***
В то утро Петунья, как обычно, проснулась очень рано. Не потревожив Вернона, она вылезла из уютной кровати, накинула на плечи теплый халат и тихонько спустилась вниз. В доме было очень тихо. Часы на коридорной тумбочке горели зелеными цифрами. 6:25. До подъема Вернона оставалось меньше часа. Дадли, скорее всего, проснется чуть раньше. В любом случае, у нее было достаточно времени. Она совершала этот ритуал ежедневно, и он был идеально отточен. Первым делом Петунья отправилась в ванную. Она умылась, быстро приняла душ и привела в порядок свои волосы. Занимаясь этими привычными делами, она думала о том, что сегодня ее ждет очень насыщенный день. Совсем скоро Рождество, а значит, пора доставать украшения и ставить первую в жизни Дадли елку. Когда Петунья спустилась на первый этаж, часы на блестящей духовке показывали 6:40. Она включила свет, достала из холодильника яйца, бекон и упаковку свиных сосисок. Петунья вспомнила, что сегодня у Вернона очень загруженный день, и, вероятнее всего, он не успеет пообедать, поэтому решила приготовить особенно сытный завтрак. Напевая себе под нос, она занялась готовкой. Если бы кто-то захотел узнать, аккуратная ли хозяйка Петунья Дурсль, ему достаточно было бы заглянуть на ее кухню. Каждый предмет в ней находился на своем месте. Одна из тумбочек была забита стройными рядами банок и консервов. Именно там, в первом ряду второй полки, стояла любимая Верноном фасоль в томатном соусе, которую Петунья достала и добавила на сковородку прямо к шипящим яйцам. А в подвесном шкафчике лежали булочки для завтрака, которые вчера она испекла своими руками. Сейчас их оставалось лишь разрезать и смазать маслом. В 7:02 завтрак был готов. Петунья выложила его на красивую белую тарелку и сервировала стаканом яблочного сока. Правильно было бы апельсиновым, но Вернон любил яблочный. А она любила его. Больше чем правила. Петунья только успела домыть посуду и выключить кран, как услышала за спиной тяжелые шаги. — Ты сегодня раньше обычного. — Она улыбнулась. На нем был такой же как на ней халат, только рукава, как обычно, оказались слегка влажными. Вернон поцеловал ее, и когда холодная ткань коснулась ее руки, Петунья слегка поморщилась, но промолчала. От него приятно пахло гелем для бритья. — Да, мне показалось, что Дадли проснулся. — Позевывая, Вернон опустился на стул. — Ох, что ты. — Петунья всплеснула руками. — Я думала подняться к нему минут через пять. — Не стоит, он очень крепко спит. Похоже, вчерашняя прогулка по парку совсем умотала карапуза, — усмехнулся Вернон. — Тогда у меня есть время приготовить ему кашу повкуснее. — Петунья тепло улыбнулась. Вернон же добродушно закатил глаза. — Да перестань. Посиди со мной немного. Я почитаю тебе газету, — он рассмеялся. Это был их старый ритуал. До того, как у них появился ребенок, чета Дурслей частенько завтракала вместе, и за чашкой кофе Вернон читал вслух новости. Сейчас же по утрам он читает детские книжки разными забавными голосами. — Ладно, — согласилась Петунья и, проходя мимо мужа, подставила ему щеку для смачного поцелуя. — Думаю, газету уже доставили. Сейчас принесу. Выходя из кухни, она по привычке глянула на часы. Они показывали 7:08. Вернон аппетитно стучал вилкой по тарелке, в остальном же в доме было очень тихо. Петунья остановилась чтобы поправить букет цветов на маленьком столике в гостиной и вдруг рассмеялась. Ее переполняло ощущение абсолютного счастья. Петунья Дурсль шла к двери и пока еще не знала, что эта минута перевернет всю ее жизнь с ног на голову.***
— Вернон! Бегом сюда! Тут… Громкий визг чуть не оглушил Вернона, который несколько секунд назад, не чувствуя никакой беды, отломил кусок сосиски и положил его в рот. Он подавился и сильно закашлялся. Счастье способно скрасить самые уродливые черты, а потрясение изуродовать самые прекрасные. Голос Петуньи не был ее достоинством: и без того тонкий, он становился еще более писклявым, когда она испытывала раздражение, гнев или страх. В школьные годы ее частенько дразнили за это. Однако к домашним Петунья всегда обращалась с нежностью и любовью, поэтому Вернон почти не замечал этого недостатка. Чаще всего он слышал пусть немного детский, но мягкий и вкрадчивый голос. Его интонации слегка менялись лишь тогда, когда она говорила о ком-то неприятном, но такой звук, напоминающий визгливую сирену, он слышал всего несколько раз в жизни, поэтому был ошарашен. Вернон выплюнул в салфетку недожеванную сосиску и подскочил со стула. — Дорогая, что случилось? На Петунье не было лица. Совершенно. Ее и без того вытянутая челюсть, казалось, стала еще длиннее. На побелевшей коже женщины выступили красные пятна. Вид жены настолько шокировал Вернона, что в первые секунды он даже не заметил, что у ее ног стоит корзинка с младенцем, а тонкие пальцы Петуньи с силой сжимают кусок необычной темной бумаги. — Что здесь происходит? — Господи. Нет. Пожалуйста, нет. — Увидев Вернона, Петунья будто бы вышла из транса. Она быстро захлопнула дверь, вероятно, боясь, что ее визг услышал не только он, но и кто-то из соседей. Вернон рассеянно подумал, что она поздновато спохватилась. По утрам на Тисовой улице настолько тихо и спокойно, что подобное событие наверняка не останется незамеченным. За пару мгновений до того как дверь окончательно захлопнулась, Вернону показалось, что в крошечную щель он увидел сгорбленную женскую фигуру, стоящую на пороге дома напротив. Это была миссис Фигг. — Господи, — повторила Петунья, вынимая из корзинки ребенка. — Сколько он там пролежал? Он ведь мог замерзнуть! Малыш, судя по всему, не испытывал никакого дискомфорта, он лишь вертел головкой, будто бы пытаясь рассмотреть дом, в котором оказался. Когда Петунья раскрыла одеялко для того, чтобы удостовериться, что с ребенком действительно все в порядке, в голове Вернона промелькнула еще одна рассеянная мысль. Он подумал, что малыш слишком спокойный, Дадли вел себя иначе. Вернону потребовалось несколько очень долгих секунд для того, чтобы стряхнуть с себя оцепенение. — Да что здесь происходит? Кто это? Почему он лежит у нас на пороге? И откуда ты вообще знаешь, что это он?! Вместо ответа Петунья протянула мужу записку, которую до сих пор, будто бы боясь выпустить, сжимала одной рукой. — Это Гарри Джеймс Поттер, пожалуйста, позаботься о нем некоторое время. С любовью, Лили, — прочитал Вернон вслух. На мгновение они оба замерли. Тишину нарушал лишь едва слышное детское кряхтение. — Судя по всему это сын моей сестры, Вернон. Той самой… волшебницы. — Последнее слово Петунья буквально выплюнула. — Ты видел ее пару раз. Помнишь? — Почему она оставила его на нашем пороге? — Похоже, первый шок еще не прошел до конца. У Вернона был настолько потерянный вид, что у Петуньи сжалось сердце. — Я не знаю… Она всегда была очень… взбалмошной. — Она поджала губы, чтобы не сказать о сестре лишнего. На самом деле Петунья считала Лили не только взбалмошной, но и совершенно безответственной. Они недолюбливали друг друга еще когда были детьми, но затем эта безобидная вражда переросла в настоящую неприязнь. Подростком Лили доставляла родителям очень много хлопот, особенно после того, как связалась с каким-то хулиганом в этой своей закрытой школе. Когда она вышла за него замуж, для семьи Эванс начался настоящий ад. Мама говорила, что они очень много пьют. С тех пор, как сама Петунья стала замужней женщиной, она общалась с сестрой лишь на редких семейных праздниках, обо всех выходках Лили ее информировала мама. Чуть меньше двух лет назад они с папой попали в страшную автокатастрофу. Петунья неделями дежурила у родительских постелей, а Лили заскочила лишь раз. Даже на похоронах она пробыла всего полчаса: явилась в одиночестве и исчезла до начала поминальной службы. Это был последний раз, когда Петунья видела Лили. А так как их с Верноном не пригласили на свадьбу, ее мужа она не видела вовсе. Пережить смерть родителей Петунье помогло лишь то, что через два месяца она узнала, что ждет ребенка, но ничего не могло помочь ей простить сестру. И вот сейчас она стояла в своей гостиной, и на столе, прямо перед ней, лежал племянник, которого Лили бросила на припорошенном снегом пороге. — Может быть это шутка? — глухо спросил Вернон, сам не понимая, что говорит. Ну кто же оставит ребенка на пороге шутки ради? — О, сомневаюсь. Звони на работу, бери выходной, мне понадобится твоя помощь. Я позвоню в полицию. — Петунья справилась со слезами и взялась за дело с привычной тщательностью. Только раздавая указания, она могла хоть как-то удержать эту безумную ситуацию под контролем. Или, по крайней мере, делать вид, что удерживает. — Зачем полицию? — Вернон, кажется, все еще находился в ступоре. — О таких вещах нужно сообщать властям. К тому же кто-то наверняка меня слышал. И если мы хотим оставить его у себя и позаботиться о нем, то нужно все оформить по закону. — Петунья очень бойко начала свою речь, но последнюю фразу сказала с некоторым сомнением. Нет, она не сомневалась в своих чувствах. Несмотря на то, что Петунья видела этого ребенка от силы десять минут, парочку из которых простояла в совершенном ступоре до того, как подхватила корзинку и позвала мужа, обостренный материнский инстинкт подсказывал ей, что нужно немедленно защитить этого ребенка. Ему, судя по всему, было не больше пары месяцев от роду, и он лишился матери. Точнее, его бросила мать-кукушка. Это было чувство, что сильнее и древнее Петуньи. Чувство, которым руководствуются животные, когда берут покровительство над чужим потомством, которое порою даже принадлежит к иному виду нежели они сами. Она сейчас была как рысь, готовая выкормить собачьих щенков. В целом, если подумать о том, что сыну Лили наверняка передался тот магический дар (или проклятье?), которым обладали его родители, то они действительно будто бы принадлежали к разным видам. Но все это было совершенно не важно. Сейчас Петунья видела перед собой лишь беззащитного ребенка. Она хотела ему помочь. И только. Едва она взяла его на руки, то теплое чувство надежды, которое еще до конца не успело сформироваться в душе у Петуньи, будто бы окрепло и тихонько кольнуло ей сердце. Но все же рациональность не покинула ее до конца. Она сомневалась в том, что скажет на это Вернон. Два ребенка, с разницей в возрасте меньше чем в пол года. Когда они, в таком случае, смогут завести еще одного своего? Эмоции заставили произнести вслух то, что вертелось в голове, однако разум подсказывал ей, что эта идея совершенно безумна, что нельзя принимать таких решений, опираясь исключительно на чувства, что она вообще не знает, кто на самом деле этот малыш и вернется ли за ним его блудная мать. И все равно, когда Вернон ответил, у нее на мгновение сжалось сердце. — А мы хотим его оставить? — тихо произнес он. Петунье показалось, что он так до сих пор и не пришел в себя. И опыт многолетнего брака подсказывал ей, что разговаривать с Верноном о чем-то, когда он в таком состоянии, совершенно бесполезно. Да и ей самой надо было хоть на секунду отвлечься. Это животное чувство, которое так внезапно поселилось в душе, пугало ее. — Подумаем об этом позже. Сейчас необходимо уладить другие дела. Для начала нужно переодеть и покормить мальчика. Кто знает, сколько времени он провел на холоде. — Одной рукой она умело подхватила ребенка, другой взяла телефонную трубку. Уже стоя на верхней ступеньке лестницы, Петунья крикнула так и не пошевелившемуся Вернону: — Пожалуйста, отпросись с работы и займи Дадли. Он кивнул.***
Полиция приехала очень быстро. Петунья успела лишь поменять мальчику подгузник и развести смесь. Вообще она кормила сына грудью и лишь иногда докармливала его синтетическим молоком, к которому относилась с большой настороженностью. Она считала, что ребенку необходим иммунитет, который может дать только мать. Но все же не смогла пересилить себя и решила покормить племянника из бутылочки, несмотря на то, что Дадли уже ел смесь для детей постарше. Впрочем, Петунья совершенно зря суетилась, есть ребенок отказался. Видимо, все-таки, он провел на пороге их дома меньше времени, чем она думала. И это радовало. Почему она решила, что он не голоден? Мальчик совсем не плакал. Петунья уложила его на диван, в сооруженный из подушек кокон, в надежде, что ребенок немного поспит, но он все так же вертел головкой и кряхтел, облизывая свои пальчики. Дадли, который уже успел проснуться, сидел у ног матери и с недоверием поглядывал на нового гостя. В руках у него была бутылочка с растворимой кашей, так как Петунья не успела сделать ничего другого. — Гарри, — тихонько произнесла Петунья, будто пробуя это имя на вкус. Ей даже показалось, что он улыбнулся, хотя, конечно, этого не могло быть. Она разглядывала мальчика со смесью страха и удовольствия. Он выглядел ухоженным. От темного пушка у него на голове пахло шампунем. Глазки у Гарри пока еще были светло-карие, но в них уже можно было заметить зеленые прожилки. Вполне возможно, со временем радужки полностью изменят цвет. Петунья тяжело вздохнула. И у нее, и у Лили в детстве были зеленые глаза. Но ее с возрастом потемнели, а у младшей сестры стали лишь ярче. Чтобы она о ней не думала, Лили была красива. И, если судить по их ребенку, ее муж тоже. Впрочем, вполне возможно, что Петунье эта особенная красота лишь чудилась. Все маленькие дети, которых она видела, казались ей прекрасными. Но отчего-то этот особенно выделялся. Нет, не так как Дадли, в котором она души не чаяла, но на ее взгляд Гарри выглядел гораздо симпатичнее, чем дети ее подруг. Неужели зов крови? Петунья махнула головой, чтобы стряхнуть наваждение, и в этот же момент раздался звонок в дверь. Вернон, уже успевший взять себя в руки, отправился открывать. Он настолько привык к идеальному порядку, всегда царившему в их доме, что споткнулся о плетеную корзину, которая, как бельмо на глазу, стояла прямо посреди их вылизанной гостиной. Вернон чертыхнулся. Петунья хотела сделать ему замечание, но вдруг заметила, что из перевернутой колыбельки выпал конверт, и осеклась. Вероятно, она не заметила письмо, потому что оно лежало на дне, скрытое одеяльцем, из которого она достала Гарри, оставив прохладную ткань валяться неаккуратным комком. Вернон же ничего не увидел и поспешил дальше. Не успев ничего обдумать, гонимая каким-то внезапным порывом, Петунья рванулась к корзине и молниеносным, совершенно не свойственным ей, движением подхватила находку и спрятала ее во внутренний карман домашней кофты, в которую уже успела переодеться. Позже законопослушная Петунья даже самой себе не смогла объяснить, зачем она это сделала и почему не показала конверт полиции, но в тот момент это показалось ей единственно правильным решением. Пока Вернон, оставшись в гостиной, обрисовывал всю ситуацию двум полицейским, Петунья на кухне готовила всем чай. Она всегда придерживалась одного правила, которому ее научила мать: чтобы ни случилось, женщина всегда обязана как положено принять гостей. Что бы, интересно, сказала мама, если бы узнала, по какой причине в доме ее дочери такие гости? — Итак, вы утверждаете, что этот ребенок — сын вашей сестры, миссис Дурсль? — поинтересовался мужчина, отпивая из чашки. — Да, судя по записке, что была вложена в его одеяльце. Понимаете, моя сестра недостаточно… — Она запнулась, но затем поджала губы и продолжила: — Серьезная. Она недостаточно серьезная. Мы не общаемся с похорон наших родителей, поэтому я не знаю, действительно ли у Лили есть ребенок, но полагаю, что это может быть так, она замужем вот уже несколько лет. К тому же, мне сложно представить, будто кто-то другой воспользовался ее именем для того, чтобы подбросить нам мальчика. Понимаете ли. — Петунья кашлянула, чтобы скрыть свое замешательство. Ей было стыдно вслух говорить о таких вещах. — Никто из моего окружения, если не считать мужа, не знает, что у меня есть сестра. Мы переехали совсем недавно, и я предпочитаю не распространяться об этом родстве. — Понимаем, — кивнул полицейский. — В таком случае, есть определенный протокол. Мы уже вызвали социальную службу. Государство заберет мальчика и отправит в дом малютки, а мы тем временем начнем искать его родителей. Если у вас есть какие-то важные сведения, которые могут нам помочь, то ваш гражданский долг поделиться ими. Если эти Поттеры не найдутся, то мальчик отправится в приют, и вы будете иметь право видеться с ним после того, как докажете родство, разумеется. Петунья сидела, опустив глаза. Она сжимала костяшки собственных пальцев и думала отчего-то о фантазии родом из детства, в которой она гуляет по парку, толкая перед собой коляску, а рядом идет мужчина, олицетворяющий ее будущего мужа, и ведет за руку двух мальчишек. — А мы можем забрать его? — вдруг произнес Вернон. И на этот раз голос его был тверд. Петунья не сразу поверила в то, что услышала. — Разумеется, вы можете претендовать на опеку, но лишь тогда, когда мы убедимся, что его родители не попали в беду. Если социальная служба лишит их родительских прав, то мальчика можно будет усыновить, — ответил полицейский. — Но вы хотите сказать, что сейчас ребенок все равно отправится в какую-то богадельню? Вместо того, чтобы остаться дома с родными людьми, которые могут о нем позаботиться? — нахмурился Вернон. — Для начала, мы не можем быть полностью уверенными в том, что вы родные люди, — недовольно произнес мужчина. — У нас есть лишь какая-то записка. Этот ребенок мог быть украден, он не может оставаться здесь с вами. Петунья, которая до этого лишь переводила взгляд с мужа на полицейского и обратно, громко фыркнула: — Хотите сказать, что кто-то украл ребенка у моей безалаберной сестры, чтобы затем подкинуть его мне? Что за бред? — Мы не можем исключать никаких версий, — тоном не терпящим возражений произнес полицейский и поднялся на ноги. — Мистер Джун, — тихонько начал более молодой и добрый на вид коллега, который до этого момента не проронил ни слова. — Но ведь есть лазейка. Они могут сдать анализы, устанавливающие родство, предоставить документы. Близким родственникам выдается предварительная опека, до выяснения всех обстоятельств. — Лицо мистера Джуна исказила гримаса, но молодой человек все равно продолжил говорить уже обращаясь только к внимательно слушающим Дурслям: — Миссис Дурсль, у вас в паспорте указана девичья фамилия? И найдутся ли копии документов вашей матери или отца? В них, как вы знаете, вписывается информация о детях. — Да, конечно, — Петунья просияла. — Возможно у меня найдутся и копии документов Лили. После смерти родителей я забрала себе все бумаги семьи. Они наверняка хранили нечто подобное. Спасибо вам! Мистер?.. — Женщина чувствовала себя неловко, потому как забыла имя полицейского, которое он назвал, входя в дом. — Можно просто Шон. — Парень широко улыбнулся, в то время как мистер Джун сидел мрачнее тучи. — Спасибо, Шон, — произнес Вернон и пожал полицейскому руку. К тому времени, как Петунья вернулась со второго этажа с папкой, в доме Дурслей появилась женщина из отдела опеки. Она подтвердила слова Шона. Они действительно могли получить опеку сроком до месяца. В это же время нужно было инициировать процесс лишения родительских прав. — К тому же, месяца будет достаточно для того, чтобы вы убедились, что готовы к этому серьезному шагу, — мягко произнесла сотрудница, которая представилась Ирмой Бэгс. — Многие идут на поводу у своих чувств, но потом понимают, что ошиблись. И это нормально. Я вижу у вас у самих есть маленький ребенок, и если вы решите, что не хотите взваливать на себя воспитание еще одного, то гораздо лучше будет просто навещать его в приюте. В целом Петунья была с ней согласна. Может оказаться, что они не готовы, но она знала, что будет мучиться до конца своих дней, если сейчас испугается, не попробует, и этот хмурый мужчина увезет из дома ее племянника. — Скажите, а почему мистер Джун не хотел говорить нам о возможной опеке? — шепотом поинтересовалась у миссис Бэгс Петунья, когда полицейские и Вернон с Дадли на руках вышли из дома. — А, — она добродушно усмехнулась. — Ему придется заполнять гору бумаг. Как, впрочем, и вам. Огромную гору. — Женщина выразительно посмотрела на Петунью, но та лишь коротко кивнула.***
Спустя четыре часа семья Дурслей в новом составе вернулась домой. Они потратили кучу нервов. Вернону не только пришлось заплатить три сотни за сам анализ, который в итоге подтвердил, что маленький Гарри и Петунья Дурсль, в девичестве Эванс, состоят в кровном родстве, но и докинуть еще в общей сложности столько же в карман лаборанту, чтобы получить результаты поскорее, и в сумочку девочке-секретарше, чтобы она соизволила заняться их бумагами. Когда они уложили мальчишек спать (Гарри временно разместился в плетеной корзинке) и отправились обедать, Петунье показалось, что она проснулась минимум сутки назад хотя вездесущие часы, говорили, что сейчас всего половина первого. — Спасибо тебе, Вернон. — Петунья прижалась к нему прямо в дверях кухни. От него все еще едва уловимо пахло гелем для бритья. — Я не уверен, что это правильное решение, — прямо сказал Вернон. — Не уверен, что у нас получится. Но в этом мальчике, в Гарри, течет твоя кровь, а значит, мы не можем бросить его, даже не попытавшись. — Да, мы не можем. — Голос у Петуньи был чуть хриплым от переполняющих ее эмоций. — И, Туни, — Вернон обхватил ладонями ее лицо и продолжил, глядя прямо в глаза: — не стоит привыкать к нему. Твоя сестра написала, что просит позаботиться о Гарри некоторое время. Думаю, Лили скоро вернется и заберет сына. — Нет. — Петунья покачала головой. — Даже если она захочет, закон ей этого не позволит. Нельзя просто так бросить ребенка и как ни в чем не бывало вернуться за ним. Вернон хмыкнул. — Ты правда думаешь, что закон остановит таких как они?