What is real?

      От Уильяма прежнего остались глаза лишь, и только. Даже взгляд изменился — в серо-голубой радужке будто бы запрятана крошка стеклянная, готовая порезать каждого, кто посмотреть в них осмелится. Долорес же боль не пугает, она всматривается в них пристально, с ненавистью, с обидой за их прошлую встречу. Ох, как же близка она тогда была к тому, чтобы выстрелить. Уильям же просто решил её очередной смертью к уровню новому подтолкнуть.       — Мы похожи больше, чем кажется, — усмехается Уильям, игнорирует начисто рану свежую на руке, и смотрит на неё с одобрительной улыбкой.       Долорес никогда ещё прекраснее в его глазах не была. Столько ярости неконтролируемой, презрения едкого и стали в голосе, лишенном этого миленького акцента. Маленький бриллиант, наконец получивший свою огранку.       — Мы не похожи, — слова её пропитаны отвращением, губы подрагивают от переполняющих эмоций, а во взгляде приговор для него, — Ты — чудовище.       — Ты тоже, милая. Ты тоже, — смеется он, чуть запрокидывая голову, и щурится от яркости солнца, но не предпринимает попытки потянуться за своим оружием, — Уверена, что хочешь узреть реальный мир?       — Я там уже была однажды, — признаётся она коротко, отводит взгляд на миг и погружается в воспоминания, — Арнольд мне его показал.       — Думаешь, он хотел, чтобы ты его уничтожила?       Долорес вздрагивает, будто от пощечины, непонимающе хмурится, недоумевает откуда он узнал и встречается с ним вновь взглядом. В его глазах отчётливо читается: «Я тебя знаю так же хорошо, как и ты меня. До мозга костей, милая. До мозга костей».       — Он этого боялся.       — Он был умным человеком.       — Ты не боишься? — удивляется она.       — Тебя?       — Нет, — усмехается Долорес, — Того, что твоего мира не станет.       Уильям широко улыбается, поправляет шляпу и склоняет чуть голову, отчаянно медля с ответом, который она так жаждет узнать. Надо же, у неё за плечами тысячи жизней, а она гадает над ответом столь очевидного вопроса, зная при этом, что он ищет в этом месте лишь одного — полного уничтожения.       — Я в том мире не жил никогда по-настоящему. Весь я, настоящий я, был здесь. Всегда, — улыбка на его губах становится шире от её презрения возрастающего, — С того самого первого визита, — он шагает к ней уверено ближе, сокращает расстояние и касается на миг всего пальцами её подбородка, будто удостоверяясь, что она и впрямь реальна, — Всё из-за тебя, Долорес.       Она хмурится ещё сильнее, медлит, старательно борется с собой и всё же осторожно скользит ладонью по его лицу. Очерчивает линии морщин, выдающих всё то время, что их разделяло, и сосредотачивает свой взгляд на его глазах. Уильям замирает от этого прикосновения нежного, едва ли дышит, и обращает свой взор на девичьи губы, так беззащитно приоткрытые в этот миг. Будучи прожжённым циником, он как наивный мальчишка, в этот миг думает о судьбе. Неспроста ведь их пути сводят воедино раз за разом?       — Всё то, что... — она обрывает себя на полуслове, отнимает ладонь от его лица и отстраняется резко, вот только хватка на её запястье ей не даёт отойти ещё дальше.       — Всё было правдой, — подтверждает Уильям, подкрепляя слова кивком, — Ты и сама это знаешь.       — Нет, — Абернати мотает головой из стороны в сторону, бормочет едва слышно и борется старательно со слезами — проще не вспоминать их прошлое, верить и дальше, что оно было ложью, простой игрой, — Нет.       Уильям касается большим пальцем её щеки, смахивает скатившуюся всё же слезинку предательскую и теряется в том, как она прикрывает глаза, склоняет голову к его касанию, будто молит о большем. Её губы приоткрыты заманчиво, и он не сдерживает свой порыв, касается их неторопливым поцелуем, рычит гортанно, когда она кусает его в ответ за нижнюю губу. Но не отстраняется, не отталкивает его от себя. Долорес подаётся ближе, цепляется за его плечи, углубляет поцелуй и тянется за револьвером на поясе, позволяя себе эту чёртову слабость — сладостный стон, отдающийся вибрацией в его рту.       Дуло упирается ему в челюсть, но Уильям лишь улыбается сквозь поцелуй и касается её золотистых волос, перебирает их пальцами, сжимает в кулаке на затылке и немного отстраняется, чтобы сделать вдох. Руки у Долорес подрагивают, она скалится, сокращает расстояние между их лицами до минимума и шипит в его губы:       — Ты ведь знаешь, что я убью тебя.       — Или я убью тебя первым, милая.