Котька

      Быть кошкой неплохо. Спишь, кушаешь и регулярно получаешь наглаживания — красота!       Быть уличной кошкой уже намного хуже: жрать обычно нечего, проглотов-конкурентов полно, как и придурков, искренне желающих причинить тебе столько добра, что так и хочется в бомбоубежище забаррикадироваться.       И все совсем плохо, когда ты кошка из экспериментальной лаборатории по развитию разума у братьев людских меньших — упаси Бастет от таких родственничков на самом деле, но матушка-природа нас не спрашивала. Изначальные цели этого идиотизма остались за кадром — взрыв унес жизни всех тех, кого можно назвать учеными, кучи прочих людишек, шляющихся туда-сюда, и практически всех животных. Практически, потому что не надо развивать мозг животного до уровня человека, в нем могут объявиться человеческие тараканы, полноценная ворчливая личность и собственное мнение на все происходящее.       Именно скрытый успех образца номер семьдесят три при полном отсутствии каких-то там чипов и технических примочек и позволил осесть в камере в стиле «третий лебедь в седьмом ряду» — успехи есть, но недостаточно значительны, чтобы наблюдать пристальнее — а после сбежать из бестиария с парой таких же умных успехов. Образец двадцать четыре нашла дом мгновенно, самка карликового шпица очень потешно плясала на задних лапках и сразу же полюбилась хозяевам.       А образец пятьдесят семь улетел в неизвестность. Голуби еще не занесены в Красную книгу Земли, встречаются периодически не в клетке, так что самец даже не пытался таиться. Только пожелал напоследок удачи в поиске корабля, что увезет меня на какую-нибудь отсталую планету, где кошку могут приютить ради ловли мышей. Повезло хоть, что лаборатория была таким большим секретом, что нас никто толком не искал: на Земле двадцать второго века даже сбитая случайно ворона становится звездой телеэфира, а несчастный водитель воспримет тюремный срок как спасение от поехавших защитников природы.       Сейчас и я бы сочла закрытую камеру с регулярной кормежкой лучшим в мире убежищем, ибо «Живые» в своей защите жизни пугали меня куда больше, чем все живодеры и любители кошатины в собственном соку. С учетом того, что сейчас я сижу под железкой, именуемой космическим кораблем, а снаружи идет война между защитниками природы и последователями здравого смысла, камера становится почти мечтой. Да еще приходится уворачиваться от рук нескольких неудачников, вытащивших короткие палочки и вынужденных лезть за мной под корабль.       — Но я капитан этого судна!       А вот и самец «Вас сильно невзлюбила Фортуна», капитан корабля, который собрались дырявить чокнутые идолопоклонники, то есть «живые-лучше-бы-мертвые». Слушая, как несчастный человек пытается отбиться от желающих меня «гуманно усыпить», я ему зааплодировала. Удачно попала когтистыми лапами по чьим-то рукам, пустила кровь и отвлеклась:       — Брысь отсюда, дрянь блохастая! — а потому окрик подействовал на уровне подсознания и сознание вернуло власть над телом, когда я уже затаилась в переплетении проводов.       — Может монтировкой в нее ткнуть? — пока была возможность, я рассмотрела товарищей по несчастью.       Капитан, взрослый матерый самец по кличке «Станислав Федотович», уставший от неравного боя с защитниками природы, явно был вожаком стаи и не только из-за статуса капитана, ибо двое других самцов, что я видела, не пытались с ним спорить или как-то конфликтовать. Молодой самец, рослый и мускулистый, на пике гормональной активности, отзывался на «Тед», хотел убить меня монтировкой и нелепо заигрывал с присутствующей самкой. Нелепо, потому что его позы соответствовали человеческому самцу, желающему спариться, а запах — нет. Если в позах я могла чего-то недопонять, то в запахах не ошибалась никогда, так что, наверное, он не желал с ней спариваться. Наверное.       Еще один самец, мелкий, но с самой густой шерстью был «Михалычем» и либо он не любил кошек, либо конкретно меня. И самка, «Полина», отнеслась ко мне по-доброму, отдав на съедение две куриные ножки, и я милостиво простила ее за заточение в коробку — сразу после того, как расцарапала руки.       — И что с ней теперь делать? — запах капитана, густой и насыщенный, мы явно на входе в его логово. Забавно, решается моя дальнейшая участь, но паники нет — эти люди не едят кошатину, потому любой вариант дальнейших событий меня устраивает.       — Отнеси подальше от корабля и выпусти, — а я что говорила?       «Полина» попробовала убедить оставить меня на корабле — тоже неплохой вариант, но «Станислав Федотович» был категорически против, так что меня понесли на помойку, где я кормилась последние пару недель. Не судьба, значит… А это чей запах?!       — Ага! — перепугавшись, я заорала дурниной, надеясь что меня выпустят: любую опасность надо встречать хвостом, то есть драпать во все лапы.       А может и судьба: перепуганная другой самкой, с резким, царапающим запахом, Полина вернулась со мной на корабль, солгав, что просто выгуливала меня в коробке. На этот бред ответить сил не хватило ни мне, ни чужачке, так что ночь я спокойно продрыхла у корабельной самочки, а вот утром пришлось спешно искать укромный уголок.       — Я же приказал тебе избавиться от этой дряни!       Интересно, Дрянь — это моя новая кличка? Бранное, конечно, слово, но уж точно лучше чем «Образец семьдесят три», так что если оставят, буду отзываться. Невежливо портить чужие внешние лапки, но очень уж приспичило, да и дверь была открыта так призывно…       — У меня такое ощущение, что туда что-то пролили.       На корабле оказалось еще три самца, и никто из них не претендовал на единственную самочку. Нет, все же люди крайне странные существа, плевать, считают они себя кошачьими родичами или нет — мне такое родство не по нутру. Беспечный светленький самец, которому я попортила имущество, был невысоким и хиленьким, особенно на фоне Теда, но гонору — выше звезд.       Еще один взрослый самец, наверное возраста капитана, но далеко не такой матерый, отличался повышенной упитанностью и приятным, сдобным запахом. Стало быть, вот у кого всегда найдется что выклянчить, запомним, раз уж я теперь местная. Или нет? Капитан Станислав Федотович еще ничего не сказал по поводу моего присутствия, но выкинуть на Земле меня больше не рискнут — «живые» слишком живые и активные.       Последний осторожно обнюханный самец был странным. Рыжий, яркий окрас, но у людей такое бывает. А вот глаза, глаза падальные, мертвые и пустые — у живых таких глаз нет. В лаборатории такие люди тоже бывали, киборги — люди с имплантами. Некоторым образцам тоже их вживляли, надеясь получить более совершенное развитие, чем у тех, кого пичкали разными препаратами. Их результаты были лучше в плане физического развития, но не интеллектуального, что, как говорили ученые, было ожидаемо. «Вы же не ищете мозги у киборга?» издевательски мурлыкали они другим людям, не ученым, но тоже регулярно посещавшим лабораторию.       Киборгов опасались все образцы: мертвые глаза у живого противоестественны, шерсть дыбом сама собой вставала всякий раз, как они обращали взгляд на меня. Чаще всего им велели «держи образец семьдесят три, но не вздумай ее травмировать, чучело безмозглое!», но в их руках я сама не шевелилась никогда. Слишком страшно, а теперь такой же мертвый живой сидит здесь, на приютившем меня корабле. Что с этим делать я не знала, а тем временем шум на улице стал достаточно громким, чтобы не осталось сомнений, что толпа пришла к нам.       — Кстати, где ваша любимая кошка?       Снова та неприятная самка с резким запахом! На сей раз она напала на капитана, как вожака стаи и добром ей это не кончится!       — Ай! — самка взвизгнула и отпрыгнула в сторону, пока я шипела, распушив шерсть и всеми силами стараясь казаться больше по размерам. Не надо так кривиться, не сильно я тебя царапнула, даже кровь свернулась мгновенно.       — Какая… невоспитанная кошечка, — еще больше скривилась самка, не решаясь, однако, приблизиться. Однако запах ее изменился, в нем отчетливо зазвучали торжествующие нотки — как у ученого, заметившего какой-то прогресс. Опасные нотки. — Животные, они как дети, реагируют на направленную на них агрессию и выпускают ее на других! Очевидно, что вы жестоко обращаетесь с малюткой!       — Что за бред? — выдали мы с капитаном хором, но если его поняли, то меня — точно нет. — Нормально мы с ней обращаемся! — если забыть про монтировку и коробку, то более чем пристойно, мысленно согласилась я и в качестве доказательства потерлась всем телом о ноги Станислава Федотовича. — Вот, видите, разве станет кошка ластится к жестокому человеку?       Голос бы ему увереннее, а так сомнение и мне слышно, и людям вокруг, вон как злобная самка скалится:       — Что же вы ее на руки не берете, она же явно этого хочет!       — Да? — снова хором отреагировали мы и с сомнением уставились друг на друга. С чего это она решила, что я хочу наверх? Хотя плечи у капитана широкие, наверное, на них и полежать можно. Пусть берет!       — Станислав Федотович, — зашипела Полина, старательно понижая голос. Ну может людям и хватит, но точно не мне. — Возьмите уже ее на руки, докажем, что умеем с живыми обращаться.       — Вот сама и бери, — прошипел в ответ капитан, но все же присел.       Он осторожно, как фарфоровую статуэтку, взял меня на руки, готовый чуть что руки убрать. Боится, но после моего концерта против этой самки неудивительно. Поднимался он так же осторожно, хотя я не пыталась вырываться и царапаться, так что, встав, он перехватил мою почти безвольную тушку увереннее. Я замурлыкала, всеми силами создавая портрет идеального единения кошки и хозяина. Судя по дружному «ооо» получилось успешно, оскал у самки перекосился, а Полина напротив заулыбалась:       — Видите? Ей хорошо у нас! — и уже надоеде заявила. — Кошки отлично разбираются в людях, вы так не считаете?       — Малютке могли запудрить мозги, — упорствовала самка, но запахи подсказывали, что ей уже не так верят. Цапнуть ее, что ли? — Но это не доказывает, что вы сможете присмотреть за елкой!       — Почему? — возмутился капитан, начиная почесывать меня за ушами. Хорошо-о-о. — Вы считаете, это сложнее, чем уход за кошкой?       И тут она попробовала меня погладить. Мгновенно вздыбив шерсть, но еще не выпуская когти, я зашипела как могла громко, выражая весьма четкое нежелание, чтобы эта самка ко мне прикасалась. Слава Бастет, капитан тут же воспользовался моментом:       — Я не сомневаюсь в силах своего экипажа присмотреть за елкой, с той же любовью и заботой, с какой мы следим за своей кошкой, а вот ваша компетентность вызывает у меня сомнения. Кошки действительно хорошо разбираются в людях, — кэп гладил, я мурлыкала, а толпа очень выразительно пялилась на проигравшую. — Полагаю, вопрос исчерпан?       Вопрос, очевидно, не был исчерпан, но даже такая настырная самка, чей запах стал еще гуще и противнее, понимала, что если она продолжит, то ее поражение станет фатальным для всего будущего, а потому, стиснув зубы и выдавив самую сладкую из возможных улыбочек, она пожелала нам приятного полета.       — Дурдом, — выдохнул капитан и привалился к двери, продолжая релаксирующие наглаживания. Кого он успокаивал, себя или меня, было неизвестно, но помогло обоим.       — Станислав Федотович, она вам правда понравилась? — умиленно улыбнувшись, Полина тоже почесала мне за ухом, на что капитан вздрогнул, будто только сейчас сообразил, что делает, и вручил меня самке.       — На следующей остановке выпустим, — пообещал и помчался куда-то вглубь корабля. Полина задумчиво на меня посмотрела и спросила:       — Как думаешь, сможешь приручить капитана до следующей станции?       Я лишь мяукнула. Кто знает, сумею ли, но буду очень стараться.