Карпентёр

Когда Талер выслушал весь рассказ Ламберта о процессе захвата нильфгаардца, ржал он так, что слышно было даже в Каэр Морхене. Ламберт порадовался, что действовал один, если бы шпион узнал обо всем прямо на месте, то выдал бы их с потрохами. – Нет, ну скажи честно, ведьмак, ну с чего он, сука, вообще решил к тебе пристать? – спросил Талер, привязывая пленного к стулу. – Духи предков ему напели. Мне-то откуда знать? – огрызнулся Ламберт, жалея, что не соврал в процессе рассказа. – Может, ты себя так повел, что он решил, будто ты из его братии. Или, сука, сестрии, хуй знает, как это правильно назвать. – Что ты приебался? У тебя вон работы много, а еще ты мне кое-что должен. – Помню, ведьмак, не заводись. Да ты подумай, какой случай, сука, исторический с тобой приключился: мужик, сношающийся с мужиками, начал клинья подбивать к ведьмаку. – Ну и? – нахмурился Ламберт, в нетерпении поглядывая на входную дверь. – Ну так, может, он это, тоже, сука, нечисть какая. Ей-богу, ну где это видано, чтоб мужик с мужиком трахался? Не в поряде тут что-то, ведьмак, глядишь – и работка для тебя. – Мое ведьмачье чутье подсказывает, что ты несешь какую-то ахинею. Давай информацию, и я пошел. Пленный заворочался, очнувшись. Он поднял голову, увидел перед собой Ламберта и Талера, завертелся, заскулил и попытался освободиться, но только раскачал стул и упал на спину, ногами вверх. Ноги азартно шевелились. – Сука, ну не греми ты так, вельможа. Ишь нервный какой попался. Но оно и хорошо – легче расколоть будет. Талер вдруг поднялся на второй этаж, погремел там чем-то, а когда спустился – дал Ламберту запечатанный конверт. – Тут адрес, имя и пароль, – сказал Талер, с ухмылкой посматривая на ведьмака. – Дольше тянул, – сплюнул Ламберт. – Да не ворчи ты, ведьмак, лучше дуй к своей красотке, сука, порадуй ее. А тебе тут больше делать нечего, сам понимаешь, работа, сука, – развел шпион руками и кивнул на нильфгаардца. Ламберт спорить не стал и пошел к выходу, попутно еще разок поглядев на нильфгаардца. В голове появились картины, как рыжий детина добивается своего, и Ламберт проводит с ним время. Его всего передернуло так, будто шарахнуло молнией, и он поспешил выйти из проклятой «Лавки Талера». Больше он сюда ни ногой, а еще ни ногой в Нильфгаард – вдруг их там таких много. Ная сонно клевала носом, когда он вернулся, но не спала. – Ну что? – спросила она, встав. – Узнал, – сказал Ламберт и показал ей конверт. Она потопталась на месте, потерла руки и взяла конверт. – Даже не думай идти туда сейчас. – Я и не… – Нет, думала, по глазам вижу. Она вздохнула, а Ламберт привычно скинул мечи. Свечи потухли, стало темно и тихо. За окном кричали пьяные мужики. Ная села на постель, он смотрел на нее через темноту своими кошачьими глазами и думал, что он должен сделать все возможное, чтобы она осталась. Какая же она была красивая и соблазнительная в этой полутьме, как он хотел завалить ее на эту постель, нависнуть сверху и целовать, целовать, целовать. Потом он непроизвольно представил на ее месте нильфгаардского вельможу, и все желания как рукой сняло. – Ламберт, спасибо, что согласился помочь. – Ну, Найка, одним «спасибо» ты тут не отделаешься. – Ты это о чем? – Я тебе сейчас такую охрененную историю расскажу – до утра не заснешь, – он скинул ботинки и бухнулся рядом с ней на постель, да так, что Ная аж подскочила. – Этот хренов вельможа попытался меня соблазнить. – Чего-о? – удивленно спросила она. – А того! Он с мужиками трахается, вот чего. И решил, будто я один из них. Ная помолчала, помолчала, потом захихикала и спросила: – Ну, он же не добился своего? Голос ее звучал так лукаво и ехидно, что Ламберту захотелось дать ей как следует по заднице. – Ты за кого меня принимаешь? Конечно, нет. Я ему в морду дал и в окно выкинул, вот и все. До утра Ламберт не спал. Он не хотел терять эти минуты, казалось, что если он сейчас заснет, а утром проснется, то Наи рядом уже не будет. Ему было просто жалко спать сейчас, и он чувствовал, что Ная тоже не спит, молча прижимаясь спиной к его боку. Под утро сон все-таки сморил ее, Ламберт даже не собирался ее будить, и не потому, что хотел дать ей выспаться. – Думаешь, он правда сможет мне помочь? – спросила она в обед, нарушив их многочасовое молчание. – Не знаю, – отрезал он. – У тебя вообще никаких мыслей нет? – спросила она печально. – Ная, – резко сказал Ламберт, – я магию терпеть не могу. Как и чародеев. Я не имею с ними никаких дел, и мне глубоко насрать, что они могут, а что нет, пусть хоть пачками мрут у меня на глазах. Вот, что я тебе скажу: не разевай рот слишком сильно. Если среди всей их ублюдской братии и есть тот, кто может отправить тебя в другой мир, то это явно не какой-то хер с горы из Темерии, о котором никто никогда не слышал. – Знаю, Ламберт, знаю, – сказала она устало. – Просто хочется верить, что это вообще возможно. Я просто хочу домой. Ламберт ее не понимал. У него самого дома никогда не было, пойти было некуда, никто нигде его не ждал, никуда ему не хотелось вернуться, никуда он не спешил. Он понятия не имел, что это значит – хотеть куда-то вернуться. Ная нервничала. Она то кусала губу, то потирала руки, смотрела в одну точку и периодически вздыхала. У нее на лице была написана вся ее внутренняя борьба, как сильно она надеется, что все получится, и как давит в себе эту надежду, чтобы потом не было больно разочаровываться. Она признавалась самой себе, что не хочет задумываться о том, как это все может кончиться. Если сейчас она не попадет домой, то будет расстроена и разочарована, и надежд на возвращение станет меньше. А если попадет – то что с ней будет после всего пережитого? Ная боялась думать об этом. Как вообще можно было просто делать вид, что ничего не случилось, как можно было просто жить после этого? Она чудом не сошла с ума здесь в первые недели, но адаптировалась, а если она все же вернется в свой родной мир, реальный мир, даже думать страшно, как она его воспримет. А как сильно не хотелось бросать Ламберта. Этот вечно недовольный, озлобленный мужчина начал меняться у нее на глазах, и пусть эти перемены требовали постоянной поддержки, времени, терпения, проб и ошибок, но они были, а это уже многое значило. Ная хорошо знала, что нельзя просто взять и измениться в один миг, резко стать другим человеком, ни разу не ошибившись и не проявляя хотя бы изредка те плохие качества, от которых так хочется избавиться. Так не бывает, так невозможно. Ламберт делал для нее очень многое с тех пор, как вернулся для того, чтобы проводить до Туссента. Сначала до деревни, потом до Туссента, потом до Боклера, а затем снова в Каэр Морхен. Ведьмак в ней нуждался и едва ли не на руках носил настолько, насколько было для него возможно. Мягкое женское сердце не могло оставаться к этому равнодушным. А он ведь еще не знал, что она его простила. Ламберт задумчиво шагал рядом с ней. Как он будет тут без нее? Как она будет там без него? Она бы забрала его с собой, но что он будет там делать? Он не поймет ее мир, не воспримет, а ее мир не примет его. Ная смогла адаптироваться к Континенту, возможно, через годик такой жизни она бы и вовсе полностью привыкла. Она бы смогла здесь жить как все, если бы кого-то полюбила и нашла бы себе дело. И дом. Без дома нельзя, иначе не будешь чувствовать себя на своем месте. Они прошли широкую людную улицу, мимо «Лавки Талера», дошли до самого ее конца и завернули у фонтана. Ная задумчиво посмотрела на вывеску с надписью, написанную абсолютно непонятным шрифтом. – Вроде, здесь. – Здесь. Только чародейская порода себе такие непонятные названия придумывает, – сказал Ламберт. – Для чего? Цену набивают? – хохотнула Ная. – Да, выпендриваются всеми силами, – с улыбкой поддержал ее ведьмак. – Я первый. Ты – за мной. Внутри был полный погром. Тут и там валялась перевернутая мебель, разбитая посуда, рваные тряпки и другая всевозможная утварь. Ная с грустью посмотрела на искусно нарисованную картину с изображением мужчины в экстравагантной желтой шляпе, прямо в сердце нарисованного мужчины был вонзен длинный нож. Полотно было безнадежно испорчено. Ламберт тоже поглядел на картину, но только иронично хмыкнул и принялся осматривать место преступления. На втором этаже никого не было, труп чародея, внешне идентичного изображению на картине, валялся в кладовке, из груди его торчал нож – точь-в-точь как на полотне. – Стой тут, я осмотрюсь, – наказал Ламберт. Он облазил весь второй этаж, осмотрел тело, кладовку, первый этаж, ему казалось, что он обнюхал каждый уголок этой треклятой халабуды, но никаких намеков на то, что это было не просто ограбление, он не нашел. Ламберт выругался. Шкатулки были открыты и пусты, несколько шкафов тоже, но один несчастный маленький сундучок под кроватью был нетронут. Видать, убийцы так спешили, что даже не стали рыскать везде. Он вернулся к Нае, которая сидела возле трупа, прислонившись спиной к стене. Вид у нее был до неприличия равнодушный. – Ограбление, – вынес вердикт Ламберт. – Угу, – промычала она. – Давай-ка убираться отсюда, еще не хватало, чтобы нас тут нашли. – У него все утащили? – спросила она, поднимаясь. – Нет, под кроватью не посмотрели, там сундук. Она окинула взглядом труп чародея, потом подняла глаза на Ламберта. – Тогда давай заберем то, что в сундуке, и свалим отсюда, – сказала Ная и двинулась к лестнице. Уж чего-чего, а такой реакции он точно не ожидал. Она просто встала и ушла. Как знала. Ламберт и сам видел в этом жестокую иронию: чародей был первой зацепкой на решение ее проблемы, и когда они его нашли, тот был мертв от рук каких-то грабителей. – Знаешь, Найка, ты сильно не расстраивайся, – сказал Ламберт бодро. – Да я и не расстраиваюсь, – буркнула она. – Нет, я серьезно. Если чародей дал себя убить каким-то воришкам, и тем более – ограбить, то он был очень хуевым чародеем. Такой хуевый чародей точно ничего бы не знал про путешествия между мирами. – В этом есть смысл, – сказала Ная. – Давай-ка заглянем к нашему знакомому. – И в этом тоже есть смысл, – довольно ухмыльнулся Ламберт, у которого кулаки чесались набить шпиону морду. Вечерело, улицы постепенно пустели, и горожане попрятались по домам, боясь холода и ворья. Летом бы тут было не протолкнуться из-за вечных фестивалей и гулянок, но осенью веселье шло на нет. Талер чуть не выронил кружку с пивом, увидев недавних гостей. – Что у тебя рожа-то такая удивленная? – спросил Ламберт, скрестив руки на груди. – Поди не ожидал нас снова увидеть? – Сука, не ожидал, – согласился Талер. – А в чем, собсна, дело? – Антарес мертв, – сказала Ная. – Лежит у себя дома с ножом в груди – картина маслом, между прочим, буквально. – О-ох, а вот это хуево, – вздохнул он. – А еще его хорошо обчистили. Херовый у тебя был чародей, раз дал себя убить и ограбить. – Да, сука, видать, и правда херовый… – задумчиво промычал Талер. – Серьезно. Любой нормальный маг-перемаг даже после смерти может нагадить своим обидчикам. Это я тебе говорю, я расследовал как-то одно убийство, оказалось, что чародей в Повиссе поставил на своего убийцу какую-то магическую херобору, и тот отбросил копыта спустя неделю. Талер ржал на всю лавку, Ламберт тоже посмеивался, а Ная только потребовала пиво. Вид у нее был равнодушный и усталый, ведьмак бы не стал возражать, если бы она сейчас захотела напиться какой-нибудь темерской ржаной, а потом заблевала бы всю лавку. Он бы и сам ей компанию составил. – Выше нос, красотка, – подмигнул ей Талер, подливая пиво себе и гостям. – Найдешь еще стоящую магичку, или мага, маги-то все на баб похожи. – Угу. Не все же всегда будет так, как мне надо, – философски вздохнула она и сделала добрый глоток. – Темное? Мое любимое. – Сильно не налегай, мелочь, а то опять буду тебя завтра из седла ловить, – пробурчал Ламберт и тоже глотнул. Пиво было крепким, густым, холодным, Ная заулыбалась, и плохой день уже не казался таким плохим.