Снятся ли аниматроникам электрожуки?

Работа журналистом учит быть готовым ко всему, но, признаться, назначенное место встречи заставило меня растеряться. Идеально белые скатерти, высокие потолки, просторные помещения и завораживающий вид из окна — мне не надо было открывать меню, чтобы понять, что этот ресторан мне совсем не по карману. Мне повезёт, если мои финансы позволят хотя бы чашечку кофе в таком месте. Мой будущий собеседник опаздывал, но услужливый официант сообщил, что тот уже забронировал столик у окна. Я едва удержался, чтобы не не присвистнуть. Я явно имел дело с состоятельным человеком — он мог позволить себе бронировать лучшие столики в подобных заведениях. И ради кого? Простого журналиста. С ума сойти! Я сел за столик. Меню ещё долго лежало передо мной в закрытом виде. Вид из окна полностью поглотил моё внимание. На горизонте величаво высилась Эйфелева башня. Хотя я и отлично знал, что это новодел — настоящая башня была разрушена ещё в годы войны — я залюбовался инженерным гением человечества прошлого. Как бы я хотел увидеть её настоящую. Как много было погребено под пеплом времени? Почти всё культурное наследие, отличающее одни народы от других, было безвозвратно потеряно. Мы можем отличаться внешне, но мы все говорим на одном языке и все мы — одна мультикультурная нация. Старый многоцветный витраж давно разбит и растёрт — мы все оставшаяся пестрая стеклянная крошка. Нет, много где пытаются воссоздать национальный колорит — и новый Париж с нововозведёнными собором Парижской Богоматери, Эйфелевой башней и Лувром отличный тому пример. И всё-таки это фальшивка. Чего стоит местный официант, надменный и подобострастный одновременно тип, представившийся Квинтом? Кичливая карикатура, воплощение обывательских представлений о французах, даже со стереотипными узкими длинными усиками. И так горделиво говорит с нарочитым французским акцентом. Но как бы они ни упражнялись в оттачивании акцента, говорят они все равно на межнациональном, и лишь единицы озабочиваются тем, чтобы попытаться изучить мёртвый язык своих предков. Я поймал себя на том, что меня начало раздражать это пафосное напыщенное местечко. — Вы готовы сделать заказ, месье? — Официант вырвал меня из меланхолической задумчивости. Вблизи, когда в глаза стали бросаться не только нарочитые клише-элементы, лицо официанта показалось мне смутно знакомым. Особенно эта тяжёлая челюсть и выступающий вперёд подбородок. Нет, вряд ли я его когда-нибудь видел раньше. Я в Новом Париже впервые. — Секундочку. — И вот я наконец раскрыл меню. Матерь Божья. Они издеваются? — Кхм, — я закашлялся, — и из чего готовятся эти ваши «улитки»? Надеюсь, вы не продаёте синтетическую массу с ароматизатором за такие бешеные деньги? Просто за вид из окна? — Я махнул рукой в сторону городского пейзажа. Я нарывался, но местные цены оскорбляли сам здравый смысл. — Позвольте, месье, — официант возмутился с оскорблённым видом, — натуральный эскарго! А я вот даже не знаю, что из этого было бы хуже. То, что это наглейший обман и эти проходимцы впаривают обыкновенную синтетическую бурду за баснословные цены? Или то, что эти безумцы и правда пускают под нож ныне редких исчезающих улиток ради извращённого гурманства? Не знаю... Дикость какая-то! Впрочем, все эти мысли ушли на второй план, стоило на пороге появиться невысокой широкоплечей фигуре в безупречном чёрном деловом костюме. Быстрым шагом этот мужчина прошествовал внутрь, внося с собой солоноватый запах мужских духов. Это был он, Джон Рич — тот, из-за кого я вообще оказался в этом месте. — О, вы уже тут, — на его круглом лице заиграла улыбка, — и как вам местечко? Я неопределённо улыбнулся, пожал плечами и подался навстречу. Мы пожали друг другу руки. Надо признать, держался он без всякой надменности и казался открытым доброжелательным человеком. Мы вдвоём сели за стол и не ходя вокруг да около быстро перешли к делу, ради которого и была назначена встреча. В голосе Джон Рича не осталось и тени улыбки, а взгляд его стал погружённым в себя. Передо мной лежали фотографии и газетные вырезки на тему трагедии полугодовой давности: элитный лайнер, полный людей, затонул в открытом океане при загадочных обстоятельствах. Как оказалось, моего собеседника эта трагедия касалась напрямую: лайнер принадлежал его транспортной компании и на борту находилась его дочь. — Я соболезную, — начал я, но Джон Рич только отмахнулся. Он не нуждался в сочувствии. Он искал справедливости. — Я хочу, чтобы правда была общеизвестной. Чтобы люди знали, кто виноват в этой катастрофе! — К лицу мистера Рича прихлынула кровь от волнения, и я поспешил заверить его, что нашей газете чрезвычайно важно, чтобы наши читатели знали истинную причину трагедии. Он только кивнул в ответ на мои слова. Он мрачно помолчал какое-то время. Я из чувства такта не поторапливал его. Официант подошёл, поставил перед Ричем блюдо, претенциозно закрытое металлической крышкой, и тихо скрылся из виду. — Что вы знаете о продвинутых аниматрониках? Или аниматрониках нового поколения, как их ещё называли? — Довоенные роботы для развлечения детей и инфантилов? — Я размял плечи и откинулся на спинку стула. — Я считаю, было расточительством разрабатывать такой сложный искусственный интеллект для подобных игрушек. Но что поделать — мне вообще трудно понять людей того времени. Зажрались они там — и что в итоге вышло? — На самом деле я испытывал противоречивые чувства относительного того времени. Рич кивнул — кажется, больше своим мыслям, чем мне в ответ, — и положил на стол фото. Черно-белое, размытое, похоже, что с камеры скрытого наблюдения. На фото можно было увидеть две фигуры. Одна из них походила на свинью, вторая — на непонятного долговязого зверька, стоящего на задних лапах. Помещение, где они находились, напоминало зал супермаркета. — Свинья и, — я прищурился, пытаясь разобрать второй силуэт, — ... мартышка? — Меркат, или иначе Суриката, — тут же поправил меня Джон Рич. Я выжидательно посмотрел на него. Если честно, я не понимал, куда он клонит. Причём тут аниматроники, причём тут это фото? — Вы знаете такую анимационную картину, как “Король Лев”? — Так. Так. Подождите, не говорите. — Что-то смутно знакомое. Крутится где-то на задворках памяти. Что-то я точно о нём читал или слышал. Ах, к чёрту всё. К чёрту этот грабёж средь бела дня. Мне срочно нужна хорошая доза кофеина. — Американо, пожалуйста, — окликнул я официанта. И стоило тому отойти, как я неожиданно что-то вспомнил: — Довоенный мультфильм студии Дисней? Что-то про львов с Шекспировскими мотивами? — Хм. Да. Вы правы. Но, я так понимаю, вы его не смотрели? — Нет, — не стал отрицать я. — Тогда давайте его сейчас посмотрим. Не пожалейте времени — поверьте, это сделает наш дальнейший разговор значительно проще. Я не понимал, зачем это нужно. Мне хотелось поворчать, что для меня слишком дорого время и что у меня слишком много работы для таких пустяков — но, признаться, Джон Рич меня заинтриговал, и я не терял надежды, что его материал действительно окажется бомбой. Кому из журналистов не хочется первому подхватить сенсацию? Я согласился. Джон Рич подозвал официанта, затем что-то оговорил с ещё двумя работниками ресторана. Я лениво потягивал кофе. Терпкий запах щекотал ноздри, приятная горечь разливалась по языку. Работник ресторана возился с широким дисплеем на стене. Я видел этот экран впервые — до этого тот робко таился за бархатными занавесками. Колонки строптиво зафыркали, но уже в скором времени из них заиграла музыка. Начался фильм. Это была качественно сработанная картина — чего и следовало ждать от классики и признанных мастеров старого, ещё не опустошённого мира. Золотые века. Тогда не скупились ни на рабочие руки, ни на деньги для создания развлекательного кино. Хорошее было время (завидую по-черному тем, кто жил тогда). Так что зрелище было потрясающе красивым. Анимационный фильм был на чистом английском языке. Как хорошо, что международный базировался, в основном, на нём: я почти всё понимал. И вот фильм окончился. По экрану лениво поползли титры, наглядно показывая, как много рук приложилось к его созданию Джон Рич смотрел на меня, явно ожидая какую-нибудь реакцию. — Вольное переложение шексировского “Гамлета” с говорящими животными? Занятно. — Я улыбнулся левым краешком рта. — В прошлом этот мультфильм имел фантастический успех, он был невероятно популярен. Он вышел почти за век до появления продвинутых аниматроников, но это не помешало их изготовителям выпустить целую серию роботов по этой франшизе. — Значит, на том фото были Тимон и Пумба? Эти двое персонажей, явно созданные, чтобы привнести толику юмора и не дать мультфильму стать слишком серьёзным? — Я подобрал карточку и вновь стал вглядываться в размытое изображение. — И какое отношение они имеют к гибели лайнера? — Прямое, — резко сказал Джон Рич. — Хакуна Матата, чтоб её. Это было ошибкой — создавать искусственный интеллект с установками на отсутствие ответственности. Разработчики слишком рьяно подошли к вопросу создания синтетической личности. — Боюсь, что личности — громко сказано. Не имело смысла прорабатывать их глубже, чем парочки вшитых историй и характеристик речи. Их же и создавали-то в основном для различных парков развлечений, того же Диснейлэнда, например. Джон Рич на мою реплику только раздражённо фыркнул и продолжил, как будто не заметил моего замечания. — Гедонистические роботы, странствующие в поисках удовольствий. Отвратительный осколок старого мира. Мне удалось добыть свидетельства, что они и были и на лайнере. Осталось доказать, что они виноваты в его потоплении. — Почему вы так в этом уверены, мистер Рич? Даже если они и были на нём, это ещё не значит, что трагедия — их рук дело… Лицо Джона Рича побагровело. Он плотно сжал губы, шея его напряглась. Он так выглядел, что я ожидал, он вот-вот разразится бранью, но когда он заговорил, его голос был совершенно спокоен. — Это не первый раз, когда их поведение приводит к разрушениям и беспорядкам. Их надо остановить. Я уже нанял специалиста, который сможет вывести из строя, разрушить эти ошибки прошлого. Я думаю, вам надо познакомиться, заодно я попросил его провести одну наглядную демонстрацию. После обеда мой водитель отвезёт нас к нему. Настойчивость Рича и его уверенность в том, что он волен распоряжаться моим временем, как хочет, раздражала меня, но я был слишком заинтригован. Так что я не стал упираться и качать права, а без всяких возражений согласился проехаться вместе с ним.