Трасса «Скандинавия»

До утра в темноте Слышу слова твои, но не те. До утра, а потом Для самих себя выхода не найдем. Би-2 и Чичерина «До утра»

      Иногда даже в свободное от сборов время представители национальной команды не могли тренироваться лишь в своё удовольствие. Все без исключения были лицом лыжной Швеции и являлись своеобразной пропагандой, которая должна была развивать спорт среди разных слоёв населения. В Скандинавии проблем с популярностью зимних видов никогда не было, и летом титульные спонсоры проводили выставочные шоу-гонки, результат которых не был так важен, как само действие, общение подрастающего поколения со «сборниками» и праздник для зрителей.       Предолимпийским летом такое мероприятие планировалось в Эстерсунде, и представительство, как обычно, ожидалось серьёзным: все возрастные категории, начиная от самых юных лыжников, ученики ближайших лыжных школ и, конечно, профессиональные спортсмены – из самого Эстерсунда и окрестностей. Планировался даже показательный забег биатлонистов.       Приглашения поступили и Анне с Йоханом, но клубный врач настоял на том, что после небольшой травмы, полученной, вроде бы, давно, а на деле пару недель назад, девушке ещё не стоит бросаться в соревновательный ритм – тем более, на асфальте. К тому же, на предыдущий день у неё был назначен плановый осмотр и некоторые физиологические тесты. Немного огорчившись, Анна предпочла согласиться и не испытывать судьбу снова.       — Только не ругайся с Маттиасом, – напутствовала она Йохана, когда вечером они прогуливались по городку. – Ни в коем случае не нарывайся. Да и от Тобиаса лучше держись подальше – мало ли что взбредёт в их буйные головы?       — Что они мне могут сделать? – тот улыбнулся. – Ты чересчур беспокоишься.       — А ты слишком наивно веришь в порядочность людей! – горячо возразила Анна. – Если ты такой, это не значит, что все остальные – тоже. Фредрикссон очень сильно испортил свою репутацию в моих глазах.       Йохан остановился возле крыльца дома, где она жила, и повернулся к девушке.       — Но он же видел, что мы вместе, – неуверенно протянул он. – Ведь так?       — Ты так ничего и не понял! – укоризненно воскликнула Анна, почти подпрыгивая и хватая его под локоть. – Он видел, но мог и не придать этому значения. Пожалуйста, пообещай мне, что не будешь лезть на рожон!       — Я не буду лезть на рожон, – Йохан послушно повторил, беспечно пожав плечами, и обнял её, но не удержался от реплики: – Но я по-прежнему думаю, что ничего не произойдёт.       — Я надеюсь на твоё благоразумие, – девушка поднялась на носках и мягко поцеловала его. – Знаешь, что? Завтра, как приедешь, приходи сразу ко мне. Я приготовлю ужин, а Фриду попрошу где-нибудь погулять.       Фрида Эрикссон была едва ли не единственной подругой Анны Дальберг, но зато в этой дружбе сомневаться не приходилось. Девушки знали друг дружку с детства – познакомились в начальной школе и быстро сошлись, хотя, на первый взгляд, общих точек соприкосновения у них не было. Только потом невольные наблюдатели смогли заметить, что обе обладают лидерской натурой, но лидеры они при этом – разные. Анна добивалась своего трудом, настойчивостью и инициативностью; Фрида – яркостью и неповторимостью. Она была наделена абсолютно нетипичной для шведки внешностью – ярко-рыжие, морковного оттенка, густые волосы до плеч; сверкающие зелёные глаза, выразительные мимика и жестикуляция. Порой её окружению могло показаться, что они находятся в театре – настолько живо Фрида проживала каждое мгновение, будто разглядывая его с разных сторон и сомневаясь. Устроить представление она могла из любой ситуации, и Анна искренне удивлялась этому, но только положительно: ей нравился сильный заряд творческой энергии, исходящей от подруги, но быть похожей на неё не получалось – это было бы неестественно. К ней Фрида относилась так же – как к далёкому идеалу, который привлекает, которым восхищаешься, но который невозможно воплотить самостоятельно.       То, что обе очутились в Осарне, оказалось случайностью – однажды приехав сюда, Фрида решила остаться, найдя если не работу своей мечты, то что-то, приближённое к этому: в местной музыкальной школе она обучала детей вокалу и актёрскому мастерству. А так как Анна постоянно пропадала то на сборах, то на соревнованиях, фрёкен Эрикссон была практически полноправной хозяйкой однокомнатной квартиры, которую они снимали и за которую Анна исправно выплачивала свою половину. В этом же городе жил её бойфренд, но свободолюбивая Фрида отказывалась переезжать к нему, в своей манере эпатируя консервативного мужчину.       Она уже была дома, когда после прогулки с Йоханом вернулась Анна – бодрая и загадочно улыбающаяся, как впрочем и всегда в последнее время.       — Ты изменилась, – наблюдательная подруга не преминула это отметить. – Ты почти всегда улыбаешься. Раньше ты постоянно находилась «в себе».       — Тебе виднее, – пожала плечами Анна, успев переодеться в домашнюю одежду и придя на кухню налить чаю. – И, кстати, если уж зашёл разговор… – она неловко помедлила, дождавшись, пока последняя капля воды из чайника упадёт в чашку. – Мне очень неловко, но есть небольшая просьба на завтра.       — Я тебя слушаю, – Фрида закинула ногу на ногу и встряхнула волосами, распуская их по спине.       — Завтра вечером, – начала Анна, опустив глаза. – Ты бы не могла куда-нибудь уйти?..       — Куда-нибудь уйти на вечер! – повторила фрёкен Эрикссон, театрально всплеснув руками. – Конечно, не вопрос! Уйти куда-нибудь на вечер и на ночь…       — Нет, нет, на ночь не надо! – протестующе воскликнула Анна, тут же краснея.       — А я думаю, надо, – настойчиво произнесла Фрида.       — Нет, не надо! – снова запротестовала Дальберг.       — А почему не надо? – меткий вопрос попал в цель, и Анна растерялась, не зная, что ответить. Фрида, обрадовавшись локальному успеху, продолжала спрашивать. – Ты в нём не уверена?       — Нет, ты что! – она залилась краской едва ли не до шеи, а подруга тем временем находилась в своей тарелке, пытаясь разобраться в её эмоциях.       — Ты невинная школьница?       — Нет, но…       — Твой Йохан – невинный школьник?       — Нет, нет! Он, конечно, младше меня, но…       — Да что «но»?! – Фрида вскочила на ноги и повернулась вокруг себя. – Я не пойму, с ним что-то не так?!       Анна буравила взглядом пол, не зная, какими словами объяснить. Щёки по-прежнему были окрашены румянцем, а к вискам прилила кровь.       — Он очень застенчивый, – несвойственно высоким голосом призналась она. – Я пока не хочу ему ни на что намекать – он может не так понять, может замкнуться – должно пройти ещё какое-то время.       На этот раз Фрида оббежала маленькую кухню по периметру, несколько раз заломив руки и однажды хлопнув себя по лбу. В эти несколько минут она успела вжиться в образ героини какого-нибудь фильма в жанре «экшн», страдающей за судьбу всего мира как минимум.       — Застенчивый, – повторила она, присев на край стола прямо напротив Анны. – Пресвятые угодники, ты говорила об этом так, будто у него нога не на том месте растёт или что-нибудь ещё!       — Я хочу, чтобы он сам к этому пришёл, – возразила та. – Это будет более естественно!       — Так подтолкни его! – воскликнула Фрида. – Иначе он будет ждать до пенсии! – глаза Анны заполнились несвойственной ей видимой нежностью, и фрёкен Эрикссон тут же потрясла её за плечо: – Эй! Ты не будешь ждать с ним до его пенсии, и я за этим прослежу. Завтра с утра мы идём тебе за платьем, а потом я помогу приготовить ужин. И вернусь не раньше следующего вечера.       — За платьем? – Анна нахмурилась. – Фрида, право, ты преувеличиваешь!       Та вздохнула и опустила голову, так, что длинные волосы упали на лицо.       — Всё верно, – поджав губы, кивнула она. – Встреть его в спортивных штанах и домашней майке после тренировки. Можешь лыжи надеть.       — Но он знает меня именно такой! – горячо возразила Анна.       — Я не спорю, – Фрида согласилась, снова прохаживаясь туда-сюда – она не могла сидеть на месте. – И полюбил он тебя именно такой, но ты же уже солидарна со мной, что для перехода на новый уровень отношений вам необходим толчок. А его не будет, если ты не постараешься.       — Ладно, – кивнула Анна. – Позволь мне подумать до утра.       Фрида была права, и она это понимала. Рациональность и консервативность, которым она исправно и вполне успешно следовала, не годились для следующей стадии. Нужен был радикальный всплеск – но на этот раз с её стороны. Ей предстояло на один вечер отказаться от своих установок. Её сильной стороной было восприятие окружающего мира через поступки, их целесообразность и закономерность, что являлось безусловным плюсом для построения любой карьеры хоть в спорте, хоть в бизнесе; тогда как Фрида существовала в мире эмоций. Она не могла достичь высот в тех отраслях, где была нужна деловая хватка, но зато прекрасно умела выхватывать абсолютно разные эмоциональные оттенки и аккуратно проникать во внутренний мир других людей, изучая те интересы и проблемы, которые их занимают.       Думать до утра не пришлось – уже когда девушки собирались спать, Анна дала Фриде понять, что согласна ей довериться.       — Ты лучше меня разбираешься в душевных тонкостях, – тихо заметила она. – Поэтому завтра я сделаю всё, как ты скажешь.       — Ловлю на слове, – Фрида улыбнулась так широко, что Анна вмиг поняла: одной покупкой платья ей не отделаться.       Проницательность не подвела – подруга проснулась гораздо раньше, чем обычно: она уже бодрствовала, когда Анна вернулась с утренней тренировки.       — Собирайся скорее! – поторопила фрёкен Эрикссон. – Нам нужно многое успеть.       Будучи человеком дела, Анна собралась очень скоро, приняв душ и облачившись в самый незамысловатый комплект из джинсов, футболки и балеток. Ей пришлось ждать добрых полчаса, пока накрасится, оденется и укротит свою роскошную причёску Фрида. Зато едва они добрались до торгового центра, рыжеволосая девушка мгновенно преобразилась, став хозяйкой ситуации. Она провела Анну на второй этаж, где пугались собственной яркости два длинных ряда брендовых бутиков.       — Ох, если б ты сориентировалась пораньше и сразу мне сказала! – девушка в предвкушении потёрла ладони. – Мы бы в Эстерсунд махнули, там выбор больше! Или бы вообще в Стокгольм слетали!       — Я думаю, нам хватит предложенного здесь, – примирительно произнесла Анна.       В лучшем, по мнению Фриды, магазине, за них взялись сразу: разговорчивая девушка в фирменной одежде подробно разъяснила, что ныне в тренде, Фрида с энтузиазмом поддержала беседу, а Анна опасливо поглядывала на фасоны, которые демонстрировали манекены. Она тут же решительно отмела все слишком короткие, на её взгляд, варианты, пёстрые и слишком яркие, о чём незамедлительно сообщила Фриде.       — Никто не собирается подбирать тебе слишком короткое красное платье, – фрёкен Эрикссон успокоила подругу, покровительственно положив ладонь ей на плечо. – Да и красный цвет тебе не пойдёт. Мы найдём то, что действительно тебе подходит.       Анна померила больше десятка платьев, хотя нашла себя вполне привлекательной уже во втором, про первое категорично заявив, что мешок из-под картошки смотрелся бы лучше.       — Да, в твоём случае здесь бы хорошо выглядел пояс, – Фрида авторитетно кивнула. – Но с поясом ты возиться не станешь, поэтому выбираем что-то проще.       Наконец, фрёкен Эрикссон остановила свой намётанный взгляд на двух платьях и разыграла целое представление, то глядя на Анну, на которой было надето то самое полюбившееся второе, то рассматривая на вытянутой руке ещё одно, которое ей самой нравилось гораздо больше.       — Я возьму синее! – настаивала Анна. – Даже мне кажется, что это то, что надо! – она ещё раз покрутилась перед зеркалом, полностью удовлетворённая отражением. Её устраивала длина чуть выше колена, ей нравился фасон – самый распространённый «миди», простой, но идеально подходящий для спортивных или просто крепко сбитых женщин. Особенно сильно девушка радовалась коротким рукавам – она не носила платья во многом из-за того, что считала открытые модели несовместимыми со своими натренированными руками.       — Может быть, ты ещё раз померишь это? – вновь настаивала Фрида, потрясая тёмно-зелёным платьем нестандартного покроя. – Оно очень интересно на тебе смотрится! И неяркое – всё, как ты любишь.       — Я не смогу ходить с этим ужасным цветком на плече, – поморщилась Анна. – И, наконец, оно асимметричное! Мне нужно, чтобы всё было ровно. Не терплю этих глупых изысков.       — Но оно идеально подходит для твоего случая! – фрёкен Эрикссон не желала сдаваться. – А то, которое хочешь взять ты – слишком повседневное, в нём и в пир, и в мир, и в добрые люди!       — Для меня даже такое – подвиг, – Анна пожала плечами. – Слушай, твоя неопределённость напоминает мне знаменитое «Быть или не быть?» из «Гамлета». Всё. Я беру синее.       Фриде пришлось сдаться – успехом было уже то, что Анна просто согласилась купить и надеть платье – пусть даже самое простое: смотрелось оно на ней соответствующе. От задумки с самым модным фасоном из последней коллекции пришлось отказаться – и вправду, заставить Анну надеть что-то неровное или несимметричное было невозможно.       — Теперь – в салон, – радостно заявила фрёкен Эрикссон, когда покупка была упакована и оплачена.       — Но у нас мало времени, – напомнила Анна. Она противилась, скорее, по наитию, машинально, не желая признаваться себе, что начатый подругой процесс её хоть и немного, но всё же захватил. – Нам нужно успеть что-нибудь приготовить.       — Романтический ужин не подразумевает большого количества еды, – авторитетно заявила Фрида. – Идём.       Ещё полтора часа в руках визажистов и парикмахера – и фрёкен Эрикссон удовлетворённо продемонстрировала поднятый вверх большой палец, оглядев подругу с ног до головы.       — Платье придётся надевать осторожно, – подытожила она, говоря о высокой причёске, которая очень красила круглолицую Анну. – А подкрашу я тебя сама.       Анна разглядывала себя в зеркале с совершенно будничным выражением лица, но расширенные глаза выдавали удивление – знавший её человек сразу бы разгадал изумление. Она одновременно и узнавала и не узнавала себя – будто отражением была другая женщина с её чертами лица: миловидная, эффектная, пожалуй, красивая! – но не она. Пока не Анна Дальберг.       — Туфли, – нерешительно произнесла она, оборачиваясь к Фриде. – Мы будем покупать туфли? У меня же только балетки, кроссовки и лыжные ботинки…       — Тебя подменили?! – та театрально схватилась за сердце. – Ты сама изъявила желание купить туфли?!       — Но… но ведь они, правда, нужны, – Анна неуверенно пожала плечами. – К платью-то.       — Нужны! – Фрида энергично кивнула, а потом взглянула на наручные часы с тонким позолоченным ремешком, и лицо её вытянулось. – Но теперь времени у нас не осталось, – голос стал печальным, но быстро вернулся в бодрые регистры, как только его обладательнице пришла в голову очередная дельная мысль. – Подберём что-нибудь из моих! У нас же одинаковый размер ноги! У меня, конечно, в основном всё на шпильке, но в квартире ты справишься.       Когда девушки закончили с приготовлением ужина, а солнце стало вечерним, Анна сносила все манипуляции терпеливо, даже с интересом. Фрида порхала вокруг неё с кисточками и баночками, а повсюду была разложена разнокалиберная косметика.       — Быстрее! – торопила Анна, которой не терпелось примерить платье. – Гонка должна была закончиться три часа назад, а ехать здесь совсем чуть-чуть!       — Приличные мужчины звонят девушкам, прежде чем зайти, – пропела Фрида, умелыми движениями накладывая тени.       Анна напрасно боялась, что образ получится вульгарным – фрёкен Эрикссон могла бы работать стилистом, если бы не предпочла обучение детей тому, что любит всей душой и умеет лучше всего. Закончив, она помогла Анне надеть платье, чтобы не помять причёску, и застегнуть его, а потом просто улыбалась, глядя на то, как подруга вновь оценивает своё отражение.       — Это не я, – недоверчиво пробормотала та. – Я – это вон, в комбинезоне, на лыжах, – девушка махнула рукой в сторону полки, где в рамке стояла её фотография с лыжни.       — Не тебе оценивать – ты это или не ты, – мягко произнесла Фрида. – Ему. Ты вернёшься «в себя», когда это почувствует он. И не забивай голову, – ободряюще добавила она. – Ты красавица!       — Спасибо тебе, – тихо проговорила Анна, неловко махнув рукой, как бы показывая, за что благодарит. – Без тебя я бы никогда не решилась, а мне было нужно это.       — Даже не думай благодарить, – отшутилась вторая. – Мне даже кажется, что я радуюсь больше тебя. Наконец-то и ты влюбилась! После того, как отрицала такую возможность столько лет!       — Я сама не поняла, как это случилось, – смущённо пояснила Анна. – Но он настолько отличался от других…       — Значит, это твой идеал, – Фрида определённо знала, что говорила. – Так, уже шесть часов! – она спохватилась, бросив взгляд на настенные часы. – Меня уже ждут, я побежала! И… до утра? – фрёкен Эрикссон подмигнула подруге.       — До утра, – азартно согласилась та.       Эстерсунд был центром лыжно-биатлонной Швеции, куда так или иначе съезжались многие представители национальных команд, даже если они выступали за другие территориально расположенные области.       Как и остальные гонки подобного плана, эта была направлена на отклик зрителей, а не на результат. Уже за полтора часа до начала на стадионе «Jämtkraft Arena» и в его окрестностях собралось много болельщиков, среди них – большое количество детей. Шарики с логотипом мероприятия, красочные бортики, ограждающие асфальтовую трассу. Не подвела погода – припекающее солнце заставляло щуриться и отводить глаза как болельщиков, так и спортсменов.       Даже приехав заранее, Йохан застал разноцветное великолепие и широко улыбался, глядя на позитивную реакцию людей. Он зависел от переменчивости настроений вокруг и становился черней тучи, если царило общее уныние. Но в большей степени это проявлялось в полярно противоположной ситуации: когда его окружало веселье, радость и доверие, он будто пропускал это через себя, синтезируя и сам становясь отображением этой реальности. Совершенно молча, неспешно – его мягкая энергетика была не выбросом, а непрерывным потоком, рекой – спокойной, тёплой, однако петляющей и не обходящейся без подпитки из дополнительных, более полноводных источников.       Йохан расслабился, попав в это непринуждённое окружение. Пожалеть он успел только о вынужденном отсутствии Анны, но знакомые лица позволили чувствовать себя уверенным. Со стороны разминочного круга ему помахала Бритта, а возле импровизированных шатров-раздевалок начал приветственно трясти руку Йорген.       — А где Андерс? – Йохан удивился, ведь во время сборов было довольно трудно увидеть их поодиночке.       — Отсутствует по семейным обстоятельствам, – Бринк широко улыбнулся, – и никак не может участвовать!       Олссон кивнул, специально не замечая, что Йорген желает развить тему хотя бы намёками, не говоря прямым текстом. Было нетрудно догадаться, что тот имеет в виду, но сплетни и подковёрные интриги Йохана не интересовали, и Бринку пришлось пойти рядом, уже не особо надеясь на оживлённую беседу.       Антиподом Йохана Олссона был Маттиас Фредрикссон, и такой антагонизм можно было назвать отчасти уникальным: отсутствие общих точек соприкосновения как данности, если речь идёт о характере, психологии и мировосприятии. Один безупречно оперировал фактами и точными данными, другой великолепно разбирался в перипетиях человеческих отношений. Один жил реальностью, закреплённой «здесь и сейчас», твёрдо чувствуя ногами землю; другой существовал в мечтах и фантазиях, накладывая на происходящее в настоящем новые сюжеты. Один предпочитал спонтанность в действиях, так как его уверенность давила на окружающих жёстким прессом; другому было легче задуматься о плане предварительно, чтобы не ударить в грязь лицом. Эмоции Маттиаса были направлены не внутрь себя, как у Йохана, а были обращены к миру – резкие, импульсивные, яркие. Не он приспосабливался к существующему – существующее невольно подделывалось под него.       На агрессивно-решительное настроение Маттиаса не могли повлиять разноцветные вывески и транспаранты, весёлые голоса и бодрая музыка. Обзаведясь идеей, он намеревался идти до конца любыми способами, больше не собираясь считаться с мнением Анны. При появлении нового раздражителя в виде Йохана, Фредрикссон лишь укоренился в своей уверенности. Вынашивание планов не было его сильной стороной. Несогласие с текущим положением дел вскипало и выливалось наружу, не сформировываясь во что-то конкретное. Нулевое соотношение удачных и неудачных попыток красноречиво говорило Маттиасу, что лично Анну ему не переубедить, и мужчина понял, что пришла пора импровизации.       Прокатываясь по разминочному кругу и не обращая внимания на толпящихся зрителей, тщетно выкрикивающих его имя в попытке привлечь внимание, он пытался оценить ситуацию. Собственных наблюдений не хватало, и мужчина пошёл на крайние меры – отыскал Бритту, после чего отвёл её в сторону и начал расспросы. Та с недовольным видом потирала локоть – Маттиас схватил её слишком сильно – но всё же рассказала о том, что успела узнать: из-за перестраховки, связанной с недавним повреждением, Анна не приехала.       — А этот здесь, да? Ну, Олссон? – нетерпеливо спросил Фредрикссон.       — Да, я его видела, – ответила Бритта. – Стоп, а что ты хочешь сделать?! – шестым чувством девушка словно ощутила вибрацию возбуждения, исходящую от Маттиаса. – Ты что, хочешь их поссорить?! Не надо!       Тот замялся, с трудом скрыв порыв. Глаза сверкнули опасным огнём, символизирующим хитрость, но Фредрикссон поспешил «надеть» улыбку, которая сейчас напоминала, в его исполнении, оскал.       — Мне что, делать больше нечего, их ссорить? – почти добродушно переспросил он. – С чего ты взяла?       Бритта могла бы реабилитировать себя в глазах многих, если б разыскала Йохана и ещё раз, уже второй после Анны, предупредила его об осторожности. Но девушка этого не сделала, в последний момент решив, как обычно, остаться заинтересованным наблюдателем.       Маттиас действительно не собирался ссорить влюблённых – настолько откровенные действия он думал приберечь на потом. Он просто ещё раз сложил паззл, который был прост, как дважды два: если несгибаема в своей позиции Анна, значит нужно заходить с другого фланга, используя шаткую уверенность Йохана.       Ни один из них результатами не блеснул – гонка была ориентирована на спринт, а Йохан и Маттиас предпочитали длинные дистанции, остановившись на одной из предварительных стадий. Выиграл лучший спринтер Швеции на данный момент – младший Фредрикссон, вторым стал Бьорн Линд, третье место занял спортсмен, не являющийся членом сборной. Среднее выступление Йохана не стало для него открытием, а давящая решимость Маттиаса только возросла после, как он считал, провала.       — Эй, ты! – грубо позвал Фредрикссон перед награждением, на котором памятные сувениры должны были достаться всем участникам, а не только победителям и призёрам. – Поговорить нужно!       — Вообще-то, у меня есть имя, – грустно протянул Йохан и взглянул на него так, что любому мгновенно стало бы стыдно, и он до конца бы называл его исключительно по имени. – На худой конец, фамилия, – съязвил он, видя, что в ответ Фредрикссон смотрит с недоумением.       — Ты отозвался, так что этот вопрос можно считать решённым, – невозмутимо ответил Маттиас. – Надеюсь, ты окажешься понятливым, и впредь нам придётся пересекаться только по вопросам, касающимся общих результатов.       — Я думал, вы с Анной всё обсудили, – тон Йохана был досадливым, когда они остановились за стендом, на фоне которого вот-вот должна была начаться церемония награждения.       — Думал он, – фыркнул Фредрикссон. – Юный философ выискался.       — Не настолько я и юн, – холодно напомнил Йохан. – Мне двадцать пять.       — Мне тридцать два, и здесь, как говорится, нужно почувствовать разницу, – развязно произнёс Маттиас, упирая руки на пояс. – Тебе не кажется, что ей – я говорю об Анне, конечно – нужен не такой, как ты?       — Мне кажется, что тебе лучше поинтересоваться об этом у неё, – осторожно парировал Йохан. – Её желание более первоочерёдно, чем слова любого из нас.       — У неё, у неё, – передразнил второй, картинно взмахивая руками. – О чём я и говорю! Чтобы переложить выбор на женщину, много мужества не надо!       Они не могли друг друга понять по определению, истолковывая реплики неправильно. Йохан широко распахнул глаза, искренне не понимая ход мыслей Фредрикссона.       — А ты хочешь сказать, что за неё должны решать мы? – он ответил вопросом. – Не смей ставить её ниже себя!       — Что за чушь ты несёшь, – Маттиас поморщился. – Пораскинь мозгами. Она сделает всё правильно, если ты отступишь в сторону сам, не сомневайся. Я думаю, она заслужила большего – никак не того, что можешь дать ей ты.       Йохан внутренне закипал, слушая грубые нелестные слова, которых не заслужил. Он не был способен на физическую агрессию, в нём редко просыпалась резкость – вот и сейчас наполнялся не злобой, а жгучей обидой, сжимая и разжимая кулаки почти бессильно. Хотелось выкрикнуть что-то в ответ, но слова путались, не желали идти наружу в чётко ощущаемом отчаянии. Но оба оппонента отвели друг от друга взгляды, когда из закреплённых рядом колонок заиграла музыка, приглашая на награждение. Йохан резко развернулся на пятках и скрылся, так и не ответив.       Он уехал из Эстерсунда быстро, не попрощавшись даже с Йоргеном и не переставая думать о том, что сказал ему Маттиас Фредрикссон. Склонность к переосмыслению заставила отпечатать его слова и не забывать о них ни на секунду. И без того небольшой процент заряженности на борьбу снижался с каждым километром от Эстерсунда до Осарны. «Наверное, он прав, – размышлял Йохан. – Любой на моём месте расквасил бы ему лицо или хотя бы грубо послал, но не стал бы позорно убегать». Он ругал себя за то, что может быть сильным только в мечтах, и постепенно соглашался с тем, что Маттиас выглядит увереннее, ярче, достойней. «С ним ей вправду будет лучше. За него ей не придётся краснеть или оправдываться, а я не могу постоять даже за себя». Самопожертвование было для него типичным и не первым: если бы настоял на своём пять-семь лет назад, отказавшись продолжать профессиональную карьеру, его бы здесь не было. Это была жертва в пользу семьи, а теперь, как он думал, в пользу счастья Анны, которая сейчас думала исключительно о хорошем вечере в их исполнении.       Услышав звонок, она было подскочила и помчалась открывать, но вовремя опомнилась: новому образу нужно было соответствовать. Ещё раз оглядев себя в зеркале, Анна пошла к двери осторожно, боясь споткнуться на высоких каблуках, одолженных Фридой. Однако открыв, она увидела совсем не такого Йохана, какого ждала. Он стоял, ссутулившись, голова была опущена, а глаза – насколько Анна успела разглядеть – выражали беспокойство. Она отступила в сторону, давая ему пройти. Холодный расчёт позволял девушке сохранять холодную голову, но в глубине подсознания мелькнуло сожаление: сюрприз не удался. Даже дежурный вопрос о результате гонки, который должен был разрядить обстановку, остался в планах: Йохан поднял взгляд, и его дыхание перехватило – Анна не могла этого не заметить. Он отмечал, что никогда её такой не видел, запомнив и сохранив образ энергичной девушки-спортсменки в джинсах, кроссовках и забранными в хвост волосами, а сейчас стоял в буквальном смысле с раскрытым ртом, начиная забывать вторичную цель визита. Он был почему-то уверен, что такой Анну до не видел ни один мужчина, и был абсолютно прав, безмолвствуя и глядя во все глаза до неприличия долго. Он не ожидал такой перемены.       — Молчать долго будем? – голос Анны был немного нервным – она потеряла контроль над ситуацией и не знала, чего можно ждать.       — Да, – буркнул Йохан. – То есть… то есть, нет! – торопливо поправился он. – Мне нужно тебе кое-что сказать. Это очень серьёзно.       — Прямо на пороге? – девушка удивилась.       — Ну… нет, – он смутился. – Но, в общем, это ненадолго! Мне кажется, что…       В постоянном противоборстве с самим собой он всё-таки решился хотя бы на этот раз не отступать от принятого решения и, пусть сбиваясь, но всё же передал Анне слова Маттиаса – только от своего лица.       — Я тебя не достоин, – тихо закончил он, качая головой.       По мере произнесения слов гора с плеч Анны постепенно исчезала: она вновь держала происходящее в своих руках. Девушка тонко улыбнулась, забрала из его рук куртку, повесив в шкаф, и мягко произнесла:       — Мой руки и проходи в комнату, ужинать будем.       — Погоди, – Йохан опешил. – Ты слышала, что я говорил?       — Будем считать, что нет, – отозвалась она через плечо. – Ванная направо, комната – наоборот, налево.       Анна намеренно не желала возвращаться к этой теме, когда они устроились друг напротив друга за небольшим, уютно накрытым столом (Фрида настаивала на свечах, но она сочла это вульгарностью). Она расспросила Йохана о прошедшем мероприятии, понимающе усмехнулась, услышав об отсутствии Андерса, и намеренно не затрагивала личность Маттиаса, желая оставить это на потом. К ней вернулся её прежний Йохан – улыбчивый, немного смущённый и тёплый, а не поражающий чужеродно привитой решимостью.       — И всё-таки, – осторожно начал он, когда Анна пересела на постель и принялась снимать жмущие туфли, – почему ты мне ничего не ответила, когда…       — Йохан, – она прервала его, откладывая обувь в сторону и расправляя подол. – Скажи лучше, почему ты у меня такой наивный?       — Я не наивный, – он покачал головой. – Я мнительный. И, кажется, соглашусь с тем, что ты ничего не слышала.       — Иди сюда, – улыбнувшись, позвала Анна, протягивая руки.       За вечер он не сказал ни слова о её внешнем виде, но девушка видела всё без слов, а касательно слов знала, что ему трудновато произносить хвалебные речи. Видела по ожившим глазам, слышала по голосу, в котором внезапно образовались властные нотки, ощущала по обращению – сейчас он сжимал её в объятиях крепче, смелее, чем когда-либо.       — Достоин – недостоин, заслужила – не заслужила – забудь, – шептала Анна ему в губы. – Чувства измеряются не этим, и ты знаешь это ещё лучше, чем я. Они измеряются любовью, а люблю я – тебя.       Наконец-то сказанные слова заставили крылья вырасти за спиной, а Йохан почувствовал себя таким сильным и нужным, каким не ощущал никогда в жизни. Подумав, что первый выход в свет нового платья оказался не таким долгим, Анна поняла, что в этот момент уже не ей предписана роль первенства. Лёгкая ткань вот-вот окажется у ног, а она покорится. До утра и навсегда.       Теперь Йохану не нужны были слова или постоянные напоминания – сам, только сам, а Анна медленно отступала под его напором, ещё ею не изведанным. Все его тайные комплексы исчезли или спрятались в самых дальних глубинах подсознания, когда близость уже не позволяла дышать ровно и сохранять самообладание. И Анна была другой – податливой и мягкой, будто её внутренний стержень на этот момент расплавился, замещённый горячими чувствами. Она превратилась в созидателя, ощущая собой его власть. В такие моменты любовь меняла людей.