What is real?

      Почему она?       Он задаёт себе вопрос каждый раз, как видит женское лицо. Почему именно она намертво в его сердце вцепилась и не отпускает никак? Он ножом её вырезает оттуда, мучает, впечатывает кулак в нежную кожу, душит и режет, но, стоит вновь увидеть взгляд её, в котором звезды мелькают, как он понимает, что любовь эта чертова, ненужная ни ему, ни ей, по-прежнему там.       Адское чувство никуда не девается, наоборот, расцветает во мраке его садистских побуждений, оплетает крепче и врывается в сознание совсем не вовремя. Уильям не должен думать о ней за пределами парка. Не смеет. Но женское лицо возникает так внезапно и некстати всегда, путает мысли, врывается в сны беспардонно и шепчет-шепчет-шепчет:       — Уильям, найди меня, вернись ко мне. Забери отсюда. Спаси. Ты мне обещал.       Порой он позволяет себе помечтать. Порой он представляет, что любовь их не была ложью, запрограммированным сценарием; что забрал её в реальный мир и она рядом, держит его за руку, склоняется к нему ближе, дыхание задерживает, с восторгом озирается по сторонам и не осуждает ни за что. Потому что тьма и в ней таится, он её видел. Или же хотел видеть? Кто знает...       — Уильям, твой путь тебя приведёт ко мне.       — А твой — ко мне, милая.       Уильям возвращается в парк каждый год, встречает её даже тогда, когда не желает. Заводит разговор, вглядывается пристальнее, так жаждет по-прежнему отыскать хоть отголосок воспоминаний о нем — о них. Но нет. Пусто. Там только код и улыбка эта лживая, которую хочется стереть навсегда, чтобы никто восстановить не смог.       — Твой путь ведёт тебя ко мне, — твердит он, берет её за руку, но в глазах её всё та же мечтательность, а на губах улыбка, высеченная намертво на прекрасном лице.       — Простите, я не понимаю, — она виновато улыбается, заводит речь о просторах, о красоте этого мира, вонзая нож ему в сердце тем самым, и он оставляет попытки до следующего раза.       Уильям хватает её за волосы, тянет с силой, срывает крики громкие и полные мольбы. Вновь вглядывается в её лицо и шепчет её имя, словно молитву. Её глаза — бескрайний океан, но в них нет и капли узнавания даже.       — Твой путь ведёт тебя ко мне, — повторяет он снова, бьет наотмашь, кричит чертово женское имя, засевшее глубоко в сознании, — Твой путь ведёт тебя ко мне, Долорес.       — Пожалуйста... — всхлипывает она горестно, цепляется за его ладони, которыми он сжимает её горло, — Пожалуйста, не надо.       Хватка становится только сильнее, вместо мольбы с губ её, разбитых в кровь, срываются хрипы. Она дергается под ним, борется, ногами пытается нанести удар, но слабеет стремительно, пока окончательно не обмякает в его руках. Он громко дышит, почти на крик отчаянный срывается, а затем отпихивает с обидой её тело от себя.       Это всё чертова игра, а он повелся, как дурак.       Уильям подступается аккуратнее, заводит беседу, узнает её и мягко целует... сердце в груди бешено колотится, когда она отвечает, когда прижимается ближе и зарывается пальцами в его волосы, перебирая светлые пряди с нежностью. В точности, как делала в прошлый раз, в поезде. Он прикрывает глаза, спускается губами на её шею, вдыхает запах полной грудью и сжимает пальцы в кулаки. Всё это не настоящее. Её шёпот и стоны в поезде — тоже обман.       — Твой путь ведёт тебя ко мне, — шепчет он ласково куда-то ей в шею, оставляет на коже шелковистой парочку поцелуев и отстраняется, получая в ответ чертов монолог заготовленный про красоту и уродство этого мира.       Уильям стреляет в Тедди, подходит ближе, сжимает подбородок её пальцами и вынуждает посмотреть ему в глаза. Они полны слез и боли по тому, кого она даже не знает взаправду. Он впитывает в себя эту боль, улыбается широко и слизывает с её щёк слезы. Ей так же больно, как больно ему каждый чертов раз — это одновременно так приятно, и так мучительно. Он оставляет её там, у тела Тедди, слышит горестный плач, бьющий по ушам и отдающий в сердце, остаётся неподалёку до самого конца, пока их не забирают техники... сердце расходится лоскутами.       — Твой путь ведёт тебя ко мне, — он проворачивает нож, срывая с губ её оглушающий крик, — Только ко мне, Долорес.       Лезвие входит в её плоть с такой лёгкостью, он едва ли прикладывает усилия. Кровь горячая течёт по пальцам — он снял перчатки, чтобы прочувствовать каждую секунду. Она лишь молит его остановиться, отпустить. Уильям, увы, не может этого сделать. Только не её. Лезвие входит ещё выше, подбираясь целенаправленно к сердцу. Он склоняется к ней ближе, размазывает кровь по её щекам и чувствует, как по его лицу катятся горячие слезы. Последний вздох её в этот раз он забирает поцелуем.       Уильям стаскивает её с лошади, дергает за предплечье и толкает со всей силы. Так, что она падает на колени. Песок вздымается, попадает в нос и глаза, но ему плевать. Здесь всё та же пустошь и крест, оставшийся от белой церквушки, а в глазах Долорес снова слезы и ни отголоска воспоминаний. Он кричит громко, отчаянно и разъяренно, и не бросается её догонять. За холмом Долорес в любом случае ждёт смерть. Пускай. Он надеется, что ей сделают так же больно, как больно сейчас ему.       — Твой путь ведёт тебя ко мне, — вместо приветствия произносит Уильям, приподнимая шляпу и подходя к ней ближе.       — Сегодня такая хорошая погода, — беззаботно отвечает Долорес, возвращаясь взглядом к картине.       Уильям смотрит на её изящные ладони, испачканные местами краской цветной, и досадливо качает головой, сжимая пальцы в кулаки. Сколько ещё раз ему нужно найти подтверждение того, что всё было ложью между ними?       — Кто видел такую красоту? — в голосе женском столько восторга, трепета...       Она дотрагивается пальцами пейзажа нарисованного, что в мыслях засел, касается океана и гор вдалеке, слышит одобрение в мужском голосе, наполненном восхищением. Долорес переводит взгляд на него, улыбается ослепительно, но незнакомец не на картину вовсе смотрит. На щеках её проступает румянец, и она отводит спешно взгляд. Сердце в его груди сжимается, вновь кровоточит, но он не отводит взгляд от её лица, пускай это чертовски больно.       Долорес — бескрайний океан, и Уильям в ней утонул без какого-либо желания выплыть.