Какое-то неправильное задание

Ол вышел невероятно уставшим. В ушах отдавалось гулом и… пищанием. Самым страшным пищанием в его жизни. Отдергивал себя, но продолжал потирать рукав халата, накинутого прям поверх одежды. — Что, не вышло? — Малпа тоже сидел в белом халате, наверное, взял у одного из местных ребят. Из тех, кто не могли ничем помочь, потому что в транспорт уже не помещались. Сидел на выставленном из той же машины не нужном аппарате, чуть откинувшись назад, упершись в аппарат руками. Ол никогда бы не подумал, что увидит это в страшном Малпе, но тот смотрел на него так пристально заинтересованно, что сразу стало ясно, юноша волновался. — Ну, он всё еще дышит, — это было сложно, но убийца вымучил из себя улыбку. — Один раз даже очнулся. — Правда? — товарищ чуть не подорвался, чтобы заскочить в машину, растолкать тех, кто продолжал там ютиться и следить за состоянием пострадавшего. Ола самого то выгнали, потому что посчитали, что у них, ученых, больше опыта. Он, по их мнению, только мешался. Пусть большую часть работы выполнил именно Ол. Не подорвался Малпа, наверное, потому, что догадался, теперь тот снова уснул. — И что делал? Кричал. Еще пытался отбиваться, одному ученому руку располосовал. Провода несколько раз сорвал, пока не подействовали препараты. Еще разок столкнулся с Олом взглядом. — …Ничего особенного. Просто был не в себе, слегка. Но уже не очнется, пока не вернемся. Вряд ли то было направленно на Ола, но теперь он не забудет бешенство, пылающее у убийцы в глазах. Лучше скрыть большую часть того, что товарищу пришлось пережить, чтобы Малпа сильнее не испугался. Кто бы подумал, что эти ребята будут так друг о друге переживать? Приметил кровавые разводы на рукаве, какой так старательно дергал. Желание дергать рукав пропало. Как вспыхнула счастливая улыбка у товарища на лице, так и потускнела. Тот сморщился и принял более удобную, чтобы сидеть, позу. — Как жаль. — Тоже. Очень жаль, потому что случилось это из-за Ола. Если бы Лею тогда не пришлось его спасать... Потерянно снял халат, скомкал-сложил в руках, чтобы сильнее не замарать. И сел неподалеку от Малпы, прямо на дорогу. Почти ничего не сделал, доставил лишь проблем, но как же устал. — Ты… решил сменить голос? — Ага. Нравится? — Он пока… немного непривычный, — признался. Ол и к тому то долго привыкал, а теперь, получается, начинать заново. Хотя, тембр этого был даже приятным. Наивно, но он искренне верил, что никто не умрет и не пострадает, или пострадает минимально, в процессе выполнения. Был уверен в том, что уж план Лея точно не может претерпеть неожиданных изменений. Даже когда всё шло совсем не по плану, казалось, оно находится под невидимым контролем предусмотрительного товарища. Пока именно Лея, израненным, не принесли. Вполне возможно, узнай Ол об этом там, по дороге, от паники не смог бы больше ничего сделать. Но он находился здесь, и был в силах хоть как-то помочь. К тому же этот голос и правда успокаивал. Такому голосу присуще всегда легонько подбадривать, что всё будет хорошо. — Знаешь, я не думал, что ты так поступишь, — наверное, потому Ола настолько расслабило, что даже осмелел сам что-то сказать. Первым. Так выходило, что они еще ни разу, один на один не оставались. Поэтому всё мнение об этом товарище убийца составлял лишь через стороннее наблюдение. Даже не общавшись. — Еще бы чуть-чуть, и Лею было уже не помочь. А такое мнение часто бывает ошибочно. — Получается, ты, Малпа, его спас. Может, этот юноша не такой уж и плохой. Ол думал о товарище хуже, чем тот того заслуживал, и его действия, его решение помочь пострадавшему – тому подтверждение. Зная себя, Ол всегда всё приукрашал. Даже маленькую неприятность раздувал до мировых масштабов. А раз так, значит, и сейчас слишком волновался, когда, на деле, оно могло быть не настолько и ужасно. — Знаю, наверное, посчитаешь меня глупым, — только заметил, что Малпа молчал, и слушал. Взял всю волю в кулак, повернулся. Осталось совсем немного, они почти справились с этой неприятностью, значит, дальше все будет только лучше. – Но я бы хотел… Поблагодарить. За всё, от себя, за Лея, за всех. Ол собирался поблагодарить. Но утих. Пропал воодушевленный настрой, навеянный чужим голосом. Не может ручаться почему, но от внимания, пристального взгляда, потянуло сбежать, как можно дальше. Внутренне придушил слишком необоснованный страх, какой организм невольно слушал, потому что привык подобным всплескам доверять. Малпа наклонился уже вперед, в такое положение, из какого проще встать, опирался на подставленные руки. Перебирал пальцами что-то, словно комкал. Ол молчал, и ничего поделать с собой не мог. Ощущение, еще хоть звук, и он уже никогда не сможет ничего сказать. Так и застыли. Малпа ждал, а Олу не получалось решиться. Да что там, хотя бы задышать. В этом месте ничего быть хорошо не могло. — О, ты вернулся, Грим! — Ол чуть не подпрыгнул от того, как товарищ подорвался с места. — И как всё прошло? Малпа счастливо махал возвращающемуся товарищу рукой. Ол заметил Гримостона, как повернул голову. Их высокий и сильный товарищ стал, кажется, еще более высоким и сильным. Настолько, что это вызывало опасения за организм владельца. От каждого шага чуть не дрожали стены. Но выглядел Гримостон целым, лишь один раз провел ладонью по слабо поцарапанному боку, какой уже заживал. — Скольких убил? Как опомнился, Ол тоже поднялся с места, чтобы не показаться неуважительным. Может быть, даже слегка поклонился, если бы товарищ хоть слабо покосился. Но Грим прошел мимо. Их с Малпой словно не заметил. — По моему, это было довольно грубо, можно и поздороваться! Какой серьезный стал, а, и скучный. Взрывной характер ему походил лучше. Уже четыре. В городе остался лишь Джи. …… … По позвоночнику пробежал холодок. Там и правда кто-то стоял, на расстоянии вытянутой руки. Убийца не видел, но чувствовал испепеляющий взгляд, как обозначивший на шее определенную точку, за какую было бы удобнее схватить. Ветер, прошелестевший по улице, из-за неожиданной преграды Джи не коснулся. Туман, скрывший собой асфальт, парил под ногами. Знакомый, фиолетово-черный, туман. И убийца прям конкретно так сомневался, что это кто-то из своих! — Что именно, ты там вырежешь? Самообладание зазвенело, струнка за стрункой. По тому, как вдруг побелел заложник, тот узнал, чей это голос. Тот самый, что Джи недавно слышал на той стороне линии, в телефоне. И думать не хотел, какой на собственном лице мелькает спектр эмоций, но тот наверняка был очень богат. Умудрился подскочить на подкошенных ногах, развернуть и снайпера, и себя. В полуоборот, спиной ближе к домам. — Торопишься? — спокойный, почти ласковый голос никак не вязался с видом. — Разве не ты ждал нашей встречи? Потому что видок у мужчины был самый говорящий. Особенно настораживала наполовину затянутая темными разводами кожа лица, как краску опрокинули. Снизу вверх. — У нас проблема, — что странно, заметил это заложник. Джи заметил, как тот неловко прибывшему полупомахал. Желания убивать со стороны прибывшего стало больше. Так и хотелось рявкнуть: «Да ладно!» — У нас!? — вырвалось другое, случайно, но негромко, почти снайперу на ухо. — У нас, — бескомпромиссно заметил тот. Так убежденно, что спорить Джи не стал. Отходили подальше стремительно быстро, словно вся та медлительность недавно – шутка ради драмы. «Я же в безопасности, ну-ка держаться!» — И чем вы тут заняты, я не понял? Это обращение было даже не к убийце, ко всем. — Вы в курсе, что Они натворили? Тут Джи, если так посмотреть, талантливо проигнорировался. Говорили о нем, словно самого убийцы здесь нет. Стоило бы разозлиться. Может, даже воспользоваться своим положением. Под рукой заложник, когда еще выпадет такая возможность поиздеваться над врагом? Мужик определенно точно должен понимать, что если атакует его, заденет и своего. Только вот, что-то, пересохло немного, в горле. Под захватом что-то съежилось. А, это снайпер чуть не смялся в комок. — Виноваты, шеф. А еще тот так голову низко опустил, что чуть сам не нацепился на шипы. Джи прихренел. Джи руку убрал, и, в растерянности, потянул снайпера за волосы. Голова снова смотрела куда надо. Убийца снова приставил шипы к горлу, как ни в чем не бывало. Дополнительно заложника встряхнул, мол, вообще, что ли, страх потерял? — Дома поговорим, — жуткий мужик глянул в сторону благородных, — со всеми. Кажется, кому-то предстоит бомжевать в ближайшие несколько суток. Сказал бы Джи, и злорадствовал. Но нет, сука, сочувствовал. Он бы поостерегся возвращаться в такой дом ближайшие полгода. И то, не факт, что этот демон отойдет. — Теперь ты, — сочувствие пропало, точнее теперь относилось к себе, потому что эти слова, сейчас, точно относились к убийце! Джи показательно, еще крепче ухватил захват, старался не шипеть на боль. Увеличил лезвие. Чем грознее выглядит оружие, тем спокойнее враги. «Да кем бы этот мужик не был, он точно понимает, что именно я в беспроигрышном положении!» Подбадривал себя. Показал полную готовность, в случае опасности, рубить. — Стоп, я не разрешал вам говорить! Не стоит меня недооценивать. Советую думать, прежде чем что-то делать, — вышло даже с угрозой, а подрагивающие губы растянулись в отработанном оскале. — Я бы тоже, советовал. Прицыкнул. Одно предупреждение не помогло. Нехороший результат. Осталось всего ничего. Обойти, кого-нибудь из двух сторон. А дальше как надо пойдет. — Молчать я сказал! Не смейте со мной шутить, — с удовольствием бы крепче прижал шипы к чужой коже, но ему нужен был живой заложник. Джи пытался не упускать из внимания ни жуткого типа, ни бледную двойку. Взгляд настырно возвращался на жуткого типа. Решит только, кого именно. — Не думаю, что вы ослепли. Сейчас приказы раздаю именно я. И если не хотите, чтобы пострадал ваш дорогой товарищ… От напряжения снова начал говорить, запинаясь. План не изменился, он ускользнет! Обойдет бледную двойку, и плевать, что там целых два! — Не товарищ, — прервал прибывший. — Он мой сотрудник. Джи не понял. — Плевать, кто он. — Не плевать. Он под моей ответственностью. Дрожью проняло и того самого сотрудника. Этот же, на стороне жуткого типа, чего так дергается? — Не зли его, — еще и Джи вон, нормально думать не дает! — С чего я… — Не спрашивай, просто не зли. Происходящее переставало быть под контролем, и это, черт подери, волновало! Хотя, оно изначально, нисколько не было под контролем. — Хорошо, сотрудник, под вашей ответственностью, понял, — Глубоко-глубоко вздохнул, легче не стало. Раз так хотят, то сжалится, и согласится, ладно. — Продолжим, не хотите, чтобы он пострадал, вам лучше меня слушать. На деле, создавалось впечатление, что это над ним сжалились и прослушали все эти бредни. Откуда-то с крыш выкатился камень и только что оглушающе хлопнул по асфальту. Джи дернул в том направлении головой. — Лишь потому, что ты тычешь этим обрубком моему сотруднику в горло? Полная каменность, безэмоциональность на словах. Словно такое вот положение вещей в пределах обыденного, и не стоит никакого внимания. … Джи опешил. «Ну, как бы, да?» — Понятно. Слово молчать враг не воспринимал. Убийца никогда не ощущал себя в угрозах настолько беспомощным. Снова прицепило к врагу взгляд. Руки спокойно скрещены, ноги в устойчивом, но безопасном, не готовом к движению положении. Всего лишь адская дымка позади. Ничего необычного в этом мужчине. Так чего Джи так кроет? — Да, хорошо, что мы друг друга поняли, — Снайпер зашевелился, вероятно оттого, что залом стал больнее. Джи не заметил, как бросил правило не показывать спины, уже конкретно пятился подальше. И та молчаливая девушка уже не волновала. Столько держал себя в руках, чтобы именно сейчас понять… — Именно так, как вы и сказали. Как этого психованного боялся. — Поэтому, будьте добры, стойте на месте, пока я… — Без проблем. Такео смотрел вполглаза. — Для его освобождения я и пальцем не пошевелю. Уже знал, чем это кончится, но самыми страдальческими минами упрашивал, мол: «Может, не надо?» Франкенштейн всем видом отвечал: «Надо». — Ты сам его отпустишь. Смирился с безнадегой. Прищурился, почти прижмурился. «Ну, турист, я пытался, прости…» Убийца, который всё больше выгибал снайпера к земле, и, безусловно, при этом, на Такео как мог опирался, успел выдать только краткое: «Что?» Стоило вырваться, пока захват был слишком слабым, авось пронесло, или перепало не так больно. — Сидеть. Воздух даже не свистнул, лишь слабо шелохнулся. Слишком быстро. Если бы снайпер не ожидал, даже не заметил атаки. У Франкенштейна, по лицу видно, было много вопросов. Но еще, по лицу видно, Франкенштейн терпеть не мог, когда ему ставили условия. Вдох стояли с убийцей, как ни в чем не бывало. А вот потом Такео понял, что сам сейчас либо сядет, либо согнется. Куда именно проняло, определить не мог, потому что боль распространилась по всему организму сразу. Но наверняка слабо, незначительно, как ученый мог бить, чтобы поубавить пыл. — Это ж… — за спиной донесся страдальный хрип. Захват, грозящий своим давлением, по случаю, поломать руку, ослаб. Приставленная к горлу ладонь повисла и теперь неспешно соскользнула с плеча. Слабо оцарапало кожу. Шипы, или то, что пыталось их изображать, опало. — Вне всякой морали. Такео, на подкошенных ногах, дочапал до опоры, почти долетел, до стены. Оказывается, вот так вот опираться на дома очень даже удобно. А вот убийца найти опору не успел. Франкенштейну надо было решить проблему, он ее решил. Такео больше никогда не согласится быть чьим-то заложником. Вообще отказывается в таком состоянии что-то делать. Нашел тут, на свою голову… — Мои сотрудники, понимаешь ли, столько раз встречались с копьем, что почти на него не реагируют. Такео бы поспорил, даже палец поднял, да сил не хватало. Региса на месте тоже не оказалось. Нет, не атаковал, какой смысл, когда здесь Франкенштейн? Благородный отскочил, потому что, в противном случае, грозил попасть под раздачу. Наконец отцепил пасть от ноги. — В отличие от такого, как ты. По стеночке хотелось скатиться, но теперь Такео держался, потому что слова Франкенштейна ставить под подозрения поздно. Как бы ученый, чего доброго, не решил их действительно приучить. Джи только что стоял. Теперь Джи сидит, и был не против еще бы полежать. По организму подали энергию. Такую, какая обещала повторно провести по всем кругам ада. Завопило всё: и то, что старательно заживало, и то, что уже успело затянуться. «Что это, только что…» Двоилось перед глазами. Оглушено прижмурился, мотнул головой. В себя прийти не помогало. «Разве в прошлый раз, он был таким быстрым?» Так не бывает. Одна нога слушать отказалась, зато другая позволила привстать. Сколько прошло времени с удара? Будет ли у него возможность… — Какой непослушный, — спокойнейшим, неспешным пинком, почти толчком в плечо чуть не опрокинуло на спину. — Я же сказал, сидеть. Джи не упал только из мысли, что если опрокинется, заставят подняться. И не факт, что просто пинком. Возможности нет. Ладонь за спиной уперлась в землю. — Итак, с небольшим недоразумением разобрались, — другую прижал к себе, насколько смог. — Думаю, теперь ничто не помешает уже мне задавать вопросы. Под пальцами хреначило сердце. С радостью бы отполз, хоть чуть-чуть, да ноги бесполезно скользили. Всей той защиты, на какую убийца надеялся и верил, не осталось. Ничего не осталось. — Не советую пытаться обмануть, узнаю, и случайно убью раньше, чем задумал. Уж извини, я так разозлен, что едва себя контролирую. — Из всего мужика Джи видел только половину. И непроницаемую черноту, распространенную его силой. Куда тот попытается встать понял чисто на инстинктах, подтянул, согнул едва не атакованную ногу. Не мог поднять взгляд. — А если замечу хоть мысль сбежать. — Не мог поднять, так помогли. Растрепанные, испачканные волосы подхватило пальцами, и дернуло. Так, что даже маленькая царапина на голове отразилась болью. Заставляли смотреть склонившемуся ужасу почти лицом к лицу, глаза в глаза. Не знает, как у самого Джи, но у мужика в глазах бегали бесята. — Думаю, для начала обойдемся тем, что я отрублю тебе твои любимые ноги. Сказано настолько повседневным тоном, словно директор обычной школы каждый день отрубает своим врагам ноги, настолько реалистично, что Джи поверил. Перехватило дух. Волосы отпустило, но голова уже не опускалась. Пара вражеских шагов подальше, но безопаснее от того не стало. Абсолютно не стало! — Вопрос один, куда вы утащили Мастера, отбросы? И тебе лучше хорошенько поразмыслить, прежде чем ответить. «Сейчас кого-то будут бить» — На это, я даже сжалюсь, дам тебе пять секунд. Этого недостаточно даже чтобы прийти в себя после удара, не то что понять, что Джи теперь делать! Человек, что предугадывает все его действия наперед, который вранье улавливает до того, как начал врать. Тот, кто готов бить по своим, чтобы их освободить. Уверенный в том, что Джи случайно не зарежет. Даже не так, кто уловил такой момент, когда убийца попросту не сможет снайпера зарезать… — И чтоб ты в полной мере за этими секундами проследил, предупреждаю. «И бить будут больно!» Да этот мужик же его на лоскуты порвет, а после соберет назад, чтобы услышать ответ. А если не услышит, снова порвет, и снова соберет. Любыми путями добьется своего. Без жалости, хладнокровно, с умиротворением на душе. Профессиональнее любого палача, любого убийцы. За кратчайшее время устроит такой марш-бросок по боли, что предыдущая неделя покажется лучшей, что случалось у Джи в жизни. Ему слишком хреново, он не сбежит. Он не переживет. Еще с того раза, с прошлого столкновения понял, что, повторись подобное, и он... — Время пошло. Свихнется раньше, чем это кончится. Если бы кто спросил, о чем он думает, Гримостон кратко бы ответил. Считает, что эти существа… — Но ведь прошло всего… не так много времени, давай еще немного подождем? — Ну бли-ин, тебе обязательно ко мне с этим вопросом лезть? Не я же поставил такие временные рамки. Слишком шумные. — Джи сам виноват, что так задержался. Гримостон был настолько терпелив, насколько никогда не был. Спокойно сидел в уготовленном транспорте, ожидая убытия. Не помогал в подготовке, но и не мешал. Не особо вникал в их речевки при составлении плана, но, кажется, они опаздывали. Что-то там про отъезды настоящих скорых, к каким они собирались прибиться и потом своевременно свернуть, как окажутся подальше от шумихи. Царивший на улице гомон так и призывал рявкнуть на всю округу «заткнитесь!» — Но, еще бы пять минут… Уверен, вот-вот же придет. Гримостон молчал. Сидел, спокойно, почти сонно закрывая глаза. Большая часть ран, нанесенных той серой твариной, зажила. А тот второй, какого он так и не успел разглядеть, только бегать и горазд. Ни разу не подставился под удар, сколько бы ни прилетало другому, вечно со спины атаковал. Бессмысленно, но неприятно. Для его гордости неприятно. — Добежит на своих двоих, если еще жив. Сейчас Гримостону как никогда хотелось тишины. Но от бессилия лишь сильнее сжимал огромные кулаки. Два первым окликнул чей-то третий голос. Незнакомый. Ни на одного из подпольных не похожий. А главное, очень рядом с его транспортом. Всполошившийся слабак пытался, кажется, этому кому-то что-то объяснять. Гримостон хотел тишины, но голоса лишь увеличились в громкости. Кажется, у слабака ничего не вышло. Третий голос встревожился. Заработала рация. Не особо хотелось, но пришлось приоткрыть один глаз. Как раз чтобы пронаблюдать, как в кузове образовывается вмятина, в месте того незнакомца. Рация работать перестала. — Вот видишь, что я говорил, полицейский подоспел! А если не поторопимся, их будет всё больше. И что, каждого бедолагу так по стенке размазывать? Разобрались без него. Приоткрытый глаз закрыл. — Эй, тут бы пятно оттереть надо! Выглядит красиво, но уезжать неудобно! Видишь Ол, давай на том и договоримся, пока это убирают, подождем. Какое у Гримостона было желание? — Да и вообще, если тебя это так волнует, а здесь ты совсем не нужен, то чего сам сходишь, и не поищешь? Самое простое, самое банальное из возможных. — Ха-ха! Ол, ты чего, я же пошутил! Не воспринимай мои слова всерьез. Чтобы все сдохли. И чем быстрее, тем лучше. — ...Ол?