О послушных ведьмаках и не только

      Громко и задорно трещал костер. Из травы доносился редкий стрекот цикад, а над головой простиралось бескрайнее звездное полотно. В такие ночи, когда на мир опускалась бархатная тьма, звуки становились ярче и острее, а напротив сидел привычно хмурый ведьмак, недовольно сверкая золотыми глазами, Лютику казалось, что, кроме них двоих в целом мире, больше никого нет. Сразу хотелось творить.       Лютик достал лютню, глубоко вдохнул и запел, тронув струны так нежно, будто любовницу ласкал.

Там, где за морем вздымаются серые громады скал, Там, где горизонт ласкают лазурные волны, Бескрайний небосвод холодными огнями мерцал, Далекий и отрешенно безмолвный. Там, на краю света, в тумане плывет Замок мрачный, что меж мирами Границ молчаливым стражем слывет. В том замке, наполненном моими мечтами, Странник живет с золотыми глазами, Что сердце украл навсегда мое*.

      Лютик пел, глядя на звезды и сочиняя на ходу. Слова складывались в строки, сами ложились на губы, хотя бы так, хотя бы в песне обретая свободу.       Мелодия лилась и лилась, наполняя тихий уютный вечер звенящей напряженностью и в то же время щемящей грустью, какая всегда охватывает сердце в подобные минуты.       Геральт неподвижно сидел напротив, задумчиво уставившись в пляшущее пламя, отражавшееся в его глазах, и впервые не пытался Лютика заткнуть, а, кажется, действительно слушал. Обычно он предпочитал после ужина на привалах сразу повернуться спиной к барду и заснуть, всем видом демонстрируя, что не расположен к разговорам. Лютик не раз предлагал ему спеть, но ведьмак только фыркал: «Нет уж, хватит с меня и того, что я вынужден слушать твое беспрерывное бренчание всю дорогу!»       Когда бард умолк, волшебная тишина еще долго длилась, прерываемая лишь ночным стрекотом цикад. Нарушать ее словами не хотелось. Лютик задумчиво смотрел в извивающиеся языки костра, разделяющего их с Геральтом, продолжая тихонечко наигрывать дивную мелодию.       Ведьмак посидел еще немного, а потом улегся, заложил руки за голову и закрыл глаза.       — Геральт? — Лютик отложил лютню и тоже растянулся на покрывале у костра.       Геральт, по своему обыкновению, не ответил, но Лютик знал, что он слышит и просто ждет продолжения.       — Ты не веришь в Предназначение, не так ли? — Вопрос вырвался сам собой. Лютику все еще не давал покоя тот случай на балу у Калантэ.       — А ты? — увернулся от вопроса Геральт.       — Я верю, что существуют высшие силы, которым подвластны судьбы людей, — звонко засмеялся Лютик.       — И что это за силы? — не открывая глаз, скептически изломил брови ведьмак.       — Обстоятельства. Ведь свели же они нас.       — Это были не обстоятельства, — возразил Геральт. — Это была исключительно твоя дурная инициатива, Лютик. Подойти к незнакомому, опасному даже на вид мужику, одетому в кожаный доспех, с мечом за спиной, игнорируя тот факт, что он явно не расположен к общению.       — Иными словами, я, по-твоему, дурень? — хмыкнул бард.       Геральт выразительно промолчал.       — К слову сказать, Геральт, ты не особливо возражал, — заявил Лютик.       — Потому что если и есть на свете Предназначение, Лютик, то это ты, — фыркнул ведьмак.       — То есть?       — От тебя не скрыться при всем желании. Тебя ведь даже заткнуть невозможно.       — Вот спасибо!       — Пожалуйста, — хмыкнул Геральт и отвернулся, как бы говоря, что собирается спать.       Проснулся Лютик от неестественной тишины. Даже птицы в чащобе не пели. На востоке алел горизонт, но еще не рассвело. Бард судорожно заозирался — Геральта нигде не было.       Он подхватился, инстинктивно вцепившись в свою лютню, и только сейчас заметил, что со всех сторон наползает туман. Странный туман, клубящийся по земле. Костер потух недавно: угольки еще тлели. Но стоило белесым клочьям коснуться их, как они зашипели и погасли. Лютик опасливо попятился, инстинктивно почувствовав его неестественное происхождение. Упершись в дерево, к ветке которого была привязана Плотва, он с облегчением обнаружил, что лошадь все еще здесь. Значит, ведьмак тоже где-то рядом. Не мог же он Лютика бросить.       — Геральт? — позвал Лютик негромко. Ответа не последовало. — Геральт! Ты где? Черт!       Туман подползал все ближе. Плотва запрядала ушами, нервно пританцовывая, и зафыркала.       Внезапно огненная вспышка прорвала плотную завесу. Лютик мог поклясться, что раздалось шипение, как от погасших угольков, и раздосадованный вой.       Лютик от неожиданности тоже вскрикнул.       — Ге… — начал было он, но тут рот накрыла рука в кожаной перчатке. Рука, конечно же, принадлежала Геральту, появившемуся из-за дерева.       Лютик дернулся, пытаясь что-то спросить, но ладонь еще плотнее прижалась к губам, закрыв и нос. Он схватил Геральта за запястье, пытаясь отнять его руку от лица.       — Ни слова. — Низкий хриплый голос ведьмака возле самого уха резанул по натянутым нервам. Лютик затих.       Геральт убрал ладонь, напряженно всматриваясь в туман, снова окруживший их маленький лагерь плотным кольцом. Золотые глаза горели как огоньки на болоте.       Лютик тоже всмотрелся в белое марево, и кровь от ужаса похолодела в его жилах. Он стал замечать неясные очертания человеческих тел. То рука, то нога мелькали там и сям. Только тела эти были какими-то гротескными. Причудливо изломанными, не по-человечески гибкими, тонкими, мерзкими. И двигались по-змеиному. Шипение издавали именно эти твари. Кожа у них была такой же трупно-серой и дряблой. Лютик успел заметить морду одного из этих гладких существ и сглотнул: вытянутая, хищно заостренная, с неестественно большими, жадно раздувающимися ноздрями, алой, будто воспаленной прорезью рта и без какого-либо намека на глаза. Жидкие волосы, похожие на водоросли, свисали с макушки, неестественно длинные пальцы с гниющими лунками длиннющих, черных от грязи когтей, изломанные суставы рук и ног, выворачивающихся под немыслимыми углами…       Когда одна тварь подползла совсем близко, Лютик едва не заорал и сам закрыл себе рот обеими ладонями. Геральт прижал его к себе тесно-тесно, почти вдавив спиной в твердый доспех, и перехватил поперек груди рукой. Его тело будто закаменело — он стал совершенно неподвижен, так неподвижен, как не может быть человек.       Лютик боялся даже дышать, ни жив ни мертв от страха. Секунды мучительно перетекали в минуты. Белесая туманная масса, скрывающая тварей, обступала со всех сторон. Геральт ничего не делал, кажется, даже не дышал, горящими глазами наблюдая за жуткой мглой.       И Лютик понял, чего тот дожидался, когда первый рассветный луч вспорол эту мглу. Дикий визг, резанувший по ушам, заполнил округу. Туман будто сжался, застелился по земле, стремительно рассасываясь. Где-то совсем рядом снова послышался нечеловеческий вопль боли. Одна из тварей не успела скрыться под покровом белесой пелены, и лучи обожгли ей спину. Она затрепыхалась, точно рыба, выброшенная на берег, и заметалась. Выглядело это отвратительно, как конвульсия или предсмертные судороги. Геральт наконец отстранился от Лютика и сложил пальцы в огненный знак. Тварь вспыхнула, как спичка, неповторимый запах паленой подгнившей плоти заполнил все вокруг, и Лютика чуть не стошнило. Он схватился за дерево, чтобы не упасть: ноги от пережитого страха держать отказывались.       Туман рассеялся окончательно. Геральт подошел к валяющемуся трупу убитой гадины. Лютик приближаться не рискнул: от одного ее вида ему становилось плохо.       — Что это за монстр, Геральт? — спросил он, с трудом сдерживая рвотные позывы и стараясь смотреть только на ведьмака.       — Си́лена**.       — Что?       — Слепые мертвецы-утопленники, — пояснил Геральт. — Довольно редкое явление. Обитают в больших водоемах.       — Почему редкое? Их было так много!       — Это-то и странно, — хмуро отозвался Геральт. — Силеной становятся дети в возрасте от десяти до шестнадцати лет, которых утопили. Силена слепа, полагается в основном на нюх и редко вылезает из воды, потому что ее может убить любой источник света. Охоча до человеческой плоти. Но так много в одном месте… Силен и двоих-то редко встретишь по вполне очевидным причинам.       Ведьмак перевернул тварь носком сапога на спину, и та рассыпалась пеплом.       Лютика все-таки вывернуло под ноги лошади. Плотва, успокоившаяся при появлении хозяина, брезгливо отошла, недовольно зафыркав на барда.       — Сама такая, мне плохо, не видишь? — огрызнулся тот.       Геральт обернулся и выразительно посмотрел на него как на идиота.       Лютик отер рот и спросил:       — Как думаешь, сколько их было?       — С десяток, не меньше.       — Невероятно! — воскликнул Лютик. — Тут рядом есть деревня, Геральт. Может, съездим туда и узнаем, не жалуются ли жители на твоих силен?       Геральт ничего не ответил, подошел к Плотве и повел ее к берегу. Лютик подхватил лютню, их нехитрые пожитки и побежал следом.       Они довольно скоро вышли к берегу: плеск волн и крик уток слышался из-за деревьев. Ведьмак привязал Плотву и немного прошел вдоль неровной линии узкой отмели — река здесь была широкая и быстрая.       — Что мы ищем? — спросил Лютик. — Геральт?       — Хочу понять, почему силены вылезли, да еще и в таком количестве, — нетерпеливо откликнулся Геральт, не отрывая внимательного взгляда от влажной земли.       Наконец они дошли до места, где отмели вообще не было: косая линия песчаного пляжа полого поднималась, переходя в крутой отвесный берег. Течение реки здесь было особенно бурным.       — И как ты это поймешь? — искренне полюбопытствовал бард, торопливо нагоняя Геральта. — Как ты вообще знаешь, что искать? Ну же, Геральт, поделись со мной особенностями своей славной профессии. Я хочу знать, как мне лучше срифмовать строчку. Я просто обязан написать балладу об утреннем происшествии.       Лютик уже вполне оправился от вида тварей, напавших на них на стоянке, и теперь беззаботно болтал, словно ничего и не произошло. Он забежал вперед и шел спиной, чтобы видеть Геральта.       — Ну так что, Геральт?       Ведьмак внезапно выбросил вперед руку и, схватив Лютика за запястье, рванул на себя так, что тот чуть не распластался у него на груди.       — Ого, сколько страсти, — пробормотал Лютик смущенно куда-то ему в подмышку, но Геральт его уже отстранил, придерживая тем не менее за локоть.       — Чуть не затоптал, — буркнул ведьмак. Лютик повернулся и уставился на следы, на которые тот пристально смотрел.       Следы маленьких босых ножек, едва виднеющиеся на золотистом песке. Цепочки десятков пар следов, ведущие от воды в сторону леса и исчезающие в траве. Геральт проследил за их направлением взглядом и бросился туда.       — Геральт! Эй, Геральт, не так быстро! — крикнул ему вслед Лютик. — Не бросай меня тут одного! А если я утону или меня съедят эти твари?! Я же не умею плавать!       Геральт исчез за деревьями. Бард кинулся за ним, но опасался зря: ведьмак ушел недалеко. Он нашел его на полянке. Тот стоял, сверля взглядом разбросанные по земле белые тряпки и впитавшуюся в землю кровь. Лютик не видел, но ведьмак успел перед его появлением задвинуть в кусты бурые обрывки веревки. С момента смерти прошло как минимум часа три, загрызли беспомощную, привязанную к дереву девчонку явно еще ночью. Но впечатлительному Лютику знать об этом совсем не обязательно. Больше ничто не говорило о том, что на этом месте разыгралась настоящая трагедия.       Лютик сглотнул и, отведя взгляд, наткнулся на валявшийся прямо у него под ногами венок. Простой, уже увядший венок из одуванчиков. За ветку кустарника неподалеку зацепился еще один лоскут. Лютик подошел и осторожно взял его. Это была оборка, явно часть женской одежды.       — Геральт… — позвал бард негромко. — Святая Мэлитэле, это же… было платье.       — Знаю.       Геральт повернулся и направился туда, где оставил лошадь. Лютик пошел за ним, впервые не задавая никаких вопросов.       Деревенька, располагавшаяся неподалеку от реки, оказалась небольшой. И жители здесь были неприветливые. Угрюмо смотрели на путников, провожая хмурыми взглядами. Даже спина зудела от такого холодного приема. В захудалой харчевне в комнате отказали. А местный войт, тоже обнаружившийся здесь, вообще посоветовал проваливать подобру-поздорову, когда Геральт спросил у корчмаря, нет ли для него какой работы.       — Постойте! — воскликнул Лютик, хватая развернувшегося к выходу старосту за плечо.       Тот круто обернулся и хмуро глянул на него.       — Но как же так? Вы говорите, что у вас все в порядке, но неподалеку у реки мы видели останки бедной девушки из вашей деревни!       — Лютик, — процедил ведьмак.       — Силены не завелись, нет? Ну, знаете, маленькие такие детишки, которых утопили, — добавил Лютик настырно.       — Лютик!       — Разве вы ничего не слышали? Они же девушку сожрали! И ходите вы тут все с похоронными лицами!       — Знаете-ка, чего? Ну-ка, пшли вон отседова оба! — внезапно заревел войт, окончательно выведенный из себя, и сжал кулаки. — Не знаю я ничаво! А вы убирайтесь!       Взгляд Геральта стал колючий-колючий. Лютик хотел было что-то сказать, но ведьмак бесцеремонно дернул его за руку на себя.       — Умолкни. Пойдем, — бросил он, потянув барда за собой.       Староста проводил их откровенно враждебным взглядом.       — Но, Геральт! Нельзя же это просто так оставить! Тут явно что-то нечисто! — торопливо следуя за ведьмаком, затараторил Лютик.       — Заткнись. Пошли.       — Куда? Мы же не уйдем просто так? Я бы, конечно, тоже предпочел не совать свой нос в чужие дела, но те твари, они же…       — Эй! — Откуда-то со двора, поросшего мелким сорняком, послышался чуть надтреснутый старческий голос.       Геральт остановился и медленно повернулся.       В тени покосившегося домишки на лавочке сидела пожилая женщина. Одетая в латаное-перелатаное, но чистое платье с белым фартуком поверх.       — Ты ведьмак? — спросила она, когда Геральт с Лютиком подошли.       — Да.       — Верно, — окинув его изучающим взглядом, кивнула старушка.       — А я Лютик! — представился трубадур, хотя его не спрашивали. — У вас тут…       Геральт молча закрыл ему рот, прижав к себе так, что не шелохнуться. Лютик возмущенно замычал.       — Были у реки? — проницательно спросила женщина. — Я слышала ваш разговор с войтом.       Ведьмак, ничуть не удивленный вопросом, кивнул.       Старушка прикрыла глаза, помолчала. А потом тихо поведала:       — Девять лет назад появился тут один странный человек. Спрашивал, не надо ли помочь с грызунами. Дескать, выведет в два счета, чтобы зерно не портили в амбарах. И попросил за это сто марок. Наш войт отказался: нет у нас таких денег, а с паразитами и сами справимся как-нить. Тогда ночью этот человек каким-то образом увел пятнадцать дитяток и утопил в реке. Никто не видел как, но, когда утром кинулись искать, нашли на берегу заколку самой младшенькой, Маланьи, которую все любили. Ей всего одиннадцать годочков исполнилось на тот момент. А человека того и след простыл. С тех пор каждый год по весне утром возле леса на берег наползает туман проклятый, и странный, жуть наводящий шепот раздается. Наши туда не ходят в это время. Это они, да? Они зовут?       — Нет, — сказал Геральт. — Ваши дети давно мертвы.       — А кто это тогда? — шепотом спросила старушка.       — Не люди.       Она кивнула и спрашивать больше ничего не стала.