Sol post tempestatem

      Бесконечно можно смотреть на три вещи: как течет вода, как горит огонь и как работают другие люди. С этим высказыванием трудно не согласиться, оно уже давно проверено временем и тысячами добровольцев. Поэтому, когда приходится следить за работающим Леви, Луссурия не спорит, что есть в этом что-то такое, что-то завораживающее. Особенно, если это что-то нетипичное.       Чужие руки как будто порхают над тканью, двигаются то вверх, то вниз, поддерживают, вертят, аккуратно разглаживают, измеряют.       Лусс сидит на диване и прикрывается новым "VOGUE", всеми силами делая вид, что он поглощён журналом, а не рассматриванием Леви, методично сшивающим себе по выкройкам майку. Он увлечен и сосредоточен на работе: рукава закатаны, видна складка между бровей, чуть высунутый кончик языка и небольшие капельки пота. Работа не тяжёлая, но кропотливая, кажется, совершенно не подходящая хранителю Грозы. Свое хобби он скрывает не менее тщательно тайных фоток босса, сам прекрасно понимая, как выглядит с иглой и ниткой наперевес. Но если бы у Луссурии спросили, как это выглядит, ответ был бы прост – очаровательно. Когда он сообщает об этом Леви, тот смущается, бурчит что-то невнятное и просит не врать ему в лицо, неловко почесывая затылок. Он знает, что Лусс говорит правду, но продолжает так реагировать, надеясь сохранить остатки утерянного имиджа. Хотя о каком имидже может идти речь, когда на нем большой вязаный, при чем им же самим, свитер с изображением молнии? Луссурия смеётся, Леви обещает проткнуть ему глотку, а ведь сомнений никогда не было – он действительно может. Поэтому остаётся молчать и делать вид, что ничего не замечаешь.       Движения плавные, размеренные. Луссурия молча радуется, что сидит близко, и может рассмотреть проступающие жилки на руках, шрамы, ссадины, ранки. Звучит не эстетично? Может. Но очень затягивающе, когда, к примеру, поддавшись движениям, какой-нибудь сосуд то появляется, то пропадает, то появляется, то пропадает; или от внезапного сосредоточения вдруг напрягаются жилы, более четкими становятся костяшки.       Как вообще это может не быть эстетичным? Луссурия фыркает, привлекая к себе этим внимание. Леви останавливается мгновенно и смотрит пристально, зажав в руках ткань и шило, которым распарывал ручные швы.       Хранитель Солнца мотает головой, мол, ничего, продолжай, и утыкается в журнал. Леви не любит, когда за ним наблюдают во время шитья, а терять возможность видеть его таким не хотелось.       Мгновение спустя чужие руки снова приходят в движение. Так, как будто и не останавливались. Военная выверенность и четкость виднеется в этих методичных движениях, отлаженных, как ноты в песне, также имеющих свой странный ритм. Такие руки, кажется, в любой момент готовы действовать. И ногти у Леви также по-военному подстрижены, короткие, ровные, аккуратные. С такими ногтями, конечно, работать намного проще. Сделаны не для красоты, а для удобства делу. Какая преданность.       – Окосеешь.       Черт, заметил.       Луссурия расплывается в улыбочке, откладывает журнал в сторону, все равно ведь раскрылся. Леви отводит взгляд, видно, пытаясь не думать, насколько внимательно его сейчас рассматривали. Получается плохо, поэтому его лицо приобретает розовый оттенок. Будь на месте Луссурии кто-то другой из офицеров, то просто получил бы по роже. Какая прелесть.       – Закончил, Леви-чан?       – Закончил, – он вздыхает и откидывается на ближайшем кресле. Как Леви не старается казаться грозным, сейчас все равно безобидно улыбается, совершенно не страшный, довольный проделанной работой.       – Так ты мне поможешь? – Лусс мгновенно материализуется перед ним, перекрывая падающий свет.       – Что у тебя? – Леви трёт глаза, но не посылает как раньше. Сложно отказывать такой замечательной публике. Лусс, не колеблясь, сует ему что-то в руки. Леви несколько секунд рассматривает попавшую в руки вещь и, сморщившись, отодвигает от себя.       – Я не буду штопать тебе трусы.       – Ну блин, тебе ведь совсем не сложно!       – Сам зашей, тебе тоже не сложно!       – Но у тебя ведь лучше выйдет, ты знаешь.       Леви не отвечает, поджимает губы. Похвала всегда действует на него быстро и безотказно.       – Да и тем более, намного аккуратнее и красивее. Я уверен, будет замечательно. С твоим-то опытом.       Речь как будто идёт не о дырке в нижнем белье, а об отделке какого-то солидного костюма, но это лишь делает предложение более заманчивым.       – Пожалуйста.       Леви всматривается Луссурии в глаза. Точнее, в очки, но он надеется, что взгляд и направление правильные.       – С меня ужин. На двоих. С твоими любимыми сладостями.       Теперь хранитель Грозы смотрит на него, как на врага народа. Подлый, очень подлый прием, и Луссу это нравится. Нравится смотреть на чужую безотказность за приятные мелочи. Леви недовольно сопит, но подтягивает трусы к себе обратно, чтобы, верно, быстрее с ними покончить.       – Дело минут десяти максимум.       – Замечательно! Все почти готово, можешь прийти, как закончишь.       Леви хмыкает. Продуманный какой, и поесть заранее приготовил.       – Скоро буду, значит.       – Спасибо! – Луссурия, не переставая улыбаться, целует его в щеку и быстро убегает на кухню. Леви тяжело вздыхает и, прикрывая лицо руками, понимает, что окончательно влип.