Второй разрез пришелся на слой ярко-желтого жира, у пациентки был избыточный вес. После того как тело охладилось после смерти, жир затвердел и пристал к коже, так что снять его не составляло труда. Под ним был слой мышечной ткани, а под ним грудная клетка худого человека, который всегда был там, внутри этого округлого тела, просто его не было видно. Ричард Шеппер «Неестественные причины. Записки судмедэксперта»
18 апреля, 1*** год.
Дело близилось к вечеру. За старыми домами виднелось бледно-жёлтое небо, которое выглядело так худо и бедно, как лицо болеющего человека. Не было ничего красивого и высокого в этом моменте, потому что моё тело сковывал нарастающий рваными комьями страх. Я шла по узкой, мощёной камнем улице, между старыми двухэтажными домами. Сумерки плотно опускались на город, из-за чего стоящий в пяти футах от меня фонарь, зажёгся таким же болезненно-жёлтым светом, как и вечернее небо. Вообще, в этом городе всё было таким вот нездоровым, ненормальным, будто бы с картины сюрреалиста. Я ускорила шаг. На пути не попадались люди. Ни одной живой души. В это время все спешат поскорее оказаться дома, закрывают ставни и ждут рассвета, но мне сегодня не повезло. Везение — вообще, редкая штука. Особенно в этом городе, а особенно в моей жизни. Я уже слышу нарастающую музыку впереди. Ускоряю шаг, он становится механическим, автоматным, потому что я совсем не хочу идти туда. Эта музыка. Она старая, жуткая, она пугает меня, пробуждает необъяснимую тревогу. Она становилась всё громче с каждым моим шагом, с каждым лишним ударом сердца. Казалось, что оно теперь бьётся беспорядочно, без ритма. Мне стало тяжело дышать. Впереди, посередине небольшой площади, стояла маленькая лавка. Она же была источником этой ужасной музыки. Она была такой маленькой, что я подумала, едва ли один человек смог бы там поместиться. Это была небольшая деревянная постройка, растущая больше в высоту, чем в ширину. «Может поэтому она кажется такой тесной?» Она была выкрашена в чёрный цвет, с узором из белых лун и звёзд. На потёртой деревянной табличке, болтающейся и противно скрипящей, было нацарапано кривым почерком: «КРЕМАТОРИЙ ДЕННИСА». Деннис не выходит днём. Он никогда не выходит раньше девяти вечера. И никогда не заходит позже пяти утра. Я знала, что нужно было обязательно прокричать три раза его имя — только тогда я смогу увидеть его. Я поёжилась. Мне было страшно. Мне не хотелось находиться здесь, мне не хотелось видеть этого Денниса. Единственное, чего я желала, и что хоть как-то могло облегчить моё положение — это если бы стихла эта чёртова музыка. Я не могу сказать, что это была за мелодия. В моём мире не бывает такого звучания, не бывает такой энергетики. Это был безусловно английский, но я не могла понять смысла этих слов, как бы не напрягала голову. Странное чувство, словно ощущение нереальности, вновь посетило меня. Как будто бы это была другая разновидность английского. Опускаю взгляд на часы. По моему телу мелкой рябью проходит дрожь. «Пора» — Деннис! — я крикнула первый раз. Я знала, что никто из жителей улицы даже не полюбопытствует, кто припёрся к этому старику в такой час. Никто даже не высунется на улицу — настолько силён их страх. «В моём бы мире никто бы не упустил возможность посплетничать». — Деннис! Второй. — Деннис! И, наконец, третий. Я стояла на гнилых ступеньках, смотря расфокусированным взглядом в дверь. Уже отсюда, сквозь старое дерево, я чувствовала этот сладковатый трупный запах. Он неприятно щекотал ноздри. Знаете, такой интересный запах, как будто бы к чему-то тухлому примешивается сладость. Получается тошнотворная смесь, вдохнув которую, тебя сразу вывернет наизнанку. За дверью замешкались. Это точно Деннис. Наконец-то он мне откроет. Я хотела побыстрее покончить с этим. Дверь отворилась. И сразу же в лицо, резко и неумолимо ударил этот жуткий запах. Передо мной показался старик с короткими седыми волосами, с лысиной, в круглых толстых очках и в похоронном костюме. С виду, обычный такой старикашка, ничем не отличающийся от тех, что прогуливались по улочкам с тросточкой и каждое утро забирали газету около дома в одно и то же время. По крайней мере, так было в моём мире. Но в этом старике было что-то жуткое, если смотреть ему прямо в глаза — это ощущалось, будто бы читалось на его морщинистом, покрытом старческими пятнами, лице. Его взгляд был стеклянным, затуманенным, таким бледным, излучающим какую-то тревогу. Мне вновь стало не по себе. — Давай деньги, получишь то, что хочешь. — скрипучим голосом сказал он, зло зыркнув на меня. Я небрежно вложила мешок с золотыми в его худую костлявую руку, которую он медленно протянул. На ладони не было линий. — Посмотрим, посмотрим… — прокряхтел он и жестом пригласил меня внутрь. Он уже скрылся в темноте помещения, пока я всё ещё стояла на пороге. Ужасное чувство страха взяло верх надо мной. Сказать по правде, я ненавидела это чувство. Именно оно всегда мешало мне выполнять задания и различные поручения. Боже мой милостивый, сколько уже я нахожусь в этом городе? Год, два? Сколько прошло по земным меркам? Десять лет, сто? В глубине помещения что-то упало, неприятно звякнув. Звуки внезапно ударили в голову с отчётливой яркостью: скрипящая табличка, пугающая музыка, звяканье склянок. Я переступила порог. Запах. Этот ужасный запах. К горлу подкатил ком. Хотелось побыстрее закончить с этим и выйти на свежий воздух. Я ещё раз осмотрела руки: всё правильно, перчатки из грубой кожи. Только так никто не сможет опознать меня, никто не сможет заподозрить. Внутри помещение было гораздо больше, чем снаружи. Гораздо. Теперь это была просторная комната, в углу которой стояла каталка со сваленными на ней трупами, прикрытыми грязной простыней. Деннис возился с какими-то банками со странными жидкостями. Здесь был целый стеллаж, посвящённый банкам с заспиртованными человеческими органами, какими-то травами и жидкостями. На столе посередине комнаты лежал труп. Мертвец, труп. Просто тело. Я привыкла. Стеклянный взгляд, обращённый куда-то ввысь, гематомы на животе и в области лёгких. На ладонях так же нет линий. Кто-то хорошенько побил его, прежде чем он отправился в мир иной. Хотя, какой иной… Уже завтра будет как ни в чём не бывало ходить по улицам. Только вот… Это уже будет далеко не человек. — Посмотрим… — от мыслей меня отвлёк старик, который принёс какие-то инструменты и небольшую табличку. — Это его документы. То, зачем ты и пришла, — он протянул мне табличку. — Ты бы, аккуратнее была, да потише… — Мы разве на ты? — это прозвучало немного удивлённо из моих уст. Я вопросительно подняла на него взгляд, держа в руках табличку. Деннис даже не смотрел в мою сторону — он был занят трупом. — Нет, дорогуша. Все эти формальности не имеют смысла. «Тогда зачем же ты взял с меня денег?» Я вернулась к документу. Знаете, в моём мире сложно было бы назвать это документом. Это был не паспорт и даже не удостоверение, а просто деревянная табличка, выструганная из полена, на которой нацарапаны имя, фамилия, дата рождения, род деятельности. Честно, повидала многих людей, документы которых здесь приходилось видеть. И нет никакого чёткого правила, каким должно быть содержание этого «документа». Казалось, человек сам берет и стругает. Единственное, что было обязательным и в порядке вещей — это порода и оттенок дерева, из которого делалась табличка. Здешнюю знать всегда можно было отличить по благородным породам дерева со светлой корой; простолюдины же пользовались обычными деревьями, с тёмной или серой корой. Таких вот сереньких и невзрачных табличек была основная масса. Именно на простых людях и держался весь этот злополучный город. Были и ещё одни — преступники рецидивисты, мятежники, маньяки. Если человек причислял себя к ним или был причислен обществом, властью, то его табличка делалась из красного дерева с очень тёмными оттенками коры. — Смерть наступила примерно в промежуток с четырёх до семи утра. Повреждены наружные ткани, образование гематом в области грудной клетки и брюшной полости. Так же имеются незначительные гематомы на ногах и руках. Под ногтями почва, вероятно торф — можно предположить, что это случилось в подворотне, где улицы не мощёные. — Деннис внимательно ощупывал и осматривал труп, скрипучим, но ровным голосом сообщая мне всю эту информацию. — А это что? — я присмотрелась. В области рта, в уголке, виднелся волос. Я хотела взять его, но старик грубо ударил меня по руке. — Не трогать. — он зло посмотрел на меня. Мне снова стало не по себе. Спиной я словно чувствовала на себе чей-то пристальный холодный взгляд. За мной постоянно, как будто бы наблюдали. Тревога не покидала меня. Рядом, на небольшом столике стоял патефон. Видимо, пружина уже пришла в исходное состояние. Музыка стихла. Но Деннис даже не обратил на это внимания. Пинцетом, аккуратно, он подцепил волосок и поднёс к лампе. — Он белёсый. Точно не принадлежит этому пареньку. Этот брюнет, а тут, похоже… — старик прищурился, — похоже, убийца был альбиносом. Волос был короткий. Значит, это мужчина. Но не обязательно. Мужчина со специфической внешностью. Думаю, теперь нетрудно будет сузить круг подозреваемых. — Я вижу, тебе пора. — Деннис внимательно смотрел на меня своим жутким взглядом. У меня было такое чувство, что он всё время смотрит сквозь меня. Или… На что-то, что всё это время стояло позади меня. Эта мысль шибанула меня огромным зарядном адреналина. Я забрала с собой табличку и быстро выбежала из крематория. Уже за дверью я слышала, что эта музыка начала играть снова. Я поспешила убраться подальше от этого злополучного места.***
В это время суток улица становится твоим главным врагом. Если не знаешь досконально все закоулки и подворотни, то ты труп. Однозначно труп. Город надо знать в лицо. Надо видеть его обнажённым, словно женщину. Нужно позволить показать ему свои зубки — тогда сразу поймёшь, а возможно, тебе даже удастся укротить его нрав. Города, вообще, бывают разные. Есть Нью-Йорк и Лос-Анджелес — но, это, конечно, названия из моего далёкого и уже такого смутного мира. Было странно помнить всё то, что было до того, как я провалилась сюда. Прошло уже довольно много времени, а я до сих пор не нашла способа вернуться назад. Из мыслей меня периодически отвлекали шорохи и странные шумы из подворотен. Это они, ночные койоты, как их прозвали здесь местные. Обездоленные, не нашедшие приюта, жертвы экспериментов — всё это они. Ночью закоулки и углы кишат этими тварями. Мне приходилось видеть таких. Как-то раз, на одном задании, меня ранили в ногу. Весь отряд ушёл вперёд, а я отстала. Бегали по улицам, отстреливали неугодных властям мятежников, которые поднимали бунты — обычное задание, которое мы выполняли каждый раз, после народных восстаний. Приходилось делать это, чтобы была хотяб крыша над головой и гарантии, что будешь жить. В конце-концов, когда накануне собственная жизнь… Так вот, я о том, что в ту ночь я отстала от группы и шла по улице одна. Состояние было жутким: болела нога, идти было тяжело, разум затуманен болью. Я забрела в один из таких закоулков, куда не проникал свет от фонарей. Вот там-то, где нет какого-либо источника света, будь то старый фонарь, солнце или луна, поселились койоты. В один резкий момент в уши ударил звук чего-то упавшего, металлического. Неподалёку валялись груды какого-то хлама — туда резко пробежало что-то, чего я не смогла хорошо рассмотреть сначала. Пара светящихся жёлтых глаз уставилась на меня из-за мусорных укрытий. Это нечто напоминало человека, но уже не являлось им. Таким не нужно было ничего, кроме пищи. Всё, на что они могли быть способны — на добычу пропитания для себя. Какие-то из них были трусливыми, какие-то агрессивными — таких было гораздо больше. Липкий ужас сковал меня. В тот момент мне захотелось спрятаться, телепортироваться в другое место, чтобы не видеть этих бездушных, затуманенных голодом глаз, смотрящих на меня из темноты. Этот случай запомнился мне надолго. Это был первый, самый запоминающийся. Я всё ещё плелась по освещённой жёлтым светом улице. Ни души. Не было даже собак или кошек — все разом попрятались в свои жилища. И лишь мне одной не спится, лишь одна я плетусь домой с очередного задания. Не было ничего утомительного, но страх изрядно помотал мой организм. Смотрю вперёд. Замечаю на своём пути фигуру. Прищуриваюсь, инстинктивно нащупывая револьвер в кобуре. Кажется, это не похоже на одного из койотов. Силуэт стоял, по всей видимости, лицом ко мне, но я не могла рассмотреть его лица — фонарь освещал его только сзади. Эта тёмная фигура выглядела зловеще в лучах бледно-жёлтого, даже немного зеленоватого света. Но я не чувствовала угрозы или страха — что было довольно странно. Я, словно, не ощущала опасности от этого человека. «Человека ли вообще?» — Стой на месте! — жёстким и уверенным голосом выкрикнула я. Моя рука всё ещё была на поясе, рядом с револьвером. В участке я славилась молниеносной и быстрой реакцией — всё потому, что по натуре я нервный человек и моя психика всегда наготове, как и каждое сухожилие, как каждая мышца моего тела. Не смотря на моё предупреждение, фигура, немного помедлив, всё же не спеша двинулась в мою сторону. Вот теперь мне действительно стало не по себе. Внутри я съёжилась, но снаружи пыталась держать каменную и уверенную маску. Покажешь страх — проявишь слабость. Тогда точно умрёшь. Когда оставалось всего несколько футов, которые разделяли нас, я резко дёрнула револьвер и, твёрдо держа руку, наставила его на незнакомца. — Стой где стоишь. Дёрнешься, и я пущу тебе пулю в лоб. Некто остановился. С такого расстояния я могла смутно разглядеть его черты лица и детали одежды, в которую он был одет. Это был парень, с очень яркими глазами. Их блеск рассекал темноту и смотрели они прямо на меня. «Довольно враждебный взгляд.» Одет он был во что-то наподобие плаща и обут в тяжёлые берцы. К горлу медленно, скребясь о пищевод, начала подступать паника. Я всё ещё старалась дышать ровно, чтобы рука, вытянутая вперёд, не дрожала. — Ты Ирма Хайдрих? — довольно низкий, очень ровный голос, не имеющий какой-либо интонации. Не смотря на недобрый и враждебный взгляд, его голос, движения — всё было спокойным и уверенным. На секунду отступила даже моя паника. Мне захотелось опустить револьвер, но я отогнала эту мысль. Так спокойнее. Лучше сразу быть готовым. — Да. А ты, собственно, кто? — мой тон оставался таким же холодным и недоброжелательным. — Тебе пока не следует знать, кто я. — он сделал ещё один уверенный шаг в мою сторону. Я взялась за оружие двумя руками. Каждая мышца в моём теле напряглась до предела. Я нахмурилась. — Что тебе надо? Кажется, он слегка улыбнулся. Или мне так показалось. Ещё раз остановив свой взгляд на его глазах, я ещё раз убедилась, что мне показалось. — Ничего. Просто будь осторожнее, да потише. Ты лезешь туда, куда дорога закрыта. Он формировал свои мысли чётко и лаконично. Я сразу поняла, что он был прямолинейным человеком, скрывающим свои истинные эмоции. Слегка приземлён — но по большому счёту только кажется таковым. Пытается казаться. Ещё секунда и я не выдержу. Я просто опущу револьвер. Вся ситуация казалась бессмыслицей, розыгрышем. Но глубоко в душе, я чувствовала, что этот человек совсем не шутит. Я вздохнула, опустила револьвер и убрала его в кобуру. Свет неприятно и мерзко заморгал. Сердце пропустило один «лишний» удар. В этот момент послышался шум бьющегося стекла. А затем резко погас единственный фонарь на этой улице. Всё погрузилась в кромешную тьму. — Вот же чёрт… Я не успела договорить, как прямо за моей спиной раздался рык, не похожий ни на животный, ни на человеческий. В эту минуту я ощутила самый натуральный первобытный страх. Хотелось спрятаться, уйти, знать, что смогу выжить. Мой пессимизм, оказывается, появляется неожиданно. Я мысленно представила свои похороны, мельком прокрутила все хорошие жизненные воспоминания. Каждый скептик, так или иначе, пессимист. Я обернулась к источнику этих отвратительных звуков. Запахло гнилым мясом и мусором. Захотелось выблевать всё содержимое желудка прямо здесь, но я сдерживала рвотные позывы. В этот же момент меня резко оттолкнули и я влетела в сырую и холодную стену дома. Мои глаза начали постепенно привыкать к темноте, и кое-что я уже могла разглядеть: какое-то быстрое движение. Двое. Дерутся. Всего в нескольких футах от меня разворачивались непонятные события. Один из них двигался как-то по-животному, на четвереньках, постоянно переползая от одного края улицы, к другому. «Это точно одна из этих тварей.» Вторым же был тот парень, с которым ещё недавно я стояла здесь и разговаривала. Тогда он казался мне единственной моей опасностью, но опять же, я не смогла предвидеть, что фонарь мог быть неисправен. Мне было страшно. Всё ещё страшно. Сколько бы я не видела на своих глазах убийств, трупов, бесчеловечного обращения, чудовищных тварей и психопатов, этот мир всё равно останется чужим, диким, невозможным, враждебным. «А в моём мире, разве, лучше?» Хотелось провалиться сквозь землю. Я зажала уши, чтобы не слышать противных хлюпающих звуков. Койот лежал на земле, издавая мерзкое бульканье. Похоже, этот парень перерезал ему горло. Интересно, кто он вообще такой? Мои глаза окончательно привыкли к темноте. Теперь я могла ясно разглядеть картину перед своими глазами: труп, валяющийся рядом и смердящий тошнотворным запахом; парень, стоящий неподалёку и протирающий грязной тряпкой кинжал от крови. Он как-то безразлично посмотрел в мою сторону, убирая оружие за пояс. Отвернулся, глянул в противоположный конец улицы и подошёл ко мне. — Меня зовут Хайне Раммштайнер. — он протянул мне руку. Я по-мужски схватилась. — Ага, очень приятно. — я поправила плащ и взглянула на своего, так называемого, спасителя. — Интересный… — я показала жестом на свои глаза, — интересный цвет глаз. От резкого выброса адреналина, моё дыхание сильно участилось. Я пыталась восстановить его, тяжело и часто дыша. Зато мой новый знакомый, стоящий напротив, после такой вот «гонки вооружений», был спокоен, как ни в чём не бывало. Его дыхание было таким же ровным, а голос спокойным и уверенным. Пора бы уже привыкнуть, наверное, что в мире, в котором я сейчас нахожусь, люди выглядят и ведут себя иногда странно и очень эксцентрично. Но я никак не могла перестать подмечать такие «странности». Тут это было совершенно нормальным, и, кажется, не считалось за какую-то изюминку. Луна прикрывала своё стыдливое «тело» прозрачным облачком. На город опускался холодный и противный туман. На часах пол второго ночи. Я всё ещё пытаюсь. Всё ещё пытаюсь понять. Где здесь выход.