Путь к мировой известности

       На следующий день, в воскресенье, в кабаре было пусто. В этот день очень редко даются концерты здесь. Можно спокойно отдохнуть, собраться с силами и мыслями, написать что-нибудь новое и готовиться к следующей неделе. Люсиль плохо спалось. На утро она была нервная, раздражительная и сонная. Франкур был очень смущён. На его лице бесконечно сиял румянец, он постоянно прятал лицо от этого. Карлотта просто сгорала со стыда. Обычно она очень болтлива. Может говорить без конца, останавливаясь только для того, чтобы вдохнуть и продолжить дальше говорить. Но сегодня она просто не знала, о чём можно поговорить. Она даже не могла предложить Франкуру поесть, настолько ей стыдно даже два слова произнести. Впрочем, Франкур не выглядел голодным, поэтому она перестала про это думать, и ушла хлопотать по хозяйству. — Франкур, скажи, ты хоть на кого-нибудь сейчас сердишься?       Франкур удивлённо посмотрел на Люссиль. — Ну например на журналистов, которые решили на тебе заработать?       Франкур помотал головой. — То есть? Тебя тогда оболгали, оскорбили, а ты даже ни капельки не злой?       Франкур кивнул. Но кивнул не головой, а всем туловищем. — А как же Мейнотт? Ну например как насчёт того, что он хотел тебя убить?       Франкур загрустил. — Можно узнать твоё мнение? Не однозначные да или нет, а развернутое?       Франкур махнул лапой. В заднюю дверь решительно кто-то постучал. — Посиди, я сейчас. — Доброе утро, Люссиль. Разрешите войти? — Да, конечно, проходите. — Не смотрите на меня так. Я не хочу входить сюда только потому, что мне все обязаны и что я комиссар. Мне от этого неприятно. — Прошу прощения, комиссар Пате. — Между нами можно просто Пате. — Что вас сюда привело в столь ранний час? Ведь здесь никого нет по воскресениям, да ещё мы официально не работаем. — Мне нужно поговорить с Франкуром. — сказал с явной тяготой в голосе комиссар — Это касается в первую очередь его лично. Где у вас можно взять бумагу, перо и чернила? Поверьте, это очень важно. Проходите в обеденную зону, там сидит Франкур, я сейчас всё принесу. — Благодарю.       Пате тихо через сцену прошёл в "обеденную зону". Сутулившийся Франкур сидел к нему спиной, без одежды, с верхними руками на макушке, нижними руками он подпирал голову и опирался на стол. Он явно задумался о чём-то серьёзном. Пате долго стоял и смотрел на него, ведь он ни разу в жизни не видел Блоха в настоящем облике. Но скрип паркета его выдал. Франкур мигом выпрямился, развернулся в сторону Пате и очень сильно удивился. — Доброе утро, мсьё Франкур. Извините, что без предварительного приглашения, но того требуют дела.       Франкур встал, подошёл к Пате и всеми четырьмя руками пожал его правую руку. Но это было настолько сильно, что у Пате она заболела. Видя это, Франкур засмущался, но Пате его стал утешать «Нет, нет, месьё Франкур, не огорчайтесь. Это в очередной раз доказывает ваше искренне честное и доброе отношение к окружающим». Франкур просветлел. — Видите ли - начал комиссар — ваша известность бежит впереди вас. О вас знает не только весь Париж, уже в провинциальных газетах стали о вас писать. — он слегка замялся, когда увидел, как ужаснулся Франкур — Нет, о вас не пишут, как о монстре, который только и жаждет отведать человечины. О вас восторженно пишут, как о великолепном музыканте с тяжёлой судьбой. — глаза Блоха так и говорили: "Ещё лучше!" - Нет, мсьё, я бы на вашем месте отреагировал по-другому, впрочем я вас понимаю. Но уверяю, вы этого не должны бояться. Конечно, человек очень не любит, когда его стереотипы ломаются у него на глазах, но так устроен мир. Когда-то и сами парижане не верили в то, что столь талантливый музыкант — не человек вовсе. Теперь эта стадия снова повторяется, но уже в рамках всей Франции.       Франкур широко раскрыл глаза и рот от удивления, и что-то непонятное прострекотал. — Кстати, я понимаю ваши эмоции, но ни как не пойму ваших слов.       Франкур взгрустнул. — Возможно это самый первый для вас такого рода вопрос, но... Вы хотите научиться говорить, как человек?       Франкур впал в ступор. Затем его глаза оживились, он радостно закивал, что-то прострекотал, затем сразу притих и опять загрустил. — Эх, как же это так странно получается. Вы прекрасно поёте. Все ваши слова, от первого до последнего не вызывают сомнений. Все понимают ваше каждое пропетое слово. Но при этом вы не умеете говорить, как человек.       Блох печально вздохнул. У него из больших глаз проступили слёзы. — У меня на душе столько всяких разных мыслей — начал Франкур на распев — но ни одну из них я не могу выразить не иначе, как песней. Может быть, может быть оно и к лучшему. Не приведёт к чему-то худшему. — Франкур, не стоит так грустить, я вас умоляю. Если вы действительно хотите научится говорить, как человек, то уверяю, мы все вам в этом поможем. Подключим самых лучших учёных, чтобы они тоже помогли. Нет, чего вы боитесь? Опытов, будто над лабораторной крысой? Ни в коем случае, кто вам про это всё рассказал? Люсиль? Рауль? Я их в этом постараюсь разубедить. Учёные, это светила науки. Они с вами хорошо познакомятся, и постараются вам помочь во всём. Бьюсь об заклад, что их будущие заслуги полностью затмят перед вами мои прошлые заслуги. Честное слово, Франкур, я всего лишь исполняю гражданский долг, а учёные с каждым днём меняют всю жизнь человечества к лучшему. Ведь если бы не они, вы бы вряд ли смогли прожить хотя бы один день среди людей, скорее напоминающих Чарльза, да-да, ту самую обезьяну, и даже близко не похожих на ваш «идеал» — Люссиль.       Франкур ужаснулся от этого откровенного заявления. — Что-то я сегодня стал заменять свою любимую Карлотту со своей болтливостью. Ну ничего, я ведь... Спасибо, Люссиль, как раз вовремя. Так, к чему это я. Ах, да. Меня попросила общественность решить судьбу бывшего комиссара Мейнотта, вашего заклятого врага. Дело в том, что его требуют казнить, но вы же сами знаете, что это не самый хороший вариант. Что о нас скажут наши соседи? Те же самые англичане, немцы, итальянцы? В наших колониях начнутся беспорядки и прочее. Что-то я слишком сильно ударился в политику, вам незачем об этом знать. Так вот. От вас общественность хочет описания Мейнотта. И ваше решение в его отношении будет окончательным. Так, как вы не умеете говорить, то, писать хотя бы умеете?       Франкур кивнул. - Будьте добры тогда написать, всё, что о нём думаете?       Франкур кивнул, взял бумагу, макнул перо в чернила и стал писать. Писал он очень долго, будто он учится в школе и пишет своё первое сочинение по литературе, тщательно всё обдумывая, прикусывая перо, старательно выводя буквы, будто сразу пишет в чистовик. Пате с ужасом и удивлением за ним наблюдал. В итоге письмо было готово.

Письмо Франкура       «Привет всем. Привет всем дорогим парижанам, привет всем французам и привет всему Человечеству!       Сегодня я узнал, что вы изволите спрашивать моего мнения в отношении дальнейшей судьбы Мейнотта. Очень непросто осознавать, что мнение одной блохи, пусть даже талантливой и разумной, имеет больший вес, чем мнения миллионов людей. Очень непросто осознавать, что недавно на тебя велась полномасштабная охота, а теперь все переживают, буквально от каждого чиха, будто я скоро умру. Но что поделать, такова видимо человеческая природа, основу которой я пока не очень хорошо понимаю. Так вот, после долгого пролога пора перейти к Мейнотту.       Мсьё Мейнотт крайне неоднозначный человек. Например, никто не помнит его прошлые заслуги? Я это узнал и из газет, и от его коллег. Странно, что весь Париж в одно мгновенье взял и забыл. Я кратко хочу напомнить об этом. В самом начале своей карьеры он проявлял энтузиазм в своей работе. Ещё на низших полицейских чинах он отличился несколько раз, как спасатель, а так же нередко приносил себя в жертву, чтобы как можно лучше исправить ситуацию. Ну например можно взять случай, которому уже семь лет. Никто не помнит того сумасшедшего, устроившего знатный пожар, убившего около двадцати человек из револьвера, которого в неравном бою смог победить наш Мейнотт? Ведь он спас практически около сотни жизней, ценой единственной своей? А разве никто не помнит, как он первым вызывал пожарных, а до их прибытия самостоятельно из горящих зданий выносил людей и их имущество? Бьюсь об заклад, что среди тех, кто это прочитает, безусловно такие люди есть. А как же его познания в медицине? Он не раз спасал человеческие жизни до прихода медиков, в то время, как все безучастно проходили мимо. На его счету огромное количество медалей и прочих наград, которые аннулировали из-за меня! То есть человек жизнь свою отдавал ради других людей, как только решил забрать мою жизнь, так сразу же перестал быть для всех героем, а стал дебоширом и убийцей? Вы как хотите, но лично я это осуждаю. Нет я осуждаю не Мейнотта, а вас, всю общественность. Как так можно, я не понимаю, возможно от того, что я не человек, но всё равно, если мне кто-нибудь этот феномен сможет объяснить в будущем, я только буду рад.       Да, в последнее время власть Мейнотту снесла голову. Он стал хуже относиться к своим обязанностям, уже перестал для всех быть героем, а стал хвастуном и щеголем. Опять же я его за это не виню, история знает огромное множество похожих примеров, я это считаю нормальным, в порядке вещей. И тут он захотел стать мэром. Что же делать? Ведь на обещании победить затопление далеко не уедешь. И тут подвернулся я. Тот самый, «Парижский Монстр», о котором я вам изволил в субботу напомнить. Мне очень стыдно. Мне кажется, что это должно было остаться во мне. До конца моей жизни.       Если бы всё тогда сложилось, как рассчитывал Мейнотт, то был бы он уже мэром Парижа. А каким, мы пока ещё не знаем. Теперь что касается моего решения. Так как он психически подавлен и страдает, я предлагаю организовать ему несколько встреч с врачами и психологами. Его нужно реабилитировать в общество. Не отнимать всех его прежних заслуг. Не вменять в вину все его поступки в отношении меня. Пусть будет хотя бы помощником комиссара, нынешнего Пате, чтобы больше большая власть его не одурманивала. Впредь замечать его новые заслуги и ни в коем случае не указывать на все его ошибки в прошлом. Думаю, что он это поймёт и исправится.

С уважением и добротой, мсьё Франкур.»       Пате почтительно откланялся, с явным недоверием смотря Франкуру в лицо, затем запечатал письмо в конверт и поспешно, даже не сказав "До свидания", вышел из "Редкой птицы". Он не понимал, как это может быть возможным. Как можно простить, и даже помочь тому человеку, который тебя пытался убить. Пате начал подозревать Франкура в том, что он стал верующим. Он тихо себе пообещал, что обойдёт все церкви и монастыри ради сведений о Блохе. В свою очередь Франкур прекрасно понимал всё недоверие его собеседника. Но как ему объяснить, что так должен поступать в том числе и человек, ведь Пате его в принципе не способен понять, даже если вполне ясно изъяснится? Его думы нарушила Люсиль, которая несла ему тарелку крови. - Уже 2 часа дня, а ты до сих пор не ел! - Франкур опечалился, ему эти слова показались укором - Боже, ты чего такой грустный? Что тебе наговорил Пате? Чёрт, зря я не присутствовала, прости меня! Франкур остановил её жестом, затем что-то очень быстро написал на бумаге и протянул её Люсиль. - Как объяснить Пате правильность своего решения насчёт полной амнистии Мейнотта? Ни как! Ты, как ты... Боже мой, да... Франкур, как бы тебе сказать помягче... Такое отродье должно гнить в Бастилии, а ты... Когда же ты наконец станешь человеком хотя бы по поведению? Франкур тихо заплакал. Без голоса, тихо всхлипывая. Он первый раз в своей "жизни" видел, как Люсиль, которая его всегда берегла и лелеяла, ругала за совершённые им действия, которые вроде бы не причинили никому вреда, а скорее наоборот. - Ей богу, ты совсем как ребёнок. Только не плач, пожалуйста. Мне ещё в будущем своего собственного растить, и ты ещё тут. Франкур, словно ужаленный подскочил и удивлённо посмотрел на Люсиль. - Хаха, сразу перестал. Боже, когда ты удивляешься, ты такой милый. - Люсиль поцеловала его в щеку - Ладно, пойду к Раулю в гости, ты как? Франкур пожал плечами. - Ты тут останешься? Помоги тогда Карлотте по хозяйству, а то она сама не своя, и наверное не сможет закончить свои хлопоты к вечеру. Блох кивнул. - Тогда я пошла, до вечера! Франкур проводил её взглядом, и жадно принился за трапезу. После этого он пришёл к себе в гримёрную, сел за пианино, стал наигрывать что-то из сочинений Равеля. Потом инструмент смолк и что-то грузно шлёпнулось на пол. Это Франкур снова заснул. Прошло где-то ещё 6 часов. Карлотта еле стояла на ногах. Она не успела вымыть посуду и протереть столы, но сон её побеждал, в итоге она усевшись за обеденный столик, который протирала, уснула. Вот уже рассвет следующего дня. Понедельник, 25 сентября, 1910 года. Чем этот день, такой особенный, чтобы указать его дату? Немного позже и узнаем. А пока продолжим повествование. Первой проснулась Карлотта. С удивлением обнаружив чистыми посуду и столы, готовые к приёму посетителей она пошла к себе. На столе в её комнатушке лежала записка: "Доброе утро, мадам Карлотта. К сожалению, пока я мыл посуду, я нечаянно разбил один бокал. Вроде бы я убрал всё от осколков, но вам лучше перепроверить, мало ли что. И да, меня не будет на месте, меня вызвал комиссар Пате, который передавал вам пламенный привет и небольшой букет. Который стоит в углу, возле вашего шкафа. С уважением, мсьё Франкур." - Ах, какой он хороший. Надо бы спросить, чего он хотел бы в своей жизни, а потом это неожиданно подарить. Кстати, Боже мой, а когда у него день рождения? - Карлотта? - спросила Люсиль - которая судя по всему слишком много спала - Что такое, где Франкур? - Вот он мне что-то написал, почитай. - Да что такое, я сейчас же за ним! - Моя дорогая, ты почему так переживаешь? - Я не хочу, чтобы он попал в какие-то передряги по своему незнанию без меня. - Хорошо, делай как знаешь. В принципе, если сегодня не будете выступать, убытков не последует. Можете сегодня ещё отдыхать. Но завтра чтобы спели что-нибудь. Не хочу терять клиентов. - А разве Пате не обещал компенсировать убытки, случись чего? - Обещал, надеюсь, что он исполнит, то чего наобещал. Именно по этому я не переживаю сейчас. Иди за Франкуром, присматривай за ним. - До встречи. - Постой, давай я с тобой? Мне как раз надо пару слов Пате сказать. Подожди меня чуть-чуть. О, доброе утро, Луи! Слушай, можно тебя попросить пока побыть за место меня? Дополнительные 5 франков к твоему жалованью будут обеспечены. - Мадемуазель! - Тише, не то разбудишь наших соседей. Удачи тебе тогда в твоём рабочем дне. Люсиль, пошли!