От греха никто не застрахован

- Уффф... Ну, вот и всё... - пробормотал, падающий на стул Франциск. В след ему согласно угукнул Америка, уткнувшийся в сложенные на столе руки. Ему требовалось хоть немного отдохнуть. Вернее, им всем требовался отдых - денёк выдался просто фантастическим! И некоторые уже решили на этом его закончить: Румыния, быстренько смекнув к чему идёт дело, свалил, прихватив с собою сонного Грецию, а Людвиг, под предлогом заботы о потерявшем сознании Кику, утащил ещё и Венециано. Он слишком хорошо помнил загоревшийся в глазах Англии огонёк, не предвещавший ничего хорошего. У Артура Керкленда есть много достоинств: он хорош собой, он мил, пятикратный чемпион планеты по самым густым бровям, один из сильнейших магов, серебряный призёр на конкурсе домоводства( победитель номинации "художественная вышивка". Его обошёл только Россия со своим вязанием, накормивший судий борщём), имеет самую большую коллекцию чая, мастерски фехтует и играет на трёх инструментах, включая бас-гитару, клавесин и чужие нервы, но... Есть ещё один талант, о котором знают только самые близкие. Артур Керкленд - великолепный скандалист. И сейчас он решил вновь продемонстрировать своё умение, устроив России форменный допрос. - Итак, Россия, - начал сеанс мозговыносительства Англия. - Как ты можешь объяснить то, что произошло здесь сегодня? - Нацальника, не виноватая я! Он сама пришёл на! - замахал на него руками шмыгающий Россия. Канада, во избежание всяких эксцессов, сидел на противоположной стороне, на лучшем зрительском месте. Смотря на это представление, он тут же прижал зверьков к себе, пряча улыбку. Поймав его взгляд, Иван подмигнул, от чего Меттью заалел, как маков цвет и потупил очи. - Так! Кончайте эти гляделки! - взъерепенился его магичество. - Россия, я спрашиваю серьёзно - что это было?! - Мне кажется, эта была попытка вывести очередной Грех на чистую воду. Весьма успешная, кстати. Франциск хмыкнул, наблюдая, как ещё сильнее закипает Англия. Может, его давний враг и был отменным скандалистом, имея в этом деле недюжинный талант, но и Россия не лыком шит. Уж что-то, а отговорки он придумывать мастак! - Поэтому-то ты и строил из себя неизвестно кого на собрании? - уточнил Бонфуа. Иван пожал плечами: - Я не видел другого способа вывести его из себя в достаточной мере. - Угу, а то, что ты, не предупреждая других, подставил их под угрозу это так, пустяк? Как ты вообще узнал, что Япония - Гордыня? - И что ты делал вчера ночью? - вставил свои пять копеек Америка. У Канады после этого вопроса из ушей повалил дым, и сползли очки. Кумадзиро, повернувшись, поправил лапой так внезапно и палевно запотевшие стёклышки. Реакция Брагинского, хоть и не была столь бурной, никакого простору для воображения не давала. Вернее давала, и ещё какой, но... Гм... Узкоспециализированного. Альфред оцепенел, не желая верить в очевидное, Артур застыл с открытым ртом, а Франциск завистливо просвистел. - Ответ на оба вопроса: Я спросил у Люс. - А кто такой или такая Люс? Северные страны переглянулись, снова зарумянились, но нашли ответ. Канада посадил на стол уже успевшую заснуть пантеру и погладил её по шее, будя. Зверёк гибко потянулся, пробуждаясь и оставляя на столешницы следы от когтей, и повернулся к странам. - Люс - это она. Вторя его словам, котейко улыбнулась, подмигивая особо впечатлительным своими загоревшимися фиолетовыми глазами... Ночь накануне Светлая, а от того заметная в ночной черноте, тень беззвучно скользит к дому. Быстро найдя запасной ключ к двери, она с еле слышным щелчком открывает её и, не включая света, проходит внутрь. В комнате полумрак, от включенных мониторов, но и в них только темнота. Тень подходит ближе к консоли, благо из-за храпа, кинувшего на стол ноги Америки, её совсем не слышно. Аккуратно забрав ключи и переборов желание пририсовать дрыхнущему герою что-нибудь маркером на лице, тень идёт к следующей двери. Тишина и Темнота, две сестры, не близнецы, но двойняшки, царят сейчас в этом доме. Кажется, что здесь нет ни души, но это не так. Тень спешит на второй этаж, пропускает несколько дверей, и оказывается ещё перед одной, казалось бы, ничем от других не отличающейся. Только сидящем рядом с ней белым медведем. Тень останавливается, и смотрит на него, удивлённо склонив голову. Зверь копирует его движения, смотря ему в глаза, но скоро фыркает и, неуклюже встав на лапы, косолапит прочь от двери. Но около поворота он останавливается на секунду и чешет голову задней лапой и сообщает. - Если ты его обидишь, я тебя убью. Тень согласно кивает и совершенно серьёзно отвечает. - Я сам уничтожу любого, кто попробует это сделать. Медведь кивает и уходит прочь. А тень, несколько секунд помявшись, открывает дверь. Его уже ждут. Окно открыто настежь, поэтому он не сразу замечает притаившуюся среди парящих занавесок фигуру. Уже не юноша, но ещё не мужчина. Существо, навечно застывшее на грани между юностью и зрелостью, а потому умело сочетающей в себе очарование обоих. Среднего роста, но очень подвижная, на первый взгляд даже хрупкая фигура, кажется ещё более нереальной в потоке лунного света. Будто Эндимион на мгновение сошёл на землю, очнувшись от своего сна. Но приглядишься - не так уж он и хрупок. Мускулы, хоть и не распирают легкую ткань рубашки, но достаточно рельефные, красиво очерченные. Чувствуется, что сила есть, а к ней и умение. Он стоит в пол-оборота, опираясь спиной о стену и смотря в окно. Неподвижный, прекрасный и бледный настолько, что кажется мраморной статуей. Руки скрещены на груди и видна только одна, правая, легонько барабанящая пальцами по плечу, в нетерпении и задумчивости. Очередной порыв ветра взметает вверх его волосы, и он приглаживает их рукой, заводя светлые, белые, не выбеленные лунным светом пряди за ухо. - Здравствуй... Не знаю, что ещё можно сказать в этой ситуации, поэтому просто... Здравствуй, Иван. Россия хмыкает и подходит ближе. Одержимый Похотью наконец-то поворачивается к нему лицом, показывая свои глаза. Да, всё такие же светящиеся фиолетовым пламенем, как он их запомнил с прошлого раза. Разве что зрачок стал чуть более вытянутым и походит на кошачий. - В прошлый раз ты был более... Красноречивым. - И куда более настойчивым, верно? - мягко заметил Меттью, улыбаясь. Он пошёл России навстречу и остановился в паре шагов. - А может, это был не я? Темно, но они так близко, а глаза Похоти такие яркие, что Ивану удаётся увидеть в них ещё одно чувство, которого раньше не было. Напряжение. Каким бы расслабленным не было тело канадца, его душа, его личность сейчас ведёт борьбу с Грехом. А Россия хочет ему в этом помочь. - Дай мне поговорить с ней. - С ней, это с кем? - спрашивает Одержимый, прижимая к губам палец, и снова улыбаясь. Но уже по-другому, добавляя нотку соблазнительной порочности. - С ней, это с тобой... - он заново перебирает свою память и называет её давнее прозвище. - Рати. Одержимый вздыхает, прикрывает глаза, сосредотачиваясь. Его губы шевелятся, будто он ведёт с кем-то внутренний разговор. А когда открывает, Иван чувствует перед собой совсем другую личность... Сущность. Хоть прошло много веков с их последней встречи, забыть ему ничего не удалось. Поэтому, тело само подставило руки, когда по-девичьи взвизгнувшая Похоть кинулась его обнимать. Обняв его за талию ногами и руками за шею, немного поерзав, Грех подняла голову, и России на мгновение показалось, что он видит совсем другое лицо. Медная от загара кожа, белые кудрявые волосы и змеящаяся между упругих грудей, сокрытых от жадных взоров только узорчатыми бляшками драгоценного наряда белая же татуировка цветок. Белыми полумесяцами брови, над такими же яркими, чуть раскосыми кошачьими фиолетовыми глазами и лукаво изгибающиеся тёмно-алые губы, постоянно приподнятые в улыбке… Если существуют воплощения стран, то почему бы не существовать воплощениям Грехов? - Рада тебя вновь увидеть, Малыш, - радостно сказала она, ласково перебирая пряди на затылке. - Как же ты вырос! Так и хочется тебя… - она не договорила, потянувшись за поцелуем, но Россия с усилием отвернул голову. - А ты, кажется, не рад? - Я… - Россия замялся. - Не хочу принести вреда этому телу. - И душе? - понятливо добавляет Похоть. - И душе… - соглашается он с ней. Глупо скрывать что-либо от неё, существующей на земле задолго до него самого. Наверное, рядом с ней он чувствует тоже самое, что и обычный человек рядом с ним. Да и слишком Похоть мудра и близка ему, чтобы обижать её недоверием. - Хорошо… Но всё-таки... - она улыбается, жмуря глаза, и проводит кончиками пальцев по его коже, от виска к челюсти. - Какой же ты красивый… - она любуется им, словно воплощением искусства. В первые лета их знакомства он постоянно смущался подобного, от чего Похоть приходила в восторг, но потом привык, позволяя ей спокойно себя рассматривать. Просто понял, что такой её взгляд не означает немедленного полового контакта, а только дань её уважения к чужой красоте. Рати была первой из своей семьи, кого маленький тогда Иван встретил в своей жизни, и с кем у него сложились очень близкие отношения. Именно ей он обязан своей жизнью и не раз, потому что только Похоть могла не дать Улусу прибить своенравного «русого щенка». А потом заботливо, как в далёком почти забытом детстве мать выхаживала после очередного унижения. Он благодарен ещё и за то, что она никогда не пыталась овладеть им самим. Может, потому что считала его слишком маленьким, а может, тогда ещё не полностью из бывшей богини превратилась в Грех. - Знаешь, а я ведь хотела вселиться в тебя, честно. Даже других обогнала, чтобы успеть, но… Теперь я даже этому рада. - Что ты имеешь в виду? Рати перестала его обнимать и, прикрыв глаза, снова отошла к окну. - Когда Ира открыл нашу темницу, я тут же устремилась вперёд, вкладывая все силы, чтобы достать тебя первой. Поверь, лучше бы тебя захватила я, чем тот же Прайд. Он до сих пор на тебя зуб точит за прошлый раз, и теперь ты его только увеличил, - хохотнула она. - Я помню, как меня на мгновение ослепил солнечный свет… Я так давно пробыла в заточении, вместе со своей семейкой, что совсем забыла, как это, чувствовать его тепло на коже. А потом, я увидела ещё одно солнце… - она замолчала, снова обнимая себя за плечи, как от холода. - Его душа… Она так горит… Ты даже представить себе этого не можешь… Такая жажда, такое стремление, такое желание… Я редко встречала подобное за всю свою жизнь... Он… Звал. Понимаешь? Он звал! Вся его душа буквально разрывалась на части от отчаяния… - её пальцы судорожно вцепились в ткань, а дыхание стало прерывистым. Она заново переживала прошлое. - Я просто не могла его не услышать… А потом поняла что… С ним я не буду одна. - В смысле? - опасно сузил глаза Россия. Она медленно повернулась к нему и положила ладонь на свою грудь. - Этот юноша… Не ревнуй, Малыш, не к кому. Я говорю не о теле. Его душу разрывали на части две силы. С моим приходом, борьба приостановилась, но отнюдь не закончилась… И как только я уйду… - она печально улыбнулась. – Они снова начнут терзать его, пока не уничтожат. Поэтому… Нет, при всём уважении к тебе, я не могу уйти, Малыш… Я не хочу становиться его палачом. - То есть, ты тоже не хочешь ему навредить? - уточнил Иван, успокаиваясь. По комнате пронёсся раскатистый, заразительный смех, из-за которого Брагинский начал невольно улыбаться. - Нет, конечно! - фыркнула Рати. Она манерно провела двумя пальчиками по губкам. – Разве я могу причинить вред такому милашке? Брагинский окончательно расслабился, но тут же собрался. Если Рати не собирается захватывать тело Меттью, и находится в нём только по причине безопасности, то всё хорошо. Однако, чтобы запереть Пандорику нужно заточить все грехи, а как тогда быть с Канадой? - Нужно не только узнать, но и исполнить его желание. У меня хватит сил, чтобы остаться в его теле, после оглашения, не проявляя себя, но желание нужно исполнить до конца. Тогда, и душа Меттью успокоится и у меня будет достаточно энергии, чтобы выйти наружу безболезненно. - Ты так просто об этом говоришь… - покачал головой Россия. – Неужели тебе не хочется остаться в этом теле, чтобы снова познать радость жизни? - А зачем? - пожимает она плечами. – Я же не Прайд или Энви, к мировому господству не стремлюсь… Я всё ещё помню, как это – жить. Хоть и скучаю по многим её мелочам, тому же солнцу, например… Но, - её голос наполнился грустной мудростью, с ноткой надежды. – Чем быстрее я… Моя личность и мои силы будут забыты людьми, тем быстрее я вернусь к Ками… Она снова повернулась к окну, смотря в небо. На её губах была улыбка. Казалось, будто она с кем-то разговаривала. А, может, так и было, и сейчас Рати беседует со своим невидимым возлюбленным богом? Дескать, ты не представляешь, как я счастлива, что люблю тебя, и как я по тебе тоскую, но стоит мне увидеть небо, и я улыбаюсь, понимая, что где-то там, далеко есть ты и один факт твоей жизни делает меня счастливой… Иван представил это так отчётливо, что у него неожиданно стало тяжело на сердце. Потому, что хоть он и понимал, что это - Рати, но тело-то принадлежало Меттью… И видеть его таким, представлять, как он кого-то так же… Всё сильнее хотелось набить этому «кому-то» рожу, чисто так, для профилактики. Россия тряхнул головой, и попытался отвлечься, задав новый вопрос. - Говоришь, его дух терзают две силы… Какие именно? - Хоть и не самые разные, но достаточно противоречивые. И очень сильные, неожиданно сильные, даже для страны… Удивительно, как он до сих пор не сошёл с ума. - Она улыбнулась, искоса на него посматривая. - В этом вы похожи. А что за силы? Отчаяние и… Моя сестра. - Сестра? - удивился Иван. Неужели Меттью гнетёт ещё какой-то грех? - Ага. Стаааршенькая…,- по-кошачьи протянула бывшая нимфа. Славянин несколько мгновений пытался понять, кого она имеет в вину, а после покраснел, от гнева и смущения одновременно. Его руки дёрнулись, пытаясь сжаться в кулаки, но тут же бессильно опустились. На языке появился противный привкус металлической горечи – пытаясь себя сдержать, Россия прикусил губу. Голова безвольно опустилась. У него не было прав, чтобы поступить сейчас так, как хотелось… Ведь он Канаде, по сути, никто… Но от этого ещё сильнее хочется ему помочь. Ваня поднял лицо и увидел, как к нему подошла обеспокоенная его поведением Похоть. Так странно видеть в этих глазах заботу о нём… Но так желанно! Приняв, наконец, решение, он сказал. - Спасибо, Рати. Всё стало намного яснее… Но теперь не могла бы ты нас оставить одних? Мне нужно поговорить с Меттью. Грех вздохнула, всё ещё опасливо на него смотря, но покорно закрыла глаза, отдавая контроль истинному владельцу. Когда они снова открылись, на Ивана смотрел уже канадец. Смущённо улыбнувшись, что резко контрастировало с выражением глаз, Меттью сказал. - А я и не знал, что вы с ней были так близки… - Никто не знал, - признался Россия. – И скажу честно – я смог понять, кем она была, только после того, как она ушла… «Вернее, её заново загнали в Ящик Пандоры, уничтожив физическое тело… Но закапывать её заживо, это было слишком даже для такого подонка как Улус, да ещё заставлять смотреть всё это ребёнка. Жаль, он так и не понял, что это стало последней каплей моего терпения. » - Ясно… Так, о чём ты договорился с Люс? - Люс? - приподнял бровь Иван. - Да, Люс. Когда я спросил её имя, она назвала себя именно так… - он не договорил, совершая прыжок. Всё это время, пока они разговаривали, Одержимый незаметно, по полшага, подбирался к нему. Благо, Россия ожидал такого. Рывок в сторону и они с Канадой снова напряжённо смотрят друг - другу в глаза. Похоть улыбнулся, хищно щуря веки, и сделал шаг влево. Иван, зеркально его отражая – вправо. Так они начали медленно двигаться по кругу, готовясь к бою. - Россия… Нет… Иван… - начал Канада. - Я… Не чувствую в тебе Греха. Никто из них не смог до тебя добраться, верно? - и дождавшись подтверждающего кивка, продолжил. – Наверное, поэтому сейчас ты не сможешь меня понять. - Да неужели? – хмыкнул Россия, уворачиваясь от удара Канады. Это действительно походило на бой… Очень странный поединок выдался у них – постоянно уклоняющийся Иван, даже не пытающийся атаковать и упрямо нападающий Меттью. Просто Ваня действительно не хотел ранить канадца, даже случайно, но хорошо помнил, какой силой на самом деле тот обладает. Канада и в обычном состоянии не уступал ему, просто не демонстрировал этого, а уж став одержимым… И любой пропущенный удар мог привести к поражению. - Ужели да. Каждое моё предложение, каждое моё слово ты будешь рассматривать так, будто оно ложно. Будто на самом деле это говорю не я, а то, что внутри меня. И, - Одержимый горько усмехнулся. - Будешь во многом прав. Однако не считай, будто всё сказанное или произошедшее, я делал не по своей воле. - Даже так? А дерёшься со мной ты тоже по своей воле? - Нет. Тут уже меня вынуждают. Но не Грех, а ты! - он остановился, и сказал, смотря Ивану в глаза. - Я не хочу с тобой драться. На мгновение, на целое мгновение, Иван увидел в нём прежнего Меттью. И… Поверил. - Хорошо. Тогда объясни мне, как это – быть Одержимым? - Это… Это будто почувствовать в себе невиданную силу, будто неожиданно исчезли все границы, которые есть у каждого, внешние и внутренние: привычки, правила, страхи… Такое чувство, что весь мир уместился у тебя на ладони и ждёт, покорный твоей воле... Ждёт… Всего лишь такую малость – твоего желания. И оно обязательно сбудется, стоит только его сказать… Будто появился кто-то, кто живёт только ради тебя, ради исполнения твоей мечты. Он никогда не предаст, не обманет и не забудет, что кто-то существует только для того, чтобы быть с тобой рядом, что ты нужен ему, потому что цель его существования - сделать тебя счастливым… Я… - взгляд Меттью был таким растерянным, а голос так дрожал, что у Ивана защемило сердце. – Я… Никогда не чувствовал ничего подобного… - И какую же мечту должен он исполнить? - мягко спросил Ваня. Меттью тоскливо улыбнулся, но тут же себя поправил, с силой натянув улыбку на всё лицо, а для надёжности закрыв глаза. - Моя мечта… Она такая простая! И очень смешная, очень… Но всё равно, для меня нет ничего более желанного и святого, - и упрямо посмотрел на Брагинского. – Я не буду юлить, Иван, просто не умею. Но и сказать всё сразу… Не могу. Я такой трус! Господи! - Канада отвернулся и нервно обнял себя за плечи, с силой сжимая пальцы, борясь с собой. Россия протянул руку, собираясь дотронуться до его плеча, поддержать, но Канада отскочил. - Не подходи! - закричал он. И добавил, уже тише. – Не подходи, Иван… Я… Я же видел, сам видел, что творили другие, я помню, как Италия пытался ударить Германию, а брат чуть не убил Артура… - он схватился руками за волосы, прерывисто дыша и снова чуть не переходя на крик. – Я НЕ ХОЧУ ПРИЧИНИТЬ КОМУ-НИБУДЬ БОЛЬ! – И зашептал, хватая ртом воздух. - Я… Я… Не хочу этого… Ещё несколько мгновений, он стоял так, шевеля губами, но что именно Россия понять не смог. Затем, выдохнув сквозь зубы, почти спокойно сказал, еле удерживая себя в руках. – Но и контролировать себя я не способен. По крайней мере, полностью. Я слышал всё, о чём вы говорили с Люс, и согласен с её решением. Поэтому, ты, Иван, должен помочь мне исполнить моё желание, дабы обезопасить меня от других. - И как ты себе это представляешь? Как я могу помочь с тем, чего даже не знаю? Хотя… Ты обратился по адресу. Уж что мы, русские, умеем лучше всех, так это ходить незнамо куда, приносить то, не знаю что, да ещё делать всё неизвестно как. - Ну, до такого вряд ли дойдёт, - немного повеселел Канада. – Иван, я не могу сказать прямо, но… Разве мало подсказок я тебе дал? Столбняк накрыл Ванюшу полностью. Догадка оказалась слишком… Слишком… Просто слишком! - Постой, ты имеешь в виду… - Договорить ему так и не удалось, но вспыхнувшие на щеках красные пятна были красноречивы. - Именно, - кивнул Меттью. К радости смущённого Ивана, светлой кожи Одержимого тоже коснулся румянец. Особенно мило смотрелись полыхающие красные кончики ушей, забавно, как у эльфов, торчавшие у канадца сквозь волосы. – И… Гм… Зная твои высокоморальные принципы, хочу разъяснить сразу. Ты вовсе не обязан помогать мне, Иван, хотя ты единственный, кто способен на это. Но я не хочу тебя принуждать… Ещё сильнее. Меттью подошёл к нему, останавливаясь совсем близко. Их лица были буквально в пяди. Одержимый поднял вверх руку, прижал указательный палец к губам русского и заговорил, умоляюще смотря. - Одна ночь, - он наглядно оторвал руку от его рта и показал её. - Всего лишь одна ночь, Иван… О большем я не смею просить. Только одна ночь. Обещаю - никаких упрёков, никаких сожалений, никаких последствий. Если хочешь, я вообще больше никогда к тебе не подойду, и ты меня больше не увидишь в своей жизни. А так – мы просто дружно вычеркнем это время из нашей памяти, будто ничего и не было. Но… - две пары фиолетовых глаз пересеклись, и молния пробежала между ними, от чего оба вздрогнули. – Мне. Нужна. Эта. Ночь… Пожалуйста, Ваня… Он не мог отказаться. Просто не мог. Поэтому, согласно опустил веки, обнимая юношу и наклоняя голову, прикасаясь к его губам. Меттью тихо охнул в его губы и обнял в ответ. Если их первый поцелуй, там, в коридоре, был полон страсти, нетерпения и тайны, то этот был другим, даже на вкус. Не пикантно-солёный, с привкусом жажды и снотворного, а… Горьким. Как чёрный шоколад. И вкусно, и приятно, но остаётся на языке горечь… Невысказанные слова, печаль, сожаление… Одиночество, грусть, разбитые надежды… Как лекарство, необходимое для выздоровления. Оно нужно им обоим, но… Боги, как же всё-таки сладка эта горечь! Они целовались долго, очень, наслаждаясь этой неправильной горечью, пока сердца не застучали как бешенные, напоминая о воздухе. Одновременно оторвались, и соприкоснулись лбами, выравнивая дыхание. Затем, Меттью напоследок прикоснулся к губам Ивана и отошёл. Обхватил обеими руками его ладонь, потянул на себя, идя спиной вперёд к кровати. Руки у канадца дрожали, даже не смотря на всю его решительность довести дело до конца, и Иван крепко сжал его пальцы, подбадривая. И удивился, насколько естественно у него это получилось. Словно… Они так делали не раз. Меттью прилёг на кровать и потянул за собою Ивана, увлекая его в новый поцелуй. Русский позволил увлечь себя на кровать, и крепко обнял Одержимого, пытаясь выкинуть из головы чувство предательства. Губы… Такие холодные, но жадные губы. И кожа… Действительно, как мрамор – гладкая и прохладная. Точно искусная кукла. Кукла, с сердцем, бьющимся так, будто оно каждое мгновение взрывается – так сильно и оглушительно. Иван чувствует это, прижимая свою ладонь к его груди, там где беснуется волшебная пантера. Несколько мгновений он наблюдает, как она разевает пасть, беззвучно воя, а потом замечает, как на него сверху смотрит Меттью. Сосредоточенно, напряжённо, совершенно серьёзно, без всяких намёков на улыбку. Ещё одно мгновение Одержимый изучал лицо своего уже-почти-не-друга, а после, полуприкрыв глаза потянулся к его лицу. Иван замер, наблюдая. Глаза Канады полыхали так сильно, невозможно… Даже почти закрытые, они испускали лиловое свечение, фиолетовым пушистым инеем ложащимся на длинные ресницы. Россия осторожно протянул руку вверх, проводя по ним. Меттью охнул и зажмурился от наслаждения. А на пальце русского остались сверкающие искры, покалывающие кожу теплом. - Действительно… - едко прошипел Россия. Такое простое желание… - он хотел сказать нечто грубое, но полностью подходящее ситуации, однако пересилил себя. Канада же не виноват в том, что ему больно. - Любить… - …И быть любимым, - продолжил Меттью. Тут же его глаза распахнулись, а тело исказилось, в судороге боли. Ваня, чертыхнувшись, тут же прижал его к себе, обнимая за шею и шепча на ушко, про себя молясь, чтобы всё прошло. - Тишшш… Потерпи, потерпи ещё немного, Меттью, всё скоро закончится… Всё будет хорошо, хороший мой… … Это… Не походило на то, что было с другими. Грехи покидали своих владельцев легко, почти играючи, но сейчас… И это было страшно. Ивану действительно было страшно… Страшно за Меттью. Но он мог только сильнее обнимать его, и шептать, шептать, шептать… Ладонями Канада стучал в его грудь, или сжимал в кулаки так, что белели костяшки. Голова была откинута назад, а рот был открыт, но он ни звука не произнёс. Только хрипло дышал, дёргаясь всем телом, от чего было ещё страшнее. Наконец, свечение погасло, и Меттью, устало выдохнув, упал на Ивана, тяжело дыша. Ваня, успокоившись, улыбнулся и поцеловал его в щёку. Но тут же в голову пришла одна мысль, и снова стало горько, даже досадно. Однако, не успела она полностью его поглотить, как вверху завозился Канада. - Ммм… - Меттью открыл один глаз, положил голову на грудь Ивана и тепло улыбнулся. - Ну, что, продолжим? - Что продолжим? А, я понял… Я сейчас же уйду, не буду мешать… - Россия завозился, но остановился под немигающим взглядом. – Что? - Рроссия, - прорычал Канада. – Какого чёрта ты думаешь я здесь творю? - Ну… - Ваня смущённо дернул уголком губ. - Мне кажется, ты пытаешься исполнить своё желание. Вот я и говорю, что сейчас уйду. - Да? А что ещё тебе кажется? - Россия не выдержал и, отвернувшись, произнёс. - Мне кажется, что ты кого-то очень сильно любишь и сейчас хочешь быть с ним. Хочешь этого, больше всего на свете, это необходимо тебе. И я не хочу тебе мешать. Канада растерянно моргнул пару раз и сказал. - А ты? - А что я? Ты просто решил со мною переспать, дабы дать Люс сил, вот и всё. Мгновение Меттью с нечитаемым лицом молчал, а после молча положил на лицо Ивана подушку и начал его душить. Но, слава богу, вскоре опомнился и, откинув подушку в сторону, обеспокоенно склонился над Россией. Обошлось – тот только улыбался, хоть и выглядело это по-идиотски. Ему не хватает слов, чтобы выразить, всё, что он чувствует, а, может, он всё ещё боится. Поэтому, Меттью только склоняется ниже и целует его. Иван изумлённо раскрывает глаза, но даже не пытается прервать поцелуй, наоборот – прикладывает все умения, чтобы его продолжить. И наградой ему становится тихий стон, запускающего в его шевелюру руки Меттью… А Россия буквально слышит, как этим поцелуем, этими ласкающими губами, этим языком, нежно проводящим по ранке, Меттью говорит ему: «Да пойми же меня, наконец, Ваня…»… И… Осталось только одна попытка всё прервать… Только чтобы успокоить треклятые высокоморальные принципы! - Подожди! Ты действительно хочешь этого? Глаза-в глаза, не оторваться, не обмануть, не солгать. Так близко, что чувствуешь чужое тело так же отчётливо как своё. Чужое сердце – как своё собственное… Нет… Как часть единого. Даже кровь, подгоняемая толчками этого странного двойственного но разделённого надвое органа у них-одна. И передаётся через каждое прикосновение… Да, это правильно – они живы, пока они вместе. Чуть более светлые, с уклоном в синеву и с уходом Похоти вернувшие себе круглый зрачок глаза, наконец, прикрываются густой вуалью ресниц, а губы Меттью касаются кромки его уха, шепча. - Больше всего на свете, – Меттью специально повторяет сказанные им ранее слова, чтобы убедить Ивана. Но, этого уже не требуется. Он верит. Рукой, от макушки, по лицу, закрывая глаза, по шее, заставляя тело выгнутся дугой, а губы раскрыться в тихом вздохе, медленно, мерно, так, что пуговицы сами выскакивают из петель, оголяя светлую до серебристости кожу, но такую тёплую под его ладонями, почти полыхающую от внутреннего жара, меняющегося на узкие полоски прохлады … Шрамы, незаметные настолько, что различимы только на ощупь. Иван неприятно удивлён тем, как много их у Меттью. Конечно, до него и Гилберта избраннику Рати далеко, но всё равно слишком много для такой мирной страны как Канада. Остановиться на животе, чуть ниже впадинки, но не касаясь краем ладони брюк, просто чувствуя тепло и движение мышц под кожей. Почувствовать, как напрягается пресс, когда Меттью приподнимается, обнимая его и снова целуя. Услышать, как рубашка скользит вниз, на покрывало, а после руки Меттью ложатся на плечи Ивана, поглаживают, сминают мышцы, массируя, подбираются к воротнику, расстёгивая и буквально сдёргивая с него одежду. Ладони обхватывают лицо, и на мгновение Меттью замирает, любуясь им… И столько… Чувств разом в его глазах, что Иван не выдерживает и сам тянется за поцелуем… Тихо–тихо, только слышно, как одежда, подобно облетающим лепесткам, падает на пол и тихо позвякивает пряжка ремня, нарушая тишину… Но даже эта тишина не безмолвна. Дыхание, почти размеренное, а то обрывающееся на очередном поцелуе, переходящее в стоны, от чего только труднее становится дышать. Пролететь пальцами по шее, снимая шарф и очерчивая очередное напоминание о прошлом – рваный шрам наискосок, от челюсти до левой ключицы провести по нему губами, еле сдерживаясь, чтобы не зарычать от злобы на того, кто оставил его. Переплестись руками, ногами, все, чем только можно, обнимая, прижимая, не желая отпускать, чувствуя, как чувствуя, как с каждым мгновением расстояние между их телами всё меньше и меньше. Иван выводит цепочку поцелуев на его животе, спускаясь всё ниже и ниже, когда Меттью, застонав, притянул его к себе. Обхватив ладонями его лицо, улыбнулся, любуясь им, провёл подушечками больших пальцев по губам, наслаждаясь ощущениями, а после, не стерпев, жадно поцеловал. В это время Иван-таки смог немного совладать с собой, и, отвечая на поцелуй, одновременно потянулся рукою ниже, стягивая с канадца бельё. Проведя ладонью по налившемуся кровью органу, вызвав очередной вздох-стон, продвинулся ниже, обводя уздечку, по мошёнке и… Проникнувшие внутрь два пальца ощутили только гладкость кожи, приятную влажность и упругость, без каких либо неприятных ощущений… И кажется по звукам издаваемых Меттью – для обоих. - Меттью? -Мммм? - Канада попытался сфокусировать взгляд, что даже не смотря на закинутые русским куда-то далеко очки ( позже он нашёл их повисшими на люстре на одной дужке) и возбуждение ему почти удалось. Приподнявшись на коленях, он ласково посмотрел в глаза Ивана, безмолвно вопрошая. - Как бы сказать… - протянул смущённый Россия. – Всё должно быть немного иначе… Вроде… - Что ты имеешь в виду? - Ну… - славянин покраснел ещё сильнее. – Там… - и для наглядности снова шевельнул пальцами. Меттью покраснел так, что кончики ушей, казалось, начали светиться в темноте алым. А после уткнулся любимому носом между шеей и плечом и забубнил так тихо, что Ваня скорее различал слова по движениям губ на его коже, чем слышал. - Просто… я же учился… И не смотри на меня так! Читал… Узнавал… Думал сделать приятное нам обоим… Вот и…Подготовился… Россия улыбнулся, приподнимая его за подбородок и легко прикасаясь к губам. - Значит… Можно? Канада только кивнул и закусил губу, чтобы не заорать от удовольствия, чувствуя проникновение. Зажмурив глаза, Ваня провёл рукой по его спине, сверху вниз, перебирая кончиками пальцев по выступающим позвонкам как по стану флейты, лишь замедлившись к концу и, упираясь в поясничные ямки по бокам позвоночника, слегка надавливая, не вынуждая, но прося Меттью принять его глубже. Канада охнул, закатив глаза, и медленно опустился. Даже не смотря на то, что он хорошо разработал мышцы, двигаться было… Туго. Но не больно, а приятно до такой степени, что они оба казалось слышат, как шуршат шифером улетающие крыши. Не быстро, стараясь поскорее избавиться от тумана удовольствия в голове, проясняя его фейрверком оргазма, не медленно, тягуче растягивая негу, до безумия, до мольбы, до тёмных мушек в глаза, нет… Ровно. Постепенно. Чувствуя, как с каждым мгновением, с каждым толчком они становятся ближе друг-к-другу. Не только физически, нет. Хотя и это тоже. Ощущать, как при очередном скольжении Ивану удаётся задеть точку у него внутри, от чего голова кружиться всё сильнее и пальцы поджимаются, как всё чаще Меттью невесомо стонет ему в губы, целуя, и сжимает в объятьях сильнее, усиливая трение, как мысли будто звучат в унисон, одними на двоих словами: «Вот, осталось совсем немного, всего капельку, сейчас…». И это «сейчас» происходит, именно тогда, когда удовольствие кажется невозможным. Не сдерживаясь, Меттью кричит, вскидывая голову, надсаживаясь до самого конца. Иван чувствует, как на его кожу попадает тёплое семя и кончает сам, прошептав Канаде что-то на ушко и нежно целуя его в висок. Какое-то время они сидели обнявшись, просто пытаясь отдышаться. Наконец, Меттью поднял на Ваню глаза и, проведя ладонью по его щеке потянулся за поцелуем. Когда воздуха снова стало не хватать, а страны всерьёз задумались о втором раунде, Одержимый спросил. - Ваня… Скажи, а то, что ты сказал мне… Сейчас … Это правда? Россия улыбнулся, прижимая его к своей груди и целуя в макушку. Ещё не услышав ответа, его можно было угадать по оглушительному стуку сердца. - Да. Самая что ни на есть правда. - Тогда… - Уильямс покраснел и попросил. – Можешь сказать ещё раз? - Конечно. Россия обнял его крепче и зашептал: - Старшая сестра Похоти – это Любовь. - Ты главное ей этого не говори! А то ещё зазнается, я её знаю… Глаза у повернувших на звук головы стран стали больше чем стёкла в очках у Канады. На кровати, невозмутимо вылизывая лапку, сидел симпатичный чёрный котёнок. Наконец, он повернул к ним голову и отчётливо произнёс: - Что? - Л-ллюс? – заикаясь произнёс Метью, судорожно ища рукой покрывало. -Ну, не Гула точно!- усмехнулась мини-пантера, взмахивая хвостом . - А почему ты в таком виде? – уже немного успокоившись и, наконец прикрывшись, спросил Канада. - Ну я же не могла остаться в твоём теле! Вот и пришлось создавать новое. Тем более с такой кипой энергии, что вы высвободили, - хохотнула Похоть. – Это было просто. Россия, до того молчавший, тоже решил вставить слово, но только он открыл рот, как… - АААААААААААААААААПЧХИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Вторя его чиху, завопила сигнализация. Где-то внизу послышался грохот рухнущего тела и вопль Америки. В то же мгновение влюблённые переглянулись и, не слова не говоря, начали по-военному скоро собираться. Рати ухохатывалась, глядя на то, как они слажено собирают по комнате предметы туалета, изредка путая, и всовывают друг - друга в них, матерясь на смеси русского, английского и французского. - СТОЙ! МЕТТИ, ДЕРЖИСЬ, ГЕРОЙ ИДЁТ НА ПОМОЩЬ!- прозвучало совсем близко и Россия, поцеловав Меттью и, перекрестившись, сиганул в окно. Стекло разбилось, нанеся ему несколько порезов, но это был наименьший вред от того, что он выпрыгнул со второго этажа. Пружинисто вскочив, он побежал к забору. - А вот и я! Эй, куда ты?!! Поздно. Для прибежавшего Альфреда открылась такая картина: разбитое окно, бесстыдно смятое бельё, переполняющий комнату запах секса и его красный от смущения брат, задумчиво смотрящий сквозь оконный проём и чисто машинально поглаживающий чёрно-фиолетовую кошку… - Так, значит, это всё-таки был ты… - Ну, да. - И бинты у тебя были, потому что порезы не успели зажить, верно? - добавил несколько зависнувший от информации Артур. Россия развёл руками и обезоруживающе улыбнулся. Альфред застонал, стучась головой о столешницу. Но вскоре это ему наскучило и он обратился к брату. - Я, конечно, толерантная и понимающая страна, но… Я НЕ ПОНИМАЮ, КАК ТЫ МОГ ЕГО ВЫБРАТЬ?!! - А тебе не должно ли быть всё равно, братик? – взвился Канада. – Как ты заметил, это именно мой выбор, и не тебе его оспаривать! Я его люблю, слышишь?!! Люблю!!! - ЧТО?!! - Тише! – встал между готовыми второй раз за день кинуться в драку близнецами предмет их спора. – Тише, у всех сегодня был трудный день, все устали, все на нервах, Япония так вообще чуть мир не завоевал – и ничего… Кстати, пользуясь моментом, хочу сказать. Меттью, - Иван повернулся к нему и тепло улыбнулся. – Я тоже тебя люблю, – и, не давая никому ничего сделать, подхватил его на руки и побежал к выходу, хохоча. Но, уже у двери, повернулся к опешившим и сказал: - Береги нервы, шурин! Минут пять было тихо. Потом переглянувшиеся Франциск и Артур кое-как усадили одеревеневшее тело Америки в кресло. Бонфуа принёс воды, а Англия заботливо накапал в неё валерьянки, не забыв мимоходом выпить полбутылки успокоительного. Кое-как проглотивший питьё Америка охнул и, кашляя, спросил: - Как он меня назвал? - Шурином кажется… - уже почти спокойно отозвался Кёркленд, допивая пузырёк. Франциск задумчиво почесал подбородок и уточнил. - Шурин… Это брат жены, верно? - Угу… Ох… - Англия вздохнул и сам рухнул в кресло. – Кажется, мы вскоре будем свидетелями какого-то грандиозного договора между этими двумя… Россия и Канада… Боже, храни этот мир… О рассудках я уже не заикаюсь… Франциск тоже присел, помолчал с полминуты и внезапно захохотал, размазывая слёзы по щекам. Англия покосился на пустой пузырёк с валерьянкой, на француза, вздохнул и начал трясти его за плечи. - Эй! Земля вызывает Францию, приём! Что, совсем кокнулся? - Да нет, ха, не совсем!- почти хрюкая, произнёс Жадность. – Просто я вспомнил ещё пару русских слов и понял…Ох, ну какая умора! - Да что ты понял-то, озабоченный? - Ой, Артур… Я понял, кем ты будешь Брагинскому… Ох, это полностью тебе подходит, не сомневайся! Получишь полное право действовать на мозги все окружающим! - Прекрати издеваться, виносос! Скажи прямо! - Хорошо, ты сам напросился! Так вот, Артур… Ты будешь тёщей! Закрой глаза, коснись меня, Ты пахнешь соблазном и мёдом. Исчезнет грязь осколков дня, Ударит в гонг природа. Крадётся ночь, как чёрный зверь, Вибрирует в лунном свечении. Скребётся в дверь, стучит в окно, Ей холодно одной, холодно одной. Лаская ночь, коснись меня, Имя тебе искушение. Дай мне Больше, чем просто любовь, Дай мне больше, чем страсть, Что проходит, словно боль. Я сгорю в огне, сгорю в тебе, пускай, Я могу стать пеплом, но... Ты знаешь всё, что надо знать, Я знаю чуть больше, чем надо. За мной иди в тот древний храм, Что был Библейским Садом. Забудь о тех, кто говорит, Что дух твой разврат и паденье. Пускай твой смех в ночи звучит, И спелый плод горит, дьявольски горит. Лаская ночь, коснись меня, Имя тебе искушение. Дай мне Больше, чем просто любовь, Дай мне, больше чем страсть, Что проходит, словно боль. Я сгорю в огне, сгорю в тебе, пускай, Я хочу стать пеплом, лишь познав твой рай. От Беты: Мое разбито заклинанье, Ко всем вернулось сознанье. И быстро убегают из дворца, Последний на секунду обернулся... Другом детства, что был мне, Стой! Я так и не сказал, Что до сих пор в тебя влюблен!