Эммануэль

Вот только Стефан соврал. Он давно уже безумно любил Брайана. Среди знакомых Стефа было несколько геев, он не испытывал к ним неприязни, воспринимая их как данность. Правда, мысль о том, что он сам однажды почувствует влечение к мужчине, никогда не приходила ему в голову, и когда это случилось, он был полностью беззащитен. Сон и спокойствие покинули его. По ночам, сжавшись среди влажных шелковых простыней, Стефан гнал от себя образ бледнокожего астеничного мальчика с черными волосами. «Я вполне могу позволить себе все эти порочные штучки, – думал он в такие минуты. – Я же не перед кем не отвечаю. Я взрослый человек». Но он понимал, что врет себе. Стефан умирал от стыда. Либидо в нем горело, как у подростка. Он снова начал снимать путан, что делал почти каждый вечер. «Я не гей. У меня просто поехала крыша от кокса, – говорил он своему отражению, пока какая-нибудь измученная диетой брюнетка принимала душ. – Я никогда им не был». Но желанный оргазм не приносил облегчения. Вожделение сжигало его. «Что если кто-нибудь узнает? – думал он. – Что тогда?» И приходил к выводу, что половине знакомых по большому счету плевать, а вторая половина сама этим занимается. Тогда он вспоминал слова своего отца: тот был сиделый, и, когда напивался, всякий раз говорил, что, если бы его изнасиловали, он бы покончил с собой, не задумываясь. Как глупо взрослому мужчине быть одержимым идеей о неприкосновенности собственной задницы! Даже Стефан думал о том, что его папаша слишком много говорил об этом. Тот так и умер – повесился в тюрьме. Стефан вспоминал о нем и чувствовал страх. – Ты хотел что-то позаимствовать у меня, – сказал Стефан, когда они шли по темной улице. – Что? – переспросил Бри, вскинув брови. – Ах, да… Он не сразу сообразил, так как опять залюбовался этим «мафиози» в черном плаще. «А ведь, на самом деле обычный наркодиллер…» – подумал Бри. Несмотря на то, что товар, который Бри регулярно «заимствовал» у Стефана, стоил дорого, его бесплатность для Брайана давно стала негласным договором. Брайан оглядел помещение, когда Стефан запер за ними дверь. Стеф жил просторно и со вкусом. «Представить только… – с улыбкой подумал Бри, – я его жена и смахиваю пыль с этих ваз… А фортепьяно вообще не пылилось бы тогда…» Стефан снял пальто и шляпу. Затем с внезапной галантностью помог Бри снять куртку и повесил ее на плечики. – Милый мальчик, мне так жаль, – вдруг произнес он, делая шаг к Брайану, – смотреть, как ты умираешь… – Жаль? – Брайан поднял глаза. Стефан стоял так близко к Бри, что их губы почти соприкасались. «Что с ним? Зачем он это делает?» – с безнадежной надеждой подумал Брайан. – Как поется в твоей любимой песне? «Горький конец»? – спросил Эдмунд. – Ты не заметил, что мы тащим друг друга вниз? – Почему ты так думаешь? В темной прихожей на какое-то время повисло молчание, а потом Стефан закрыл глаза и поцеловал красный чувственный рот. Когда утром Стефан открыл глаза, черный балдахин над кроватью напомнил ему небо зимней ночью. В памяти всплывали картины, о которых не хотелось вспоминать, и Стеф стал разглядывал узор золотых нитей на черном бархате, пытаясь заглушить память. Впрочем, это было бессмысленно. Стефан перевел взгляд на спящего рядом маленького Бри. Тот лежал, свернувшись под теплым одеялом, прядь иссиня-черных волос прикрывала темное пятно на шее. При виде этого пятнышка Стеф снова почувствовал прилив невероятной нежности. «Ну, это уж слишком!» – подумал он, быстро накидывая халат и выходя из комнаты. Он некоторое время стоял под холодным душем, пытаясь остудить воспаленный мозг. Потом заварил себе кофе и подошел к окну. Город снаружи казался дешевой картиной, нацарапанной бездарным художником. Небо давило. – Доброе утро, любимый! – раздался за спиной голос Брайана. – А, привет! – ответил Стефан, не оглядываясь. – Тебе пора идти… Брайан всё еще молча стоял за его спиной. – Да… – тихо сказал он, – позвони мне. Эмма открыла дверь – в квартиру, улыбаясь и чуть пошатываясь, вошел Брайан. – Где ты был? – воскликнула девушка. Бри разлегся на диване. Выражение эйфории всё еще не сходило с его лица. – Где я был? – ответил он, почти смеясь. – Эмма, ты не поверишь! Сегодня я шел по этому городу, не касаясь ногами земли. Рассвет обнимал меня… А воздух был таким свежим… как легко дышать! Я хочу стать парфюмером, чтобы навсегда сохранить Его аромат… Он повсюду… Всё пространство хочет утонуть в Нем! – Да что с тобой? – сказала Эмма. – Что этот Стефан на сей раз вколол тебе? – Эммануэль, ты не поверишь! Да, он вколол мне самый сильный наркотик… Этой ночью… Он… – Брайан смеялся. – Он сам в меня вкололся! Эмма осела в кресло. – Что? – произнесла она изумленно и радостно. – Ты хочешь сказать, что ты и он… с тобой… но это невозможно! – Валтасар привел меня к себе домой, и вдруг… Он чуть не изнасиловал меня прямо в прихожей! Хорошо, что мы успели добраться до постели. Эм, ты бы видела, какая у него шикарная постель! Простыни из черного шелка… Надо сказать, он был такой шлюшкой! – произнес Бри лукаво. – Он делал всё, что я захочу! Ни следа натуральской целомудренности не обнаружил твой усталый друг в этом принце падшего Вавилона… «убежденном мужланЕ»… кажется, этот титул ты ему присвоила? – Брайан, я так за тебя рада, так рада, Брайан! Неужели, история твоей несчастной любви приобрела счастливый конец? – Конец? Эммануэль, это только начало! Ему просто нужно было время, чтобы расстаться с глупыми законами, по которым он жил! Он любит меня… – Наверное… он никогда не бы с мужчиной. Ему было непривычно… – Теперь он навсегда мой… навсегда… – Неужели у тебя нет никаких сомнений? – Никаких! Сейчас, когда во мне лишь чувства, я не могу сомневаться в том, что вся моя дурацкая жизнь была лишь испытанием на пути к этой великой любви… В тот день Эммануэль зашла после работы в аптеку, потом – в ванную, потом налила себе на кухне водки, долго сидела со стопкой в руке, а потом выкинула ее вместе с водкой в мусорное ведро. Она смотрела в окно, когда пришли Брайан, Джейк, Стефан и еще несколько парней. Бри отправился искать что-то в комнату, остальные толклись в коридоре, ведя разговор, состоявший, в основном, из междометий. Все были навеселе и «кто под чем». – Брайан! – Эмма подошла к нему. Бри достал из-под кровати свой сапог и сидел на полу, выковыривая что-то из-под стельки. Он напевал: – Ганджа, ганджа… Мы любим Джа… – Брайан! – повторила Эмма. Тот посмотрел на нее из-под полу прикрытых век, глуповато улыбаясь: – Джа любит нас… Я – пидорас… Джейк кричал ему из коридора: – Ну ты прикинь, я и говорю ему, что это мексиканские грибы, зачем ты столько жрешь? А он: «Всё в порядке, я привычный…» Потом стал метаться по кораблю, кричать, что мы все взорвемся… чуть в воду не упал. Придурок… – На него это похоже, – крикнул в ответ Бри. – Что ты вообще с ним общаешься? Я же говорил, что он придурок… – Брайан, нам надо поговорить! – сказала Эмма. – Что ты так долго? – снова крикнул Джейк. – Мы едем на дачу к Стефану, – сказал Эмме Брайан. – Не беру на себя смелость пригласить тебя, ведь ты опять откажешься… Послышался хрипловатый голос Стефана: – Брайан! Бри вскочил. – Эм, давай поговорим позже, – он положил руки ей на плечи и чмокнул в щеку, потом подбежал к своим друзьям, и дверь за ними закрылась. Стефан, стоя у окна, набирал в шприц драгоценное снадобье, которое должно протечь последним невыразимым и уже невыносимым счастьем по юным прекрасным венам. Он стыдился смотреть небу в глаза и прятал лицо. Бри лежал на диване. Он знал, что рядом гладь голубой воды и Стефан, и от этого жить было еще прекраснее. Он знал и то, что отныне это – навсегда, его любимый друг никогда его не покинет. – До самой смерти, – произнес Брайан, почти смеясь, – а потом мы сольемся воедино… Стефан стоял у мутного окна, царапая стекло, и быстро курил одну за другой. – Да что это такое? – произнес он, вытирая слезу, когда дым попадал в глаза. Начинался дождь, небо и вода становились серыми и сливались друг с другом. Посмотри на Брайана! – закричал Джейк. – Что ты ему вколол?! Наверное, сейчас особенно приятно было бы пройти по влажному песку босиком, а потом войти в волны прямо в одежде. Плавать в холодной воде, ах нет, сейчас она уже теплая, холодный только ветер, почти режет. А потом выйти на берег в мокрой рубашке – черный шелк на белой коже, а талия у него такая тонкая… – Да что ты встал, тормоз? – кричал Джейк. – Что с Брайаном? Он не дышит! Его надо в больницу! Стеф медленно прошел в другую комнату. Казалось, что Бри спит, и его не хотелось будить. Стефан чувствовал, что его самого шатает. Он открыл запасную дверь и вышел на прибрежный песок. Ветер и вправду был отчаянным и веселым. Теперь становилось ясно, что существует расплата за грехи, и вся дальнейшая жизнь должна стать наказанием. Он шел в серое небо к самой кромке воды. «Я просто иду туда, – подумал он, – где я не буду таким законченным эгоистом, и смогу вечно любить тебя, Брайан…» – Я взял твою машину! – снова крикнул Джейк. Он направился к выходу, держа худенького Бри на руках. Стефан не обратил внимания на то, сколько времени прошло. Были крики и шум, безуспешные попытки приятелей защититься. Люди в форме выломали дверь, потом прошли через запасной выход на берег. Когда они подбежали близко, Стефан сидел на складной табуретке, смотря в горизонт, его пальцы поглаживали пуговицу. Потом он дернул за нее – и взорвался. Эти картинки проплыли в сознании Эммануэль, пока она слушала Джейка. – Точно, это он. Помнишь чувака по имени Олег, он всегда ходил в одной и той же рубашке? Его накрыли с ЛСД и обещали пожалеть за помощь следствию. Он выдал даже то, что в выходные мы поедем на дачу! Как Эмма ни напрягала память, она не могла вспомнить человека по имени Олег. – Вот прямо там всех и накрыли, – говорил Джейк. – А Стефу, наверное, пожизненка грозила, так он надел свой жилет… ты помнишь жилет камикадзе, которым он всё понтовался? Бри даже умирая, сделал доброе дело для меня. Иначе сидел бы я сейчас в сизо… Я до сих пор не могу понять, как такое случилось. Бри собирался просто вколоть немного винта… Почему? Для Эммануэль всё было очевидно. Эдмунд, не имея сил принять свое чувство, в ограниченности своего эгоизма убил Бри. Он так отчаянно не хотел любви, а потому убежал в собственную смерть. Эммануэль не чувствовала боли. Она ничего не чувствовала, несмотря на то, что видела перед собой океан тоски, по которому ей еще предстоит проплыть. Она не могла говорить связно – язык заплетался из-за ощущения какого-то болота в голове. Эммануэль подняла черные глаза и взглянула на Джейка. – Этого не может быть, – медленно сказала она. – Так не может быть. Брайан не мог умереть! Я беременна, у нас будет ребенок… Брайан был холодным и твердым, только веки стали неестественно мягкими. Его бледная кожа отливала синевой. Эмма подошла и, сама не до конца понимая, что делает, стала трясти его за плечо. Бри был рядом, но не мог ни отвечать, ни улыбаться. Он спал крепко и разбудить его было невозможно. Когда Эммануэль осознала это, пронзительный ужас стер в ней прочие чувства. Боль была кошмарной, невыносимой – ей хотелось как можно скорее прекратить существовать, исчезнуть, последовать за Брайаном, только чтобы это прекратилось. Казалось, нельзя терять ни минуты, убить себя как можно скорее – убежать из этого кошмара в сладкую и нежную смерть. Она вспомнила о жизни Брайана внутри себя и закрыла холодные глаза. Эммануэль зашла в ванную – там стояли скляночки Брайана. На белом кафеле она нашла две его русых реснички. В ванной всё еще сушился его цветастый халат. Полки изобиловали книгами, которые он читал – к большинству из них она так и не притронулась. На похоронах людей было мало. После того, что произошло, большая часть тусовки исчезла – кто-то скрывался, кто-то уже сидел в сизо. Эмме и не хотелось видеть людей, по чьей, в общем-то, вине погиб Брайан. Она понятия не имела, как будет жить дальше, знала только, что будет жить, пусть этого совсем не хотелось. – Наверное, это безумие, но мне всё еще кажется, что он вернется. Возможно, я проснусь и увижу его рядом, спящим. Мы были счастливы. Всегда. Я знаю это. Я войду в эти тонкие волны, проглочу достаточно воды, чтобы очнуться на других берегах. И тогда… Но я не могу уйти с этого берега – только кидать камни в горизонт и стараться ни о чем не думать. – Я не знаю, что ждет меня впереди – пространство и время меняются с головокружительной быстротой, я лечу туда, где уже ничего не смогу сказать. Я пока еще вижу: лазурная гладь воды, тонкая сутулая фигурка, дикая красота черт, цепочка следов, уходящих в никуда. Но очарованный замок исчез, а меч прибит на ворота. Я не могу вернуться.