Античный Чароплёт. Том 3

— Плохо. — Плохо? — слегка раздражённо спросил я. — Я, конечно, не занимался исключительно тем, о чём ты говорил, но всё же не ленился. И достиг результатов. Не всё же сразу? — Абтармахан моей вспышки, казалось, не заметил. Адаалат-ка-Джаду обладал удивительной способностью менять характеры, словно перчатки. Сейчас он вошёл в режим мудрого и спокойного наставника. А послезавтра опять будет вести себя так, будто у него начались женские дни. — Я не говорю, что ты был ленив или что ничего не достиг. Но раз я теперь известен в качестве твоего учителя, то и достигать результатов ты должен быстро. Нынешний твой результат неплохой. Но недостаточный. Ты должен обладать хотя бы на четверть большим количеством праны, чтобы я смог передать тебе основную свою особенность: огненную форму. Без достаточно большого количества жизненной силы её попросту не воплотить. И поддерживать тоже непросто. Это уровень праны примерно обычного сатьяна. Даже немного ниже их среднего. «Около тысячи. Даже, можно сказать, ровно тысяча, судя по моему заданию», — подумал я. Действительно. Так вот с чем связано именно такое количество. Огненная форма. И моя должна быть примерно такой же, какую принимал сам брахман во время нашего рейда для убийства Ссаршейса. Огненная Обезьяна. Только вот изначально мы с Абтармаханом всё же договаривались немного о другом. — Форма — это хорошо. Только изначально речь шла об обучении йогическим практикам? — Изначально речь шла о полном обучении в рамках тех знаний, которые не являются секретами Храма. Впрочем, обычные знания аколита или даже сатьяна к таким не относятся. У сатьянов есть личные секреты, конечно, но вот к храмовым они допускаются ограниченно. Только брахманы и гуру имеют к такой информации и силе свободный доступ. — И всё же. Ты хочешь, чтобы я развил свой резерв жизненной силы до уровня, когда я смогу использовать твою огненную форму. Но это ты желаешь меня обучить ей. У меня другая цель. Я согласился учиться всему, что ты мне дашь. И я буду учиться, но почему ты внезапно решил заточить моё обучение под то, что мне не интересно? — Дурак, — беззлобно и слегка раздражённо буркнул брахман. — Тебе предлагают знания, ради которых многие храмовники готовы убиться, а ты воротишь нос. — Всех знаний не накопишь. Мне же нужны сейчас конкретные. Твоя огненная форма хороша, бесспорно хороша, но мой стиль боя отличается от твоего. Я быстро перемещаюсь, бью точечно. Можешь считать меня мечником, если хочешь. Ты же сражаешься в прямом противостоянии силы. Ты как копейщик с тяжёлым деревянным ошкуренным щитом: стоишь крепко, бьёшь сильно. — О великая Тысяча, о многоликий Шива, почему вы все послали мне этого… — что он там про меня думал, брахман решил оставить при себе. В общем-то, понятно, почему: зачем высказывать вслух то, что я и так понял по мимике? — Огненная форма помимо того, что является арканом, которые тебе в любом случае придётся изучить, ещё и требует использования большинства йогических практик. Ты рассказывал, что во время битв с тенями тебя частично покрывала плоть Шак’чи? — Да, это было похоже на то, что делаешь ты. Только покрывался обычно небольшой участок тела. И последствия были очень неприятными. — Именно. Тело должно быть другим, твой собственный дух должен быть другим. Это примитив, но даже через этот примитив прекрасно видно, что неподготовленный человек не сумеет освоить этот приём, сколько бы жизненных сил у него ни было. — Вот как? — я задумался. С такой стороны я не смотрел. Действительно, хорошее знание йоги просто необходимо, чтобы освоить основное оружие Абтармахана. — Предположим… — Предполагать будешь без меня. Сейчас будем действовать. Итак, для начала требуется увеличить твой резерв праны ещё сильнее. И за максимально короткий срок. Придётся постараться, — Я в последнее время и так прану раскачивал с большой скоростью. Помня прошлые издевательства Абтармахана, страшно представить, что он сделает, чтобы ускорить увеличение резерва праны. До тысячи мне осталось не так уж и много, с одной стороны: сто семьдесят три единицы. Это одновременно и раздражает, и радует, и напрягает. Напрягает, потому что путь ещё предстоит неблизкий. Радует, что осталось всё же не так уж и много. В принципе, в свободной нормальной обстановке в мирное время я бы справился за год максимум. Даже быстрее мог бы. Раздражение исходит из возможности вбросить в прану свободные очки. Понимаю, что так делать не стоит, но когда видишь, что не хватает совсем чуть-чуть, когда понимаешь, что это «чуть-чуть» можно с лёгкостью исправить, появляется подсознательное желание это сделать. — И какие у тебя идеи? — настороженно спросил я. — У нас есть несколько суток до выхода, — Абтармахан задумчиво нахмурил лоб. — Во время самого вторжения в старый Похалай будешь постоянно держать прану ускоренной. А вот до этого… — Ка-Джаду, только не говори, что… — Именно! — довольно кивнул он своим мыслям. — Будешь держать поток жизненной силы замедленным. И не забывай делиться силой со своим духом. — Дьявол! — выругался я. — Ты поделишься энергией Шивкамути? — Нет, конечно, — фыркнул брахман. — Привыкай обходиться без неё. Жемчужина — это такая вещь… Привыкаешь быстро. Но тебе её вряд ли отдадут в ближайшее время. Ты неплохо справился с обязанностью хранителя, но теперь я бы на твоём месте вообще не надеялся, что получится к ней прикоснуться ещё хотя бы раз. Так что отвыкай. Восполняй энергию более привычными тебе способами, — Вот же… Отрыжка Пазузу! — А теперь начнём, пожалуй. Самым эффективным методом увеличения резерва является шоковый. Он так назван из-за того, что твоё тело впадает в настоящее шоковое состояние, когда теряет большое количество праны. Имитировать такую потерю не сложно: достаточно замедлить поток жизненных сил через организм. Чем сильнее замедлишь, тем больше эффект. Со временем метод теряет эффективность, потому что, во-первых, организм привыкает к таким перегрузкам и уже не реагирует так сильно, а во-вторых, выросшее количество праны уже не даёт вызвать сильный её недостаток. Проще говоря, из-за большого объёма, как ни замедляй ток, а всё равно критического уровеня достигнуть не получится. — А потратить большое количество, чтобы потом замедлить остаток? — тут же спросил я. Не, ну это логично: если праны слишком много, чтобы её замедлять, то надо часть потратить. — Так можно, — кивнул брахман. — Только и здесь свои сложности. Такой вариант тоже довольно быстро становится неэффективным. Но вернёмся к теме. Я хочу услышать примерное описание последствий ослабления тока праны за счёт уменьшения её количества или замедления течения. — Слабость, усталость, головокружение, сонливость. Если ослабление сильное, то секущиеся и выпадающие волосы, резь в глазах, крошащиеся ногти, перманентные кровотечения. Ещё сильно замедляется регенерация, сильно ослабляется любая устойчивость к ядам, болезням. Может меняться температура тела… — Достаточно. Возможны ли тяжёлые физические нагрузки в таком состоянии? — Нет. Полагаю, они будут связаны с возможностью потери сознания, травмами и прочими приятными вещами. — Именно. Поэтому наиболее примитивный способ ослабить ток жизненных сил и ввести себя в шоковое состояние — это просто потратить часть праны или слегка замедлить её ток. Но тратить много нельзя: это чревато потерей сознания и дальнейшей смертью. Сильно замедлить ток тоже нельзя: так же получится потеря сознания и постепенное восстановление тока. Возможен долгий сон в течении суток и более. Однако это при малом количестве праны. У тебя её сейчас достаточно, чтобы пользоваться продвинутым вариантом этого метода. — И в чём же он заключается? — Медитация при малом токе праны. Если сохранять недвижимое состояние и поддерживать исключительно работу сознания, не напрягая, впрочем, его, то есть — освободив от лишних мыслей, то организм не будет нуждаться в сильном токе праны. Формально. Проще говоря, потеря сознания тебе не грозит. Фактически, это будет эквивалентно наличию некоего ресурса в больших количествах, но отсутствию к нему полного доступа. Представь, что ты находишься в пустыне. И перед тобой огромный оазис. Ты изнываешь от жары и желаешь напиться. Но есть нюанс — ты можешь зачерпывать из оазиса только одну горсть воды раз, ну, к примеру, в три часа. Хватит ли тебе этого? — Нет, — однозначно высказался я. — Именно. Не хватит. Если ты будешь сидеть на солнце. Или бегать по пустыне. Рано или поздно ты просто упадёшь на песок, лишившись влаги в теле. Но вот если ты сядешь куда-нибудь в тень и не будешь двигаться, то ты вполне можешь продержаться довольно долгое время. Однако как только тебе взбредёт в голову пробежаться по раскалённому песку под палящим солнцем… Ты и сам понимаешь. — Да. Ясно. Проще говоря, я смогу довольно долгое время удерживать себя в состоянии шока без жизненных сил, не теряя сознания и не травмируясь. Сделать же мне нужно… — Садишься в удобную позу так, чтобы конечности не затекали. Большая часть твоих жизненных сил за исключением сердца, печени и мозга сконцентрирована в крови. Проще говоря, ток крови напрямую связан с током праны, хотя это и не одно и тоже. После ты должен начать замедлять ток праны. Тело должно быть расслабленно. Сил необходимо тратить как можно меньше. Голова должна быть очищена от мыслей. Всё, что ты должен контролировать — это ток жизненной энергии и время. Больше тебе ничего не нужно. Ни о чём не думай, ничем не занимай голову. Никак не напрягай тело. Чем меньше тебе будет нужна прана, тем слабее тебе будет необходим её ток. И тем больше ты её получишь в будущем. Твой объём жизненных сил сейчас едва перешёл ту границу, после которой такой метод эффективен. Но всё же перешёл. Справишься — получишь быстрый рост. Не справишься — будем заниматься с тобой иначе. — И сколько мне так медитировать? — уточнил я. — Долго. Восемь часов. Десять часов. Потом сытный обед и передашь прану этой огненнозадой макаке, — Шак’чи, услышав такое про себя, возмущённо проявился в реальности и вспыхнул, но тут же поспешил снова дематериализоваться, получив от Абтармахана кулаком в грудь. Видимо, с Адаалат-ка-Джаду он связываться опасался. — После до времени сна будешь держать ток праны чуть ускоренным, перед сном соберёшь магическую энергию, как ты это умеешь… А завтра с утра по новой, — Абтармахан восстанавливал ману несколько иным образом, нежели классическая медитация, хотя этот метод в Храме был известен, но не особо популярен. Так что это его «как ты умеешь» было вполне нормальным. — Всё. Приступай. — А тренировки тела и прочее… — уточнил я на всякий случай. — Ими тоже займёмся. Но сейчас более эффективным будет этот вариант. Ты изменился за время своего путешествия к нагам. У тебя поменялся характер… Немного. И, судя по всему, ты научился выделять ту часть жизненной силы, которую твой организм может восстанавливать. Методы физического развития и траты праны направлены именно на это. Трата праны есть её потеря. Уменьшение количества жизненных сил ведёт к их недостатку. Замедление тока энергии жизни суть есть неэффективное её использование. И тоже ведёт к её недостатку. Первая практика направлена на то, чтобы научить вставшего на этот путь эффективно использовать свою жизненную силу и найти тот её объём, который минимально необходим телу для поддержания собственной жизни. — Та часть праны, которую мы можем восстановить, — понятливо кивнул я. — Да. Второй метод позволяет ослабить собственный ток жизненных сил многократно больше. Для сравнения, какую часть праны ты можешь потратить с возможностью дальнейшего восстановления? — Предельно? Думаю, около половины моего текущего объёма. Но реально — меньше. Я загнусь раньше. — Да. Это повлечёт ослабление потока жизненной силы вдвое. А вот замедлить его можно вплоть до пяти-шести раз. Тоже предельно. И тело умирать не начнёт, потому что первым делом в случае, если ты доведёшь себя до начала необратимых процессов, станет практически невозможно удерживать такой слабый поток энергии. И он вернётся в норму. Самым простым случаем будет потеря сознания. После чего твой организм внезапно обнаружит, что он умирал от жажды посреди пресноводного озера. И всё вернётся в норму. — Понял. Но ты говорил, что если слишком сильно ослабить ток, то можно впасть в кому и умереть? — Я постараюсь проследить за этим. Но эта проблема возникает при малом количестве жизненных сил. Именно поэтому их следует увеличить любым способом прежде, чем практиковать такие техники. — Понял. А дальнейшее развитие у таких методов есть? — с интересом спросил я. — Да. То, что практиковал и будешь сейчас практиковать ты, является начальными практиками, которые используют аколиты и некоторые сатьяны. Тот, кто желает преодолеть свой предел и стать брахманом должен сойти с привычных путей на гораздо более опасные тропы. В частности — опуститься на уровень жизненных сил ниже критического. — Разве человек после этого не начинает умирать? — удивился я. — Кажется, ты говорил в прошлом, что можно тратить только небольшие объёмы праны, а если потратить больше, то восполнить их уже не получится, из-за чего начнётся старение и разрушение физического тела? — Именно так. Если только не поддерживать большое ускорение тока жизненной энергии и не использовать более серьёзные практики. Чем быстрее ток жизни в тебе, тем ниже критическое значение для организма. В частности, это, как я уже говорил, путь к эффективности использования. — Дошло! — довольно отметил я. Получается, брахманы не просто обладают большими объёмами праны, но ещё и эффективнее могут её использовать. Просто для сравнения, если какой-нибудь сатьян будет иметь в районе полутора тысяч единиц, то он сможет, к примеру, «пустить в дело» в районе восьмисот-девятиот. Если тратить оставшиеся пятьсот, то можно попросту умереть. А вот брахман, обладая, к примеру, объёмами в тысячи четыре, сумеет применять не три с половиной, а куда больше, оставляя в критическом состоянии для поддержания жизнедеятельности всего в районе двухсот-трёхсот единиц. Это при том, что минимально необходимое количество жизненной силы при нормальной скорости её тока так-то постоянно слегка возрастает при увеличении общего объёма. Помимо прочего, у брахманов больше маны, опыта, они как-то могут объединять обе энергии… Короче, комбинация этих умений и качеств и отличает сатьяна от брахмана. Логично, в общем-то. В Шумере не так уж и сложно стать мастером. Чтобы стать магистром, нужно сделать примерно то же самое: создать новое заклинание. Только уровень требуется немного другой. Заклинание на звание магистра предполагает нечто совершенно иное, нежели поделку на мастера. Это помимо необходимости представить на суд Гильдии тот или иной исследовательский труд соответствующего ранга. Плюс требование платы вступительного взноса и ещё несколько нюансов. Новый уровень: 192 Лекция Абтармахана оседала в моей виртуальной книге, капая частичками опыта. Потихоньку он добил тот огрызок пустоты, который оставался до нового уровня. Совсем чуть-чуть ведь нужно было. Впрочем, этот уровень мне ни туда, ни сюда. Вложить очки сейчас некуда: я ведь накапливаю, чтобы вбухать их все в прану, как только достигну тысячи единиц. Разве что можно распределить десяток-другой по наиболее важным параметрам и местам, в которые можно вкладывать бесконечно вроде виртуальной книги, свободного места в которой даже сейчас не сказать, что много. Или можно вложить в ману. Вот уж чего много никогда не бывает. Только вот у меня сейчас всего тридцать шесть свободных очков. С учётом нового уровня. Это в пересчёте на прибавку к жизненной силе сто восемьдесят единиц. Не так уж много. Поэтому тратить их на ману сейчас нерационально. Хотя и придётся, если противостояние с эмушитами выльется во что-то достаточно серьёзное. Крохи маны мне не раз спасали жизнь. И лучше будет в этом случае перестраховаться: очки я и ещё накоплю, если буду живым. А мёртвому ни системная валюта, ни золото ни к чему. Хотя, мысли какие-то дурацкие. Рядом Абтармахан с Шивкамути. При такой поддержке даже архидемон не страшен… Хотя нет. Вспоминая Пазузу, полагаю, не стоит так опрометчиво говорить подобные глупости. Присев на землю, я облокотился о ствол рядом стоящего дерева. Вытянув руки, уместил их на коленях и расслабился. Голова упала на грудь. Понимая, что от меня требуется, поначалу я замедлил дыхание, начал постепенно избавляться от витающих в голове мыслей. Это не было так уж сложно: практики сосредоточения и рассредоточения привычны для магов. Как и медитации, хотя они и несколько другого плана. Дальше я, сосредоточившись, начал медленно замедлять ток жизненной энергии. Частично её крупные маршруты повторяли кровеносную систему тела, хотя нисколько не ограничивались ей. Нити тока праны пронизывают всю форму физической оболочки, ведь второе начало человека, фактически, связывает первое начало со всеми остальными. Разрушь его — получится нежить в лучшем случае. Скорее всего просто наступит обыкновенная смерть. Тем не менее, остальные нити тока праны очень тонкие. Их вообще можно ощутить только из-за их невообразимого количества. Но больше двадцати процентов жизненной энергии сосредоточено в крови и течёт сообразно кровеносной системе. Собственно, оттого вампиры и любят так именно эту рубиновую жидкость. В ней мало того, что много жизненной силы, которую столь страстно желает получить любая нежить, хоть сколько-нибудь отличная от тупого безмозглого костяного болванчика, так ведь из крови её ещё и извлечь проще всего. Поэтому, кстати, она применяется во многих ритуалах. В отличие от сердца, мозга, печени и позвоночника, где концентрируется суммарно ещё около шестидесяти процентов жизненных сил. Они вместе с кровью это четыре пятых всей жизненной силы человека и большинства известных существ. Ещё около десятой части распределены по костям, почкам. Около пяти процентов приходится на глаза и половые органы. И оставшиеся пять делятся по-разному у разных людей. Поначалу замедление потока праны похоже на медленный уход в сон. Если уменьшить скорость на десятую часть, то как раз и получится состояние, подобное сну. А вот дальше… Дальше организм начинает подавать сигналы в том, что происходит что-то не то. Начинает кидать то в холод, то в жар, как при серьёзной болезни. Но и это не предел. Когда замедление достигает полутора раз, начинается фантомная боль по всему телу. Не особо сильная, но очень яркая. Это природный предохранитель, долженствующий, судя по всему, заставить умирающего человека очнуться. Если же и он не работает, то тело начинает, фактически, медленно умирать. Ощущение страшное. И именно на нём я остановился, но сквозь вату в ушах полуотключившееся сознание сумело уловить отзвук голоса Абтармахана: — Дальше… Слышен он был приглушённо и очень плохо. Я сам мало что соображал. Но тем не менее, что именно нужно было делать, понимал. Это была словно бы установка в мозге, когда вроде бы не думаешь ни о чём, но понимаешь, что следует делать. Примерно так человек, хорошо знающий местность, даже не думает о том, куда повернуть и куда идти — просто идёт. Вот и я просто начал замедлять ток праны дальше. Следующие ощущения — пропал ход времени. Я не понял, что происходит и перестал даже подсознательно понимать, что и куда идёт. Всякое ощущение внешнего мира пропало. Кажется, я сумел замедлить ток праны до трёх раз. Это очень много. Но подобного понимания у меня в голове не было. Сознание зависло на тонкой нити над пропастью небытия. Я словно бы висел на этой тонюсенькой ниточке, а в руки мне давали всё больше и больше груза. Казалось бы — нить уже должна порваться. Но это не совсем так. Всё зависит от баланса. Даже на тонкой нити можно попробовать повесить значительного веса камень. Да, бесконечно увеличивать его вес нельзя, но если вешать с осторожностью, то можно поразиться, насколько тяжёлый груз способно выдержать невзрачное тоненькое переплетение волокон. Словно бы утопающий, едва-едва могущий зачерпывать ртом воздух с поверхности воды, я навешивал себе на ноги всё новый и новый груз. Сознание вообще не способно было работать. Я не просто ни о чём не думал: я и не мог ни о чём думать. Как только «вода» устаканивалась и «прекращала идти волнами», я снова погружался ещё капельку глубже терпеливо или, скорее, индифферентно ожидая когда смогу опуститься ещё на пару миллиметров. В конце концов я не рассчитал и ухнул в пропасть. «Нить» оборвалась, «вода» затопила лёгкие, погружая во тьму… —…да очнись ты, дурной шумер! — раздражённый голос доносился словно бы издалека. Впрочем, он сразу же стал чуть ближе, когда на голову вылилась ледяная вода. Она не заставила меня мгновенно вскочить. Сигналы от кожи лица до мозга доходили постепенно. Словно бы при глубоком сне. Вроде бы и льётся сверху что-то холодное, но всё равно… Глаза разлепились с неохотой. Кажется, я где-то секунды две тупо смотрел на солнце, пока не понял, что не привыкшие к свету очи вообще-то говоря сильно режет. Закрыл обратно. Абтармахан что-то говорил, но его слова сваливались в какую-то кашу в голове. Я с протяжным стоном перевернулся на бок, потом — на живот. Сверху вылилась ещё вода. Медленно поднявшись на четвереньки, я внезапно понял, что меня рвёт желчью и кровью. Впрочем, вкус тоже доходил до мозга с запозданием, так что рот, успевший набрать этой дряни, я догадался открыть пошире не сразу. Впрочем, потихоньку ощущения к телу начали возвращаться. Ещё одна порция холодной воды и вовсе привела в пусть и слегка заторможенное, но вполне вменяемое состояние. — Пришёл в себя? — уточнил Абтармахан, ожидающе смотревший на меня. На всё про всё мне потребовалось около десяти минут. Материализовать воду в руках получилось тоже только со второго раза: концентрация сорвалась. Тем не менее, я смог-таки прополоскать рот и умыться. Несмотря на то, что голова была мокрой, на неё, (особенно на лицо, которым я несколько раз ткнулся в землю) налипла куча мелких травинок и немного грязи. — Какх… Кха-кха… Кажется… — я вновь закашлялся. Горло слегка жгло и саднило от желчи. Вновь материализовав в руках воду, я сначала прополоскал горло, а потом, выплюнув старую порцию, сделал несколько глотков новой. Впрочем, результатом стали лишь новый спазм и рвота. Тем не менее, со второго раза, снова прополоскав рот и горло, я сумел сделать несколько глотков, удержав выпитое в себе, хотя внутренности ещё пару раз скручивало. — Всё, вы больше не нужны, — кивнул Абтармахан двум солдатам, наблюдавшим за всем этим. У них в руках было корыто с водой, из которого меня, кажется, и поливали. Вроде бы им таскали воду из ближайшего ручья, чтобы каждый мог подойти и напиться, не бегая к источнику. Бойцы, кивнув, потащили корыто назад к лагерю. Я же, наконец, смог распрямиться, хотя в ушах ещё слегка шумело. Глянув на статус, я даже не особо удивился, увидев прирост резерва праны в семь единиц. Результат нескольких дней обычных занятий, на минуточку. Только вот повторять это… — Чего стоишь? — приподнял брови Адаалат-ка-Джаду. — Грязный, мокрый, весь в траве и земле… Ты похож на уличное отребье, а не кудесника. Знаешь, ради чего мы, чародеи, идём на всё это? — он кивнул в сторону большой лужи с блевотиной. — Ради силы, — я снова закашлялся. — Именно. И ты сейчас тоже это делаешь ради силы. Ради развития. Так что нечего стоять в таком виде. Так, как ты выглядишь сейчас, чародей должен выглядеть только в двух случаях. Либо когда он занимается собственным ростом, либо когда он пытается притвориться уличной голытьбой. Хотя даже там люди редко настолько похожи на тебя сейчас. — Ты хочешь, чтобы я повторил прямо сейчас?.. — хрипло спрашиваю. — Я не хочу. Я говорю тебе: «Повторяй. Сейчас!» — Посмотри, в каком я состоянии. Это нормально? — уточняю. — Звон в ушах есть? — я кивнул. — Тогда разгони ток праны. Нужно дать организму слегка оправиться от первого шока. Да, вот так. Молодец. Хорошо держишь, — кивнул он, пристально вглядываясь в меня. Как он определял по одному взгляду на ауру ток праны — не ясно. Скорее всего никак. Он чувствовал её ещё каким-то образом. — Долго я просидел? — чувствуя себя всё лучше и лучше, спрашиваю. Постепенно я словно бы становился более объёмным, воспринимая мир шире. Это возвращалось моё недопредвидение, которое практически отключилось, пока мозг был настолько заторможен. — Около трёх часов. Нужно ещё хотя бы столько же. Лучше — столько же дважды. Я вижу, тебе уже лучше? В таком случае, давай повторим. Хотя нет. Стой. Пошли в другое место: от твоей блевотины воняет, — поморщился брахман. Два последующих погружения в себя посредством входа в лёгкую форму контролируемой комы стали крайне тяжёлыми. Организм, который, фактически, впадал в какой-то вариант анабиоза, затормаживая почти все процессы и практически умирая, последующих издевательств просто не выдерживал. Второй раз меня вернуть холодной водой назад не получилось. Абтармахан влил несколько капель своей праны, чтобы нормализовать моё состояние. Третья же медитация вообще прошла по его решению аккуратнее. Я замедлял ток праны всего вдвое, правда, слегка подкормив Шак’чи при этом. Надо ли говорить, что все «радости» обучения у Абтармахана после этих издевательств (за которыми следовала вторая подкормка обезьяна) вернулись в двойном размере? Испарина, регулярно текущая из носа кровь и несколько выпавших волос — это ещё полбеды. А вот периодически пропадающий слух и расфокусирующееся зрение, вернуть которое в нормальное состояние не представлялось возможным некоторое время — это уже куда как неприятнее. Всё это, разумеется, не учитывая жуткой слабости и усталости в мышцах, постоянное желание сгорбиться, лечь, болящую голову и периодические приступы рвоты, которые требовалось постоянно подавлять. Даже накопившиеся резервы в районе ещё семи единиц, добившие сегодняшний результат до суммарных четырнадцати совершенно не радовали: такими темпами я сдохну куда быстрее, чем достигну этой поганой планки в тысячу праны. К тому же, перед сном требовалось собрать маны. Много маны. Чтобы довести себя до магического опьянения и напитать ею Шак’чи. Обезьяну больше нужна жизненная сила. Ману он и сам мог бы набрать, но он привык, пока у меня была Шивкамути, много тратить и мало копить. А Абтармахан внезапно поддержал эту «замечательную» мысль: поддерживать его на прежних объёмах. Делать было нечего, приходилось собирать. Суммарно на всё у меня ушло больше двух часов, после чего я без сил завалился спать полностью опустошённым. Мысль о том, что такая гонка с собственными психическими и физическими возможностями продлится ещё четыре дня, меня совершенно не радовала. Впрочем, было некоторое приятное чувство от осознания того, что этих дней будет всего четыре. Помнится, я думал, что в мирное время тысяча единиц покорилась бы мне за год-полгода? Ага, как же! Абтармахан обладал удивительной возможностью ускорять обучение в разы. Если бы был долгий мирный период, то он бы справился со мной за месяц, я полагаю. Максимум — за полтора. Только вот к концу этого срока я бы мог вполне себе сойти с ума. Наверное. Или нет. Он же тоже должен понимать это? Должен же?.. *** — Верховный? — я был настолько уставшим, что даже удивляться не мог. На четвёртый день, когда я был освобождён Абтармаханом после первой утренней медитации, чтобы восстановиться, ко мне спустился крылатый демон. Я в то время прогуливался по отдалённой территории около одного ручья. Один раз даже встретились шестеро зомби эмушитов. Шесть зомби, шесть ударов вспыхнувшим в руках яростным пламенем посоха. Шесть обычных обожженных трупов. Они даже не сумели отвлечь меня от моих мыслей. Демона я тоже хотел убить, но он успел показать массивный медальон, выполненный в виде знака Гильдии Шестидесяти Знаний. Смешно и неуклюже подбежав к ручью, он, переваливаясь с ноги на ногу стал своими мерзкими перепончатыми лапками сгонять воду на берег. Она не впитывалась в землю, а застывала, образуя подобие эдакого зеркала, в котором постепенно проступали изображения, контуры, сложившиеся в лицо, которое я не сразу узнал: Менгске. Верховный маг Шумера. — Ты всё ещё жив, — вместо ответа проскрипел архимаг. — Да, — пожимаю плечами. — Повелитель?! — слегка удивлённо воскликнув, я поклонился. Не сильно. Просто обозначил поклон. Наличие рядом с Менгске Императора меня несколько обескуражило, несмотря на усталость. — Неважно выглядишь, мастер, — заметил правитель. — Ты переболел чёрной желтянкой? — Эм… Чёрная желтянка, повелитель? — не понял я. — Это болезнь, которая иногда проявляет себя. Особенно на магах, — проскрипел Менгске, скривившись так, словно ему сам Халай парашу в глотку суёт. Верховный вообще выглядел довольно отталкивающе. Я даже слегка сочувствую его наложницам. У него их, кажется, много. Бедные женщины… Хотя, с другой стороны, живут они точно лучше подавляющего большинства населения Империи. Голодные или не имеющие другого достатка наложницы Верховному магу, архимагу, бывшему придворному магу Императора иметь просто не престижно. Хотя чёрт его знает. Может он их от скуки любит пытать или со стен сбрасывать? Обычных рабов точно любит. Это известно наверняка. — Твой знакомый Креол не так давно перенёс её. Судя по нашим исследованиям, она осталась после войны с куклусами. Очень трудно лечится. Хорошие целители и благословение богов через жрецов — самые доступные способы. В Гильдии сейчас подбирают рецепт снадобий и лекарств. Полагаю, тот, кто сможет с ней справиться максимально доступным, простым и дешёвым способом получит звание магистра. — Ну, это пока не ко мне, — в слегка шутливом жесте приподнимаю руки. — Разумеется, — Менгске воспринял мои слова, как должное. — Магистр моложе шестидесяти — это вопиющее недоразумение. — Конечно, Верховный, — мысленно я аж скривился. — Я полагаю, вы не просто так связались со мной? Вряд ли у правнука могучего Шамаша и Верховного мага Империи есть так много времени, которое можно потратить на разговор с путешествующим в далёких землях простым мастером, — слегка развожу руками. — Ты ближе к Шумеру, чем думаешь, «простой мастер», — фыркнул Менгске, сильно озадачив и насторожив этой фразой. — В каком смысле? — интересуюсь. — Пока ни в каком, — в разговор вмешался Император. — Ты сейчас находишься в землях восточного полуострова, маг? Землях, чей берег лежат за морем востока, которое начинается за большим проливом? — мысленно прикинув названия, я кивнул. Спохватившись, ответил голосом: кивками с Императорами не общаются. — Да, повелитель. — Что там сейчас происходит? — сосредоточенно спросил Верховный. — Мы слышали, что намечается какая-то война. Что некие некроманты тамошних земель собирают силы? — Гм… Ваши данные устарели примерно на год, Верховный, — огорошил их я. — Силы уже давно собраны, война уже давно идёт. Кто выигрывает — пока не ясно. Я же отправлял послание в Гильдию около полугода назад или что-то типа того, не так ли? Послание в Гильдию я действительно отправил по просьбе Имхотепа ещё до моего посольства к нагам. Было это не полгода назад, а слегка поменьше, наверное, но тем не менее. — Да, но мы даже не предполагали, что события закрутятся с такой скоростью. Опиши силы сторон. Насколько нам известно, в этом противостоянии участвуют посланники повелителя Та-Кемет? — Да. Тут есть их жрецы и отряд меджайя, но не в слишком большом количестве. Касательно же сил, то численность с обеих сторон очень значительная. Сражаются местная главенствующая держава: Бхопаларское Царство. Некроманты, о которых вы говорите, на противоположной стороне. Некроманты они такие себе. Дикари с множеством шаманов. Предел самых сильных из них — около полусотни восставших миньонов. Самое мощное, что им доступно — это дошаны. Что-то вроде примитивных туповатых личей, способных использовать несколько простых проклятий и бить стрелами смерти. Неприятно, но ничего особенного. Объём сил примерно как у среднего мастера. Интеллект и разнообразие умений незначительны. Численность никакая: это вершина местной некромантии, требующая жертвы сильного шамана. Насколько я понял, на это отправляют в основном стариков. Численность самих дикарей значительна. Число их воинов я бы оценил тысяч в двенадцать, но вооружение отвратительно, как и умение сражаться. Строй держать они не умеют. Даже не знают, что это такое. Оружие используют в основном деревянное или из кости… Сейчас же ситуация очень неоднозначная. Эти дикари как-то сумели поднять огромное количество мертвецов. Качество, правда, всё такое же отвратительное. Да и контролируют они их так себе. — Огромное — это сколько? — нахмурился Менгске. — Много. Я бы оценил тысяч в десять. Может — пятнадцать. — Как кучка дикарей, которые, как ты говоришь, не слишком опасные некроманты, могла поднять армию, которую все повелители мёртвых Империи с трудом смогли бы потянуть? — приподнял бровь Верховный. Император молча слушал. — Их поделки сильно отличаются от работы наших некромантов. Качество отвратительное, так что некроманты Шумера явно сделали бы что-то получше. Касательно же количества, то я не знаю. Они бросили свои земли, могилы своих предков, которых очень почитают. Места своих поклонений и обрядов. И ушли в соседнюю страну, которую, судя по всему, полностью опустошили и уничтожили. Из трупов местных жителей как раз и поднимаются эти поделки на зомби. Если идти дальше вглубь их новых территорий, то там встречаются и поднятые животные. Бхопалар готовится на днях перейти в наступление, посланники фараона всячески поддерживают эту идею. Могу я узнать, почему вы интересуетесь происходящим на другом краю света? — Нет, не можешь. И места, где ты сейчас находишься, далеко не другой край света. Другой край — это Праквантеш. Что же… Кто на стороне этого… Бгопра… Бгор… — Бхопалара, — поправил внимательно слушающий Энмеркар. — Местные маги, посланники фараона, я, — пожимаю плечами. — Ещё воины. Есть довольно опасные бойцы, которые являются контролируемыми одержимыми. Не уступают твоей гвардии, повелитель. И не уступают меджайя. Даже превосходят, я бы сказал. Суммарно таких в армии около шестисот, насколько я знаю, — Император кивнул, показывая, что внимательно слушает. — Обычных воинов около восьми тысяч. Это я про ополчение, которое имеет какое-то нормальное вооружение и умеет сражаться. Помимо них есть ещё примерно тысяч пять-шесть солдат попроще: новобранцы без боевого опыта и хорошего оружия. — Серьёзная армия. — Какова сила местных магов? — тут же спросил Менгске. — Большинство на уровне наших подмастерьев. Есть около полутора сотен тех, кто в Империи сошёл бы за мастера. И несколько тех, кто мог бы претендовать у нас на звание магистра. — Архимаги?.. — Глава местной гильдии мог бы считаться архимагом, хотя, безусловно, не таким могущественным, как вы или другие архимаги Империи, Верховный, — это даже лестью не было. Гуру был очень силён, но в Шумере он бы потянул на только-только достигшего своего звания архимага. — Однако тут практически каждый маг умеет сражаться и довольно опасен, — закончил я. И это тоже было правдой. Мало какой храмовник вообще ничего не мог противопоставить противнику в бою. И все они за счёт концентрации на внутреннем развитии хоть и не могли сжигать всё вокруг, заливая огнём, но вполне могли прикончить такого вот «заливайщика», ибо местных сатьянов ещё попробуй сожги или заморозь. Защита хорошая, а нападение и того лучше. Другое дело, что против массового противника многие из них сражаться долго не способны. Но вот один на один храмовники весьма опасны. — Мог бы? — Он несколько ослаб в последнее время, — пожимаю плечами. — Ясно. Возможно, мы постараемся связаться с тобой позже ещё раз. Через месяц-другой. — Конечно, Верховный, повелитель, — последнему небольшой поклон. Изображение резко рассыпалось мириадами капель, которые впитались в землю. Стоявший до того неподвижно демон мерзко каркнул и, резко оттолкнувшись от земли, быстро-быстро полетел куда-то в южном направлении. И что это сейчас было? Что могло заинтересовать Императора в этих землях? Ну, кроме Шивкамути? Ведь про жемчужины они даже наводящих вопросов не задавали. Странные дела творятся нынче под взором могучего Шамаша. Пятый день ничем не отличался от предыдущих. Абтармахан уже на третьи сутки перешёл на режим трёх медитаций с полным, так сказать, погружением, не делая на последнюю, третью, послаблений. Единственное отличие в пятые сутки было в том, что он заставил меня медитировать всего два раза, но куда более продолжительное время: по шесть часов соответственно. В тот раз я чувствовал себя настолько ужасно, что брахман, глядя на всё это, даже не заставил меня напитывать Шак’чи: обезьян в кои-то веки вновь был подкормлен напрямую из Шивкамути. Итоги ужасных тренировок на износ были впечатляющими не меньше, чем сами тренировки: я достиг восьмисот семидесяти четырёх единиц праны. И практически достиг нового уровня, заполнив шкалу опыта на три четверти. По словам Абтармахана, рост праны в пассивном режиме без шоковых медитаций будет продолжаться ещё какое-то время, но довольно медленно. Однако наши занятия с выступлением передового отряда не закончились: они просто перетекли в другую форму. Посох из белого дерева уже давно почернел и обуглился, став несколько тоньше, но вспыхивал он всё так же ярко, немного увеличивая теперь толщину. И именно с этим посохом я занимался на привалах с Шак‘чи под приглядом Абтармахана. Ни минуты покоя. Отдых телу давался очень небольшой. Там, где у других было десять минут, у меня оставалось вдвое меньше. Там, где мы останавливались на час, мне давалась брахманом едва ли треть от этого времени. При этом большую его часть я тратил на еду. Фактически, приходилось постоянно поддерживать ускоренный ток праны, чтобы не уставать. А на привалах и вовсе концентрироваться и ускоряться максимально, чтобы отдохнуть. Обезьян же, проявляясь в реальности, и вовсе изводил меня своими хитрыми уловками и ударами: своим посохом он владел куда лучше меня, а за время прошлых тренировок с ним я не успел многому научиться. И тут надо заметить, что во время наших прошлых с ним тренировок под руководством Абтармахана Шак’чи ещё щадил меня. Сейчас же в нём и те остатки жалости пропали. Он использовал самые неожиданные и подлые приёмы, которые от этого не теряли своей эффективности. Например, он любил своей лапой поддеть землю или песок и метко бросить мне в лицо перед ударом. Сам я так сделать не мог: он же дух. Что ему будет с этого песка в глазах? Или, к примеру, он приучил меня ранее к тому, чтобы я подпрыгивал, если не успевал блокировать его удар по ногам. И это работало. А потом внезапно оказалось, что обезьян ловко может дёрнуть меня за ногу своим хвостом, которого я совершенно не ожидаю. Мало того, что он как бы огненный, отчего оставляет на коже ожоги и портит одежду, благо, я тренируюсь только в одном конкретном комплекте, уже превратившимся в лохмотья, так ведь Шак’чи совершенно на этом не останавливался, добавляя сверху своим посохом тычок в бок или в лицо. Правда, тут обезьян свою силу сдерживал. Но не от любви ко мне, а от понимания, что если он сломает мне рёбра или нос, то я наложу на себя исцеления и займусь до следующего дня скучными медитациями. А так он прекрасно может лупить меня аж до самого вечера, а потом ещё и получить дозу моих же праны и маны. Правильно Абтармахан называет его поганой макакой… *** — А ты не слишком с ним, головешка? — Брафкасап говорил тихо, чтобы только старый соперник мог слышать. — Нормально. — Так изводил себя в своё время только ты сам. — Ты тренировался примерно так же, ледышка. — Я хотел стать Адаалат-ка-Джаду. Нормальные люди так даже над учениками не издеваются. Разве что над джунуюдха. Только тех не заставляют уходить в глубокие медитации — только ускорять ток жизни. — Я не имел раньше учеников. И раз уже все знают, что этот шумер учится у меня, то и учиться он должен быстрее других. Это престиж. — Ты гоняешь его так из-за престижа? — Ну, он же выдерживает, — брахман пожал плечами. — Если выдерживает, значит нагрузка нормальная. *** — Как-то ты злобно выглядишь, — фыркнул придворный маг на пятый день пути. — Я нормально выгляжу! — Да? — Ледяной Ящер Брафкасап со мной почти не общался. Но в бою он был очень впечатляющ. Собственно, большинству воинов и магов даже сражаться-то особо не приходилось. Только если встречались небольшие группы мертвецов. Если группы были крупные, то есть, хотя бы от полусотни ходячих трупов, то либо Абтармахан, либо Брафкасап обращались своей формой Огненной Кобры или Ледяного Ящера. Дальше начиналось великое противостояние муравьёв и муравьеда. Побеждали далеко не муравьи. — Как по мне, то краше в могилу кладут. — Потому что мёртвые успевают выспаться перед гробом, — фыркаю. — Вот и сам выспишься перед гробом, — отрезал Абтармахан. — А пока что учись, чтобы не попасть в него раньше времени. — Если бой будет настолько тяжёлым, что появится такая угроза, то я начну телепортироваться, — буркаю. — Да-да, конечно, — возвёл ка-Джаду глаза к небу. — И никакой враг тебя не догонит. — Вот именно. Если телепортироваться в бою, то уследить за мной на порядок сложнее. Так можно одолеть даже более сильного противника. — Мы однозначно должны сразиться после войны, — заметил Брафкасап. — Уследить сложнее, значит? Труднее одолеть? — задумчиво глянул на меня Абтармахан. — Ну да, а что? — не понял я. — Ничего, забудь, — он махнул рукой. Забыть — так забыть. Я просто пожал плечами. — Впереди крупные силы, — воин, один из немногих конных, прискакал из-за поворота старой дороги. Ещё недавно здесь ходили подданные Похалая, потом прошли эмушиты. А теперь вот идём мы. А за нами основная армия с разницей в пару дней. — Около полутора тысяч. Среди них немёртвые животные. — Кто? — тут же спросил ка-Джаду. — Я видел тигров и обезьян. — Дошаны? — Один точно есть, — даже не задумываясь сказал он. — То есть около десятка, — тут же выдал Брафкасап. — Если разведчик видел одного, то на тысячу их может быть и десяток… Они вооружены, или как обычно? — Копья точно есть. Эмушитские. — Обожженные палки или костяной наконечник… Ещё что-то? — Они стоят отдельными отрядами, — чуть помедлив, отозвался разведчик. Остальные четверо, вернувшиеся с ним, не вмешивались в разговор. — Справимся? — Брафкасап не просто так спрашивал. В Похалайском царстве бродит огромное количество мертвецов. Полторы тысячи — это хорошо если десятая часть. Плюс — немёртвые животные. Где-то неподалёку может находиться армия и втрое большей численности. Раз враг стоит отрядами, то его хорошо контролируют некроманты. В таком случае, нас могут просто заманивать огромным, но посильным нам числом врагов, чтобы, когда мы вступим в бой и увязнем, прижать и не дать сбежать. — У меня Шивкамути, — Абтармахан что-то прикинул в голове. — Об этом знаю я, знаешь ты, знает Тиглат. Наверняка кто-то в нашем отряде догадывается. И ещё об этом в курсе гуру, Солнцеликий и… — В принципе всё. Если это ловушка, то она рассчитана в первую очередь чтобы уничтожить наш отряд. Мы уже достаточно идём по этим землям. До самого Похалая ещё дней двенадцать. Об армии они наверняка уже знают. В нашем отряде слабых нет. Особенно мы с тобой. Отдельно нас убить проще, чем внутри армии. На это выродкам Эмуши и десяти тысяч мертвецов не жалко будет: мы всё равно больше накрошим… Но вот о жемчужине они вряд ли знают. Обманка у гуру должна отвлечь их шпионов, если такие есть в армии. — Если это ловушка, то удав, который захотел заглотить поросёнка, внезапно может понять, что пытается съесть слона… Не уверен, что же делать… — Решать надо быстро: либо отступаем назад, либо вступаем в бой и уничтожаем этих осквернённых тварей. — Тиглат, — Абтармахан повернулся ко мне. — Во время боя держи меня в поле зрения. Если к ним прибудет подкрепление, постарайся держаться рядом со мной. Много сил не расходуй. Если что… Ты должен вытащить как можно больше наших и как можно дальше. В крайнем случае — спасти Шивкамути. Всё понял? — Да, — кивнул я. — Хорошо. Тогда подождём их здесь и передохнём. Эй! Ставьте телеги полукругом! — приказал он. Завязалась быстрая работа. Вокруг были только храмовники, трое жрецов, джунуюдха и восемь меджайя, которые больше, конечно, охраняли жрецов. Сами жрецы помогали строить укрепление, вытаскивая перед поставленными на бок телегами землю телекинезом и продолжая с её помощью хлипенькое подобие стены. Когда из-за поворота за деревья показались первые мертвецы, бывшие в основном полуразложившимися тиграми и обезьянами (нередко сидящими на тиграх верхом), у нас уже был готов защищённый периметр. Правда, высота защиты нигде полутора метров не превышала, но тем не менее. Сами жрецы, окружённые меджайя, сели медитировать прямо в центре. И это правильно: египтяне хорошо потрудились. Воины с распределившимися меж ними храмовниками заняли наспех сделанные укрепления. Немногочисленных коней разведчиков и тягловых животных для телег привязали тоже в центре. За время пути (да и, собственно, до отправления) все они уже успели привыкнуть к нежити, но всё равно вздрагивали и немного нервничали, когда та была поблизости. Сами мертвецы тоже вперёд не кинулись, подтверждая гипотезу о том, что кто-то хорошо их контролирует. И сейчас этот кто-то очень внимательно смотрел на наши укрепления через своих немёртвых слуг. Мы тоже спокойно смотрели. Никто не нападал. Жрецы вставали один за другим и начинали продолжать создавать ров и накладывать земляной вал. Те, кто контролировал нежить, от такой наглости, кажется, опешили. Во всяком случае сложно объяснить, почему не мёртвые животные решили кинуться в атаку. Закончилось это предсказуемо: даже заклинания обычных храмовников, которые не слишком сильны в бою на дальние дистанции, просто уничтожили большую часть нежити. То, что не было уничтожено, было сильно повреждено. Особенно убойными были материализовавшиеся ненадолго всякие огромные пасти, полуматериальные чудовищных размеров лапы и когти. Несколько мелких обезьянок сумели, оттолкнувшись от спин разрываемых на части тигров, пролететь внутрь укреплений, но такая тварюшка даже против обычного ребёнка старше лет семи ничего сделать не может, что уж говорить про меджайя и джунуюдха? Так что сменяющие теперь друг друга жрецы спокойно продолжили укреплять наши позиции под злобными взглядами полуразложившихся сухих глаз немногих оставшихся мертвецов. Вскоре прибыли и основные силы, которые… Не напали. Вместо этого держащие довольно неплохой для мертвых марионеток строй зомби стали окружать нашу маленькую крепость. Не сплошной стеной, нет. Они просто располагали свои отряды примерно вокруг лагеря, чтобы не дать нам уйти никаким образом. — Ловушка, как мы и думали, — кивнул Брафкасап. А вот дальше мертвецы начали делать довольно нестандартные вещи. Среди них были те, кто тащил огромные плетёные корзины, доверху наполненные небольшими булыжниками. Мёртвые имеют большую силу, нежели живые, несмотря на худшую координацию движений. И главное — по мёртвым бесполезно стрелять из луков, к примеру. Просто потому что им хоть одна, хоть десять вонзившихся стрел: урон небольшой. В них можно только запускать камни. Большие. А вот они могут такими булыжниками закидывать достаточно далёкую цель. В частности — нас. Не сказал бы, что поток камней обрушился сплошным градом. Но летели они довольно часто и были на такой скорости крайне опасными. Мне пришлось использовать соответствующий доспех. Щит не подходил, так как прилететь могло и сзади, и спереди. Впрочем, тот доспех, который использовал я, был примитивной версией. Довольно старое заклинание, которым в Шумере мало кто пользуется. Обычно в доспех вкладывается какой-то объём маны, и заклинание работает, пока не истончится. А этот вариант имеет куда худший кпд, но зато ману берёт у пользователя в небольших количествах постоянно. Штука полезная исключительно чтобы прикрывать от случайных редких попаданий. Как в моём случае. Камни-то летели не сказать, что редко, но даром я что ли спустил столько очков на предвидение? Уворачивался почти ото всех. В основном прилетало сзади, когда я не успевал среагировать даже заранее, вот тогда-то этот древний вариант доспеха и спасал. Другое дело, что обычно его даже в подходящей ситуации не применишь: там только текст заклинания чуть ли не на полторы минуты прочтения. Сбиться проще простого. Но в схватках с обычной нежитью я как бы и не планировал получать хоть какой-то урон, поэтому заготовил эти чары заранее, чтобы случайные попадания не сносили личных защит. Пока что враги никого даже задеть не смогли. Какими бы тяжёлыми ни были камни, летели они в магов, меджайя и джунуюдха. Все они либо уворачивались, либо вообще отбивали подобные снаряды. Но долго такой обстрел продолжаться не мог: нас банально изматывали перед схваткой. И расслабляли. Как можно расслабить обстрелом камнями размером с полкулака взрослого человека? Очень просто. Когда с неба сыпятся камни, как-то уже не очень ожидаешь, что сейчас в тебя прилетит стрела смерти. Грубая подделка, конечно. С шумерским или греческим вариантом не сравнить. Но какая разница врагам, если их стрелы убивают не хуже? Мы все забыли про дошанов. А вот тот, кто управлял боем, не забыл. И начал их использовать. Так уж получилось, что одна из первых стрел ударила в меня. Она была настолько неожиданной, что даже увидев зеленоватую вспышку краем зрения за полсекунды до того, как это произошло в реальности, я всё равно не смог отклониться. Отчасти это связано с не слишком плотным, но всё же наличествующим строем джунуюдха рядом со мной, благо, их было семь десятков в нашем отряде. Огромная сила. К счастью, я не ходил в этом походе без минимум двух личных защит. Одну-то мне и снесло, заодно слегка отбросив. Эмушитские поделки я называю грубыми не просто так. Стрела смерти — ювелирное заклинание магов смерти и, чуть реже, некромантов. Очень точная, красивая, а главное — эффективная. Против неё не помогает большинство щитов и доспехов других школ. Не так много магов заранее носят в «постоянном резерве» некротические защитные заклинания. А кроме них, собственно, помочь могут всего пара типов щитов. К примеру, огненный доспех вполне может помочь не только против заклинаний холода, но и против водяных чар, а ещё — помочь выдержать разреженное пламя. Огненную стрелу останавливают обычно чем-то ледяным, но вот чтобы пройти через горящий лес, вовсе не обязательно использовать именно ледяной доспех. Огненный тоже подойдёт. Точно так же против водяной стрелы, к примеру, вполне может подойти что-то против кинетических атак. Доспех Ану не предназначен, вообще говоря, для остановки крупных камней или копья, он больше от всяких там клыков и прочего. Но он вполне в состоянии замедлить и ослабить и мощный удар. А вот против стрелы смерти непрофильные заклинания защиты не помогают. Именно поэтому весь смысл этого замечательного атакующего заклинания быть выпущенным с максимальной скоростью и доставить свою смертоносную начинку к цели как можно точнее. Чем отличается эмушитский вариант? Он очень энергозатратный, не такой быстрый, куда более заметный. И, главное, обладает мощным импульсом. Не в смысле быстро летит, а в смысле — больно бьёт и толкает. Эти удары гнилоруких недоличей-дошанов не просто бьют сконцентрированной силой смерти, но ещё и врезаются как пара хороших больших дротиков. Вроде бы это и хорошо, ведь поражающая сила больше? Только, судя по тому, что я видел и вижу, какая-нибудь ледяная стрела вместе со стрелой смерти из шумерской школы маны вместе потратят меньше процентов на двадцать, чем одна эта несчастная стрела дошанов. И удар пусть и неприятный, но если попадёт в обычный деревянный щит, то не повредит. А нормальный маг должен первым делом что-нибудь кинетическое на себя навесить. Местные же храмовники и вовсе труднопробиваемы в этом плане. Они и телами обладают крайне крепкими, и регенерацией повышенной. Собственно, из-за этой особенности дошанских стрел смерти, мой кинетический доспех перегрузился и слетел, а личная защита поглотила сам заряд. Меня только слегка тряхнуло и покачнуло, не более. Как только полетели ядовито-зелёные сгустки, Абтармахан перепрыгнул стену и молнией метнулся к вражескому строю. Его было хорошо видно. Он не принимал пока свою форму Кобры, но тело у него покрылось огнём, а скорость была огромна: раза в четыре быстрее бегущего взрослого человека. С противоположной стороны лагеря, обернувшись, я увидел похожую картину, только Брафкасап не медлил, а сразу принял форму Ледяного Ящера, развив в ней просто ужасающую скорость. Я как-то видел бегущего крокодила. Зрелище не для слабонервных. Эта с виду неуклюжая тварь может развивать огромную скорость. Брафкасап сейчас чем-то её напоминал, только был ещё быстрее. А когда он ворвался в строй мёртвых, то просто вспыхнул светло-синим. Через секунду, проморгавшись, я увидел промороженных врагов, многие из которых замёрзли лишь частично, что, в общем-то, не мешало Брафкасапу буквально сметать мертвецов целыми шеренгами. Что с него, что с обратившегося Коброй и занимающегося чем-то похожим Абтармахана стрелы смерти эмушитов просто слетали, разбиваясь о ледяную или огненную проявившуся кожу, своим рисунком похожую на чешую. Пока два брахмана буйствовали, остальные просто копили силы. Воины прикрывали чародеев, те же изредка огрызались во врага. Абтармахан и Брафкасап сметали мертвецов десятками, мы же сосредоточились на врагах более опасных — дошанах. Стоило хоть кому-то из этих тварей показаться и выделиться среди толпы себе подобных, как в него тут же летело несколько магических снарядов. Я не бил чем-то крупным или масштабным: силы нужно было экономить. Вместо этого во всех немёртвых недоличей срывались целые небольшие серии из лезвий ветра, которые я за время своих странствий отработал до такого уровня, что мог создавать обычным взмахом руки. Вместе с простыми воздушными заклинаниями летели вперёд и огненные стрелы. Их я заготовил порядочно: больше двенадцати штук. На одного дошана требовалось одно попадание, чтобы сильно повредить. Из-за расстояния попасть было не так-то и просто, поэтому в основном я мазал. Но точно могу сказать, что трое были на моём счету. «Грандиозное сражение», каким бы оно ни казалось страшным, потихоньку заканчивалось. Буйство двух монстров-брахманов сложно пережить даже полутора тысячам мертвецов. Если бы те имели возможность зажать монструозные фигуры ящера или змея, то ещё куда ни шло, но в данном случае оба брахмана сражались лишь с ограниченным количеством противников, вынужденных держать лагерь в кольце. Несколько десятков джунуюдха, разбившись по отрядам, вышли из-за укреплений и отправились добивать уже сильно разреженных противников. — Это было просто, — фыркнул стоявший недалеко от меня сатьян. Молодой, кстати: лет тридцать пять, наверное. Не особо сильный, но достигнув в таком возрасте своего звания, он стал претендентом на вступление в Совет Коллоннады. Лет через тридцать, наверное. — Не спеши, — машинально отзываюсь. Во-первых, потери всё же были: дошаны убили не меньше полутора десятков человек. Во-вторых, камни, которые кидали мертвецы, всё же по кому-то попадали. Не смертельно, но могли и сломать что-нибудь при неудачном падении. К тому же, я, кажется, слышал позади ржание. Вероятно, по лошадям попадания были куда как более частые и неприятные. И в-третьих, о чём я беспокоился больше всего, так это о том, что нас просто заманивали в ловушку. Собственно, именно поэтому Абтармахан сказал магам и джунуюдха беречь силы: это может быть далеко не конец. И да. В Совет этому сатьяну точно пока ещё рано, раз эти мысли витают в голове у меня, а не у него. — С чего бы? — насмешливо спросил он. — С того, — мрачно указываю пальцем вперёд. Рядом слегка проявился Шак’чи, начав издевательски верещать, подпрыгивая на месте и тыкая пальцем в ту же сторону. Сатьян сначала не понял, на что мы указываем, но потом, приглядевшись, увидел, что на холм неподалёку поднимаются фигуры людей. Живых людей, судя по всему. — Выродки Эмуши! — Они самые, — киваю. — И в этот раз пришли сами. А раньше мертвецов посылали. Знаешь, что это значит? — Что? — Что мертвецов с ними теперь намного больше, — сузил я глаза. Брахманы отошли назад в лагерь, который всё сильнее старались укрепить жрецы-строители Имхотепа. Абтармахан начал тихонечко передавать ману из Шивкамути Брафкасапу, хотя для всех они просто что-то делали с непонятным артефактом на шее Огненной Кобры. Шак’чи словно с ума сошёл: он проявлялся в воздухе полупрозрачным силуэтом и весело прыгал, насмешливо хлопая лапами друг о друга, показывая на всё прибывающих эмушитов и их мертвецов, а затем опять исчезая. Сатьян, вставший ко мне несколько ближе, тихо сказал внезапно охрипшим голосом: — Сколько же их тут, о, Великая Тысяча?! — Больше, чем было, — мрачно замечаю. Перед моими глазами внезапно встали старые воспоминания о войне с куклусами. Тысячи обезображенных тел зомби-полудемонов, оскаленные полугнилые пасти, когда-то давно бывшие ртами. Заострившиеся зубы… Но не это главное. Главное — число. Огромные орды миньонов, возглавляемые некромантами архимага-ренегата. И теперь снова. На этот раз нас никто не окружал: было незачем. Брали скорее в полукольцо. Если бы нам пришла в голову дурацкая идея покинуть лагерь и побежать, то далеко бы мы от такого количества нежити не убежали бы. От мертвецов необходимо отступать, маневрируя, прячась в складках местности, проходя через овраги, буреломы, рощи и леса. Ими управляют некроманты. И некроманты не всегда правильно могут идти по следу. Но когда они настолько близко, оторваться и запутать следы не получится. А дальше неутомимость мёртвых победит жажду жизни живых. К тому же, в нашем тылу наверняка есть пара сотен мертвецов, которые если что нас задержат. Хотя тут и задерживать нет смысла. Когда мы ставили этот лагерь, то выбирали казавшееся в то время довольно удачным место: равнинное поле, заканчивающееся холмом метрах в шестиста. Впереди поворот дороги, уходящей за рощу. Примерно оттуда и должны были появиться в тот момент враги. Позади лес, но он начинается километрах в двух. Холм находится справа от дороги по ходу нашего движения. А роща впереди, получается, продолжается влево эдаким полукругом, ограничивая поле с той стороны примерно в километре от нас. Как ни крути, а со всех сторон открытое пространство. Казалось бы, и подойти незаметно невозможно. Ага. Так оно и есть. Если у врага была бы тысяча бойцов, то незаметно не подойти. Даже двумя-тремя тысячами не подойти. Только вот парадокс: чем их армия больше, тем незаметнее она двигается. Почему? Потому что той громадине, которая выходила к нам, не надо было подбираться незаметно под самые стены хлипкого лагеря. Ей даже на то расстояние, куда встали мертвецы-камнеметатели, подходить было не нужно. Огромная шагающая вразнобой масса мертвецов подходила со всех сторон. Среди них были мужчины, женщины, дети, животные… Не было только птиц. Кажется, крысы ползали прямо по телам этих мёртвых воинов. И хорошо, если крысы живые. Но, подозреваю, это не так. Я стоял, как обычно, босым, так что первым ощутил, как подрагивает тихонечко земля от поступи армии дикарей. Впрочем, сейчас мы могли лицезреть настоящее величие народа, который высокомерно называли диким. Хотя, не сказал бы, что эмушиты в этот момент перестали видеться мне дикими, но теперь они действительно внушали страх. Я не знаю, сколько там было мертвецов. Может — десять тысяч. Может — двадцать. Но точно не меньше. Сплошная река полугнилых, доносящих до нас даже в отсутствие ветра чудовищный смрад разлагающихся тел, некоторые из которых раздулись от трупных газов, текла и текла, не прекращаясь. Немалая часть врагов явно скрывалась за холмом, между деревьев. Не потому что пряталась, нет — потому что их отвратительные товарищи заполнили всё вокруг своими телами, не оставляя места. И сколько бы шагов эта чудовищная орда ни делала вперёд, свободного пространства больше не становилось. У меня оставались в ноусе остатки силы Шивкамути. Ничтожные, которые должны были выйти в течение месяца-другого. Но они всё ещё иногда посылали мне на границу сознания лёгкое будоражащее чувство связи с окружающей природой. Ничтожное, почти незаметное. Но конкретно сейчас даже оно зашевелилось, позволяя мне ощутить, как стонет сама земля, когда по ней идут все эти монстры, топча и поливая растения своими трупными ядами, отравляя окружающим смрадом своей проклятой шаманами эмушитов плоти воздух, заставляя задыхаться зверей и птиц. — Тиглат! — я мотнул головой, прогоняя наваждение. Повернулся к подошедшему Абтармаханау. — Да? — Видимо, они решили не мелочиться. — Мы здесь положим огромную часть их армии? — пожимаю плечами. — Сколько бы их тут ни было, мы всё-таки очень крепкий кулак. Эти силы следовало бы поберечь для сражения с основными войсками. Даже, может, пропустить нас и… — Мы опаснее, — неожиданно выдал Абтармахан. — Без нас основная армия ослабнет настолько, что просто не сумеет без безумных потерь победить. Наши потери невосполнимы в короткие сроки, а эмушиты могут поднимать из мёртвых похалайцев своих мерзких гхури столько, сколько пожелают. Я хочу, чтобы ты остановил их. — Ты головой ударился, пока дрался? — приподнял бровь я. — Не там, — поморщился брахман. — Здесь. Около стен лагеря. Ты знаешь, как. Пару секунд я смотрел на него, потом до меня дошло. — Понял, — киваю. Все, кто слышал наш разговор, недоумённо косились. Но всё же, видимо, решили, что одновременно сошедшие с ума Адаалат-ка-Джаду и его ученик — это уже слишком. — Хорошо. Когда они подойдут, не раньше! И ещё. Ты же умел управлять погодой? Пусть ветер дует от нас, а то мы умрём попросту задохнувшись. А теперь — восстанавливай силы. Минут двадцать у нас есть. — С чего бы? — удивился я. Брахман лишь молча махнул рукой куда-то мне за спину. Глянув туда, я увидел спокойно едущих в нашу сторону восьмерых человек. Живых. Они ехали со стороны холма. Там же стояли и другие живые эмушиты. Мертвецы всё стягивались, а живые… Чёрт знает, сколько их там. Много — это точно. Очень много. Кажется, будто по зелёному холму прошёлся пожар, оставив чёрное выжженное пепелище: именно такую картину издалека создавали обладатели антрацитово-чёрной кожи. Сосредоточившись, я почувствовал, как мана чуть ускорилась, двигаясь по духовным линиям. Мои губы зашептали нужные слова, которые я, кажется, не произносил ещё со времён, когда нужно было надувать паруса на кораблях Трои. Нужно было только понять, откуда и куда я хочу позвать ветер. Логично, что из-за наших спин в сторону полукольца мертвецов. А это какие части света? Впрочем, у меня есть системные инструменты и собственные ощущения, присущие многим магам. Сейчас… Примерно… Юго-запад… С юго-запада на северо-восток… Ветер знойный, ветер закатный! Принесите мне песок с юга, соль — с севера. Нот и Зефир, повелители звенящих бурь, Отпустите слуг своих, дабы принесли они мне соль и песок! Разреши Эол, повелитель ветров! Разреши Адад, сотрясатель небес! Разрешите звать дыхание ваше! Принесу его на далёкие земли, Возвещу бурю, возвещу ураган. Странные и немного необычные строки стали квинтэссенцией шумерской погодной магии и отдельных греческих соответствующих заклинаний. Тем не менее, получалось эффективнее. Я не добавил несколько строк, долженствующих вызывать мощный ветер, способный двигать корабли. Нам ведь такое не надо? Лёгкий бриз из-за спин едва ли дул на пару метров в секунду, но уже этого потока воздуха было вполне достаточно, чтобы ядовитый смрад потихоньку стал отступать. Я вложил больше четырёх с лишним сотен единиц маны, так что, надеюсь, часа три нормального воздуха у нас будет. А теперь, как и говорил Абтармахан, следует восстановиться. Только личную защиту начитаю… Не знаю, о чём там говорили Абтармахан и эмушиты, но разъехались они довольно быстро. Кстати, я далеко не сразу заметил, что наши враги скакали на мёртвых лошадях. Адаалат-ка-Джаду же, понятное дело, взял живую животину. Я к тому моменту медитировал уже довольно долго, впитывая лёгкую и воздушную, но немного промозглую и сырую облачную ману. Восстановил почти всё, что было потрачено за последний бой и на заклинания после него. Перед началом атаки эмушитов следовало подготовить то, что Абтармахан просил. Нужное заклинание у меня было заготовлено в ауре, но следовало ведь ещё и правильно прикинуть зону воздействия, задать нужные параметры… — Сейчас начнётся… — завороженно заметил тот самый сатьян, который всё так же стоял рядом со мной. Он был прав. Мерно и ритмично до нас стали доноситься звуки барабанов. Шли они от холма, занятого огромным количеством эмушитов. Они выносили огромные барабаны, били в них. Били. И били. И били… Я слышал об этих их инструментах. Такие же мерзкие и жуткие, как и большинство поделок этих уродов. Делался такой барабан из человеческой кожи, содранной заживо. И в каждом мучилась душа жертвы, пошедшей на его создание. Оттого любой удар по такому «музыкальному инструменту» издавал не просто звук, но заключенный в звуке вопль, крик боли. Человеческое ухо не в состоянии воспринять это, но человеческое подсознание — вполне. Обычные люди не понимают, откуда им слышаться чьи-то беззвучные страдания, почему каждый удар в барабаны заставляет содрогаться внутренности, скручиваться в мерзкий сжатый липкий комок страха. Игра на таком барабане требует определённой сноровки. Как обычный человек может охрипнуть от бесконечных криков, так и пытаемая душа вполне способна перестать кричать, если заставлять её это делать слишком часто. Так что необходимо «чувствовать» жертву. В основном занимаются такой игрой ученики шаманов. Один барабан бьёт раз где-то в сорок-пятьдесят секунд. Только со стороны эмушитов их вполне достаточно, чтобы доносить до нас настоящий марш ада, разверзшегося на земле. Мне же было вдвойне тяжело: я воспринимал звуки ударов в барабаны далеко не так, как обычный человек. Привыкнув «слышать» ауры, я теперь вынужден был содрогаться от бесконечных воплей и криков, которые, будучи не слышимы обычными ушами, всё равно терзали мой разум. Концентрация и мысль постоянно сбивалась… «Да заткнитесь вы уже! Плевать мне, что вы там чувствуете!» — яростно подумал я. Как ни странно, но это даже помогло. Отстранившись от воплей узников колдовских инструментов, я стал куда как легче думать, сбросив очередное наваждение. Мертвецы всё ускоряли своё шествие, так что мне нужна была сосредоточенность. И я её всё же достиг. Судя по тому, что живые эмушиты пока не спешили атаковать, играя свою жуткую музыку, а мертвецы неслись с одной стороны, враг планирует оттянуть наши силы на северо-восточное направление, после чего своими живыми солдатами, измотав, ударить с юго-западного. Ну, это не одному мне понятно. Главное не забывать, что живой эмушит опаснее поднятого ими зомби: он умнее, быстрее. Зомби хоть и более сильные, но в остальном живым проигрывают. Однако это и Абтармахан понимает. Вот уже до мертвецов остаются сотни метров. Около трёхсот. В нас начинают лететь первые камни. Вокруг слышатся маты сквозь зубы. Но редкие: джунуюдха редко ругаются. Они вообще почти не говорят. Воины стараются сжать оружие покрепче. Но смерти большинство из них не боится: они и так смертники. А вот со стороны чародеев всё не так радужно. Если на джунуюдха барабаны не особо действуют, то вот на магов они произвели неприятную атаку по психике. Это не считая одного только вида огромных орд, задние края которых едва-едва показались из-за природных препятствий. К счастью, ситуацию чувствовал не только я. Брафкасап тоже: — Харррааа! — его голос был первым. Следом яростный крик поддержали джунуюдха. Никаких речей в поднимающемся гуле, барабанных ударах и постоянном фоновом шуме. Только такой вот вопль. Но он сработал: все, даже те, кто буквально недавно трясся, не в силах убежать, приободрились и сосредоточились. Мертвецы эмушитов пересекли отметку в полторы сотни метров… В сотню… Пора! Я сосредоточился. Около тысячи единиц маны ухнули просто в никуда. Так казалось сначала. Но я знал, что это не так. Примерно на расстоянии в полсотни метров от наших стен начало в сторону от лагеря расползаться медленно краснеющее облако тяжёлого тумана. Полукругом, примерно так, как наступали мертвецы, невысоко, всего лишь метра два над землёй, оно было довольно густым. Какая-то масса наших мёртвых врагов сумела пробежать эту область раньше активации заклинания, но вот дальше… Джунуюдха на стенах уже вступили в бой, точно снося своими копьями куски черепов и прогнившие мозги зомби. Враги по этому поводу даже не беспокоились: их задача была завалить нас трупами. Хоть всю армию под стенами положить: какая разница? Главное — перебить и максимально ослабить. Но вот туман разросся до больших размеров. Он ещё был полупрозрачный, когда выбегающие из него зомби стали замедляться. Не сразу всем стало понятно, что первый удар по стенам так и не смог перерасти в полноценный натиск. Маги спокойно выбивали дошанов, как и раньше. Джунуюдха защищали себя и нас от летящих камней. Меджайя охраняли медитирующих жрецов в центре и успокаивали лошадей. А многие зомби эмушитов к стенам, пробежав после выхода из туманного облака десяток-другой метров, начинали уже ползти, падая и замирая прямо под ними. Не сразу это стало видно в общей массе. Но армия мертвецов была вынуждена остановиться спустя примерно минут пятнадцать ожесточённой рубки. Всё поле перед лагерем было усеяно трупами. Многие скопились под стенами, но многие валялись даже не добежав до них. В облаке тумана и вовсе выросла ещё одна небольшая стена из тел. — Однако, — Абтармахан подошёл слегка неожиданно. — Даже я не думал, что это будет так эффективно. Если выживем, ты у них станешь не менее важной целью, чем я или Брафкасап, — брахман задумчиво окинул взглядом открывающийся вид на копошащихся на пространстве перед лагерем мертвецов. Некоторые из них неуклюжими дергаными движениями переваливались. У большинства самопроизвольно двигались отдельные части тел. У кого-то просто отказала часть тела… Но большинство довольно быстро затихали. — Сколько их тут? Тысячи три? — на глаз определил брахман. — Типа того. Хотели сходу прорвать нашу защиту и завалить плотной толпой трупов. Тогда даже джунуюдха немногое смогли бы сделать. Даже если бы обратились. — Отлично. Много потратил? — Около четверти сил. Чуть меньше, — несмотря ни на что, я был доволен. Испытания прошли более чем успешно. Лучше условий и придумать нельзя: целая плотная река мертвецов течёт прямо через густо насыщенную туманом разочарования область. От эпичности и сюрреалистичности картины даже эмушиты перестали долбить в свои проклятые барабаны. Мне Система даже начислила сто девяносто третий уровень. — Я помогу восстановить, — брахман положил мне руки на спину, начав медленно передавать свою энергию. Конкретно сейчас, кстати, он вливал в мои духовные линии не свой жуткий коктейль из безумной огненной смеси праны и маны, а чистую ману. Судя по всему — напрямую из Шивкамути. Уж эту своенравную силу я узнаю везде и всюду. — Спасибо, — благодарно киваю, когда моя мана полностью вернулась в норму к максимальному значению. — Не за что. Лучше повтори этот свой фокус ещё пару раз, — хмыкнул он. — Конечно, — я оскалился. Была у меня ещё одна задумка по использованию Облака Отчаяния. Оно, кстати, значительно поредело и начало постепенно спадать. Мертвецы и контролирующие их шаманы без дела не сидели. Пока Абтармахан вливал в меня ману, их барабаны вновь зазвучали, правда теперь они на волне всеобщего подъёма, вызывали скорее раздражение, чем страх. Мертвецы пробовали тем или иным образом преодолеть туманное красное облако. Пробовали пробежать через него быстрее, сбившись плотным строем, проползти… Видно было, что враг экспериментирует. Разумеется, я лагерь окружил не сплошным кольцом, так что пройти-то было можно, но это значило, что давление на огромный участок стен сильно ослабнет. Такой штурм врагам был не нужен. Вообще говоря, мертвецы могли бы просто попробовать постоять тут подольше и подождать, пока мы устанем. Но «игра в гляделки» будет недолгой. Припасы у нас есть. Если что, то всегда можно убить лошадей. А с востока идёт основная армия. И отстаёт она сейчас дня на два-три. Джунуюдха невероятно выносливы. Маги, большинство из которых храмовники, — тоже. Нас не измотать регулярными стычками за это время. Мы вполне сможем отдыхать посменно, резко вставать по тревоге, атаковать… Ночь без луны не в ближайшие дни, так что вариантов у эмушитов не так уж и много. Хотят расправиться — нужно расправляться сейчас. Видя, что Облако Отчаяния начало слабеть, мертвецы после некоторых осторожных попыток, вновь побежали атаковать. Сначала — разреженной толпой, а потом всё более плотной, начав взбираться по трупам своих предыдущих товарищей по несчастью. Как я и опасался, на мёртвых телах были далеко не живые крысы. В первых рядах их не было. Оно и логично: сначала завязалась бы обычная драка, а потом эти твари бы полезли под ногами. А потом они первые начали обращаться в обычные обезображенные трупы в Облаке Отчаяния. Но теперь, когда Облако ослабло, да ещё и становилось всё более неоднородным и разреженным из-за пробегающих сквозь него мертвецов, эти твари буквально лезли под ноги наших воинов. Они кусали, затаптывались, заменялись новыми товарками, которые снова пытались укусить хоть кого-нибудь. Жрецы Имхотепа делали свою работу отменно. Они буквально выбивали мощными телекинетическими толчками тех врагов, которые умудрялись отвоевать себе на огромном вале из трупов, остатков телег и земли хоть какое-то пространство, грозя устроить прорыв. Мне тоже приходилось сражаться. Впрочем — немного. В основном моё участие ограничилось всего одним заклинанием. Зато каким! Воздушный таран буквально разнес, смял и поломал, наверное, до сотни тварей. Такая эффективность никогда бы не получилась против живых людей, но мёртвые просто шли самой плотной толпой, какой только могли: им было плевать на удобство, плевать на воздух. Вообще на всё плевать. Им нужно было только пробить, прогнуть, протолкать и продавить в конце концов нашу оборону, потому что стоило лишь сломаться нашему строю, как нам конец. Никакие превращения джунуюдха не помогут, никакие заклинания. Выжить смогут в том аду, который начнётся, только достаточно сильные маги-одиночки вроде того же Абтармахана. Он вместе с Брафкасапом с разных участков стены буквально испепеляли/замораживали врагов, но обратиться своими боевыми формами не могли. Если они это сделают, то наш отряд тут же окажется смыт: они принимают на себя немалую часть давления. Да и такая толпа мертвецов сможет даже их двоих взять числом. Видя, что положение отчаянное, я решил применить наш козырь во второй раз. Новое Облако Отчаяния. Но на этот раз — с другими параметрами. Высота не более трети метра. Большая площадь. Мертвецы начнут падать не сразу, но вот координация движений, и так отвратительная, станет ещё хуже. А потом критическое количество повреждений в удерживающих их чарах скажется, попросту лишив их ног. К тому же мой удар станет фатальным для всяких крыс, змей и прочей мелкой воскресшей гадости. Бой был столь чудовищный и интенсивный, что у меня после применения моего второго «подарка» осталось всего чуть больше полутора тысяч маны. Кажется, я не подписывался на такое, когда поступал на службу Тарджабалахасару. Мне столько не платят! И вообще… Новая слетевшая личная защита оборвала мои мысли. Эта была последняя. Против дошанов у меня мало что есть. Только Алый Доспех из старых чар, но его надо ещё начитывать. Маны было не слишком много: стоило беречь. Поэтому я вынужден был материализовать в своей руке посох из белого дерева. Шак’чи, проявившись в воздухе полупрозрачной фигурой, воинственно заверещал, потрясая кулаками, после чего нырнул в посох, заставив его вспыхнуть и даже слегка обжечь мне руку. Выйдя в передние ряды, которые оказались продавлены мертвецами, я стал жёстко и быстро бить их в грудь и головы. Один удар на каждого. Больше не требовалось. Совершенно не теряя концентрации даже от отдающих уже каждым ударом болью в голове барабанов, я начитывал Алый Доспех. Заклинание применялось мной за всю жизнь всего дважды. Совершенно не понимаю, как я не сбился во время чтения. Но в любом случае, вскоре вокруг меня появились искажения воздуха. Это было похоже на то, как искажается воздух над костром. Только, помимо прочего, сами искажения были слегка красноватыми, а иногда мелькали целые алые жилки. Духовные линии постоянно пропускали через себя ману. Алый Доспех — прекрасная, но затратная разработка кого-то из архимагов Шумера, жившего лет триста назад или около того. Идея, насколько я понимаю, была в создании универсальной защиты для боя с некромантами. Отражает большинство проклятий и заклятий на основе силы смерти, да ещё и кинетическая защита лишь немногим хуже Доспеха Ану. Из минусов — требует постоянного потока маны на поддержание. Затратен. Для архимага ещё нормально. Сильный магистр… Ну, тоже выдержит. А вот для меня, человека, по резерву находящегося где-то между магистром и мастером…. Ну, такое себе. Это для магического боя. Но я не собирался больше применять каких-то заклинаний. Только бил посохом и защищался доспехом от попадавших стрел смерти и частых ударов кулаками, когтями и поганым оружием вроде хлипеньких веток-дубинок. Физические удары доспех отражал не особо удачно: до меня они доходили. Когти некоторых зверей, чьё количество становилось всё меньше, соскальзывали. А вот дубинки и камни долетали. Но сильных повреждений не наносили. Заклинание смягчало их удары, так что оставались лишь небольшие ссадины и синяки. Смрад и духота стояли чудовищные, несмотря на призванный мной в самом начале битвы ветер. Вокруг стояли крики живых, терзающие уши, и крики барабанных ударов, сводившие с ума. Топот мёртвых, звуки ударов, свист, грохот от применяемых чар и материализующихся ненадолго духов, яростный рёв того или иного обратившегося джунуюдха — всё это превратилось в отдельные капельки, которые потихоньку подтачивали рассудок. Только во время войны с куклусами я помню что-то такое. Но в то время за спиной стояли магистры и архимаги, которые могли обрушить на мертвецов-полудемонов всю мощь магической Гильдии Шестидесяти Знаний. Длань Адада и Длань Шамаша, собственные восставшие мертвецы, огненные дожди, благословения богов, чудовищные артефакты, порождённые безумной мыслью своих создателей. Да что там! Мы живого Бога в своё время загнали обратно в поганый Лэнг, из которого он и вылез. А здесь… Яростно рыкнув, я ещё больше, чем до этого, ускорил поток праны в теле, а больше сотни единиц жизненной силы загнал в посох, заставив его обжечь руки и вспыхнуть нестерпимым белым светом. Вся использованная прана и больше пятисот единиц маны обратились огромной температуры волной белого пламени, которая прошла огненным лезвием, буквально испепеляя ненавистные, оскаленные во всевозможных гримасах разложившихся гнилых лиц с ползающими личинками головы мертвецов. Я чувствовал, что из носа полилось что-то тёплое, глаза застилала пелена из появившихся тёмных пятен, сам я тяжело дышал, пот струился по телу, буквально на глазах испаряясь. Сколько уже прошло времени? Сколько ещё осталось?.. Я не знал ответов на эти вопросы. Мы уже давно не стояли на стенах: те оказались погребены под завалами мертвецов, чьи тела стали новыми стенами. Иногда на них подскальзывались: трупные жидкости и разложившаяся плоть явно не слишком надёжная опора. Практически всегда скользили враги, но и джунуюдха бывало падали. Чаще всего они старались в таком случае упасть вперёд, на лезущих тварей, чтобы обратиться и забрать с собой как можно больше врагов. Сквозь пелену тёмных пятен, бегающих перед глазами, я увидел огромного ледяного ящера, который буквально разрывал врагов. Кстати, кажется, их было не так уж и много. Брафкасап вступил в бой в своей полноценной форме?.. Послышался рог. Второй. Третий… С трудом повернув голову в сторону источника звука, я сразу даже сообразить не смог, почему ничего не вижу. Потом до меня дошло, что надо бы полностью развернуться: шея достаточного угла выдать не может. Рог принадлежал Абтармахану. Кажется, он зовёт нас собраться?.. А как же враги?.. Снова повернувшись обратно, я понял, что врагов-то особо уже и нет. Тела впереди лежали в три, четыре, иногда и в пять слоёв. Огромное поле, засеянное мертвечиной. Мы же стояли на настоящей горе трупов. Брафкасап ещё рвал оставшихся. Пожалуй, около тысячи врагов ещё имелось, но они все были разреженны небольшими отрядами, а то и вообще являлись одиночками. Около пятнадцати джунуюдха осталось на этой «стене». Брафкасап бегал от одной хоть сколько-нибудь крупной группы врагов к другой, разрывая их на части. Остальные потянулись вниз к Абтармахану, который потихоньку выводил нас всех из лагеря. С противоположной стороны даже трупов почти не было. Во всяком случае, по нам явно концентрировали удар, так что напавшие сзади мертвецы едва-едва прикрыли собой тамошний участок стены. Куда мы идём? Зачем?.. Ах да… Я устало и опустошённо прикрыл глаза. Барабаны не звучали. Не звучали, потому что ещё одна армия теперь уже из живых эмушитов шла нам навстречу. Все свеженькие, чёрная кожа блестит, с ними идут полные сил шаманы и около пары сотен зомби. Конечно, враг теперь уже не внушает численностью: суммарно их вместе с мертвецами едва ли тысячи две наберётся, но что мы можем им сделать? Уставшие, изодранные, искусанные, раненые… Это если забыть, что нас сейчас всего суммарно осталось человек сорок. Это помимо тех, кто остался прикрывать тыл от ещё не уничтоженных мертвецов из той бесконечной орды. И что делать?.. Стоп… Что-то уж больно уверен Абтармахан. Хотя у самого вид не лучше, чем у меня. А он вообще за время боя принимал свою огненную форму? Вроде бы нет. Только огнём всех поливал. Это было оправданно, конечно, но… Шивкамути?.. Я слегка приободрился. Мы проходили по открытому нам жрецами проходу, который получился при разборе участка стены и завала трупов. В лагере в самом центре были трупы лошадей. Видимо, убили, чтобы не мешались и не бесились. Туда мёртвые не добрались. Ещё и этот смрад… Мы сейчас шли навстречу вызванному мной ветру, так что, буквально выйдя из лагеря, окружённого горами трупов, сразу же получали дозу свежего воздуха в лицо. Ужасающий запах и смрад не мог перебить даже ветер, пусть он и был не особо сильным, однако остававшийся небольшой душок мертвечины и гнили ничуть не мешал прочищаться явно умирающим без кислорода мозгам. Мы выходили, спокойно строились. Кто-то садился, видя, что враги ещё далеко, а начальство не одёргивает. Я тоже сел, попытавшись собрать немного маны. Алый доспех уже сбросил, оставшись примерно с двумястами единицами. Даже меньше. Наложил на себя малое исцеление и Очищение Инанны. Сразу стало несколько легче. Едва не вырвало, правда… Концентрироваться на ускорении течения жизненной энергии и на медитации было довольно непросто. Когда раздался командный окрик Абтармахана, я едва успел собрать ещё сотню единиц. Так-то мне этого всего на пару заклинаний хватит. О! А кто это там едет на мёртвой лошади? Очередной посол? — И снова мы с тобой говорим, Огненная Кобра, — начал он, когда безо всякой опаски, которую было бы неплохо испытывать рядом с врагами, начал он, добравшись до нашей неровной шеренги людей. — Должен признать, ты выполнил своё обещание. Мы и вправду не ожидали такого. Но посмотри на вещи здраво: у вас не осталось никаких шансов. В моих словах истина. В словах потомка моего славного предка. Не в твоих, брахман. На этом поле найдёте свою смерть всё-таки вы. Так может — не стоит? Чернокожий эмушит с почему-то рыжими волосами спокойно взирал сверху вниз на Адаалат-ка-Джаду, стоявшего в изодранной одежде с кровавым порезом через пол лица. — Сдайтесь. Мы не станем вас убивать. — И что же вы тогда сделаете? — криво усмехнулся брахман. — У сдавшихся вам есть разные варианты. Стать жертвой. Или обедом. Или ещё кем-то. Ваши оскорбляющие всё живое барабаны тому подтверждение! — То было раньше! — прервал Абтармахана эмушит. Кажется, он шаман. И весьма сильный. — Грядёт царство моего отца, брахман! Мы видели вашу доблесть на поле боя! Мы уважаем вашу храбрость. Вашу силу. Может, хватит поклоняться вашей жалкой тысяче? Там даже тысячи-то нет! У нас найдётся для вас место. Для всех вас. — Что, даже для джунуюдха? — хмыкнул с неуместным весельем брахман. — Даже для них. Если они станут гвардейцами моего предка и пройдут наши ритуалы, то смогут прожить куда большую жизнь, нежели в вашем Храме, — кивнул шаман. Я не видел, но уверен, что Абтармахан в этот момент изменился в лице. Его ответ был жёсток. Холоден. И наполнен холодной ненавистью. — Убирайся под хвост своему предку! Здесь сегодня сдохнет кто-нибудь из нас. И знаешь что? Это буду не я! И не мы! — прошипел он, сплюнув мёртвой лошади под копыта. Кстати, плевок вспыхнул. — Вот как? Но можешь ли ты решать за остальных? — рыжеволосый насмешливо посмотрел на Адаалат-ка-Джаду. — Вы все! Вы слышали наш разговор! Неужели вы желаете тут умереть?! — Не тем ты толкаешь свои речи, трупоед, — Абтармахан хрипло засмеялся. — Здесь нет таких, кто готов пойти с тобой. — Да неужели? — шаман обвёл нас всех взглядом. Никто не сдвинулся с места. — Допустим. В таком случае, вы послужите нам в качестве дошанов. На этом всё, — раздражённо сказал он, довольно резво поскакав на своей кляче назад к построившимся, что для дикарей довольно ново, своим войскам. Кстати, у его лошади в одном вытекшем глазе копошатся личинки. Ему самому не противно, интересно?.. — Абтармахан? — позвал я его. — Да? — он даже не обернулся, смотря, как шаман доскакал до своих, что-то сказал. Эмушиты пошли спокойным шагом в нашу сторону. До них было около метров шестьсот. — Что нам-то делать? — к нашему разговору прислушивались все без исключения. — Вам? — он удивлённо переспросил. — Готовиться их добивать, конечно, — фыркнув, брахман просто пошёл вперёд. Никто ничего не понимал. Мы просто двинулись за ним, но остановились, когда он поднял руку. Дальше он шёл один. Дикари побежали в нашу сторону, стремясь быстрее добраться до нас. Кажется, у них есть обычай съедать сердце сильного врага, убитого самолично, так что добраться побыстрее им резон есть. Уже и строй не держат. Ну, ещё бы. Оооо… Честно говоря, мне почему-то казалось, что Абтармахан потратил большую часть маны в Шивкамути. Ага, как же! Зря он что ли не принимал свою огненную форму Кобры? Глаза практически всех наблюдавших расширились, когда вместо ожидаемой трёх-четырёхметровой жёлто-оранжевой пылающей кобры брахман внезапно вырос до огромных размеров, покрытый зеленовато-красным пламенем. Высота, на которую огромное туловище поднималось над землёй, была, пожалуй, метров двенадцать-тринадцать, а был ведь ещё и хвост. Собственно, этот хвост сейчас и начинал взмах, спровоцированный напряжением всего чудовищного тела. Огненная плоть Абтармахана будто бы потекла, теряя форму. В одном чудовищном ударе, начатом хвостом, плотная субстанция чудовищных температур буквально слетела с фигуры чародея, понесясь безудержным огненным валом в сторону застывшей армии эмушитов. Мне казалось, что всё происходило долго. Но на самом деле действо было невероятно быстрым: и четырёх секунд не заняло. Гудящая и воющая волна пламени буквально обрушилась на воинов, шаманов, барабанщиков и мертвецов. Мне плохо было видно: перед глазами ещё плавали тёмные пятна, а огненный шквал, растянувшийся настоящей волной всесжигающего цунами, видимость ни разу не улучшал. Кто-то из наших упал на колени, кто-то закрывал лицо от сильного жара, доходящего до нас больше чем с двух сотен метров. Там, где промчалась волна пламени, которое, казалось, вышло из какого-нибудь тёмного мира, всё равно оставался обычный огонь, который горел весьма ярко и взметался невероятно высоко, несмотря на то, что пылал над пепелищем, на котором и сжигать-то было нечего. — Судя по всему, добивать никого не надо, — послышался усталый голос Абтармахана. — Чего смотрите! Идём в лагерь! Нужно собрать припасы и вынести их из того могильника! Найти раненых! Собрать новую стоянку! Чародеи не освобождены от работы! Работают все! Вперёд! Я молча пошёл выполнять приказы. Судя по всему, на этот чудовищный удар брахман потратил всю оставшуюся в Шивкамути ману. Полагаю, речь идёт о тысячах пятнадцати. Мне же пришло несколько сообщений от системы. Все о достижении новых уровней, поднятии уровней заклинаний и прочего. Судя по всему, скоро меня ждёт двухсотый, на котором должны открыться более интересные возможности. В том числе и по системному поиску. Сейчас взял сто девяносто шестой. Всё как обычно в моей жизни: расту в горниле войны. Если не сдохну, то выйду на новый качественный уровень, чтоб его.