Карпентёр

Колонна была небольшая и насчитывала всего семь повозок. Телеги то и дело подскакивали на неровных дорогах, кричали дети, перекрикивались бабы и ругались мужики, а некоторые из мужиков перешептывались о чем-то своем, мужицком, с невероятно серьезными лицами. Был в этом карнавале и свой главный, отвечающий за охрану, набравший из прошлых селений себе в подопечные отряд из целых десяти человек. Главный оказался недобитком из Нильфгаарда, и, с одной стороны, то, что главным оказался именно он, было обидно, а с другой, нельзя было не признать, что нильфгаардский недобиток оказался на своем месте. Ламберт старался его игнорировать, несмотря на то, что именно недобиток его и нанял. Недобиток страшно картавил, кричал и в выражениях не стеснялся, и слушать его было довольно противно, в основном, потому, что выражался он на нильфгаардском, полном слов с буквой «Р», которую выговорить он не мог. – Падр-равняйсь! – орал он на привале. – Эй вы, там, в юбке! Да, вы! Подберите брюхо!.. – Это не юбка, командир, это набедренная повязка! – Ну надо же, а выглядит, как юбка. Снять! – Но там же ничего под ней… – Где ваши штаны? Дайте этому нелепому штаны! – Так тролли же стащили на купании… – Так в Вызиме сейчас все так ходят! Как офирцы заезжали в последний раз, то и юбки привезли! – вмешалась какая-то женщина, которая выглядела немного богаче всех остальных женщин. – Сестра моя там как-то бывала, перед тем, как замуж пойти, правда, замуж так и не вышла, но она сама виновата, Боля-то парень хороший, цветы вон ей носил… – Так вот именно! Слыхал, командир? Писк моды! – Снять! Надеть штаны! – Так писк моды же… – Снять, я сказал! Приказы выполняются неукоснительно!!! Нильф сорвался на визг, а Ламберт наблюдал за этим театром абсурда со смешанным чувством какого-то странного веселья и непонимания сути происходящего, сидя в тени раскидистого вяза. Кто-то уже почти силой стянул набедренную повязку с несчастного мужика, но не успел, потому что бедолаге торжественно вручил штаны интеллигент, попавший сюда так же, как и Ламберт, и так же, как и Ламберт, совершенно сюда не подходящий. – …А вы что там раскорячились, как корова после случки? Вас касается! Всех касается! Дубины на плечо! Не к ноге, а на плечо! На плечо, не к ноге, а к ноге, я сказал, к ноге!!! – Так к ноге или к ноге? – растерялись мужики. – К ноге! Тьфу, чтоб вас, на плечо!!! – На плечо? – На плечо! – Или к ноге??? Ламберт ржал, как конь, интеллигент скромно присел с ним рядом, а недобиток, продолжая верещать, весь покраснел, вспотел и готов был вот-вот взорваться от возмущения. Интеллигент принялся протирать свой монокль, ведьмак замечал за ним это действие каждый раз, когда смотрел на него, и ему чудилось, что в стекле монокля он сейчас протрет дыру. Кое-как двинулись. Интеллигент плелся перед Ламбертом, сзади Ламберта плелся кто-то еще более ленивый и медленный, и этот кто-то наступил ему на ногу, он споткнулся, толкнул интеллигента, и тот выронил в очередной раз протираемый монокль. – Холера!.. – выругался Ламберт. – Осторожнее! – завопил интеллигент высоким голосом. – Ради всего святого!.. Ламберт сжалился и помог ему найти монокль, а когда нильф налетел на них в порыве ярости, ведьмак послал его в пекло. Вдвоем с интеллигентом, не прекращавшим благодарить и спотыкаться, они догнали колонну, прошли еще немного и получили приказ «по повозкам». Впереди были грязные глубокие лужи, напоминавшие Ламберту небольшой океан. Человек, сменивший юбку на штаны, все еще уверяя, что то была не юбка, а офирская набедренная повязка из Вызимы, грузно залез в повозку и тут же вылез обратно, сказав, что никуда лично он не поедет в этой повозке. Главный приказал ему вернуться, человек возразил еще более возмущенно, главный помянул какую-то свинью, а человек сказал ему, что он как раз-таки и не свинья, что свинья, может, и согласилась бы ехать в этом свинарнике, а он не согласен. Из той же повозки вдруг вылез бритоголовый реданец, с которым Ламберт чуть не подрался в первый день шествия со всем этим цирком, сплюнул главному под ноги и, гордо утерев нос, неторопливо зашагал куда-то прочь. Ламберт испытывал некоторое злорадство, наблюдая за происходящим. Упрямство человека в юбке ему совсем не нравилось, хотя он и сам бы там не поехал, а поведение реданца Ная, например, точно бы не одобрила. Она бы сказала, что они оба поступили не по-товарищески и вообще ведут себя как обыватели, а еще задерживают их в этой дыре, и сколько вообще можно кричать, неужели нельзя просто договориться, сесть и поехать? Но Ламберту все равно было забавно смотреть, как надувается от злости верещащий нильф. За неделю он еще не пожалел, что согласился наняться в качестве охранника. Главный, конечно, делал вид, что всеми силами обеспечивает безопасность колонны, и даже на полном серьезе пытался привить дисциплину своему личному отряду, но было ясно как день, что всю работу тут делает Ламберт. Поначалу нильф бесился, что ведьмак отказывается подчиняться, даже угрожал лишить его гонорара – до тех пор, пока на колонну не напала парочка гулей. Бабы визжали, как резанные, дети так и лезли посмотреть поближе и заодно получить по башке от Ламберта, мужики старались не наложить в штаны, но так и побросали свои дубинки, а нильф наблюдал, как Ламберт играючи расправляется с падальщиками. После этого, когда главный выдал очередной абсурдный приказ, который Ламберт выполнять, конечно, не собирался, главный еще раз пригрозил лишить ведьмака оплаты, и тогда злой, облитый кровью чудовищ Ламберт пригрозил тому свернуть шею. Больше недобиток к нему не лез. Двигались они куда-то в сторону Ковира, кончался август, и снова начало холодать. Ламберту его странствия еще никогда не казались настолько бесцельными, как сейчас. Все было, как год назад, и при этом хуже, чем год назад. Паршивее становилось от вечерних привалов, когда интеллигент начинал читать всем стихи о любви. В одной деревне к ним прицепилась какая-то охотница и принялась клеиться к нему самым неприличным образом. Говорила, что обычные мужики ее не интересуют, что она не такая, как другие женщины, и обычные мужчины ей этого дать не могут. Чего «этого» – Ламберт не знал и знать не хотел, он еще хорошо помнил свой последний опыт с суккубом, да и стар он уже для «этого», не в таком возрасте всякими экспериментами и экзотикой заниматься. У охотницы были длинные светлые волосы и длинные белые ноги, тонкие, совсем не мускулистые и не сильные, как полагается охотникам. Ламберт узнал, что они белые, потому что как-то раз эта настырная девица поплелась за ним к водоему купаться и всячески делала вид, стоя голой посреди берега, что не замечает Ламберта. Она осталась в очередной деревне спустя четыре дня, так и не добившись внимания ведьмака. А Ламберт даже не помнил, какое у нее было лицо, только ноги и запомнил, да и те вскоре забыл. – В город, в который мы идем, – сказал интеллигент загадочно, – полно работенки для ведьмака. – Ага, – ответил Ламберт вяло. – А еще чародеек много. – Неужели, – сдвинул ведьмак челюсти. Он винил Меригольд, и, если бы ему на пути попалась совершенно любая чародейка, он бы без раздумий оказал бы услугу тому сраному Культу Вечного Огня и сжег бы ее заживо. Или закопал, заковав в двемерит. Но чародейкам везло, и крайне злому Ламберту они не попадались. Он стал еще грубее и жестче, чем раньше, но зато монстров убивал быстрее и эффективнее. Ламберт думал, что если бы Ная просто его бросила – ему было бы легче. Ведьмак бы элементарно ее возненавидел, а потом и забыл бы с концами. Но девчонка не была перед ним виновата, а своим отношением пробудила в нем самые теплые и нежные чувства, на которые еще была способна его черная душонка. И от этого было еще паршивее. – Правду говорят, что ведьмаков и чародеек друг к другу тянет? – Ты ж интеллигент, – буркнул Ламберт, – знаешь многое, книжки читаешь, вот и подумай сам. – Думается мне, что тянет, – протянул интеллигент с видом философа. – Не будем об этом, вижу, для тебя это больная тема. Пойдем, выпьем холодного пива. От пива Ламберт не отказался. А потом и от жаренного окорока. Да и вообще эта работа была ему по душе: каждый день видишь представление, кормят, почти никаких чудовищ, да и делать особо ничего не надо. Ходи себе, броди и наслаждайся жизнью, иногда помахивая мечом. Правда, все равно чего-то не хватало, дороги все были одинаковые, неотличимые друг от друга, идти было неважно куда, ведь, в конце концов, какая разница куда идти, если идти некуда. – Поскорее бы приехать, – снова заговорил интеллигент. – Куда? – спросил Ламберт. – Домой, куда же. В Лан Эксетер. Жена меня там ждет, и работа. – В университете? – предположил Ламберт, борясь с каким-то нарастающим болезненным чувством в груди. – Именно в нем. Наш прекрасный университет вот-вот обгонит Оксенфуртскую академию и Императорскую академию. Знали бы люди, каких высот достигли наши профессора со своими подопечными с кафедры Химии и Траволечения! Ах, они наша гордость! Так хорошо чувствовать себя частью прогресса! – Определенно, – мрачно сказал Ламберт, пребывая в ужаснейшем расположении духа. – И моя драгоценная жена, Амелия, трудится там не покладая рук. Ей бы только аспирантов побольше, смышлёных, с тягой к знаниям, как у моей Амелии, и они достигнут небывалых высот!.. Все это было похоже на какую-то хреновую злую шутку, которые Ламберт никогда не любил. Он бы и рад был пропихнуть туда Наишу, она ведь именно такая и была – смышленая и с тягой к знаниям, и помочь всегда рада, и ведь как раз в этих самых химии и траволечении и смыслит, и сама она говорила, что хотела бы там побывать и посмотреть на все своими глазами. А он бы осел с ней, выбираясь куда-нибудь на редкие заказы, чтобы форму не терять, но ненадолго и не на опасные, чтобы Ная не волновалась, потому что она всегда волновалась и переживала, когда он уходил сражаться с монстрами. Противней было то ли от мысли, что он хочет переться за ней хоть на край света и вообще готов поменять весь привычный уклад своей жизни ради нее, то ли от осознания, что он и хочет ее найти, и он пошел бы ее искать, да только непонятно, где искать и с чего вообще начинать поиски. Может, она уже забыла про него, Ламберта, или нашла себе кого другого, или вообще уже давно вернулась в свой мир. Ну нет, нет, не может такого быть, не могла же она просто так взять и уйти, даже не попрощавшись с ним напоследок, исчезнуть, будто ее никогда и не существовало вовсе. Он провел рукой по лицу, глубоко и невероятно тяжко вздохнул и пришел к решению, что на носу зима, а значит, пора потихоньку двигать в Каэр Морхен.