The Pull of the Tide

Ему звонит Мелисса, потому что она на смене, когда появляется Стайлз. Он просто зашёл через центральный вход, рассказывает она и всхлипывает. «Весь в крови, — дрожащим голосом добавляет другая медсестра, у которой меньше такта, — за ним тянулись кровавые следы, как в фильме ужасов». Позже они узнают, что Стайлз приехал туда самостоятельно. Его джип нашли припаркованным в лесу за больницей, водительское кресло было залито кровью, габаритные огни всё ещё горели. Дверь со стороны водительского кресла отсутствовала. Стайлз вечно вляпывался в неприятности, но ужаса, подобного испытанному той ночью, шериф не переживал ещё никогда. Бесконечные часы он через стекло наблюдал, как врачи спасают его сына, и всё это время Мелисса держала его за руку. Позже, когда состояние Стайлза стабилизировалось, врачи сообщают, что больше всего их беспокоит потеря крови, но жизненно важные органы не задеты. «Жизненно важные органы, — думает он, оседая на один из шатких пластиковых стульев. — В его сыне всё — жизненно важное.» Друзья Стайлза появляются вместе, они выглядят взволнованными и виноватыми, и тяжело дышат. Некоторых шериф узнает: Скотта, Эллисон и Джексона, так же как Айзека Лейхи и… Дерека Хейла? Что до остальных, то он даже не знал, что Стайлз с ними общается. Но об этом он подумает позже. В четыре утра ему наконец разрешают увидеть Стайлза. Он накачан лекарствами и утомлён — но жив, и шериф цепляется за него, будто никогда больше не отпустит. Стайлз прикасается к его щеке и шепчет, что все будет хорошо, что он живой. Из них двоих утешать должен шериф, но их роли уже давно нездорово перепутались — Стайлз заботился о нём с тех пор, как он потерял жену. Всё не так, как должно быть. У шерифа есть фотографии каждой раны, детальные записи врачей обо всех повреждениях. Рана на боку, говорят они ему, выглядит как нанесенная животным. Однако кровоподтеки на бедрах выглядят делом рук человеческих. Сначала он ничего у Стайлза даже не спрашивает, лишь радуется, что тот жив. Он осторожно начинает задавать вопросы, но Стайлз утверждает, что ничего не помнит, и шериф не может заставить себя на него надавить. Возможно, он не в состоянии допросить собственного сына, но людей, у которых можно выяснить правду, хватает. Шериф начинает со Скотта, потому что Скотт — слабое звено. Он любит этого парня и знает его с пяти лет, и тот никогда не был зачинщиком хулиганств. Им всегда был Стайлз, и он тащил за собой Скотта — во всяком случае, именно так происходило много лет подряд. Шериф не может избавиться от ощущения, что что-то изменилось. Даже сейчас, когда он вспоминает Скотта, перед мысленным взором появляется маленький худенький мальчик. Они встретились, когда шерифа впервые вызвали к директору. Скотт и Стайлз сидели там вместе, исцарапанные, с заговорщицким видом, оба такие крошечные, что их ноги даже не доставали до пола. Скотта дразнили из-за ингалятора, так что Стайлз вступился за него перед тремя старшими хулиганами. Его уверили, что драка продолжалась недолго. Стайлз и Скотт проиграли почти сразу, но с тех пор они стали неразлучны. — Скотт, — говорит шериф, наклоняясь вперед, и волнение в его голосе не наигранно — он знает Скотта, но также знает, что оба, Скотт и его сын, лгут ему уже довольно длительное время, — ты понимаешь, что мой сын почти умер? Скотт вздрагивает и упирается взглядом в столешницу. Будто чувствует вину. И, хотя шериф не думает, что Скотт причинил бы Стайлзу боль, он уверен, что тот знает, кто мог бы. — Мистер Стилински… — начинает Скотт. — Мне нужно знать, что случилось той ночью, Скотт! — срывается шериф. Он много раз называл Стайлза неумелым лжецом, но на самом деле его сын в своём роде настоящий мастер: шериф всегда замечает, если Стайлз лжет, но тот никогда не забывает примешать достаточно правды, чтобы удержать его от попыток узнать всё. Но Скотт не сумеет солгать, даже если от этого будет зависеть его жизнь. — Я должен быть уверен, что ничего подобного больше не случится, понимаешь? Ни со Стайлзом. Ни с кем другим. Я должен знать, во что вы, мальчики, впутались. — Мы просто были на вечеринке, — настаивает Скотт, поднимая взгляд. — Мы праздновали… день рождения Джексона. — У Джексона день рождения в марте, — говорит шериф. Он просмотрел все данные на Джексона, когда выписывал собственному сыну запретительное постановление. Он понятия не имеет, что они делали там вместе, хотя Джексон и отозвал постановление в прошлом месяце. Скотт явно испуган и поспешно добавляет: — С опозданием. — Сейчас сентябрь. — Беспокойный год, — находится Скотт. — Мистер Стилински, вы должны знать: если бы я знал, кто… Если бы я только знал, кто ранил Стайлза, я бы вам сказал. Я сделаю все, чтобы виновника поймали. — Хотел бы я тебе поверить, Скотт, — задумчиво говорит шериф. — Но ты изменился. Я почти не вижу тебя в последнее время. Я начал сомневаться, что вы с моим сыном всё ещё дружите. — Как вы можете… — обиженно начинает Скотт, но затем его глаза вспыхивают злостью: — Стайлз мой лучший друг, и тот, кто это с ним сотворил, поплатится, можете быть уверены. Шериф не сводит с него глаз, но Скотт не настолько хороший актёр, чтобы подделать такие эмоции, а значит, говорит искренне. — Значит, и правда не знаешь, — резюмирует он устало. Самым вероятным вариантом разговорить кого-то из подростков был Скотт. — Я честно не знаю, — говорит Скотт, — мы… собрались с друзьями, тусовались, а потом обнаружили, что Стайлз пропал, и… — И? — нажимает шериф. — И Дерек пошел его искать, — неуверенно заканчивает Скотт. — Дерек, — повторяет шериф. — Дерек Хейл. Человек, которого вы со Стайлзом обвинили в убийстве. — Но он никого не убивал, — напоминает Скотт. — Что двадцатичетырехлетний мужчина забыл в лесу с кучкой школьников? — не отступается шериф. — И в каких он отношениях с моим сыном? — Он всего лишь… присматривал за нами. — Что произошло потом? После того, как Дерек пошел его искать? — Мы разделились, чтоб найти Стайлза, — продолжает Скотт. — Я пошел с Эллисон, Эрика с Бойдом, а Джексон с Айзеком поодиночке. Вот тогда мы и… — рассказ Скотта прерывается странным задушенным вздохом. Он так же захлебывался воздухом, когда у него начинался астматический приступ, и шериф хмурится, потому что думал, что парень их перерос. — Тогда вы и — что? — напряженно спрашивает он. — Тогда мы и услышали крик Стайлза, — шепчет Скотт. Шериф чувствует, как сердце пропускает удар, и крепко хватается за стол. Расследование лучше было поручить кому-то другому, он понимает, что слишком вовлечен лично, но никто не знает этих ребят так, как он. Никто так хорошо не знает его сына. — Мы продолжили искать, клянусь! — почти плача, сбивчиво говорит Скотт. — Но мы никак не могли найти его, а потом мне позвонила мама и сказала, что он в больнице, и мы сразу направились туда. Шериф откидывается на спинку кресла, внимательно наблюдая за Скоттом: — И больше тебе нечего рассказать? — уточняет он. Скотт трясет головой и теребит рукава свитера. — С ним всё будет хорошо, правда? — спрашивает Скотт и становится похож на себя прежнего, взволнованного мальчишку, которого шериф увидел впервые, и который позволял Стайлзу говорить за него, потому что слишком боялся спросить о чем-то сам. — Я об этом позабочусь, — твердо отвечает шериф. Он не успокоится, пока это не будет так.