послеполуденное солнце

Ичиго, чуть нахмурясь, бросил взгляд на стоявшего поодаль парня. Этот хмурый чудила с инженерного с лицом как у статуи не подходил Иноуэ. Нет, никакой ревности, Иноуэ для него как ещё одна сестра, но уж слишком… Угрюмый. Рукия сказала ему не лезть не в свое дело и довериться Орихиме — та не девочка, сама разберется, а подспудно он ему все равно не доверял. Слишком он часто вытаскивал ее из передряг, и Шиффер выглядел как еще одна передряга. Большая. Ичиго тряхнул головой и бросил взгляд на огненную макушку подруги. — Пока, Инуоэ. — До свидания, Куросаки-кун, Кучики-сан! — прощебетала Иноуэ и быстрым-быстрым шагом убежала к брюнету. Ичиго проводил ее сверкающие каблучки взглядом. За свое выражение лица он тут же получил хлесткий подзатыльник от своей девушки. — Хватит пялиться, дубина! — Здравствуй, Улькиорра-кун, — улыбнулась Орихиме. Пар от дыхания клубился у ее разрумянившихся щек. — Твои друзья не доверяют мне, — вместо приветствия негромко проговорил Улькиорра и мягко заправил рыжий локон за красное ухо. Одна из немногих ласк, которые он позволял себе на людях. — Только Куросаки-кун. Он все еще думает, что меня нужно спасать ото всех. Ну и Тацки-чан, наверное… — неловко рассмеялась девушка и застенчиво раскрыла мягкую ладошку. Лицо Улькиорры почти никак не изменилось, но все же это «почти», в котором угадывалось «да неужели?» Иноуэ уловила в дрогнувших широких бровях грустного изгиба и легчайшем наклоне головы и улыбнулась ему. Улькиорра молча сцапал предложенную ладошку, переплел пальцы накрепко (Иноуэ не переставала удивляться, какая же бледная, почти серая у него кожа) и засунул обе сжатые ладони в карман своего пальто. Внутри у него тотчас разлилось тепло, которого никогда не было без присутствия Орихиме. По пути домой он так и не выпустил её ладони, жадно ловя те моменты, когда девушка, неловко оступаясь, врезалась в его бок и хихикала. — Орихиме, я не думаю, что мороженое с лапшой — вкусно, — негромко и с оттенком неуверенности сказал Улькиорра, смотря на набор продуктов в корзине. Он уже успел отведать специфичных блюд девушки и, честно сказать, на вкус они были как мусор. К сожалению, в лицо такое не скажешь, и пришлось отделываться словом «приемлемо». — Но как же, Улькиорра-кун, тебе ведь в прошлый раз понравилось мороженое с рисом! — М, — Шиффер с легкой паникой заглянул в серые гранитовые глаза, не зная, как сказать, что оно было как минимум странным, и ему не позволили тут же выплюнуть сомнительное мороженое только чувства к Иноуэ. — Это было… приемлемо. Позволь мне приготовить еду сегодня? — Ла-а-адно, — надулась девушка. Мужчина едва заметно приподнял уголки губ, и Иноуэ тут же в широкой улыбке растянула пухлые губы. Ей нравилось, что эти едва заметные эмоции предназначались только для нее, и видела их тоже только она. Другие думали, что Улькиорра пришибленный, безэмоциональный, холодный «упырь» (это цитата, Гриммджоу его так называл в глаза и за глаза). Многие его не понимали. А Орихиме узнала и почувствовала. Улькиорра любит котов, науку, кашемировые свитера, пальто, мультфильмы Хаяо Миядзаки, современное искусство, научную фантастику, шахматы, песочные печенья, орехи, жить по расписанию, нетфликс (как в нем уживаются любовь к сериалам и к распорядку дня Орихиме не понимает), большой теннис, каллиграфию, рок… она знала об Улькиорре практически все. Даже знала, что в старшей школе Шиффер красил глаза, ногти и губы в черный и тусил в группе эмо. И любила все это. И то, что он смущался невероятно, стоило только упомянуть об этом. Это для других он был педантичным, вежливым до оскомины и высокомерным, а для нее он был самым удивительным человеком на свете. Уже после, дома, смотря, как он готовит самые обыкновенные мясо с рисом, она улыбалась себе под нос. Пальцы у Улькиорры длинные, узловатые. На среднем правой — бугорок, появившийся от нескончаемой писанины примеров, уравнений, лекций, статей. У основания большого пальца — шрам-звездочка, полученный в детстве, когда он лазал по заборам в погоне за соседскими ягодами. — Что-то не так? — Улькиорра отложил в сторону лопатку и уставился на Иноуэ своими зелеными неподвижными глазами. Этот остановившийся, матовый взгляд пугал всех и ее тоже. Поначалу. Теперь нет. Немногие знали, что у него просто не очень хорошо со зрением, и нужно некоторое время, чтобы сфокусироваться. — М-м, — помотала рыжей головой Иноуэ, и Улькиорра отследил движение ярких волос. Влево, вправо, повисли прямыми лучами вниз. — Что «м-м»? — он рукой подозвал девушку к себе, и та тут же оказалась рядом, сияя мордашкой. — Просто… думала о том, что люблю смотреть, как ты работаешь. В смущении Улькиорра сжал ладонями ее виски нежно и спрятал лицо в тонкой теплой шее. Над ухом раздалось это легкое похихикивание Иноуэ. — Через шестнадцать минут нужно будет снимать мясо с огня. — голосом обманчиво спокойным сказал мужчина, пальцами, не глядя, прослеживая бархатное полукружие девичьей щеки. — Ты как всегда знаешь точное время всего. Иноуэ мягко отстранилась и легким движением руки поставила газ на самый маленький показатель. Мясной жидкий соус, яростно бурливший в толстой сковороде до этого, теперь едва ли шкворчал, распуская по поверхности поблескивающие разводы масла и жира. — А теперь… сколько ему осталось? — слегка застенчиво спросила девушка. Ее щеки очаровательно покраснели, как от холода, но в доме было почти жарко, да так, что она выбрала легкий домашний сарафан из трикотажа. Улькиорра, касаясь теплых плеч начал подозревать, что она не случайно выбрала этот наряд. — Не могу сказать точно. Надо оценить давление газа и готовность самого мяса, — он говорит «оценить», а сам неотрывно смотрит в ее подрагивающие ресницы, руками спускает лямки: одну и вторую. — Хотя бы примерно? — эти ее горячие ладошки когда-нибудь выжгут шифферовскую грудь насквозь. — Около… сорока минут, — Орихиме внутренне вся трепещет от понизившегося голоса Улькиорры и пальцами выталкивает мелкие пуговицы из петель его домашней рубашки, льнет к нему, как волна к прибою. А Улькиорру самого плавит: от каждого ее движения веет теплотой жизни, головокружащей женственности, в ямке между грудей пахнет по-особенному сладко, когда он прижимается лбом к ее обжигающей коже; в изученных ее изгибах, линиях и складках кроется солнце, и жаждущими прохладными руками он собирает это тепло, вжимая в себя саму жизнь. — Хорошо… — выдохнула Иноуэ и потянула мужчину на себя, шаг за шагом отступая назад. — Мы далеко не уйдем, — дрожаще пообещала девушка. — Боюсь, — точно так же выдохнул Улькиорра, под пышные бедра подхватив ее и усадив на стол. — Это нам не поможет.