстро заплела одну косу. Сбив грязь с сапог, Вель сунула ромашку за ухо, накинула на плечи плащ и выскользнула наружу. Войдя в зал дома собраний, она обнаружила, что общий гвалт, к которому она уже успела привыкнуть, изменился. Вместо женщин и детей тут сегодня собрались вернувшиеся с Иваром воины и копьеносицы, было шумнее обычного, люди были грубее и пили больше. На ее плечо легла ладонь, и она уже потянулась за кинжалом, решив, что кто-то по пьяни вздумал распускать руки. Но это была всего лишь Сигвин. Волосы у нее были мокрые и висели сосульками. Было так шумно, что Вель даже не разобрала, что она говорит, услышала только «Отец» и «пойдем», но все равно позволила ей себя увести. Ивар не сидел во главе стола, а стоял у дальней стены и говорил со своим отцом. Вель узнала его по волосам — у его матери они были почти такие же, хоть в них уже и пробивалась седина. Волосы у него были насыщенного рыжевато-каштанового цвета, с медным отблеском, ослепительным в свете огня, и волнами спускались ему на плечи. Борода была того же оттенка, но чуть темнее. Возле глаз у него были морщинки, как у людей, которые много и охотно смеются, черты лица у него были подвижные и очень выразительные, и сейчас, когда он спорил с отцом, они явно выражали негодование. Так вот, значит, как выглядел человек, который был в сговоре с работорговцами. В следующий миг она уже стояла прямо перед ним. Ивар Золотой Лук был всего на несколько пальцев выше нее. Он был таким же стройным и грациозным, как и его дочь. Вель почувствовала, как ее кожа вспыхнула под его взглядом, сердце забилось, дыхание зашумело в ушах, и она готова была поклясться, что ощущает каждую косточку в своем теле. — Вель, — сообщила Сигвин Ивару, выталкивая ее вперед. — Тебе она понравится. — Это прозвучало как приказ, и король звонко и заразительно рассмеялся. — Как скажешь, — ответил он, в шутку склонившись перед дочерью. Окинув Вель взглядом, он взял ее за руку, но его жест не был фамильярным. — Я польщен знакомством. Наслышан о тебе от дочери и от отца. — Он говорил громко, чтобы гул толпы не заглушал его голос. — Как прошла ваша вылазка? — спросила Вель. Халвар, его отец, презрительно расхохотался. — Ха, вылазка! Слишком много чести. Вернулся с пустыми руками… — Мне пришлось иметь дело с кланами Пьяной Скалы, — ответил Ивар. Судя по его тону, они с отцом уже успели об этом поспорить. Отпустив руку Вель, он одарил ее улыбкой. — Я уже извинился перед Даллой за свое долгое отсутствие, но вы, кажется, хорошо устроились. Как тебе Скарсунд? — Просто невероятно, — искренне ответила Вель. — Правда ведь? — переспросил он с готовностью. — Но теперь нам предстоит его сохранить. Время покажет. Вель еще ненадолго осталась, но в присутствии его отца и дочери она чувствовала себя лишней, поэтому скоро засобиралась искать Даллу. — Мы обязательно еще побеседуем, — сказал Ивар, и потом со смехом добавил, бросив взгляд на отца, — Может, в каком-нибудь более укромном месте, где нам меньше будут мешать. Уловив адресованный ему намек, Халвар недобро улыбнулся, но в этот момент Сигвин ненавязчиво встала между ними. — Она может прийти посмотреть, как ты стреляешь. Это было бы…. — Да был бы этот лук на что-то годен….— перебил ее Халвар. Вель ушла, раздосадованная тем, что не понимает всех этих недомолвок. Она нашла Даллу в конце зала в окружении женщин. В одной руке у нее была зажата прялка, другой она вращала веретено, легко придерживая и направляя нить. Рядом с ней праздно сидела Верена. Она не пряла, не шила, только мрачно что-то говорила Далле. Заметив Вель, она замолчала. — Ты, верно, рада, что твой сын вернулся домой, — сказала Вель. — Я должна быть рада? — Верена встала на ноги, опираясь на плечо Даллы. — Он привел с собой свору псов, а я не выношу вой. — Она убрала выбившуюся из косы прядь волос с лица Даллы — пальцы ее при этом двигались почти с нежностью — и ушла, не удостоив Вель и взглядом. Вель села на ее место, разглядывая сестру. С тех пор, как Далла повстречалась с Иным, она стала плохо спать. Были дни, когда она почти ничего не ела и вдобавок взваливала на себя слишком много работы, чтобы отвлечься. На первый взгляд, сегодня все было в порядке, но Вель на всякий случай спросила. — Ты поела? Далла остановила веретено. — А ты? Из-за олененка Вель кусок в горло не лез. Она поскребла ногтем засохшее пятнышко крови на тыльной стороне ладони. — Мы остановились на полпути и съели куропатку. — Как прошла охота? — Скучно. — Вель приподняла брови. — А что тот бродяга, с которым ты ворковала? Который так славно улыбается, и у которого нет переднего зуба? Далла покраснела, но не изменилась в лице. — Только не надо этого тона. — Почему? Манс скорее всего мертв. А если и жив, то не вернется. Далла улыбнулась. — Мне нужно с тобой поговорить. Пойдем. Далла намотала готовую нить на веретено и воткнула его в шерсть, которая еще оставалась на прялке. Вель постояла в стороне, пока сестра прощалась с женщинами, и затем они вместе пошли в лачугу, которую отвел им Халвар. Это было небольшое строение, сложенное из камня и крытое дерном, без перегородок, но, на взгляд Вель, и это было чересчур. Обычно они ночевали в доме собраний или делили дом или палатку с кем-нибудь. Она думала, что Халвар выделил им постоянное и уединенное прибежище в расчете на то, что это соблазнит их остаться и тем самым поддержать притязания Ивара. Войдя внутрь, Вель плюхнулась на соломенную подстилку, на которой они вдвоем спали, и, подтянув колени к груди, начала стаскивать сапоги. — Ну так что? Не обращая на нее внимания, Далла принялась разводить огонь. Она и раньше всегда была практичной до безобразия, а после встречи с Иным поддерживать огонь для нее стало такой же необходимостью, как дышать. Искра вспыхнула и разгорелась, но Далла так и не ответила на вопрос Вель. Вместо этого она достала из своего заплечного мешка щетку из чардрева с кабаньей щетиной, подарок их тетки. — Сядь прямо. У тебя на голове воронье гнездо. Далла редко вызывалась расчесывать ей волосы, если только она не была чем-то расстроена или встревожена. Подобное проявление заботы о Вель ее будто успокаивало. Иногда Вель отказывалась, но сегодня она не стала возражать. Она сняла второй сапог, отбросила в сторону плащ и села ровно. Далла уселась на подстилку, скрестив ноги, и похлопала Вель по плечу, чтобы та подвинулась ближе к ней. Осторожно она убрала ромашку. — Сефа часто украшала волосы цветами. Их тетка. Вель с ней никогда не встречалась. — Ты хотела о чем-то поговорить? — спросила Вель. — Сначала скажи, каким тебе показался Ивар Золотой Лук? — Ну, я теперь понимаю, почему он верит, что какая-нибудь копьеносица убьет Цареубийцу только для того, чтобы влезть ему в штаны. — Боюсь, это только слухи, — рассмеялась Далла. Волосы у Вель в действительности были почти не спутаны, но Далла все равно очень сосредоточенно и тщательно разбирала их на пряди. — А если серьезно? — добавила она. — Мы только парой слов перекинулись, — Вель подумала, что Сигвин не понравилось бы, если бы она пересказала кому-то их утренний разговор. Но Далла явно ждала большего, и Вель сказала то, что было проще всего. — Я ожидала увидеть злодея. Чудовище. Далла взяла щетку. — Но ты не можешь утверждать, что он другой. Ты не знаешь его. — Людям он, похоже, нравится. И потом… он создал это место. И ему не безразлично, что с ним будет. И он любит Сигвин. Разве чудовище может любить? — Именно любовь превратила Короля Ночи в чудовище, как ты помнишь, — тихонько пробормотала Далла. — Но, может, это слишком все упрощает. Наверное, все зависит от того, кого считать чудовищем. — А ты сама что о нем думаешь? — спросила Вель. — Работорговля — это то, что простить невозможно, — Далла провела щеткой по волосам Вель, — Но в остальном, пожалуй, я еще не решила. И зачем я еще спрашиваю ее о чем-то? — подумала Вель. Как будто от нее можно ожидать простого ответа на простой вопрос. — Ивар привел с собой ворону, — сказала Далла уже другим тоном. –Мне сказали, что он был на корабле, который захватили «друзья». Пираты, вероятно. Работорговцы. Не знаю, что они сделали с остальными — убили или захватили, но Эйрон пообещал им информацию о Дозоре, и Ивар… выменял его у них, когда они встретились. Далла говорила так, словно это было важно, и Вель постаралась вникнуть. — И что, он теперь его пленник? — О, нет. Ивар не сомневается, что он дезертир. — Движение щетки замедлилось. — Блейн предложил… — Блейн? — Бродяга, — сказала Далла, — тот самый, с которым ты мне предлагала разделить постель. Вель он не настолько интересовал, чтобы она еще выясняла, как его зовут. Но что-то в этом имени ее встревожило. Далла тем временем продолжала говорить. — Он предложил Ивару отправить людей на юг, навстречу разведчикам, которые будут разыскивать пропавший корабль. Они объявят, что Ивар держит Эйрона в плену. Тогда, возможно, Дозор вышлет за ним разведчиков. — Это же явная ловушка, — Вель выпрямилась. — Ты думаешь, Джейме придет? — Возможно, если захочет прибавить еще одного короля к своему имени. Но Эйрон думает, что это не сработает. Он недавно в Дозоре, у него нет друзей, и он считает, что они бросят его на смерть. — Ты зовешь его по имени, — заметила Вель. Далла отложила щетку в сторону и рассеянно пробежалась пальцами по волосам Вель. — Он… с ним непросто, но… — Ее лицо исказилось. — Блейн вчера его высмеивал, на глазах у всех. Я попросила его прекратить. Потом я принесла Эйрону поесть и немного поговорила с ним. Он… в нем что-то есть. Он не безнадежен. — Будет так же, как тогда с собакой. Далла легонько шлепнула ее по макушке. — Неважно. Я хочу, чтобы ты понимала. Если Джейме действительно придет, все может очень усложниться. Усложниться. Вель снова подумала о Сигвин. — Мы что, останемся здесь так надолго? — Так будет лучше. Не думай пока об этом. — Далла подвинулась, и теперь сидела рядом с Вель, а не позади, но в глаза ей не смотрела. — Я спросила… спросила Эйрона про Манса. Говорят… ходят слухи, что он тайно вернулся на Стену, но Джейме услал его прочь. — Откуда твой Эйрон это может знать? — усомнилась Вель. — У Джейме есть приятель в Сумеречной Башне, который узнал это от Маленького Волка…. Ну, а дальше, видимо, это разошлось. Я думаю, это правда. — То есть он, возможно, жив и больше не в Дозоре. Но это не значит… Далла пихнула ее в бок, глупо улыбаясь. — Важно то, что он жив. Я не знаю, куда он отправится. Не сомневаюсь, что у него есть свои планы, но мне достаточно знать, что его не казнили. — Она поцеловала Вель в щеку. — Ложись спать. Ты выглядишь очень уставшей. В любой другой день Вель запротестовала бы, что с ней обращаются, как с ребенком. Но она действительно очень устала, поэтому послушно кивнула и улеглась. В эту ночь олененок ей не снился, но спала она беспокойно, металась, и на рассвете Далла растрясла ее. Вель долго приходила в себя, но Далла спела ей какую-то незнакомую песню и пела ее много раз подряд, пока Вель снова не уснула. Когда наступило утро, Далла уже ушла, и огонь в очаге почти погас. Вель долго лежала, уставившись в потолок, но так и не вспомнила свой сон. Потом, одевшись, пошла к сердце-древу. Густой, как молоко, туман укрыл и Скарсунд, и лес вокруг, и, выйдя на прогалину, она чуть было не свалилась в пруд. Отступив назад, Вель отыскала на берегу большой гладкий камень, на который можно было сесть. Близость дерева успокаивала ее, но на душе у нее все равно было тревожно, мысли ее все время крутились вокруг чудовищ, ворон и мертвого олененка. Иногда, когда Вель приходила сюда и слушала, это помогало ей собрать воедино фрагменты своих видений, но сегодня она не ощущала присутствия богов. Вконец измученная, так и не получив ответы на свои вопросы, она медленно поплелась прочь. Вель успела проголодаться, но она знала, что, стоит ей появиться в доме собраний, как Далла обязательно найдет ей какое-нибудь дело, а она была слишком растревожена, чтобы помогать знахарке или собирать травы в лесу. Поэтому она отправилась на рыночную площадь, чтобы послушать, что люди говорят об Иваре. Далле не в чем было ее упрекнуть, она сама говорила, что Вель слишком быстро делает выводы. Дождя не было, и площадь сегодня выглядела более оживленной, чем накануне, но люди, поглядывая на низкое свинцовое небо, не спешили раскладывать товары. Вель воспряла духом, заметив женщину, которая продавала жареное мясо, но вспомнила, что у нее с собой ничего нет на обмен, и снова сникла. Все равно, верно, собачатина, подумала она. А может и что похуже. Больше она ничего не успела разглядеть, потому что ее внимание привлек очередной питомец Даллы. По крайней мере, это должен был быть Эйрон, если в мире существовала хоть какая-то справедливость, потому что он выглядел именно так, как выглядит ворона, колдовством превращенная в человека. Он был тощий и долговязый, в богатом черном плаще, нос у него был длинный и острый, будто клюв, и глаза были черные и блестящие. Даже длинные волосы были черными. Она прыснула в ладонь, но когда получше его разглядела, ее веселость как рукой сняло, слишком уж жалкий у него был вид. Эйрон стоял в стороне и осматривался по сторонам, выпятив грудь и задрав подбородок, явно стараясь выглядеть уверенным в себе. Вель неспешно обошла площадь, пытаясь не обращать на него внимания и вслушиваясь в разговоры — не прозвучит ли имя Ивара. Но ее взгляд невольно то и дело обращался к вороне. Он подходил то к одному торговцу, то к другому, разглядывал выставленные товары и отходил с деланно небрежным видом. Вель знала, что Далла хотела бы, чтобы она подошла и помогла ему. Помощь этому олуху явно требовалась. Но что за дело было Вель до труса, который спасал свою жизнь, когда его братьев-ворон убивали или брали в рабство? Дезертировать из Дозора — это она понимала. Но совсем не иметь чести? Украдкой бросив очередной взгляд, она увидела, как человек из проходящей мимо шумной компании на ходу столкнулся с вороной, едва не сбив того с ног. Это, по всей видимости, произошло случайно, но потом он повернулся и, презрительно оглядев ворону с головы до ног, сказал что-то. Тот ответил. Обидчик ударил его по лицу. Этим все и кончится, подумала Вель, если только…. Но Эйрон попытался дать обидчику сдачи. Тот поймал его руку, снова ударил. А потом выхватил нож. Вель бросилась к ним, мысленно проклиная обоих. — Прекратите! Прекратите сейчас же! Убери этот чертов нож! Нож рассек воздух. Эйрон попытался увернуться, но лезвие задело руку, и он вскрикнул сквозь зубы. Вель ткнула пальцем в сторону приятелей нападавшего. — Остановите его, или кубарем вылетите из Скарсунда. Никаких разборок тут, таков закон. Они послушались только после того, как рассмотрели ее получше. Вель попыталась убедить себя, что они узнали ее или решили, что она имеет право распоряжаться, что дело было не в ее лице. — Брось его, — сказал один, а второй добавил: — Не стоит руки марать. Третий отступил и, бросив взгляд на Вель, рассмеялся и сказал. — И впрямь. Прости уж, девчушка, что задали тебе хлопот. Он задрал нос, и все трое зашагали прочь, разразившись громким хохотом. Вель хотелось плюнуть им вслед и крикнуть что-нибудь обидное, но вместо этого она подошла к вороне. Его размытый взгляд остановился на ней. Подбитый глаз стремительно заплывал, из пореза на руке лилась кровь, быстро впитываясь в черную ткань. Он был гораздо моложе, чем она представляла, лишь немногим старше ее самой. Ты Далле не сможешь в глаза смотреть, если его так оставишь. — За мной, — бросила ему Вель и зашагала прочь. Совсем скоро она услышала, как он догоняет ее, шумно дыша. От него пахло элем и потом, и ступал он тяжело. — Ты похожа на одну женщину, которую я знаю, — сказал он. — Ее зовут Далла. — Она моя сестра. — Она… — он с видимым трудом подбирал слова, и Вель подумала, что он пьян или, по меньшей мере, не вполне трезв. — Она добрая. — Она бывает доброй, временами, — Вель сказала это так, чтобы он не вздумал злоупотреблять ее добротой. — Тебе нельзя носить здесь этот плащ. Эйрон мрачно посмотрел на нее. — Далла мне так и сказала. Она велела мне обменять его на что-нибудь. — И она отправила тебя одного? — Она предложила пойти со мной, — Эйрон прижал согнутую руку к животу, — Я сказал ей, что в этом нет нужды. — Отлично ты справился. Вместе они вошли в хижину знахарки. Самой старухи внутри не было, и Вель велела вороне сидеть на куче шкур, а сама прошла в дальнюю комнату. Возвращаясь, она захватила мех с элем, который лежал в углу, и бросила ему. И только потом подумала, что это может быть лишним. Поймав мех на лету, он сделал два больших глотка. — Придется отрезать? — Рукав и так порван, о чем тут жалеть? — Она достала нож и стала срезать рукав, ожидая, что он начнет жаловаться. — Да нет же, — возразил он таким тоном, словно Вель не понимала очевидного, — Руку. Руку придется отрезать? — Он рубанул ладонью по руке чуть ниже локтя. Вель, хмурясь, посмотрела на порез величиной с ее мизинец. Эйрон отхлебнул еще эля. — Если нужно, давай, режь. Я готов. Вель часто приходилось помогать знахарке, так что она знала, где лежит то, что ей нужно. Достав иглу, кетгут, и горшочек с мазью из корзины, она спросила. — Вы теперь все хотите быть, как Цареубийца, или ты просто дурак? — Цареубийца! — выплюнул с внезапной злобой Эйрон, ошарашив этим Вель. — В пекло его! В пекло его отца! В пекло всех Ланнистеров! — Я думала, его все любят, — сказала она осторожно. — Он запер меня в темноте, — ответил Эйрон, — со зверями, словно я тоже зверь какой-то. А потом сказал, что я отправлюсь к своим братьям. — Он взмахнул рукой, в которой держал мех. — Только вот он про черных братьев говорил. А я не знал. Я только потом это понял. Вель сняла крышку с горшочка с мазью. — Это сделал Цареубийца? — Лорд Тайвин. Он послал меня Цареубийце в подарок, так мне стражники сказали. — Он икнул. — Только теперь это я отправлю ему подарочек. Я отрежу Цареубийце… уши, и вырежу глаза, и губы, и язык…. Вот тогда Тайвин…. Это уж ему не понравится, как пить дать. — Эйрон кивнул. — Ивар дал мне позволение, если мы его живым возьмем. — А Далле ты об этом говорил? Он вдруг стал ужасно серьезным. — Она меня поняла. Она сказала, что на моем месте тоже злилась бы. Иногда Вель вообще не понимала сестру. Не зная, как реагировать на эти его излияния, она сосредоточилась на ране. Когда она стала шить, Эйрон наконец заткнулся и за все время даже ни разу не пискнул, но как только она закончила, он вскочил на ноги и отошел от нее на расстояние. Словно от нее воняло, и он хотел убраться подальше. — Ворона? — Я больше не ворона. Я сбежал. — Здоровой рукой он провел по лицу. — Второй раз за два дня меня спасает баба. Вот Эурон бы посмеялся. Ты даже представить себе не можешь, как он смеялся бы надо мной. Вель тоже встала. — Я могу все вернуть, как было, если хочешь. — Я благодарен тебе за помощь, — судя по его тону, в этом и была проблема. Он громко рыгнул. — Можно я оставлю себе эль? Тот кувшин, который я выменял на нож, уже кончился. — У тебя есть другой нож? Эйрон помотал головой. Вель готова была поклясться, что нож у него был из хорошей стали. Она сама его чуть не прирезала на месте, его спасла только знахарка, которая с озабоченным видом заглянула в дверь. — Ему нужно… что-нибудь, — сказала Вель. — Понятия не имею, что. Развлекайтесь без меня. — Ты уже уходишь? А я хотел тебя поблагодарить. — Эйрон пересек комнату и потянулся к ней. Вель оттолкнула его руку. — Ты похожа на мою племянницу. Если бы только она не была такой страшной, и если бы у нее была грудь, а рожа не была бы вся в прыщах. У тебя-то только один прыщ, вот тут, возле носа. Вель глупо уставилась на него, чувствуя, как лицо у нее разгорается. — Но у вас у обеих с головой не все ладно, — заключил он. — Она тоже важничает и вечно командует, по-мужски себя ведет. Знахарка стала смеяться. Над вороной, конечно, она смеялась над вороной, но это почему-то ничуть не помогало. — Ты закончил? — спросила Вель холодно. — Нет, нет, прошу тебя, только не злись. — Он снова к ней потянулся, и на этот раз Вель ударила его по больной руке. Он взвыл и прижал ее к груди. — Я люблю Ашу. Она мне очень нравится. Больше, чем ее братья… то есть брат. — Он настолько пьян, что даже не помнит, сколько у него племянников, подумала Вель. — Сочувствую твоей племяннице, — огрызнулась Вель, ощущая себя в два раза ниже, чем до того, как он начал ее благодарить. Она знала, что это мелкая месть, но все равно пнула его по лодыжке и выбежала прочь из хижины, не обращая внимания на крики вороны, который пытался дозваться ее. Тирион нашел Гериона в саду у Дженны, и было очевидно, что они уже обо всем знают. Тетушка расхаживала по саду, на первый взгляд, она просто любовалась цветами, но в ее походке чувствовалось скрытое волнение. Герион, напротив, не пытался изображать хладнокровие, а развалился на скамье с демонстративно трагичным видом. — Он всерьез собирается его повесить, — сказал Тирион. — Вы слышали…? — Киван нам сказал, — Герион открыл глаза. — Если бы только Тиг был здесь… — Ах, помолчи, — прикрикнула на него Дженна. — …он бы все уладил, — продолжал Герион. — Ему бы удалось. Ему всегда удавалось. Вот и когда Тирион…. Дженна резко повернулась на каблуках, ее глаза метали молнии. — Какая необходимость об этом сейчас вспоминать? Стараясь не думать о предмете их спора, Тирион плюхнулся рядом с Герионом, отпихнув его в сторону. Ноги у него болели после долгой ходьбы. — Мы не можем этого допустить, — сказал он. — Я ей уже говорил, — пожаловался Герион, на его красивом лице было написано сильное волнение. — Она ничего не будет предпринимать. — Не надо на меня так смотреть, — одернула Тириона Дженна прежде, чем он хоть слово успел сказать. — Если Тайвину дать время самому над этим поразмыслить, он, возможно, еще образумится. Это единственная надежда. Если мы сейчас начнем пытаться его отговаривать, он из принципа будет стоять на своем. Такой уж он, бессмысленно дуться. — Мы могли бы помочь ему сбежать, — предложил Герион. Дженна расхохоталась. Даже Тирион нахмурился. Это было бы слишком сложно. Опасно. Чревато. — Это невозможно, — отрезала Дженна. — Джейме нас не простит, — сказал Герион. — Манса Разбойника предупреждали. Он настоял на своем. Он сам во всем виноват. — Лицо Дженны смягчилось, она отвернулась и принялась сосредоточенно разглядывать розу. — После всего, что я слышала об этом человеке…. Он не казался мне таким уж глупцом. — Он недооценил Тайвина, — ответил Тирион и мрачно посмотрел на Гериона. — Как я тебе и говорил. — Я думал…. — начал Герион, но прервался на полуслове и не стал оправдываться, вместо этого со вздохом снова откинулся на скамью. — Наверное, это я недооценил Тайвина. Или переоценил Манса. — Он знает, что его ждет? — спросила Дженна. — Я собираюсь поговорить с ним, — сказал Тирион устало. Всю эту неделю он чувствовал себя совершенно вымотанным, хотя с тех пор, как Манс Разбойник разбудил его среди ночи, не так уж и много событий произошло. Вероятно, на нем так сказывались непродолжительные визиты в кишки Утеса. Его беседы с Мансом были почти бессмысленными — Манс не говорил ни о себе, ни о Джейме, он только пел или рассказывал разные басни, расспрашивал Тириона о его жизни, о его семье, о том, что происходило вокруг Утеса и в Королевской Гавани. Ни о том, зачем он здесь, ни о том, чего он рассчитывал добиться или как он намерен выкрутиться из этой переделки, он и словом не обмолвился. В то же время Манс меньше всего был похож на человека, который смирился со своей судьбой. Цепь, которой он был прикован за ногу к стене, позволяла ему мерять шагами тесную камеру, и, насколько Тирион мог судить, он почти непрерывно расхаживал по ней, словно хищный зверь, который просто ждет подходящего момент для броска. — Тебе лучше пойти к нему, — сказал Герион. — От нас ты все равно ничего полезного не услышишь. — Вы придете… на казнь? — спросил Тирион. Герион и Дженна переглянулись. — Приду посмотреть, чем дело кончится, — ответила Дженна. — Разве это подобающее зрелище для леди? — спросил Герион, хотя должен был бы знать, что с ней бессмысленно спорить. Дженна не удостоила его слова вниманием и продолжала. — Тайвин должен сознавать, что он потеряет Джейме, если это сделает. Он на многое способен, как не раз уже доказывал, но я не верю, что он готов лишиться сына из-за какого-то одичалого полукровки. — Я буду там ради Джейме, — глухо сказал Герион. Это Тириона немного приободрило, и он ушел. Ему очень хотелось полагаться на суждение Дженны, но он до конца не был уверен в том, что Тайвин способен признать, насколько сильным было влияние Манса Разбойника на Джейме. Я должен был еще что-то сделать, чем-то помочь, подумал Тирион. Он отплатил Мансу за проявленную к нему доброту, подарив ему меч, но теперь это казалось ему жалкой безделицей. Когда-то Манс назвал его самым везучим карликом на свете. Тирион запомнил эти слова. Он пытался пользоваться своими возможностями вместо того, чтобы жаловаться на судьбу. Пусть не всегда и не во всем, но эта мысль ему помогала. Он сумел сохранить дружбу с Аддамом после той ужасной истории с Тишей, не без усилий сделав первый шаг к примирению. Сумел добиться шаткого мира в отношениях с Серсеей. Неправильно было просто так позволить казнить Манса, ведь это Манс дал ему такой ценный совет, и Манс был в числе тех немногих людей, которые всегда относились к нему хорошо. Но что можно было сделать? Когда тюремщик впустил Тириона в камеру, Манс, мерявший шагами пол, остановился и поднял руку, прикрывая глаза от света. Может, он решил протереть камень до дыр и сбежать в подземные пещеры, подумал Тирион. — Помнишь Куорена? — спросил Манс вместо приветствия, — Он когда-то работал в копях Оркмонта. Однажды он сказал мне, что ужаснее всего было проводить день за днем в темноте и тесноте, не видя солнца. Еще он говорил, что если и существует место, где люди мучаются после смерти, то там царит кромешная тьма. — Он помолчал. — Я здесь всего… неделю? Но я теперь понимаю, почему он такой, какой он есть. Как будто Тириону было дело до каких-то рудокопов и их чувств. Неудивительно, что Джейме с ним стал сам на себя не похож. — Я сегодня был у отца по одному вопросу, — начал Тирион, — это касалось моих обязанностей, и он…. — Ты же дерьмом вроде заведуешь, разве нет? Вот поэтому завтра ты будешь качаться в петле, подумал Тирион. Даже не сомневаюсь, что ты так и с моим отцом говорил. — Вообще-то стоками и резервуарами. — Дерьмом, — повторил Манс. — И он сказал, что тебя завтра утром повесят, — сказал Тирион. Манс усмехнулся. — Что ж, не худшая смерть, и я этого от него почти ждал. Маллистер, вероятно, все равно вздернул бы меня, если бы я вернулся на Стену. — Он покачал головой. — Нет, уж лучше Тайвин. — Ты не веришь, что он это сделает. — Зная его со слов Джейме, — ответил Манс, — я в это не верил. Теперь, когда я познакомился с ним воочию, я уже ни в чем не уверен. Я вовсе не рассчитывал, что в нем кипят такие страсти. Он несколько раз спускался сюда, чтобы говорить со мной, и возможно, нам даже удалось…. в чем-то продвинуться. Но стоит мне только заикнуться о чем-то серьезном, и все неизменно скатывается к тому, насколько я мал в его глазах. Отец говорил с ним? Тирион прочистил горло. — Любопытно. Мне отец частенько указывает на то же. — Выходит, мы оба с тобой недочеловеки, но разница все-таки есть. — Твой вариант мне нравится больше, — заметил Тирион. — Ты можешь прикинуться кем-то другим. — Да и женщинам ты наверняка гораздо больше нравишься, добавил он про себя. — Мне тоже, — прямо признался Манс, — Твоя неполноценность всегда на виду, а моя существует лишь у людей в головах. — Он снова принялся ходить взад-вперед, позвякивая цепью. — Если меня и впрямь повесят, напиши Джейме. Он должен найти Даллу и рассказать ей о моих планах. Она сообразит, что нужно делать. — Его лицо дернулось. — И пусть извинится перед ней за меня. Пусть скажет, что я в самом деле рассчитывал вернуться. — Тебя там ждет женщина, но вместо этого ты являешься сюда и…. — Тебя послушать, так она там за Стеной сидит и чахнет от тоски. Мы друг другу ничего не обещали. При хорошем раскладе наши пути могли бы снова пересечься, вот и все. — Видя, что Тирион нахмурился, — он добавил. — Мне нужно было кое-что доказать, и еще кое-что устроить для Джейме. — Если ты умрешь…. Манс обворожительно улыбнулся ему. — Что за жизнь без риска? Не бери в голову, Ланнистер. Что будет, то и будет. — Он махнул рукой. — Ты был в моей пещере? — Нет, — ответил Тирион с осторожностью. — Только не заходи глубоко, там потолок может обрушиться. Если я умру, моя лютня и меч под камнями, недалеко от входа, у северной стены. Отправь их Джейме, и пусть отдаст меч Куорену. Тирион не мог это слушать. Чтобы перевести разговор на что-нибудь другое, он спросил. — Тебе… тебе понравился меч? Лицо Манса просветлело. — Он очень красивый, хотя в последнее время мне пришлось пускать его в ход чаще, чем хотелось бы. Благодарность в его голосе ранила Тириона даже больнее, чем распоряжения насчет своего скудного наследства. Не глядя на Манса, он спросил: — Ты дал ему имя? — До недавних пор мне не приходилось им пользоваться, и я решил, что давать ему громкое имя было бы слишком самонадеянно. Но в последней битве он мне славно послужил, и кое-какие мысли на этот счет у меня были. — Мысли, которыми ты готов поделиться? В глазах Манса заплясали искорки. — Возможно, Вороний Крик. — Вороний значит ворона или вороны? — переспросил Тирион. Он нахмурился. — А крик какой? Это боевой клич или… — Или плач. — Пусть каждый понимает, как хочет. При этих словах Тирион поднял глаза и внимательно посмотрел на человека, который стоял перед ним. — Могут же все понять неправильно. — А это всегда так, — сказал Манс. Только теперь Тирион разглядел проступившую горечь за его шуточками и улыбками. Что бы там ни случилось в Дозоре, это его ранило. Глубоко ранило. Он отвел глаза. — Какая разница, если тебя все равно завтра казнят. — Он вздохнул. — Я не могу дать тебе свободу. — Моя свобода и так при мне, — сказал Манс. — Не тревожься об этом. Уже выйдя в коридок, Тирион услышал, что Манс, который до этого пел «Конец долгой ночи», остановился на полуслове и начал напевать другую, незнакомую мелодию без слов, которая ранила Тириона в самое сердце. Если Тайвин намеревался казнью Манса кому-то что-то доказать, то для Тириона пока оставалось загадкой, кому и что. Виселицу возвели в стенах замка, на вершине Утеса. Обычно казни собирали толпы народу, но на этот раз, судя по количеству присутствующих, даже обитатели замка не знали о том, что дезертир из Ночного Дозора проделал столь дальний путь лишь ради для того, чтобы быть казненным лордом Утеса Кастерли. Не считая стражи и нескольких слуг, на казнь явились только Тирион, Дженна, Герион и Киван. И Тайвин. На плечах лорда Тайвина был тяжелый плащ из золотой парчи, и его бакенбарды блестели на ярком солнце. Тириону показалось, что ему не терпится поскорее покончить с этим делом, хотя в действительности ничто в поведении отца на это не указывало. Это мое собственное настроение заставляет меня видеть то, чего на самом деле нет, одернул себя Тирион. Стражник вывел вперед Манса. Он по-прежнему был в черном, руки у него были скованы за спиной. И хотя путь ему сюда пришлось пройти немалый, он все еще щурился на свету. Лицо его, кроме шрамов, поросло недельной щетиной, и от этого шрамы были заметнее. Держался он с достоинством, хотя это все равно ничего не меняло. Еще минута — и Манс стоял на помосте. Палач надел ему петлю на шею. Тайвин заговорил первым. — Признайся, что лгал, и я тебя помилую. Тирион подумал, что ослышался, но прежде, чем в нем успела проснуться надежда, Манс улыбнулся и покачал головой. Палач переминулся с ноги на ногу, лицо у него покраснело. Тирион подозревал, что он боялся упустить какой-то знак и совершить ошибку. Ему стало смешно, что палач выглядит куда менее уверенным в себе, чем осужденный на смерть. — Я так и думал, — сказал Тайвин, растягивая слова. У Тириона затряслись руки, а затылок весь взмок. Где-то неподалеку запела птица. Тайвин подошел к виселице. Девять длинных шагов. Остановившись напротив Манса, он сказал. — И все же, ты был товарищем моему сыну, а Ланнистеры платят свои долги. И, по-видимому, слухи о том, что ты дезертировал, несколько преувеличены. — Кивнув палачу, Тайвин добавил. — Отпусти его. После того, как петля была ослаблена, Манс спустился с помоста. Он был по-прежнему в цепях. — Благодари меня за мое милосердие, — велел Тайвин. — Я благодарен, — сказал Манс. — На коленях. Манс легко и грациозно опустился на колени, словно ничего проще и быть не могло. Тайвин протянул вперед руку, и Манс с улыбкой поцеловал кольцо. Тирион посмотрел на Гериона, потом на Дженну, Кивана. Хоть кто-нибудь из них понимал, что здесь происходит? Но по их лицам он ничего не смог прочесть. Неужели Манс заранее знал, что так будет? Но Тайвин еще не закончил. — Но это не отменяет того, что ты вел себя непозволительно дерзко. Общение с моим сыном вскружило тебе голову, ты слишком многое возомнил о себе. Полагаю, пятьдесят плетей вернут тебя с небес на землю. Сердце у Тириона оборвалось. — После этого я хочу, чтобы его выставили из Утеса в чем мать родила. И гоните его туда…. куда гоните всех бродячих шавок, — сказал Тайвин, повернувшись к стражнику, и потом рывком вздернул Манса на ноги и с размаху ударил его по лицу, явно делая это просто для своего удовольствия. Тяжелый перстень с печатью рассек кожу на щеке, чуть выше бледных отметин, сразу выступила кровь. Когда Манс выпрямился, Тирион впервые увидел его лицо без маски. Глаза его были распахнуты, он больше не улыбался. На это он никак не рассчитывал. Манс раскрыл было рот, но, должно быть, понял всю тщетность попыток протестовать. Когда стражник пинками погнал его, ему стоило определенных усилий удержаться на ногах. Поскольку подобные наказания здесь обычно не проводились, Тайвин велел Мансу вбить столб в центре, и пока он смотрел, как Манс это делает, на его губах играла улыбка. Глядя на него, Тирион понял, что дерзость Манса была лишь поводом. Была только одна причина, почему Тайвин помиловал Манса. Как и предполагала Дженна, Тайвин знал, что, казнив его, окончательно разрушит свои отношения с Джейме. Но, чтобы принять это решение, ему вначале пришлось признать, что он может лишиться любви и преданности сына из-за худородного выскочки. А признав это, ему пришлось бы признать, что ценности Джейме, его устремления и убеждения имели гораздо больше общего с Мансом Разбойником, чем с самим Тайвином. Что Джейме встал бы на сторону Манса, будь он тут. Что, возможно, Джейме любил Манса сильнее, чем Тайвина. Это мало отличалось от того, что было с Тишей. Еще один Ланнистер позволил себе спутаться с тем, кто был непозволительно ниже его по положению. Разница была лишь в том, что в этом случае речь шла не столько о репутации, сколько о том, что у Манса было то, что Тайвин желал иметь — и не имел. Это были личные счеты. Тирион снова взглянул на дядьев и тетку, словно они могли чем-то помочь, но никто на его молчаливый призыв не ответил. Манс закончил вбивать столб и, не сопротивляясь, позволил себя привязать. Лицо его было в крови. Стражник разорвал на нем рубашку и пинком заставил его опуститься на колени. — Отец, — крикнул Тирион, побежав через двор. При виде Манса на коленях, в цепях ему хотелось плакать. — Отец, Джейме… — Джейме не хватает ясности суждений, — ответил сухо Тайвин. — Со временем он излечится от этого порока, сейчас же ему будет довольно знать, что я проявил великодушие и сохранил этому человеку жизнь. В других обстоятельствах я не был бы столь мягкосердечен. — Он…. — Еще одно слово, и я велю и тебя выпороть. Вели, сказал бы Джейме на его месте. Манс встретился взглядом с Тирионом и беззвучно прошептал ему: Уходи. Словно он думал, что Тириону хватит смелости возражать дальше. Но это движение губ не укрылось от Тайвина. — И еще двадцать пять плетей, чтобы ты не думал, что можешь командовать моим сыном. — Он обернулся, его взгляд скользнул по палачу и остановился на здоровенном стражнике. — Ты. Располосуй его как следует, но я хочу, чтобы он остался жив. Джейме знал бы, что сказать. Он знал бы, что делать. Тирион все еще мялся в нерешительности, когда стражник взмахнул хлыстом. Звук удара заставил его вздрогнуть. Придумай, что сказать, велел он себе. Слова всегда были его главным оружием. Но он боялся, что сделает Мансу только хуже. Хлыст со свистом рассек воздух и снова опустился на спину Манса. Манс не издал ни звука. Рядом с Тирионом встал Герион. — Пойдем со мной. — Нет… — Может, я хочу, чтобы он смотрел, — сказал Тайвин. — Какой урок ты пытаешься ему преподать? — спросил жестко Герион. — Ты делаешь это для своего удовольствия, твой сын ни в чем не виноват. Позволь нам уйти. Тирион не мог поднять глаза на отца, но тот, должно быть, жестом отпустил их, потому что Герион зашагал прочь. Вспомнив просьбу Манса, Тирион позволил ему себя увести. — Дженна за ним приглядит, — сказал Герион, когда они отошли так далеко, что свист рассекаемого хлыстом воздуха уже не был слышен. — Я сейчас отправлюсь к Бриони и узнаю, не приютит ли она у себя Манса на время. Человек, который принимал Джой, выковал лекарское звено в Цитадели, он поможет. — Джейме будет…. — Тсс, тебя он точно не возненавидит за это. — Герион погладил Тириона по руке. — Раздобудь какую-нибудь одежду из покоев Джейме. Когда ему было пятнадцать, он был пониже и поизящнее. Может, Мансу будет полегче, если он будет знать, что это вещи Джейме. Он будет… прикован к постели какое-то время, так что Бриони сможет перешить что-то, если потребуется. — А его черная одежда… — Не думаю, что ее получится вернуть, — сказал Герион с натянутой улыбкой. — Помнишь скалу, где он прятался? — спросил тихо Тирион. — Там осталась его лютня. Только не заходи глубоко, он говорит, что потолок может обвалиться. — Я ее заберу, — сказал Герион. В его лице, голосе было что-то незнакомое Тириону. Ненависть. Тирион всегда знал, что его отец и Герион плохо ладят, но даже не подозревал, что за этим крылось что-то большее, чем обычная неприязнь. Он просто раньше никогда мне этого не показывал, понял Тирион и задумался, не потому ли Герион перестал скрывать свои чувства сейчас, что они отражались, словно в зеркале, на его собственном лице. Джейме был в покоях мейстера Эймона, когда пришло письмо из Восточного Дозора. Когда он вошел, старый мейстер занимался птицами в воронятнике, и Джейме, пока ждал его, успел приготовить себе вино с пряностями и выпить его, а теперь от нечего делать просматривал стопку писем, разложенных на столе. До этого они с Эддом обсуждали идею Джейме ввести требования к внешнему виду разведчиков, и Эдд настаивал, что люди взбунтуются, если им начнут указывать, когда мыться и бриться. Джейме, которому до смерти надоело спорить, предложил спросить мейстера Эймона, что он об этом думает. Дело было не столько в самом мытье, сколько в том, что последние несколько месяцев он только и делал, что доказывал и спорил, и его терпение было на исходе. Разговор с Эймоном обычно помогал ему взглянуть на подобные вещи со стороны. Лестница, ведущая в воронятник, скрипнула, и Джейме, который лестницы особенно недолюбливал и каждый раз опасался, что старик себе что-нибудь сломает, спускаясь или поднимаясь, подошел ближе. Но Эймон благополучно спустился вниз с Клидасом на хвосте. И по их лицам Джейме понял, что его ждут дурные вести — Что-то случилось? — спросил он. Клидас протянул ему письмо. Он неловко развернул перед собой полоску пергамента, сразу узнав руку Хармуна. Двое из разведчиков, которых Джейме отправил, чтобы выяснить обстоятельства исчезновения «Когтя», были мертвы. Третьего отпустили, чтобы он передал послание: корабль был захвачен, вся команда убита. Пощадили только Эйрона Грейджоя, и, если Дозор хотел вернуть его, пусть шлет за ним людей. Джейме отложил письмо в сторону. У него было такое чувство, словно его ударили под дых. Два разведчика, вся команда — погибли, по его вине. Да, он выполнял свой долг, как они — свой, но он чувствовал, что где-то допустил ошибку. Что-то пошло не так, как должно было. И ведь они так до сих пор точно и не знали, кто захватил «Коготь». Хотя теперь-то Пайк должен был прекратить сомневаться. Работорговцы или контрабандисты — в любом случае, было очевидно, что Ивар Золотой Лук действует с ними заодно. — Что вы думаете о Грейджое? — спросил он. Эта история явно была шита белыми нитками. Клидас помог Эймону добраться до его кресла и сесть. — Я думаю, это неумелая ловушка, — ответил мейстер. — У них нет никаких причин оставлять его в живых. Если им известно его имя, значит, он был захвачен в плен, но почему они не убили его? — Он мог сказать им, что он брат лорда, что за него можно получить выкуп. — Гораздо вероятнее было, что он выменял свою жизнь на какую-то информацию. Или дезертировал. Возможно, и то, и другое. — Король одичалых купился бы на обещанный выкуп? — спросил Эймон. — Я слишком мало знаю об Иваре, чтобы судить, — признался Джейме. Он начал беспокойно ходить по комнате. — Что вы собираетесь предпринять? — спросил Клидас. — Мне надо подумать. Его мысли должна была бы занимать погибшая команда, но вместо этого они все время возвращались к Эйрону Грейджою. Эймон как-то сравнил их, и не сложно было догадаться, почему. Они оба провели войну в заточении и оба были сосланы на Стену, когда, казалось бы, конец войны должен был сулить свободу. Оба столкнулись на Стене с холодным приемом, и, прежде, чем Мормонт поручил Грейджоя нежной заботе Коттера Пайка, он успел вкусить все плоды учения Торне. Но вот тут их пути расходились. Потому что Грейджою достался… Коттер Пайк вместо Маллистера. Нет, дело было вовсе не в сире Денисе. Все упиралось в то, что у Грейджоя не было Манса. Именно благодаря Мансу Стена стала для Джейме вторым шансом. А у Эйрона Грейджоя этого шанса не было. И Джейме слишком хорошо представлял себе направление его мыслей, чтобы так просто его бросить. Даже если он этого заслуживал. Его шаги замедлились. В действительности, все складывалось просто идеально. Это шанс увидеть Скарсунд своими глазам, если он существует. Выяснить судьбу Блейна. Узнать Ивара. Убить Ивара и насадить его голову на копье, как было с Ульфом. И, возможно, вернуть брата домой. — Джейме, — позвал его мягко Эймон, словно как-то смог прочесть его мысли. — Мне нужно поговорить с Мормонтом, — сказал Джейме. Он уже забыл, зачем приходил, теперь это все было неважно. — Заодно отнесу ему письмо. — Подойди ближе, — попросил Эймон, и Джейме послушался. Эймон неловко потянулся к Джейме и, нащупав его культю, сжал ее. — Ты же не считаешь, что должен кому-то что-то доказывать? Ты уже и так пожертвовал собой ради Дозора. Это… — Джейме расхохотался, и старик замолчал. Высвободившись из его цепких пальцев, Джейме сказал: — Торчать безвылазно на Стене, выслушивать нытье Марша и терпеть присутствие Торне, читать всю эту писанину — да я только и делаю, что жертвую собой ради Дозора днями напролет. Если Мормонт меня отпустит, я впервые за годы смогу наконец ощутить себя живым. — Раз так, то мои прощальные слова будут другими, — ответил Эймон. — Лео при первой же возможности показал мне твои шарф и шапку, и Клидас говорит, что он не снимает их даже во время уроков. — Не снимает, — подтвердил негромко Клидас, — не удивлюсь, если он и спит в них. Это застало Джейме врасплох, такого поворота он не ожидал. Он не сразу понял, зачем они заговорили об этом. Только потом до него дошло, что речь шла о тех обязательствах, которые у него были перед его новобранцами, перед его разведчиками, перед всеми теми, кто доверился ему и кого он вовлек в свои начинания. Ради них он обязан был вернуться. — Я отнесусь к этому со всей серьезностью, — пообещал Джейме. — Клянусь. Мормонта оказалось несложно убедить. Он напомнил Джейме о награде за его голову и отметил, что шансов вернуть Эйрона Грейджоя почти нет. Но Джейме напирал на то, что Ивар уже слишком далеко зашел, а шансов найти и спасти Али было еще меньше, и все же он преуспел. И Старый Медведь сдался. Опустившись в кресло, он вздохнул. — Ну, посмотрим, удастся ли тебе совершить еще одно чудо. Перед тем, как выйти, Джейме спросил. — Раз уж мы заговорили об Али, вы не получали от нее весточки? Она уже давно не пишет. — Я не больно-то переписываюсь с семьей сестры, — ответил Мормонт с ноткой осуждения в голосе. — Как говорится, прежняя жизнь должна остаться в прошлом. Впрочем, я получил письмо от Мейдж не так давно. Похоже, на Медвежьем Острове в последнее время царит какая-то… неразбериха, скажем так. — Уголки рта Мормонта опустились. — Не в последнюю очередь из-за этой… девушки, на которой женился мой сын, а тут еще и Мейдж вдобавок опять ждет ребенка. Джейме не удержался. — Ваша сестра вышла замуж или…? — Женщины Мормонт оборачиваются медведицами и уходят в лес, чтобы найти себе пару, — сказал ровно Мормонт, лицо его было непроницаемым. — Так мне всегда говорили. — Насколько мне известно, оборотням нельзя сношаться с животными. — Мормонт бросил на Джейме такой взгляд, что он улыбнулся и добавил. — Передавайте ей мои наилучшие пожелания, если все-таки возьметесь ей писать. Два часа спустя в солярий Джейме ворвался Бенджен. Джейме к этому моменту уже почти все обдумал и писал письмо мейстеру Хармуну. — Я не думаю, что ты судишь здраво, — заявил он с порога, всем своим видом выражая неудовольствие. Джейме даже не взглянул на него. — С тем же успехом ты мог заявить мне, что солнце всходит на востоке. Бен обрушил ладони на крышку стола, за которым сидел Джейме, так что даже чернильница подпрыгнула и заплясала. — Если ты погибнешь, все твои затеи… — Вы с Эддом справитесь и сами, — перебил его Джейме, придерживая чернильницу. — Мне не хватит смелости, чтобы продвигать и воплощать в жизнь твои безумные идеи. Только у тебя есть эта уверенность в том, что тебе все удастся. Иногда эта уверенность тебя выручает… Как только чернильница замерла, Джейме окунул в нее перо. Стряхивая с кончика лишние чернила, он поднял глаза на Бенджена. — Все, что было сказано до слова «но», не имеет значения. — Но иногда это просто глупо. — Бенджен тяжело дышал, словно в солярий Джейме ему пришлось бежать. — Как с этой вылазкой. Если Ивар Золотой Лук заодно с работорговцами, если это поселение, о котором упоминал Крастер, существует, что сможет сделать пара разведчиков? — Я что-нибудь придумаю. — У Бенджена был такой вид, словно он сейчас его ударит, поэтому Джейме добавил. — Я собираюсь взять с собой Куорена. Он будет держать меня в узде. — Джейме… Джейме нацарапал еще одно предложение. Левой рукой он писал как курица лапой, вдобавок он посадил кляксу. Отодвинув от себя пергамент, он хмуро посмотрел на Старка. — Ты в самом деле так расстроен из-за того, что я собираюсь выполнить свой долг? — Это не похоже на то, что ты собираешься выполнить свой долг. Больше всего этого похоже на то, что, получив неприятную весть, ты мчишься очертя голову бросить вызов королю, не имея ни плана, ни поддержки, ни шанса… Джейме оцепенел. Он открыл рот, пытаясь найти слова, потом его глаза метнулись к двери. На всякий случай он встал и закрыл ее. В горле у него стоял комок. — Ланнистер? — Бенджен рассмеялся, но голос у него дрогнул. Он мне до конца не доверяет. Они оба друг другу до конца не доверяли. Джейме не был уверен, что от того, что он сейчас скажет, не станет хуже, но предпочел не молчать. — Ты о Брандоне говорил. Бенджена передернуло. — И что с того? — Судя по его лицу, он был не рад этому повороту. Опасался, что возненавидит Джейме из-за этого? Что Джейме обернет это против него? Или рана была еще слишком свежа? — Я видел, как он въехал в Красный Замок, вызывая Рейгара, — сказал Джейме, с осторожностью подбирая слова. Он сглотнул. — Я видел, как он погиб. И как погиб твой отец. Подбородок Бенджена дернулся. — Я знаю. — Я видел много несправедливых смертей. Я видел, как человек, наделенный властью, походя мучает других для своего удовольствия. И я просто стоял и смотрел. Ничего не делал. Не рыцарь, а бесполезное дитя. — Джейме поймал взгляд Бенджена. — Но я больше не такой. Что касается Ивара, я пытался выяснить обстановку. Больше года я выжидал, но лучше не стало. Если мы сейчас решим, что это дело требует более серьезных ответных мер со стороны Дозора, пройдут недели, месяцы, пока мы все договоримся. Я на это не пойду. Хватит с меня, хватит с меня смертей моих людей. Я думаю, что мне все удастся, и все зашло уже так далеко, что, не предпринимая ничего, я чувствую себя так же, как тогда, когда просто стоял и смотрел. Бенджен Старк замолчал и молчал так долго, что у Джейме даже закралась мысль, что, возможно, Старка тронули его слова, что он поддержит его. Но потом Старк сказал глухо: — Чтобы так думать, нужно быть уверенным в том, что ты не потерпишь неудачу. Джейме не собирался дальше препираться с Бендженом, если тот был твердо настроен в нем сомневаться. Это все из-за того, что у меня только одна рука, подумал он. Прежде никто во мне не сомневался. — Ты меня не отговоришь, — сказал он с раздражением. — И если ты так убежден, что Первый Разведчик не годится для того, чтобы повести разведку, моя безвременная кончина освободит место для кого-то более подходящего. Бенджен ошарашенно уставился на него, раскрыв рот. — Боги, да…. Да катись! — сказал он в сердцах, — Иные бы тебя побрали, ты…. болван! — С этими словами он развернулся и вышел, с силой хлопнув дверью. — Болван? — крикнул ему вдогонку Джейме, презрительно кривясь. Хотя Бенджен уже не мог его слышать, он добавил. — Ругаешься, словно дитя малое. Мрачно уставившись на дверь, Джейме потер рукой грудь. Против воли его взгляд метнулся на правую руку, и на долгое, мучительное мгновение он усомнился, не совершал ли он и в самом деле глупость. Но выбор уже был сделан. Пытаясь взбодриться, он подумал о том, как славно будет снова отправиться в вылазку вместе с Куореном. Как в старые добрые времена. А если ему все удастся, он со спокойной душой сможет чаще отправляться за Стену. Что бы там себе ни думал Бенджен Старк, он прекрасно со всем управится и одной рукой.