Февраль-март

«Восемь двадцать пять». Констатируют время смерти часы над моей головой. Скорби ни грамма. Лишь одно безумное желание спровадить вслед за «усопшей» всю ее семейку. Но в последний момент, осознав крайнюю нелепость поступка и сумму возможной компенсации — «Мейсон» явно не из BigQ, — утешаюсь малым: пинаю соседний стул. Наполнив действие остатками злости. Он таки сделал меня… «Который из них?» А есть разница? Чертовы блондины… «Ага… Ну и как ты?» За-ши-бись. «Я так и думал. Значит, будешь сидеть, радостно истекая кровью? Или все-таки побежишь за «ранозаживляющим»? Никогда ни за кем не бегал. И сейчас не стану. Тем более за шлюхой… «И это говорит тип, передравший весь голубой Питтсбург!» Ну не за деньги же… «А шуровать членом в какой-нибудь — прости господи — «нужной» заднице, это не за деньги?» Не сравнивай бизнес, контракты в миллион с жалкой подачкой. За гребаный трах… «У каждого свой миллион, знаешь ли. Только с чего ты взял, что именно за трах плачено?» А как ему еще блеснуть одержимостью?.. «Да-а-а, в этом деле он чистый огонь. Но если бы ты ответил правильно, то уже вечером вы могли бы напару зажечь темноту задних комнат…» Красочная картинка нашего с Тэйлором пламенного сошествия с небес в вавилонский сумрак заставляет мозг на секунду восхититься. И приунывший член успевает дернуться в робкой попытке его поддержать. Но воображение так ловко подсовывает блядского Вульфа, с его скрипящими кожей объятьями и неистовством поцелуев, что весь запал тут же сходит на нет. Лишь голодная сука ревность, яростно чавкая, жрет растерзанное сердце. Все, нахуй. Пора отчаливать. «Когда трюмы полны воды?..» Чего ты, блядь, от меня хочешь?.. «Перестань сражаться с желанием…» Вцепиться Вульфу в патлы? «Прекрасная мысль!» Разборки в стиле тети Лулы оставь себе, а я уже все решил… «Думаешь, бухло и задницы сотрут память?» Думаю, что мир и без Тэйлора устоит. «Ты ебаный дурак, мистер Кинни, если рассчитываешь зажить как прежде…» Однажды у меня получилось… «При нынешних раскладах успех сомнителен: времени осталось всего ничего — тик-тик-тик, и здравствуй, седой лобок!» Захлопни пасть, принцесса. Надоело. «Где твое долготерпение? Бог называется…» Отвали, а?.. «С удовольствием внемлю совету. Раз никакого веселья больше не предвидится. Или планируешь празднование «дня наиохуительнейшего облома»? Скажи кому — не поверит. Чудом выбраться из дерьма, заново встретить «любовь всей жизни». Чтоб потом из-за бараньего упрямства снова проебать… Феерично, не правда ли? По сему, я отказываюсь от обещанного «Космо». А ты, милый, смотри, не блевани, заливаясь им по самые ноздри, пока некий… Доминго будет наслаждаться юношеской одержимостью, дыша бурбонской ванилью пшеничных волос…» Заткнись, «вертлявый глупый хлопотун»… Ни слова больше. Иначе, я сорвусь и побегу. Босым по шершавому гравию… Отвоевывать обратно. Бурбонскую ваниль. *** Восемь тридцать две. Салливана нет. Надо бы подняться наверх, позвонить, выяснить причину задержки. Наорать, срывая зло. И с облегчением отметить, как боль перемещается из груди в висок… Затем, хлебануть из бутылки, что скучает за лампой… Отыскать сигареты, закурить, наконец оживая… Потом спокойно собраться и свалить. Но я, естественно, никуда не иду. Так и сижу истуканом, не чувствуя ног — подмерзли, видать, на вековом мраморе — утешаясь тем, как образовавшаяся внутри пустота понемногу заполняется безразличием. Что медленно сгущается, каменеет. Надежно обездвиживая раненную «мышцу». И когда за витражами угадываются двое, меж ребер даже не екает. Только глаза закрываются, остро реагируя на слишком пестрый солнечный свет. *** — Брай. — Теплая рука легла на плечо и легонько сжала. Помедлила, и сжала сильнее. — Брай? — «А вот и утро в розовом плаще росу пригорков топчет на востоке». — Не спеша поворачиваюсь, упираясь взглядом в знакомый пиджак цвета темный графит. — Какого хрена так долго?