Февраль-март

— «Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя…» — тихо изрекает Вульф и глаза становятся хищными, как у настоящего волка. — Я же говорил… — шепчет Тэйлор. — …а я зря не верил… — следует еле слышный ответ. «Мне кажется, или джентльмены почти созрели для тройничка?..» Еще пара затяжек, Ханикатт — и можно брать. Голыми. Руками. «Боже, я аннулирую все претензии относительно «Космо», только устрой, пожалуйста, праздник…» «Боже» услышал тебя. Но должен разочаровать: делиться Тэйлором не намерен. Да и у пришлого симпатяги, видать, схожие планы. В попытке спрятать интерес Вульф смежил веки и глубоко вдохнул. Не помогло: «раздражающее пятно» все там же. Тогда решил обозначить принадлежность Тэйлора, пристроив к себе на колено. Пизденыш дернулся было, но Вульф осадил, жадно обхватив поперек груди. Затем не спеша извлек сигарету, помял, изящно перебирая тонкими пальцами. Вставил меж губ, подкурил и, неглубоко затянувшись, нагло выпустил облачко мне в лицо. Ни на миг не отпуская Тэйлора. Рисуется, красавчик хуев. Жаль, не встретился он мне на пике формы, когда я пачками таких уделывал. — Сказать по правде, я думал, история о «лице бога» — плод его буйной фантазии. Шутка ли — три недели в коме. — И мягко поцеловал Тэйлора в ухо… Тот лишь плечом повел — щекотно. Продолжая таращится на меня, нервно теребя жетон, и понемногу краснея: плевал он на все старания Вульфа — выбор давно сделан. Затуманенная бирюза из Аризоны и натянутые в паху спортивки — доказательство неоспоримое. Потому спокойно продолжаю сиять всеми гранями «природного магнетизма». Способного затмить любого. Пусть он и выглядит как гребаная мечта. И ведет себя так же. — Откуда ты здесь — спрашивать не стану… — Вульф снова затянулся и выпустил голубое дрожащее кольцо. — Неисповедимы пути господни… — Сбиваю пепел в тарелку с недоеденным панкейком, нечаянно ощутив зреющий пиздец. — Именно такого, или почти такого ответа я и ожидал. Тогда скажи: надолго ли? — Как бог даст… — Отпиваю крошечный глоток. — Бог вроде тебя вряд ли даст: подонки не меняются. Стало быть, совсем скоро Джас опять начнет таскать сопляков, занимаясь «поиском подходящих моделей». Потом изводить их многочасовыми сессиями, проклиная за недостаточное сходство с идеалом. А в перерывах якшаться со всяким немытым отребьем, поймав слабый намек на, мать его, чувство… Или гонять на бешеной скорости, пугая округу… И попросту сходя с ума, от… — Вульф, перестань, — снова просит Тэйлор, и щеки его вспыхивают, как ни разу до сих пор. Вульф послушно замолкает. Дотянув из сигареты последнее, бросает окурок в нетронутую чашку. Потревожив шипением зеркальную гладь. — Любишь его? — Внезапно спрашивает у Тэйлора, но смотрит на меня. — Да, — сознается Тэйлор, глядя на слабый дымок. — А ты? Где блядский Салливан, пусть заберет уже отсюда… И оба экзаменатора уставились, в надежде услышать правильный ответ. — Кофе? Люблю. — И демонстративно выцеживаю остатки, еще сильнее сжимая злосчастную чашку. Улавливая адский холод во взгляде с той стороны стола. Почему я сейчас не в постели, забывшись в блаженном сне? А, может, все происходящее — неправда. И сестра Дельгадо пока не отметила мой выход из наркоза? Если так, то лучше не выходить… — Ну что, позавтракал? Собирайся, — чересчур радостно произносит Вульф и встает, противно заскрежетав ножками стула по мраморному полу. Убирает в карман курительные причиндалы и выжидающе глядит на Тэйлора. — Куда? — Вскидывает тот беспокойные брови, опять превращаясь в растерянного ребенка. — Вижу, божественный халапеньо стер не только твою кожу, но и память. Во Фриско, детка, во Фриско… — Наигранно лыбится чертов Вульф. Смесь удивления, смущения и растерянности промелькнула во вмиг потемневшем взгляде, и Тэйлор наконец переключился с меня на Вульфа. — Ты не мог позвонить, напомнить?.. — Дернулся опять, отталкивая цепкие руки. — А я чем, по-твоему, занимался, начиная с часа ночи? Только ты же «вне зоны». Еле утра дождался, чтоб пуститься на поиски. И вот нашел… Захотел обнять, Тэйлор — увернуться. Не получилось. — Детка, я все понимаю… — Прижал, целуя в макушку. — И меньше всего мне хотелось нарушить столь сладостное чаепитие. Но нас ждет не дождется новый клиент, — голос стал заискивающе-нежным. — Помнишь, Доминго? Приятеля Финча, с Дивисадеро… Вжикнул молнией, нырнул пальцами внутрь куртки и выудил хрустящую пачку. Толщиной в четверть дюйма, опоясанную широкой банковской лентой. — Лови конфетку. — И припечатал пачку к голой груди. — Это от него. — Спасибо, конечно, но я не хочу, — простодушно сознался Тэйлор и снова посмотрел на меня. «Какого хрена ты молчишь?!» Ты прав, надо узнать адрес парня, раздающего такие «конфетки»… «Издеваешься?!» — Издеваешься? — взвился Вульф. — Клиент — бабок немерено. От тебя в полном восторге… А ты «не хочу»… Да он еще тогда запал на твою одержимость. И теперь просто умирает от желания наблюдать ее в своей спальне… А ты, Ханикатт, со своим жалким тройничком… Сущая мелочь в сравнении с тем, чем бывают «увлечены» высокородные наследнички. «Зубы не заговаривай». — Не думаю, что спальня Доминго вынесет мою одержимость. — Болезненная улыбка слегка тронула губы, но синева так и не зажглась. — Да он давно уже там все обустроил. Так что давай, пошевеливайся. В Питтсе еще уйма дел, а рейс в 14:50. Прилетим поздно, но зато завтра — океан. И все как ты любишь… — Ну ладно, — сдается Тэйлор, — сколько здесь? — Там написано. — Десять? — Присвистнул. — Нихрена себе… — На щеке сиротливо мелькнула ямочка. И я наконец не выдерживаю: — Соглашайся, детка, не будь дураком — двойная ставка… — Сигарета истлела, и теперь не во что прятать блядскую беспомощность. Накрывшую так, что самостоятельно подняться из-за стола вряд ли получится. Потому сгоняю все на чашке. — И правда, мистер Кинни: какого хрена я упираюсь? — Зефирное лицо в миг повзрослело, побледнев и странно заострившись. — От вас же все равно не дождаться… большего. Подойти бы, оттолкнуть к хуям ебучего Вульфа, с его хрустящим баблом и смазливой мордой. Схватить Тэйлора за патлы и уволочь наверх, подальше от допросов и «поближе к чековой книжке». И там отыметь на всю «десятку»… Да ноги отнялись, а ледяная аристократическая надменность моментально отдалила нас на тысячи световых лет. — Доминго, думаю, с удовольствием доплатит… — Изящное фарфоровое ушко больно давит в ладонь. — …за одержимость… «Уйми наконец чертову гордость, помноженную на природный магнетизм, и просто сделай уже хоть что-нибудь! Подохнешь ведь…» Пусть катится… А мы посмотрим, как скоро мне это удастся… — Я еду на своей. Оставлю на стоянке аэропорта, — строго, по-деловому сообщает Тэйлор обрадованному Вульфу, продолжая мучить меня глазами. — На своей? Не думаю: она слегка не в порядке. Или нравится влетать в город под вой полицейских сирен? Кстати, не скажешь, что приключилось? — Да так, поучил кое-кого честности. — Едва заметно ухмыльнулся. — И ради этого понадобилось портить машину? Силе-е-ен. — Зато урок усвоен. Повернулся, сдернул с маленького приставного столика знакомый летный бомбер. Набросил, не застегивая. Позволяя в последний раз полюбоваться. Жетонами. Затем передумал и спрятал их, запахнув полы. — До встречи в следующей жизни, мистер Кинни. Будете уходить — не забудьте запереть поплотнее дверь. — Взгляд исподлобья тяжелый, вязкий. Не отделаться. Но тут же спасает, отворачиваясь. — Пойдем уже… — Тянет Вульфа за рукав. И так шарахает дверью, что чашка тут же гибнет, с силой ударившись о мраморный пол.