***
— Вернулись! Я уж побоялась, что вас кролики съели. — Без происшествий? Каджиты кивнули, лучник протянул ярлу двух кроликов: — Конечно, Фрост даже попытался поймать свою первую дичь. — Похвально, — Мирсугоран взял кролей за уши и посмотрел на юношу, — Как успехи, котёнок-каджит? — Не очень, если честно, — вздохнул вор, присаживаясь на землю неподалёку от кучки с хворостом и ветками для костра. — Почему же? — присела рядышком каджитка в стальных доспехах. — Оказывается, я совершенный куст в охоте: ничего не знаю, не умею — только шуршу. — Ты хорошо бегаешь! — подбодрил долговязый каджит, усаживаясь напротив Кинай, неподалёку. — И в принципе быстро реагируешь. Быстрее, чем кролик. — Есть над чем работать, — кивнул ярл и обратился к Высокому Сыну. Каджит с луком твёрдо и уверенно кивнул, получив удовлетворённое шевеление усами в ответ. Они расположились вокруг костра, дожидаясь приготовления дичи. Фрост поглядывал на каджитов по очереди, сводя взгляд к костру. Наконец он осмелился прервать таинственное молчание: — Кинай? А можно узнать о тебе побольше? Каджитка в стальных доспехах молча посмотрела на вора, ожидая пояснения его желания. — Это только моё любопытство и интерес. Мне интересно было бы послушать истории вашей жизни. Как вы, например, познакомились с Рагнаром? Друг с другом? — он покачал головой в сторону Хакона и Инга, — Или может в истории твоей жизни случалось что-то… Что наверняка заставит меня задуматься, — скомкался юный каджит. Каджитка хмыкнула и посмотрела на Хакона, он всегда с удовольствием слушал истории, как её с сенч-ратом, так и других, поэтому многое помнил. — Ну хорошо, — сказала матёрая кошка, направив задумчивый взгляд в костёр. Фрост подсел к ней поближе. — Что до Рагнара — его историю точнее него самого никто не расскажет. Что до меня…— Мой путь был начат на северо-востоке Эльсвейра на окраине Риммена. И самые, наверное, шокирующие моменты моей жизни пришлись на юношество и детский возраст. В моём детстве было распространенно воровство каджитов любых пород: контрабандой всех вывозили из Эльсвейра — кого-то в рабство и как рабочую силу, кого-то как коллекционного диковинного зверя, из кого-то могли сделать чучело… Это связано с тем, что мы не похожи на обычных людей или эльфов, в большинстве распространённых на Нирне. А людям свойственно всё, что инако от них самих — использовать так как им угодно или просто презирать за то, что ты не такой как все, обязательно повесив ярлык-другой. Нам с Рагнаром не повезло так же, как и многим другим каджитам. Меня выкрали совсем юным котёнком, вывезли из Эльсвейра сквозь западный вельд. По великому лесу меня довезли до коловианского нагорья, где между Кватчем и Корролом был редгардский лагерь. Когда караван туда прибыл, мне было около десяти. И конечно же до меня сразу же долетели новости о сбежавшем сенч-рате, которого недавно поймали. Конечно же это был ещё молодой Фаасйолмар. Ему, кажется, около двадцати было. Разумеется моё юное ранимое сердце было очень впечатлено этим суровым красавцем…
***
Юная каджитка спрыгнула с повозки, после чего ей развязали руки, пригрозив тем, что если она будет себя вести неподобающим образом — она станет первой на очереди в чучельник. Ей было разрешено осмотреться. Спустя несколько дней она узнала о пойманном сенч-рате и разумеется ей стало интересно на него посмотреть. Выйдя из палатки, в которой она жила, её взгляд тут же зацепился за четверых редгардов, которые вели пойманного на цепи сенча. И почему-то, в отличие от всех остальных жителей лагеря, — она не испугалась его. Небольшие злые зелёные глаза её только притягивали, она осторожно стала подходить ближе, но оставаясь на неприметной дистанции от косых глаз охраны. Когда зверь перестал сопротивляться, широко расставив передние лапы, его взгляд скользнул по юной каджитке, задержался на секунду и отвернулся. Он зарычал на ближайшего редгарда, который неосмотрительно тыкал в него посохом. Охрана отвела его куда-то и юной кошке оставалось только думать об этом. Какое-то время она затруднялась выйти на контакт — это был единственный каджит, с которым доставлялось возможным общаться. Потому что остальные пленные считались разумными и могли совместно придумать план побега или бунта, когда сенч-рат считался неразговорчивым тупым огромным сгустком зла из шерсти и «умственной» опасности не представлял, даже если бы начал активно общаться с девчонкой. Тупой злой большой кот и маленькая, тоже считалось, не очень умная, каджитская девочка. Когда она пыталась его разговорить, обратной связи не было. В один из дней, каджитке стало очень тоскливо и подавленность накрыла её с головой. Она пришла к сенчу, пока он отдыхал и просто грузно села под его пушистым горячим боком. Тяжёлая голова зверя поднялась, не дождавшись обыденной попытки диалога, и он повернулся к ней. Он молчал, смотря на юную кошку, которая обычно даже в таких прискорбных обстоятельствах имела при себе какой-то оптимизм и сеяла лучи добра одним своим присутствием, — сейчас сидела, сложив руки на коленях и оперевшись на них лбом. Помолчав, он тихо загудел, вроде как ему всё равно, но спросить ради приличия нужно: — Что-то случилось, Крошка? Кошечка в ответ загундосила: — Мне казалось, что тебе всё равно? Тигр посмотрел на неё снова и несколько удивился её неожиданному ответу. Снова загудел: — Неважно. В чём дело? Она вздохнула и утёрла нос рукавом рубашки: — Мне грустно. И тоскливо… И страшно… Сенч помолчал и вдруг опустил голову рядом с каджиткой: — Не бойся, — поймав вопросительный взгляд, он продолжил, — Я помогу тебе выбраться отсюда. У неё даже предположений не было о том, что творится у зверя в голове. Вот о чём он думает? Почему вдруг он так решил? Маленькая каджитка села на колени поближе к голове зверя и, обняв его за гривастую шею, легла рядом, прижимаясь. Несколько раз она втянула мокрым носом воздух сквозь пыльную шерсть. Голова сенч-рата обернула её и зверь едва слышно прогудел: — Обещаю…***
Время тянулось. Прошло не меньше трёх недель. День близился к вечеру, понемногу смеркалось. Каджитка стояла в лагере, когда заметила какую-то шумиху. Вышедший из-за палаток зверь, поднял уши и вытянул шею, выпрямляясь и вслушиваясь. Приехал караван, который, судя по всему, должен был забрать «товар» и отвезти на продажу. До ушей каджитки донеслись слова одного из редгардов: — Вон ту забирайте, её быстро купят. Для прислуги самое то. Не будет слушаться — пусть сидит в клетке, пока не одумается. Глаза кошки округлились и становились ещё больше, когда в её сторону направилось двое редгардов из каравана. Она бросала взгляд в сторону сенча, ища помощи. Молодой Рагнар, которого тогда ещё звали просто Рауд, стоял, бросая немного округлённый взгляд, то на повозку каравана, то на юную каджитку. Он нахмурился и сделал несколько шагов вперёд, после чего оттолкнулся, проминая под собой мягкую землю, и прыгнул, бросаясь на главу каравана. В лагере началась суматоха. Рауд швырнул редгарда в старенькую повозку, переломив её пополам. Среди других взятых в плен также начались бунты и активные попытки освободиться. Все силы редгардов были брошены на погашение бунта и воцаряющегося хаоса в лагере. Окружённый стражей, зверь, в попытках вырваться, раскатисто взрычал: — «Беги!» Редгарды из каравана, приближавшиеся к девочке-каджиту, продолжали своё движение, но уже настойчиво, пытаясь поймать её. Она посмотрела испуганными глазами на зверя и помотала головой, не в силах ответить хоть что-то. Девочка не могла даже подумать о том, чтобы убегать и не могла без своего защитника сделать ни шагу. — Беги, я сказал! Она быстро посмотрела на зверя, отскочила в сторону от редгарда и, когда один из них схватил её за руку, укусила его за предплечье с такой силой, что кажется если бы у неё была челюсть побольше — достала бы до кости или откусила бы вовсе. Отпрыгнув в сторону, она бросилась в ужасе в лес. — Ловите козявку! — услышала она сквозь кусты за спиной из лагеря. Затем львиный рык, крики, хруст ломающихся веток и кустов, и приближающийся топот. Её нагнал рыжий каджит; схватил на бегу за рубашку и подкинул, подныривая под неё. — Держись! Девочка вцепилась в шерсть зверя, обхватывая широкую шею и отчаянно прижимаясь к нему, немного пряча лицо в загривке. Повернувшиеся уши каджитов услышали голоса людей за спинами и топот лошадиных ног. Несмотря на мягкость лап, сенч-рат громко топотал, перепрыгивая коряги-брёвна, кусты, корни деревьев и преодолевая неровности местного ландшафта. Стрела промчалась мимо них, а затем ещё несколько. Промчавшись мимо Брумы по великому лесу мимо гор Джерол, они немного оторвались от преследователей, но опасность всё ещё была близко. Уже почти стемнело, сил бежать оставалось всё меньше. В глаза рыжего зверя попалась повозка с сеном, которую вёл какой-то уже седеющий сонный мужчина. Тяжело дыша, сенч-рат бросился за повозкой. Он напрыгнул на неё и повис, поджимая задние лапы и призывая юную наездницу слезть. Каджитская девочка слезла и села на сено, смотря испуганными глазами на зверя. — Спрячься в повозке, уведу редгардов в сторону, — тихо пропыхтел сенч. — А как же ты? — Не высовывайся, я сказал. Желтоватые юные глаза с тягостной печалью смотрели на зверя: — Мы когда-нибудь ещё увидимся? Маленькие зелёные глаза посмотрели на юную каджитку и моргнули. Зверь оторвал когтистые лапы от борта повозки и уставшие лапы подогнулись, уронив кота, неуклюже перекатившись. Девочка выглянула из повозки, но увидев шевеление, нырнула обратно в сено, припоминая слова сенча об осторожности. Она свернулась в сене и стала думать, что делать. А думать совсем не хотелось, её грызли мысли о том, что она осталась совсем одна: никого нет рядом, а тот, кто позаботился о ней — ушёл. Защищая её, конечно, но легче не становилось, ведь она волновалась и за него тоже. Хоть он и огромный угрюмый неразговорчивый скряга — она чувствовала в нём какую-то особенную энергию, и не так он был прост, не так, как думали бы редгарды. И сейчас она едет непонятно в чьей повозке с сеном. В глубине своих печальных размышлений, кошка уже так устала, что сама и не заметила как начала засыпать. Повозка остановилась и лошадь фыркнула. Хозяин кобылы отвёл её в стоило, налил воды и высыпал остатки сена, отправившись к повозке для пополнения запасов. Мужчина с седоватой щетиной обнаружил в своей повозке сюрприз… Он отнёс каджитку в дом, уложил в старом облезлом кресле и укрыл пледом. Ушёл на улицу. Кошка завозилась, найдя удобное положение и не просыпаясь.***
Каджиты поужинали пойманными кроликами и каджитка в доспехах остановила своё повествование: — Уже поздно, давайте-ка спать. — А что дальше? — окончание рассказа несколько расстроило юного каджита. — Ну хорошо, что было потом я расскажу, но уже завтра. А сейчас нам нужно отдохнуть, — она переглянулась с ярлом, немо спрашивая, кто первым будет стоять в карауле. — Я посторожу вас, — ухнул ярл, поднимаясь. — А я могу сменить, сэр, — поднял голову лучник. Мирсугоран кивнул и отошёл чуть в сторону. Фрост вздохнул, оглянулся и улёгся спать рядом с Кинай. Больше половины ночи Мирсугоран просидел на дереве, сторожа спящих внизу каджитов. И только случайно проснувшись, Хакон заменил его, удивившись тому, что ярл его не разбудил. Когда солнце уже начинало пригревать, рейд начал просыпаться и собираться. Особенно не обмолвлясь, они отправились дальше в путь. В отличие от самого Фроста, его любопытство бодрствовало и, конечно же, ему было интересно услышать, что было дальше. Каджитка усмехнулась и продолжила свой рассказ…***
Проснулась уже утром. Кинай зевнула, клацнув зубами, и вздрогнула от испуга и удивления, осознав наконец где она. Оглядевшись, кошка сильно насторожилась. Кто-то занёс её в этот дом, от которого уже давно пахло старостью. В разваливающемся камине догорал огонь и через щель в ставнях прорезался луч света в полумрак помещения. В углу она обратила внимание на будто ещё более старую кровать, застланную какой-то серо-бурой шкурой. — «Охотник?» — подумала, каджитка, задирая голову. Но она не заметила ни одного чучела, рогов или чего-то, что обычно могло быть у среднестатистического уважающего себя охотника. В какой-то мере она выдохнула, — появился шанс, что чучелом она в ближайшем будущем не станет. Она осмотрела комнату более внимательно и, не найдя ничего особенного, она приоткрыла дверь и выглянула в щелочку. В глаз ударил луч солнца и она сощурилась, раскрывая дверь шире. Сделав ладошкой козырёк, она проморгалась и увидела неподалёку от дома седоватого мужчину, с щетиной, в простых довольно одеждах и плотном тёмном фартуке. Он колол дрова. Когда девочка вышла из дома, он поднял голову и… И всё? Никаких поленьев в лоб и всего такого? — О, проснулась, — мужчина расколол ещё одно полено, — Это я тебя, наверное, разбудил? Старался сильно не шуметь. Она медленно с опаской стала подходить ближе: — А-ам… Нет, всё в порядке… С Вашей стороны было очень мило принять меня. Мне даже неудобно как-то… — Это было несложно, девочка. Меня зовут Эймунд Серый-Волос. Ты можешь обращаться ко мне просто — Эймунд. Как тебя зовут, бедолажка? Каджитка замялась и ответила: — Кинай… — она посмотрела на уставшего мужчину, на дрова и протянула руку к колуну, — Давайте, я помогу? Мужчина косо посмотрел на каджитку: — Маловата ты для такой тяжёлой работы. — Ничего, я отдохнула, а Вы уже устали. Давайте, — она снова протянула руку и повернула любопытные уши к нему, — а пока может Вы расскажете мне о себе? Мужчина выпрямился, задумался и хмыкнул: — Ну ладно, давай. Не сложись только под колуном. Он протянул ей тяжёлый колун и она, можно сказать, почти с лёгкостью взяла его, чем удивила седого мужчину. Норд грузно присел на траву неподалёку и вздохнул. Голубовато-серые глаза посмотрели на юную каджитку, которая поднимала полено и примерялась, чтобы расколоть его. — А что рассказывать? Я уже старик и уехал из Скайрима много лет назад… Всю жизнь, сколько помню, был кузнецом, — он помолчал, смотря на девочку. Она замахнулась на полено колуном и вогнала в него, а затем ударила им об пень, на котором колола и полено разошлось по швам. Похвально! — Жену и сына убили разбойники, пока я отъезжал в город на продажи… Это место, в котором я раньше жил — тяготило и не хотелось мне больше жить в той провинции, слишком болезненные воспоминания. Собственно поэтому и уединился здесь. Иногда путешественники или стражи просят сковать им что-нибудь, на этом и живу. А мне много не надо — хватает. Вчера ездил в лес, собрать сено, которое я заготовил. Прикимарил и как-то не заметил тебя. — А почему… — кошка замахнулась и ударила, — Вы взяли меня к себе? Почему не прогнали? — Как же? Жаль мне тебя, девочка, стало. От хорошей жизни дети в повозках с сеном не спят, — ответил кузнец, — Может расскажешь как ты оказалась в моей повозке, ещё и ночью? Каджитка расколола ещё одно полено и вздохнула, присаживаясь рядом и роняя колун между колен. Уши её поникли, как и усы, и она поведала мудрому кузнецу свою несчастливую историю. — Да… — протянул кузнец в итоге, — Дела… Кошка вздохнула и повесила голову, тоскливо раздувая ноздри. Эймунд посмотрел на неё, задумался… Как-то тепло у него на душе было от каджитки. Такая милая, добрая душой и способная девчонка, глаз радуется! Хиленькая только пока, оголодавшая. — Слушай, не хочешь остаться у меня? Каджитка резко подняла голову, удивлённо распахнув глаза: — Что? В каком смысле? — В самом прямом! Поживёшь у меня, откормишься. Будешь помогать мне по-хозяйству — тяжеловато старику стало управляться… А я тебя кузнечному делу обучу. Что думаешь? Каджитка замялась, смущённо поморгала: — А я не буду Вам в тягость? — Что ты! Вдвоём всяко веселее. Не могу я тебя выгнать — рука не поднимется. Больно ты девчонка хорошая. Кинай задумалась и кивнула: — Ну… Хорошо! Я согласна! — Вот и замечательно! Давай-ка, — мужчина стал неуклюже подниматься. Он улыбнулся, — соберём дрова и пойдём. Будем завтракать.***
Каджиты двигались в сторону Винтерхолда по дороге из булыжников. Постепенно становилось холоднее, дороги всё больше заметало снегом, ветер становился более холодным и пронизывающим. Мимо них проплыл знак-указатель, вторая снизу стрелочка которого указывала направление Винтерхолда. Слева виднелись пики и арка кургана, обстановка становилась более мрачной, несмотря на светлое время суток. Ярл потянул поводья, притормаживая лошадь. — Дальше тихим ходом, будьте внимательны, здесь может быть довольно опасно, — сказал ярл, когда его конь прошёл между двумя скалами. Фрост боязливо стал озираться. Снег, сдуваемый с холмов, сыпался ему на сапоги. Дорога, вьющаяся вблизи скал его пугала и завораживала, но припорошенное снегом, старое прогнившее бревно, скорее пугало. Из-за скалы стала виднеться таверна и вот рядом медленно проплыл ещё один указатель. — Инг, — окликнула негромко кузнец, шедшая позади ярла. — М? — отозвался он. — Мы же идём… — Да. — Ты уверен, что это хорошая идея? — Я уверен, что это плохая идея. Но времени у нас не так много, чтобы успеть до ночи, поэтому придётся срезать путь через перевал Странника. Каджитка в лёгких стальных доспехах вздохнула. Впереди от основной дороги шла протоптанная тропа, на которую им предстояло свернуть. По обоим сторонам от тропы возвышались высокие скалы, припорошенные снегом. Мимо них из ущелья пробежал большой олень с тяжёлыми рогами, громко топоча и устремляясь прочь. Медленным шагом, они двигались шеренгой сквозь сужающееся ущелье. В самом узком месте ущелья над их головами появилась каменная плита, создавая скальную арку, после которой лежал скелет в шлеме возложенный на алтарь. После увиденного, Фросту стало ещё более жутко, но наконец страшное ущелье закончилось и открылся величественный зимний вид на побережье к северо-западу от Винтерхолда. Вдали виднелась старая смотровая башня, а ближе, буквально подле скалы, под ногами вход в руины Альфтанда. — Что это? — высунулся из-за спины Хакона маленький каджит. — Это двемерские руины, — ответила кузнец, оборачиваясь через плечо, — они простираются под просторами Скайрима и несут в себе очень много тайн… И, естественно, опасностей. — Двемерский народ бесследно исчез много сотен лет назад, оставив после себя только величественные постройки и сложные механизмы, которые работают по сей день, — добавил с некоторой грустью и тоской каджит возглавлявший караван. Как-то его угнетала мысль об исчезновении целого народа, без каких-либо и сколько-то логичных объяснений. Фрост выдохнул пар изо рта и вздохнул: — Грустно. Но надеюсь туда мы не пойдём. Хотя бы не сейчас… Они услышали шипение и прервали разговор. Каджиты остановили лошадей и стали напряжённо прислушиваться. Вдруг из-за заснеженного холма вылетело два остервеневших ледяных приведения. Глаза Фроста от испуга расширились и по ощущениям стали больше септима, а шерсть стала дыбом, словно у ежа иглы. Мирсугоран же наоборот сильно сощурился и к***
Каджиты сели на лошадей и отправились в путь. Выйдя между скал, откуда они и пришли — они повернули направо и стали понемногу спускаться. Ветер стал более холодным. — Нам не повезло, — констатировал Мирсугоран, — Скоро буря совсем разбушуется и нам будет трудно найти дорогу назад, поэтому стоит поторопиться, если мы не хотим нашего погребения заживо под снегом. Каджиты кивнули, Фрост сильнее прижался к спине Канзифуса, опасаясь, что его сдует с лошади. Юноша покрепче обмотался данным ему шарфом и нахохлился, щуря глаза от ветра со снегом. Снежная пелена сильно уменьшала видимость пути. Фрост уже просто закрыл глаза и прижался к своему другу, как услышал впереди громкий голос своего предводителя: — Осторожнее! Крутой склон! Замедляйтесь, если не хотите сорваться вниз! Путь их был и так довольно с сильным наклоном вниз, чего лошади жутко не любили и шли вперёд, буквально, с божьей помощью и крайне не охотно. Глаз Фроста щёлочкой открылся и увидел впереди чёрного коня, который буквально почти боком спускается вниз, сильно перетаптываясь, нервничая и сбивая за собой снежные комья. Затем вниз пошла более бойко, но всё равно с опаской серая лошадь Кинай и замыкали Хакон с Фростом. От такого крутого спуска у вора сжалось всё внутри, как перед падением с высоты и он, будь побольше и сильнее, наверное, сломал бы лошади что-нибудь, вцепившись в неё так сильно. Внизу их стояли ждали остальные две лошади и когда все благополучно спустились их путь продолжился — перед ними была река. — Сэр, а более безопасного маршрута у вас не нашлось? — с ужасом спросил вор. — Сначала приведения, потом крутые горы, теперь река! — К сожалению, Фрост, это кратчайшая и, возможно, самая безопасная дорога до Гробницы Исграмора. Каджитка в стальных доспехах с мехом повернула к юноше голову: — Скайрим в принципе провинция не спокойная и кишащая опасностями, особенно в последнее время. Тебе просто нужно к этому привыкнуть. Лучник подтверждающе кивнул: — Да, фадон, расслабься. Скоро ты перестанешь обращать на это внимание. И, возможно, даже начнёшь получать удовольствие! Просто помни, что после каждой трудности ты выходишь из неё сильнее, чем вошёл. — А если не выйду?.. — пискнул юноша. — А если не вышел — значит умер, — бросил впереди ярл. Он хлестнул коня и он немного разбежавшись перепрыгнул на островок земли впереди. Затем прошёл ещё немного, к самому приближённому к берегу месту и конь прыгнул снова. За ним серая лошадь и светло-коричневая, сопровождаемая испуганными звуками вора. Они взобрались на очередной холм и перед ними был ещё один речной отрезок — со льдом. Остановившись у берега, они спрыгнули с лошадей. На противоположном берегу уже виднелся курган Гробницы. — По одному. Лошадь за повод и вперёд, — озвучил ярл и пошёл проверять первым — если пройдёт он — должны и остальные, ведь его конь самый крупный и тяжёлый. Осторожно ступая, прикрывая морду от ветра, он проходил по льдинам, придерживая повод лошади, цокающей сзади. Он добрался до берега. Как повелось, за ним Кинай с её лошадью и Хакон со своей, последним шёл Фрост. Несколько раз он поскользнулся в обмёрзших сапогах, но до берега добрался. Сильно перепуганным, но целым. Буря будто стала стихать. — «Вовремя, до невозможности…» — обиделся про себя замёрзший до пяток Фрост. Вдруг его взгляд зацепился за грузных больших кожистых существ, лежащих на берегу огромными скалами. Он подпрыгнул от испуга, — А это что такое?! — Тш-ш, — шикнула кузнец. Фрост осел и округлил глаза, прикрывая свой рот ладонями. — Это хоркеры, — пояснил ярл, — это наиболее безобидные существа в этих краях — если не подходить к ним и не трогать, поэтому не голоси. Тихо пройдём мимо и они не обратят на нас внимания. Каджит кивнул. Они наконец добрались до Гробницы Исграмора…