The Pull of the Tide

Он наблюдает, как она останавливается в дверях. Она протягивает руку и склоняет голову набок, когда ее ладонь встречается с невидимым барьером. Стайлз слышит хруст и треск, как в какой-нибудь рекламе Kelloggʼs*, но она не отступает. — Когда ты понял? — спрашивает она с любопытством, пока ее рука скользит по поверхности, будто она ощупывает каменную стену. Стайлз тяжело сглатывает, неуверенный, что теперь делать, когда он ее поймал. Часть его хочет прихвастнуть и притвориться, что он все знал с самого начала, но, по правде, он до последнего надеялся, что рябина ее не остановит. Если бы она была просто каким-то слетевшим с катушек охотником, она была бы проблемой Арджентов. Она смотрит вниз, на тонкую линию из пепла, идущую вдоль порога, пока не разворачивается, чтобы увидеть такую же на подоконнике. Стайлз дорос до уровня, когда ему уже не нужно касаться пепла, чтобы манипулировать им. Ему только требовалась небольшая банка с ним, которую он попросил Лидию принести ему. Он уверен, что она неправильно все поняла. Она подумала, что это сделал один из них и он пытается оградиться. Скорее всего, она не помогла бы ему, если бы знала, что он собирался удерживать кое-что другое. — Я не понял, — наконец, признает Стайлз, и она разворачивается, удивленная. — Не был уверен. Некоторое время ты была довольно убедительна. — Но ты должен знать, что я, теперь, — говорит она, делая шаг к нему. — У меня есть догадки, — кивает Стайлз. — Всего лишь догадки? Ты все еще недооцениваешь себя, я думала, мы поработали над этим? — упрекает она, неодобрительно цокая языком, обходя его кровать по кругу. — Та ловушка, которую ты устроил для меня в лесу, вызывает восхищение. — Ты должна была прийти одна, — кривится Стайлз, потому что его план провалился, почти не успев начаться. Ему пришлось распыляться на слишком много действий одновременно, чтобы разделить своих друзей и выманить ее одну. Если он закроет глаза, он все еще чувствует эти когти, вспарывающие его бок, прижимая его спиной к знакомому телу. Его концентрация лопнула, как мыльный пузырь, и пепел тут же развеялся по ветру вместе с его обдуманным планом. — То, что я не сделала этого, можно считать знаком уважения, — говорит она ему. — Я знала, что ты задумал что-то. И поняла, что несколько туповатых заложников не помешают. К тому же, этих щенков намного легче контролировать, чем твоего большого злого альфу. Сюда я тоже попала в одном из них. Она перемещается к окну и опускает жалюзи. Ее рука прослеживает линию из пепла, и Стайлз слышит шипение. — Обычно, я бы не стала заморачиваться, — продолжает она. — Люди пытались изгнать меня и раньше, и эти доморощенные экзорцисты меня, в основном, забавляли. Но в тебе было что-то особенное. Похоже, что впервые за сотни лет я испытала страх. Чем я себя выдала? — Скажем, я начал что-то подозревать, когда Дерек швырнул меня через комнату, — сухо замечает Стайлз. Она смеется, и самое странное, что это звучит искренне. — Я думала, что вы так играете, — говорит она, хватаясь за поручень и нависая над ним, будто у них обычная дружеская беседа. — Он иногда прижимает меня к поверхностям, — возражает Стайлз, — но не швыряет. Между этими двумя понятиями есть существенная разница, мои ребра могут ее подтвердить. — И все-таки, мало кто так сходу предположил бы одержимость. Я знала, что ты особенный. Даже Дерек не понимал, что я с ним делаю. — Он тебе не достанется, — огрызается Стайлз, так напряженно, что предел страха остался давно позади, и он чувствует себя почти неуязвимым. Он наклоняется вперед, ловя ее взгляд, и видит, что ее глаза стремительно выцветают. Она выглядит полуслепой, но ее глаза следят за каждым его движением. — Ты так думаешь? Он даже не догадывается, что я сделала с ним. Ему далеко до тебя по сообразительности, — насмешливо говорит она. — Он думает, что сходит с ума. Думает, что потерял контроль и нанес тебе вред, и самое лучшее в этом то, что он прав. Я перехватила его контроль. — Если тебе нужно тело, возьми мое, — говорит Стайлз. — Выбирайся из нее, держись подальше от Дерека и можешь забрать меня. Я даже не буду сопротивляться. — Я тебе не верю. Я думаю, что ты будешь сражаться до последнего вздоха, — говорит она, и ее голос звучит так не по-человечески, что прокатывается холодком вдоль его позвоночника. — Но это не имеет значения. Ты правда думаешь, что я потратила бы столько времени на эти игры, если бы могла просто выудить из твоего мозга то, что мне нужно? Чернила, может, и смылись, но твоя магия все еще держится. Защита, которой ты себя изрисовал, так легко не смывается. Она протягивает руку и касается его груди, напротив сердца. Стайлз пытается отстраниться, но за этим следует вспышка света, и она сама отодвигается, со смехом. — Оу, вот это талант! Тебе говорили, что у тебя есть искра? Стайлз задыхается, прижимая руку к сердцу. Его грудь пламенеет, и он замечает, что написанные им символы горят под его больничной пижамой, будто он только что с концерта Леди Гаги. Через мгновение они гаснут, но он все еще ощущает их жар. — К тому же, ты что, еще не понял, что она уже мертва? — спрашивает она и расстёгивает несколько верхних пуговиц на блузке. Над ее собственным, одолженным сердцем виднеется глубокая рана, грубо скрепленная семью скобками. — Это только временное решение, само собой. Эти тела слишком быстро портятся. Мне нужно что-то получше, чтобы собрать всю свою силу. — Господи… — шепчет Стайлз, отползая на другой край койки. Но теперь, зная, он начинает замечать признаки. Видимо, она перестала поддерживать вид: ее глаза полностью затянулись бело-голубым, губы посинели, а кожа стала болезненного серого оттенка. Он видит синяки, расползающиеся под ее кожей — сине-багровые сгустки крови, которая застоялась на одном месте слишком долгое время. — Мне легко менять тела, — нежно шепчет она, — о, я конечно могу держать их живыми довольно долго, хотя в результате все они сдаются и погибают, а потом начинают разлагаться — гниют изнутри. Ты не представляешь, как это неприятно. — Поэтому тебе нужен Дерек, — понимает Стайлз, вынуждая себя не отводить взгляда. — А ты и вправду умница, — подтверждает она странно удовлетворенным тоном. — Ну и почему только супер-злодеи это замечают? — бормочет Стайлз. — Может, ты выбрал не тот путь? Потому что ты абсолютно прав. То есть, альфа-оборотень? Это как Феррари в телесном мире, дорогуша. Конечно, я хочу его. И — ох! — как он был изломан. Потерял всю семью, ну ты знаешь. Они должны быть сломаны, чтобы это сработало, понимаешь, иначе они слишком сильны, чтобы оставлять их в живых. — Дерек не сдастся, — настаивает Стайлз, вспоминая проблески настоящего Дерека под маской. Это никогда не была только она, до той самой ночи. — Из-за тебя, — кивает она. — Но волк? С ним все гораздо проще. Это чистые инстинкты, и все до последнего волчьи инстинкты Дерека хотят тебя. Хотят тебя под ним, хотят кричащего, укушенного. Он никогда бы себе этого не простил, но он бы сделал это и стал бы моим. И ты тоже. — Почему же ты остановилась? — задает Стайлз вопрос, который волновал его все это время. Он был в ее власти, там в лесу. Он смог добежать до джипа, но она его догнала, вырвала водительскую дверь руками Дерека, будто та была сделана из фольги. Она потянулась к его горлу, он знал, что это конец, у него хватило времени, только чтобы… — Ты даже не осознаешь, что сделал, не так ли? — спрашивает она, внимательно глядя на него. — Магии по книгам не научишься. Ты думаешь, что тебя защитили символы? У них столько силы, сколько ты даешь им. У тебя либо есть это, либо нет. И если есть, то тебе не нужны эти жалкие трюки. Ты изгнал меня из Дерека, всего лишь выкрикнув его имя. Столько в тебе силы. Стайлз помнит, как закричал, на самом деле, сомневаясь, что он сможет докричаться. Дерека почти не осталось там, той ночью, весь контроль был у нее. Но он позвал его — и Дерек просто остановился. Тогда Стайлз так нажал на педаль газа, что, когда он глянул в зеркало, его уже не было видно. — Поэтому ты меня боялась, — понимает Стайлз. — Но больше не боишься. — Ну, это тело уже мертво, — шепчет она, склоняясь к его уху. Он дрожит, хотя не чувствует ее дыхания. — Мне пришлось повысить ставки. Но даже ты не можешь изгнать меня из этого тела — тут нет никого, кроме старой доброй меня. А ты сам сказал, что ты не знаешь моего имени. — Румпельштильцхен? — пробует Стайлз. — Ты забавный, я это признаю, — смеется она. — Это единственная причина, почему я позволила тебе жить так долго. Я так надеялась, что тебя можно будет спасти. Если бы ты только предал Дерека, я могла бы заполучить вас обоих. Но ты не дашь мне просто взять его, а я слишком уважаю тебя, чтобы оставить в живых. — Не то чтобы уважать кого-то и оставить ему жизнь было взаимоисключающими понятиями, — возражает Стайлз, — как насчет компромисса? Вроде: ты продолжаешь жить своей жизнью зомби-психиатра, я продолжаю посещать школу и заниматься странными внепрограммными вещами, и мы клянемся никогда больше не встречаться? — Я думаю, мы оба знаем, что для этого уже слишком поздно. Хотя, я удивлена. Ты такой умный мальчик. Ты должен был знать, что случится, если ты закроешь меня здесь вместе с тобой. Тебе стоило оставить меня снаружи. — Может, я не такой умный, в конце концов. Она наблюдает за ним мгновение, а потом смеется. — О, но это же не так. Ты прекрасно знал, что я сделаю с ними, если бы я оказалась по ту сторону твоего маленького заборчика, верно? Твой отец, твои друзья. Так что, вместо того, чтобы спасти себя, ты выбрал план, который спасет их всех. — Мне кажется, ты меня переоцениваешь. Я не заглядывал так далеко. — Конечно нет, иначе ты бы заметил слабое место в своем плане, — говорит она, перекидывая одну ногу через него, садясь на него верхом. Одной ледяной рукой она хватает и удерживает оба его запястья, когда он пытается сбросить ее. — Кто защитит их, когда ты умрешь? — Держись от них подальше, — говорит он, каким-то образом справляясь со своим голосом. В кои-то веки, это звучит почти как серьезная угроза. — Или клянусь, я испробую на тебе свои теории о смертельных проклятиях. — Это работает не так, — фыркает она. — Твоя магия существует только пока ты жив, и как по мне, это ненадолго. Она ударяет его головой о поручень достаточно сильно, чтобы перед его глазами вспыхнули звезды. Он издает сдавленный вздох, пытаясь освободить запястья, но она продолжает неестественно сильно их сжимать. Не так сильно, как когда она была в Дереке, но достаточно, чтобы он понимал, что ему не освободиться. Она тянется к себе за пояс и вынимает уже окровавленный скальпель. — Если это хоть немного тебя утешит, мне правда очень жаль, — говорит она. — Думаю, нам было бы весело, но Дерек не будет полностью сломан, пока ты не умрешь. — Я бы не назвал это стерильным, — протестует Стайлз, — может, мы обсудим альтернативы? Я никогда не был против удушения подушкой. Она улыбается ему, проводя скальпелем по его щеке так легко, что он не оставляет пореза. — Мне придётся сделать так, чтобы то, что от тебя останется, впечатляло, ты же понимаешь, — говорит она почти с сочувствием. — Посмотри на это с приятной стороны: зато это вернет Дереку его доброе имя. Стайлз знает, что если ей удастся воплотить задуманное, то Дереку будет гораздо хуже, чем в тюрьме. Хуже, чем если бы он умер. Так что, все сводится к этому — у него есть последний шанс изгнать ее. Однажды, хоть и случайно, он уже смог сделать это, не так ли? Он собирает в кулак всю свою веру в те слова, которые он читал, которые, как она утверждает, не могут ему помочь. Стайлз фокусирует свои мысли и верит в них, несмотря ни на что, потому что вера — самая важная вещь, и в этом он с ней согласен. Он не знает, смогло ли это сработать бы, потому что не успевает закончить заклинание. Его отец возникает в дверях. И стреляет ей прямо в голову. * Kelloggʼs — марка хлопьев.