Эммануэль

Брайан шел по улице. Уже много бессонных ночей, уже множество дней, когда солнце пронзает все тело. Эта пьянящая лазурь повсюду, словно во взгляде Стефана. Она обнимает, ласкает, поддерживая мучительный экстаз, но не дает упасть в изнеможении и спокойно заснуть. Брайан был готов заснуть навсегда. Проходя мимо ларька, он вспомнил, что дома как обычно нечего есть, и выудил несколько монет из карманов, чтобы купить килограмм картошки. Продавщица-армянка, окинула его оценивающим взглядом. В выражении ее лица ничего не изменилось, лишь морщинки в уголках глаз стали чуть глубже. Брайан подумал о том богатстве, которым обладают многие кавказские женщины – магической, словно подкожной, красотой, секрет которой – их очаровательное сходство с мальчиками-подростками. Он вспомнил, что не спал всю ночь, не причесывался, а под глазами у него, наверняка, подтеки туши – и он очарователен, как всегда. Он подмигнул женщине и, пошатываясь, побрел дальше. – Валтасар, – сказал Бри, – я ждал слишком долго тебя, чтобы ты стал моим. Я такой хрупкий – а ты бы взял меня на руки. У меня часто слезятся глаза – а ты бы закрыл их своими ладонями. Я ждал слишком долго. Тебя… – голос Бри стал прерывистым, – чтобы ты был… был… был моим… Стефан не знал, что теперь делать. Он считал, что его никто и никогда не любил, и теперь чувство вины было сильнейшим в водовороте эмоций, захлестнувших его. Внешне же он был невозмутим. Стефан обнял Брайана – мальчик уткнулся лицом в его плечо, слезы потекли из глаз. – Да, я наркоман, – прошептал он, – да, у меня не осталось ни одной чистой вены, да, качаюсь на качелях, коля героин в одну руку, а амфетамин в другую, но всё это потому, что у меня не было тебя. Разве я не достоин любви? Стефан молчал, чувствуя себя истуканом. В его руках было заплаканное существо, чье сердце билось, как птица, а он стоял неуклюже и бессловесно. На самом деле от него не требовалось слов – в этом молчании Брайан начинал верить в любовь. И, пожалуй, впервые за долгое время в сердце Стефана заиграла спрятанная в самой глубине музыкальная шкатулка. – Ладно, парень, кончай ныть, – нарушил молчание Стефан, словно одергивая себя. – Ты же знаешь, я нормальный мужик. Может быть, однажды ты найдешь себе нормальную девушку, женишься… – тут его взгляд снова скользнул по влажным зеленым глазам Брайана. – Ну, или парня, который тебя полюбит… Ты, наверное, воспринял мое к тебе отношение, как знаки внимания… но… ты чего-то не понял. Я нормальный. Всё, перестань. Брайан опустил глаза. Потом развернулся и подошел к входной двери. Стефан открыл ее. Бри снова бросил на него взгляд. – Ты… – Стеф запнулся, – я хочу с тобой общаться, но… – он почесал в затылке, – но об этом разговоре давай забудем. Бри пожал плечами. – Вот мой мобильный. Видишь, я стираю из памяти твой номер. Также я стираю из памяти тебя. И, думаю, ты понимаешь, это значит, что я хочу, чтобы ты больше не звонила и не писала. Тебя больше нет в моей жизни. – Я бы предпочла никогда не любить тебя. Любовь к тебе принесла мне страшную боль. Но даже сейчас, когда я смотрю на тебя, мне хочется плакать от радости, что я вижу такое волшебное, прелестное создание… Брайан предупреждал, чтобы я держалась от тебя подальше. – Да… Вы такие маленькие, такие хрупкие, так хотите любви. Вам же ничего больше не нужно… Жаль, – произнесла в ответ Марьяна, и развернувшись, пошла прочь. Эммануэль смотрела вслед своей уходящей любви и ей казалось, что за Марьяной, исчезающей в толпе, вьется лазурный шелковый шлейф. После реальность заволокло туманом. Эммануэль захотела умереть как можно скорее, но для начала решила немного выпить. Она зашла в ларек за бутылкой водки и поехала домой. Войдя в квартиру, прислонившись к косяку с бутылкой в руке, Эммануэль сказала: – Брайан, она бросила меня. Лежавший на диване Брайан поднял заплаканное лицо с подтеками туши. Было видно, что он плакал уже давно. – Он не любит меня, – проговорил Бри. – Эммануэль, он не любит меня… Эмма села на диван рядом с Бри. Тот уткнулся лицом ей в колени и снова зарыдал. – Как я буду жить?! Эммануэль почувствовала, что и у нее по щеке прокатилась слеза. – Все, пацан, хватит ныть! – сказала она, стряхивая с себя Бри и вставая с дивана. – Давай водку пить! Она сходила на кухню за стопками. – У меня еще шампанское в холодильнике! – с интересом в голосе отозвался Брайан. Эммануэль поставила на стол бутылки, разлила водку по стопкам и быстро опрокинула одну. Ей стало спокойней. – Ах! – произнес наблюдавший за ней Брайан. Он выпил стопку в несколько подходов, кривляясь и демонстрируя, как ему противно. Эммануэль почувствовала, что уже может улыбаться. – Так, а теперь пьем, как подобает трагическим влюбленным! – сказал Бри. Он аккуратно открыл бутылку шампанского, разлил его по красивым бокалам. – Чего-то не хватает… Бри вернулся со свечами, которые зажег и поставил на столе. – Совсем крыша поехала? – удивилась Эмма. Не отвечая, Брайан устроился на диване с бокалом в руках. Он молча смотрел на пламя свечей, блики танцевали в его зеленых глазах. – Знаешь, Эммануэль, – сказал он, – мы всегда будем одиноки… Эмма уже много выпила и ей сложно было контролировать свои эмоции. При этих словах Брайана у нее скривились губы. – И, конечно, это очень больно, прекрасная Эммануэль, – продолжил Бри. – Такие чувства не для безупречных ангелов, вроде тебя. Если бы от меня зависело, ты всегда была бы счастлива… – Ангел?! – чуть не вскрикнула Эмма. – Да какой я, к черту, ангел, я просто тупая и уродливая чурка, которую никто никогда не полюбит! Что ты несешь? Брайан чуть изумленно посмотрел своими малахитовыми глазами в ее карие: – В этом свете твои глаза кажутся почти черными. Ты выглядишь так по-декадентски. Еще бы зеленую гвоздику в петлицу… Ты идеально подходишь под выражение любых эмоций. В тебе и солнечный свет в самом ярком, экстазийном броске, в тебе и грех… только он должен быть очень сладким, в тебе тысяча музык и волны лазурного океана… Милый армянский мальчик… Так кто же сказал тебе, что ты некрасива? Ему, и правда, казалось, что Эммануэль рождена от вдохновения божества, появилась прямо из скрипичной мелодии, так почему же люди не падают замертво, ослепленные ее красотой, почему она, такая пронзительно несчастная, спивается где-то в подворотнях? Бри держал бокал в тонких длинных пальцах с черными ногтями. – За тебя, муза! – сказал он. Эмма посмотрела на него, и удивилась, как поэтичны его бледное лицо, улыбка чеширского кота и зеленые глаза с бахромой накрашенных ресниц. В нем была своя тайна, глубокая, женственная и магически-древняя, на которую она не обращала внимания раньше. Из глаз Эммануэль внезапно покатились слезы, и Брайан, закрыв глаза, чтобы не видеть собственной наглости, прикоснулся губами к ее лицу. Она не отстранилась и ничего не сказала, тогда он поцеловал ее еще раз, потом еще. После он сам ощутил в уголке губ тепло ее влажного рта. Откуда в нем столько любви? Откуда такая нежность? Мой дружок, мне кажется, что ты – мой младший братишка, и я должен воспитывать тебя в непорочности, но, когда ты раздеваешься, я вижу, что ты Лилит. Груди Евы – большие, набухшие, источают молоко, но груди Лилит, маленькие, с собачьими сосцами созданы лишь для сладострастия. Черные шмели твоих глаз вьются над муравой моих. Ты – королева пчел. Ты в желтом прозрачном улье. Я, воришка, пытаюсь достать сладкий нектар, и неудивительно, что я весь изранен. В тишине и будто бы во сне я следую за тобой по сказочной стране, где еще никто до меня не был. В сомнамбулическом бреду ты открываешь и снова закрываешь глаза – ты никак не можешь проснуться. Ты так долго спала, куколка моя. В очарованном замке, что ждал моего ключа, в толстом коконе – и вот, ты разрываешь оболочку и расправляешь бархатные крылья. – Почему ты плачешь? – Я люблю женщину, Брайан, она далеко… У меня в висках стучит, Брайан, мне хорошо, но я сама себе противна… У нее кружевная душа… – Брось, у нее нет души, а сердце из камня. – У Стефана тоже. – Пожалуй. Мне даже кажется, что я из-за него умру. – Из-за таких не умирают. Такие, как я, все равно долго не живут. Эммануэль, ты прекрасна. Ты как музыка солнца, встающего над зелеными холмами. Фарфоровая статуэтка, танцующая, стоит ее завести. Маленький наложник, ассирийский принц, плененный мной и заточенный в моей квартире. Ты танцуешь только для меня. Ты свободна, но ты никуда не уйдешь. Спи, я буду сторожить твой сон. Твои родинки сплетаются в созвездья. Твои сны бродят по крышам, царапая коготками. Пусть тебе приснится наша родина – Париж. Наутро за завтраком было напряженное молчание. Эмма не решалась посмотреть в глаза Брайана, а когда взглянула, увидела там столькое, что быстро проговорила: – Бри, это нам приснилось! – Конечно, приснилось! – с облегченной улыбкой произнес Брайан.