О послушных ведьмаках и не только

      Небо хмурилось тучами, обещая разразиться дождем в ближайшие полчаса. Лютик невесело топал следом за ведьмаком, ехавшим чуть впереди верхом. С момента приема у Калантэ прошло две недели. И все это время Геральт был мрачен и неразговорчив больше обычного. Лютик мог понять, в чем причина: в конце концов, не каждый день Геральт, каким бы уникальным ни был, обзаводился Ребенком-Неожиданностью.       И все же Лютику до смерти хотелось узнать, что творится в голове Геральта, но поднимать эту тему он пока не решался.       Внезапно ливануло как из ведра. Природа решила не церемониться и обойтись без прелюдии: не было никакого предупредительного, медленно накрапывающего дождика. Сразу хлынул настоящий ливень, дорога в считанные секунды раскисла и превратилась в болото, день обратился в ночь, а Лютик мгновенно продрог до костей и промок до ниточки, но беспокоился больше не за себя, а за драгоценную лютню. Дерево могло повредиться от сырости.       Вдобавок поднялся ветер, и из-за сплошной косой завесы воды, льющей с небес, невозможно было ничего увидеть перед собой даже на расстоянии шага. Бард обхватил себя руками, вглядываясь в пелену дождя и силясь разглядеть уехавшего немного вперед Геральта.       Ведьмак сам вернулся назад и молча подал ему руку, чтобы помочь взобраться в седло. Лютик поблагодарил его, но из-за воя ветра слов не было слышно. Вцепившись онемевшими от холода руками в ведьмака, он всем телом прильнул к нему. От холода зуб на зуб не попадал.       К счастью, совсем рядом обнаружилась харчевня, приветливо мигавшая сквозь серую водяную стену яркими огнями окон. Ведьмак отвел Плотву в стойло, снял с нее седельные сумки и задал корму. Они с облегчением вошли в теплую, наполненную аппетитными запахами эля и горячей похлебки, полутемную залу таверны. Заведение оказалось не самым роскошным, но относительно убранным и с нормальными расценками.       — Я заплачу, — вызвался Лютик, который еще не успел потратить награду за выступление на балу у Калантэ.       Геральт, само собой, и не подумал возражать. Они подошли к стойке, за которой обитал хозяин корчмы, и Лютик попросил:       — Любезный, нам бы комнату и горячую ванну в номер. А еще ужин на двоих.       — Комнату одну? — приподнял брови тучный хозяин.       — Ну да, — недоуменно ответил Лютик.       — Извращенцы поганыя, — пробормотал мужик, скрываясь под стойкой за ключом.       Лютик оглянулся на Геральта. Ведьмак выразительно фыркнул, выхватил у хозяина ключ и ушел наверх.       — За лоханью сами спуститесь, — заявил хозяин корчмы, с нескрываемым отвращением глядя на барда. — А воду горячую, так и быть, пришлю.       Лютик пожал плечами, нисколько не задетый наглым тоном и косыми взглядами. Его не впервой подозревали в том, что он мужеложец. Почему-то простой люд был уверен, что все представители столичной богемы мужского пола — актеры, циркачи, певцы, художники, даже бродячие барды, — сплошь любят зад подставлять. Просто потому, что большинство из них предпочитало экстравагантный стиль одежды.       Что ж, если у этого кмета проблемы с отношением к гомосексуальным связям, к которым Лютик не был ни в коем случае причастен, — хотя в последнее время задумывался об этом все чаще, но это совсем не важно, — то это были исключительно его проблемы.       Бард торопливо взбежал вверх по лестнице. Геральт кинул походные сумки на пол возле кровати и присел перед очагом, чтобы разжечь пламя.       — Геральт, хозяин сказал, что за лоханью придется самим спуститься.       Ведьмак кивнул, закончил с розжигом и вышел из комнаты. Лютик с наслаждением стащил мокрую одежду. Вода натекла даже в сапоги. Хорошо бы и самому понежиться в горячей водичке, но он предпочел бы уступить ванну Геральту, если это улучшит его настроение. Лютик подошел к своей сумке, чтобы достать сменную одежду, и раздосадованно застонал: дорожный мешок тоже насквозь промок вместе с драгоценным кожаным переплетом, в котором он хранил стихи и наброски. Сменная одежда не только промокла, но и оказалась изгажена чернилами, пролившимися из раскрывшегося флакончика.       Бард беззастенчиво выругался. Паршивое окончание паршивого дня!       Он раздосадованно оглядел комнату в поисках хотя бы пледа, но тут приметил кожаную сумку Геральта. Закусив губу, Лютик поколебался с секунду и решил, что ведьмак не должен сильно рассердиться, если он ненадолго возьмет его синюю рубашку. Все равно Геральт сейчас в поддоспешнике, а потом залезет в ванну, так что одежда ему пока не понадобится. А учитывая любовь ведьмака к горячей воде, за то время, что он будет нежиться, одежда Лютика успеет высохнуть.       И Лютик, воровато оглядываясь на дверь, осторожно открыл его сумку. Вещи Геральта ни капли не промокли и даже не отсырели, ведь кожаный тубус, в котором они находились, влагу не пропускал. Лютик подумал, что как раз на такие случаи ему бы тоже не помешало обзавестись подобной полезной в хозяйстве вещью. Натянув сухую, не совсем чистую ведьмачью сорочку, он поднялся на ноги. Рубашка почти закрывала колени и была настолько велика в плечах, что сползала с одного, как бы Лютик ее ни поправлял. Косой ворот этому очень способствовал. Зато она умопомрачительно пахла Геральтом.       На самом деле Лютик был тем еще чистюлей и побрезговал бы надеть чужую не первой свежести одежду на голое тело, но… это же Геральт. Темная ткань источала запахи дыма, мужского пота, каких-то горьких трав, которые ведьмак собирал для эликсиров, и у Лютика голова шла кругом. Если закрыть глаза, то можно легко представить, будто сам Геральт его обнимает. На обратной стороне ворота, там, где он соприкасался с ключицами и шеей, запахи были особенно сильны.       Лютик прижмурился, собрав ткань в кулак, подтянул к лицу и глубоко зарылся в нее носом.       И, конечно, по закону подлости именно этот момент выбрал Геральт, чтобы появиться. Он толкнул дверь ногой, держа на весу здоровенное деревянное корыто, сделанное, очевидно, из винной бочки. Взгляд темных то ли от освещения, то ли от раздражения золотистых глаз остановился на Лютике, нюхавшем его рубашку.       Бард подскочил, отпустил ворот, нервно одернул складки великоватой ему сорочки и вытер мгновенно вспотевшие от волнения ладони об нее же. Чуть испуганно глядя на Геральта, который остановился в дверях точно вкопанный, он затараторил:       — О, Геральт, извини, что я взял твою рубашку без спроса, просто вся моя одежда промокла и… У меня совершенно ничего нет, а я дико замерз, тебе же все равно пока она без надобности, ты же не против, да? Ничего, что я надел ее?       Взгляд ведьмака, скользнувший от голых ступней Лютика до лица и обратно, потемнел еще больше и загустел, как дикий пчелиный мед. Лютик опасливо вжал голову в плечи и попятился, но остановился, упершись в кровать.       Геральт с громким стуком опустил тяжелую лохань на пол возле растопленного очага, в котором уже весело плясало пламя. Лютик чуть не вздрогнул, но по-настоящему испугался, что сейчас отхватит пиздюлей, когда ведьмак медленно приблизился к нему и посмотрел в упор. Он протянул руку, и Лютик зажмурился. Особенно когда почувствовал, как Геральт сгреб воротник в кулак и вздернул, из-за чего Лютик вынужденно приподнялся на носочки.       Горячее дыхание обдало губы, он не удержался и приоткрыл один глаз, тут же наткнувшись на острый взгляд. Глаза ведьмака сейчас были похожи на расплавленный жидкий янтарь, обычно узкие зрачки странно расширились то ли от злости, то ли от раздражения, что Лютик отметил лишь краем сознания. Когда кто-то здоровенный вроде Геральта вздергивает тебя над полом, точно деревянную куклу, как-то не до деталей. Кроме того, Лютик ничего не мог поделать с собственной реакцией на эти нехитрые действия в исполнении Геральта. Он тяжело сглотнул и невольно опустил взгляд на его губы.       — Оставь. Чертову. Рубашку. Себе. Лютик! — прорычал ведьмак в диком раздражении и легонько оттолкнул его от себя.       Лютик упал на кровать, едва успев перевести дух. Сердце в эти мгновения частило так, что он всерьез опасался, как бы оно не выскочило из груди.       Ведьмак же резко развернулся и направился к двери.       — Ты куда? — поспешно спросил Лютик.       — Обсохну внизу, — буркнул Геральт и вышел, хлопнув дверью так, что стены затряслись. Лютик даже на кровати подскочил.       Ну не мог же Геральт так сильно разозлиться только потому, что он взял без спроса его рубашку? Хотя ведьмак — тот еще собственник и терпеть не может, даже когда Лютик просто дотрагивается до его ненаглядной кобылы, не говоря уже о том, чтобы брать его вещи в личное пользование.       Лютик облизнул пересохшие губы, оттянул воротник рубашки и сел на край кровати, сложив руки на колени.       — Н-да, — пробормотал он себе под нос.       Посему выходит, что к длинному списку недостатков Геральта прибавился ещё один — жадность. Свин он жадный, вот кто. Даже рубашку другу пожалел, пусть и единственную! Вон как разозлился. Лютик впервые видел, чтобы люди так бурно реагировали просто на то, что у них одолжили вещи. Как можно быть таким скупердяем?! Совсем одичал со своей Плотвой, пока один путешествовал. Как он еще едой делится, не удавившись ни разу от собственного жлобства?       В дверь постучали. Двое мужиков принесли четыре ведра горячей воды и ушли. А Геральта не было.       Лютику бы спуститься в зал да позвать его, но ведьмак наверняка видел, как воду относили наверх, но все равно не пришел. Ну и хрен с ним, с жадным ублюдком.       Обиженно засопев, Лютик раздраженно стащил с себя чужую рубашку, мстительно решив, что выкинет ее в окно или вообще сожжет, раз Геральту настолько жалко для него какой-то несчастной вещички. Он даже подошел к окну, но передумал. Выкинуть рубашку, которую носил Геральт? Да он рехнулся, не иначе! Ну уж нет. Святотатство!       Лютик поднес ее к лицу и снова глубоко вдохнул горький запах. Геральт сам сказал, что он может оставить ее себе. Ну Лютик и оставит. И будет носить при каждом удобном случае, чтоб он лопнул от злости!       Порешив на том, бард повесил рубашку на спинку кровати и, наполнив лохань водой, с удовольствием забрался в нее.