Союз тьмы и безумия

      Я дома. Никогда бы не подумала, что буду испытывать отвращение к желанным для многих шиноби словам.       Я дома. Вот только никто из «спасителей» не спрашивал, хочу ли я снова поселиться в средоточии странных, временами не работающих в нашем неспокойном мире законов и всех оттенков людского презрения.       Я дома. Теперь я снова там, где объятья Саске служили единственным оплотом надежности.       Саске дома. Удивительно, но он не злился, сохраняя свою извечную серьезность. Саске на неопределенный срок лишили чакры, а значит и способности использовать шаринган и все приобретенные у Орочимару умения, но, как оказалось, сейчас сила, за которой-то он и гнался большую часть своей жизни, перестала его волновать.       «Все будет хорошо». Почему? Почему он так думал? Был ли он честен с собой, когда хотел меня успокоить, позволяя рукам незримо дрожать после неловких касаний?       Мы дома. И теперь Наруто будет нас основательно доставать. Его крики стихли, как только я толкнула дверь, ужаснувшую меня протяжным жалобным скрипом, и схватила Саске за локоть. Мы вышли в коридор, что встретил нас идеальной, ласкающей слух тишиной. Скрестились взглядами с парой любопытных глаз — голубых и пепельно-серых. Возможно, остальным было одинаково плевать и на меня, и на Саске, раз никто не решился «поздравить» двух последних Учиха с неожиданно удачным приговором. Возможно, мы, наоборот, были им уж очень интересны, и Наруто пришлось всех поскорее разогнать. Ни тебе Пятой, ни старейшин, ни бывших одноклассников с раздражающей до нервного тика Сакурой во главе и элитных джонинов — только долгожданное безмолвие, позабывший о своем гневном порыве выбить из моего Саске всю дурь Наруто и… Какаши-сенсей.       Я почтительно кивнула, не позволив и мускулу дрогнуть на уставшем после долгих разговоров лице. Слишком много людей. Слишком много подавленных усилиями воли эмоций. Слишком много стараний. Сейчас бы наорать на кого-нибудь. Или ударить. Сделать что-то гадкое. Хоть что-то! Лишь бы выпустить пар и окончательно не сойти с ума из-за жестокости, что так и рвалась наружу с тех пор, как меня посадили в тюремную камеру. Снова увидев Саске, я и думать об этом забыла на время суда, но будоражащих кровь ледяных прикосновений все же не хватило, чтобы насытиться.       Какаши-сенсей мотнул головой мне в ответ и улыбнулся сквозь маску. Он словно сразу все понял и решил особо не распаляться на лишние в нашей ситуации формальности:       — Думаю, Цунаде-сама вы прекрасно слышали. Можете идти домой. Удерживать вас здесь больше никто не будет.       — Вы хотите сказать, что все настолько просто, сенсей? — вкрадчиво поинтересовалась я. — А как же этот постоянный надзор? Как же АНБУ?       — Снова сбегать из деревни я вам настоятельно не советую, — Какаши-сенсей делано нахмурился и также быстро вернул себе на лицо прежнее, снисходительное и расслабленное выражение. — Что до АНБУ… Скорее всего, они начали свою слежку еще в тот момент, когда Цунаде-сама только-только огласила решение Совета. Но вы этого никогда не поймете. Опытный АНБУ себя не выдаст. Если перед ним не стоит подобной цели, разумеется.       Жизнь под наблюдением, которого даже не замечаешь? Хм.       — Ни чакры, ни спокойной жизни… Омерзительно, — Саске ожидаемо скривился. — Каким бы щадящим ни был приговор, его суть унижает честь и достоинство клана Учиха. Причем в открытую.       Какаши-сенсей неопределенно пожал плечами.       — Так же можно сказать и про твои возмущения. Считай это своего рода лестью. Коноха ставит последних Учиха настолько высоко, что лишает их чакры и устанавливает над ними особый надзор… Чувствуешь, сколько уважения здесь на самом деле сокрыто?       — Нет, — ответил он, не раздумывая. Ох, Саске, никто тебя не понимает. Никто не хочет понять. Никто даже не пытается.       — Как бы то ни было, приказ Хокаге-сама дальнейшему обсуждению не подлежит. Еще вопросы?       — Члены моей команды — Суйгецу и Карин. Как они?       Непривычно молчаливый Наруто сверкнул глазами, не скрывая очевидного интереса. Для приличия он сначала немного поколебался, но все же спросил:       — Твои новые друзья, да?       Я крепче вцепилась Саске в локоть, окинула взглядом безмятежно почесывающего затылок Какаши-сенсея и лишь затем приковала внимание к самой неоднозначной в жизни помехе. Саске придерживал меня, опасаясь, что я в любой момент грохнусь в обморок. Я же своими прикосновениями не позволяла ему снова забить голову мыслями об этом идиоте и зациклиться на их никчемном соперничестве. Саске устал, но в нем по-прежнему могла взыграть импульсивность. По крайней мере, если его довести, с чем Наруто успешно справлялся со времен Академии.       — Если мыслить исключительно твоими примитивными категориями, то да. Они мои друзья, — сухо произнес Саске и предупредительно взмахнул рукой, пресекая дальнейшие попытки Наруто вмешаться в разговор. — И я хочу узнать, что с ними будет.       — Ничего. Охрана в тюрьме достаточно компетентна, чтобы не допустить их побега. Или внезапного самоубийства. За это можешь не беспокоиться, — Какаши-сенсей резко зазвучал строже. — Только не жди, что этих двоих тоже выпустят. Их статус… не совсем определен. Другая деревня — другие правила.       Саске возмущенно хмыкнул. Мол, и так все знаю. Не глупый. Но выглядеть все же стал гораздо спокойнее, будто бы позволил еще одной каменной глыбе свалиться с напряженных плеч, нагруженных бременем неоправданно тяжелого долга. Кстати о грузе…       — Извините, сенсей, а у наших вещей тоже неопределенный статус? Куда их дели? Неужто в отдельной клетке закрыли? Ну, знаете, для надежности.       — А. Точно. Спасибо, что напомнила, — Какаши-сенсей достал из внутреннего кармана жилета какой-то свиток и, недолго повозившись с ним, извлек из печати сумочку для снаряжения. Мою сумочку для снаряжения! — Все содержимое в целости и сохранности, как просила передать Шизуне. Ничего запрещенного она не нашла. Ты чиста, Мацуюки. Что до Саске… Полагаю, ты и сам все понимаешь.       Саске нахмурился и процедил тихое «Понимаю» сквозь зубы. Я пообещала чуть позже как следует его утешить и уже было потянулась за сумкой, но чуть не потеряла равновесие из-за стремительного оранжевого вихря. Материализовавшись спереди, Наруто выхватил сумку прямо у меня из-под носа.       — Я понесу! Я понесу, даттебайо! — он повесил ремешок на загорелое запястье и широко улыбнулся. — Нечего сейчас тяжести таскать. Вам еще домой добираться надо. И я же вас провожу!       Саске обреченно переглянулся со мной и без слов спросил: «Он ведь так просто не отвяжется, верно?» Я погладила Саске по руке и еле заметно кивнула, подтверждая все его худшие догадки. Губы сжались в сплошную тонкую линию, тело напряглось, и хватка на талии только усилилась. Превратилась из томительно будоражащей в мучительно болезненную. Слова Цунаде-сама, осевшие на подкорке, тут же дали о себе знать. Люди меняются. Но губительному осознанию нужно время, чтобы застать Саске врасплох, разом навалиться на плечи тяжестью прожитых в поисках великой силы лет и впрыснуть под кожу яд бесконечных сомнений.       Саске устал. На суде он воспрял духом, но вскоре утратил прежнюю бодрость, мыслями порой находясь в совершенно другом месте. Казалось, его тьма грозилась обратиться в скучную горку удушливой серой пыли. Саске нужен был отдых. Немного спокойствия и… тишины. Я тоже хотела тишины. Совсем чуть-чуть, Ками. Но я не могла позволить Саске превратиться в невесть что прямо у меня на глазах. Не могла позволить ему ничтожно растерять все то, что делало Саске, собственно говоря, Саске. Моим Саске, которого я так долго хотела присвоить. Которого я так долго хотела к себе расположить…       Саске мне нужен. Таким, какой он есть. Каким был. И каким всегда будет. Моим. И мне все равно, на что ради этого придется пойти. Плевать. Совсем.       — Ками-сама, у твоей доброты буквально нет никаких пределов, — кивком головы я указала на тяжкую ношу Наруто. — Думаешь, что мы оба настолько беспомощные? Или совсем забыли, как добраться домой?       — Нет же! Я…       — Наруто-кун любит демонстрировать друзьям свои лучшие качества.       Я обернулась, едва услышав чей-то противный высокий голосок прямо у себя за спиной. Дурацкая печать! Из-за нее я даже не смогла ощутить чужое присутствие! Говорил тот незнакомый паренек. Своим узким прищуром он чем-то напоминал подслеповатого Данзо, только с улыбкой. Очень глупой и неестественной улыбкой. Кожа была белее бумаги, волосы — чернее вязкой строительной смолы. Он подкрался совсем незаметно. Так, что даже половицы не скрипнули. Давно уже в деле мальчик. Не профан.       — Это называется… забота. Один из лучших способов заслужить доверие окружающих. Я в книге об этом прочитал.       Голос лился текуче. Сладко-сладко. Аж до тошноты. Было в пареньке что-то отталкивающее, несмотря на, кхм, очевидные схожести с Саске в типаже. Но, разумеется, Саске гораздо красивее. Это бледное недоразумение с жидкими сальными волосенками просто ни в какое сравнение с ним не шло.       — А ты… кто такой? — спросила я неожиданно робко. Или, лучше сказать, испуганно. Тяжело было смотреть в глаза фальшиво улыбающемуся человеку. Сталкиваться лицом к лицу с абсолютной безжизненной пустотой. Она душила, не позволяя сделать и глотка спертого, но такого необходимого воздуха, чтобы избавиться от эфемерной боязни. Чтобы избавиться от глупых опасений. Избавиться от давящего предчувствия того, что меня скоро поглотит беспощадная соленая мгла, сомкнувшись на поверхности легким занавесом из волн и крупных брызг жемчужной морской пены. Очень неприятные ощущения от этого человека. Очень.       — Моя замена. Та самая, — пробормотал Саске мне на ухо, обжигая шею своим теплым дыханием. — Невразумительная бледная копия, которая ничего толком из себя не представляет.       Бледная копия Саске? Вот уж действительно. Бледная.       — Сай! Ты чего это снова сюда приперся, ттебайо?       Я позволила себе вдохнуть только тогда, когда он отвел взгляд. Выдержала. Паренек проигнорировал и меня, и Наруто, и ныне внимательно рассматривал недобро настроенного Саске. Потоки срывающейся с его губ приторности все не думали прекращаться:       — Здравствуй, Саске-кун. Замечательно, что ты все-таки вернулся в деревню благодаря нашей скромной операции. Я рад тебя видеть.       — Пошел к черту, — приветливости Саске было не занимать. Он никогда не любил притворяться или лукавить, но элементарные нормы приличия все-таки старался соблюдать. По крайней мере, со старшими по возрасту или званию. Бывшим одноклассникам он тоже просто так довольно редко грубил. Наруто — одно большое раздражающее исключение. А сейчас Саске даже не захотел тратить силы на то, чтобы хотя бы показаться вежливым перед каким-то непонятным сопляком одного с ним возраста. Ну и правильно. Пусть получит. Все равно он мне вообще не понравился… Жуткий тип.       — Очень любезно с твоей стороны. Совсем как в прошлый раз, — Саске презрительно хмыкнул. Быстро потеряв к нему всякий интерес, паренек обратил внимание на меня. — Полагаю, с тобой мы еще официально не знакомы, — он протянул руку. — Я Сай. Просто Сай.       Односложное имя. Без фамилии даже. Какая мерзость…       — Мацуюки. Учиха Мацуюки.       Я поклонилась. Недостаточно низко, чтобы выказать уважение (которого к этому Саю у меня в помине не было и не могло быть), но, кажется, он со своими пробелами в воспитании вообще плевать хотел на мои скромные потуги. Сай руку так и не убрал. На его лице снова появилась эта мерзкая улыбочка. Он не особо пытался сделать ее хоть сколько-нибудь… приятной. Возможно, плохо знающий мою истинную суть человек сказал бы, что мы с ним похожи. Но мы отличались. Я выдавливала из себя фальшивую улыбку, когда хотела скрыть настоящие эмоции и не натворить дел. Сай же улыбался так только потому, что иначе не мог. Совсем. Вопрос в том, хотели ли остальные это замечать.       Я пожала Саю руку, мысленно возликовав, что он носит перчатки и мне не придется касаться его мертвенно бледной кожи. Наверняка она была очень холодной и склизкой… Не хочу даже кончиком пальца до нее дотрагиваться. Не хочу.       — Наруто о тебе рассказывал. Хорошо, что нам наконец-то удалось познакомиться.       — Да, да… Как скажешь.       Сай не спешил отпускать мою ладонь даже после приветствия. Он крепко обвился пальцами вокруг фаланг, хотя я расслабила руку и легко дернула ее назад в тщетной попытке высвободиться.       Пусти меня. Не трогай.       Язык намертво присох к горлу. Настолько странно я себя не чувствовала даже во время последней встречи с Итачи, когда буквально весь в мир гендзюцу был настроен против меня. Мир реальный тоже не баловал дружелюбием, но сейчас меня это слабо заботило. Сай — вот главная причина моих волнений в мучительно долго тянущиеся секунды.       Пусти меня. Ну же. Пусти. Пусти. Пусти!       Ками-сама, если бы не усталость. Если бы не мой не пойми откуда взявшийся страх…       — Лучше бы тебе перестать, — Саске недобро посмотрел на то, как Сай поглаживал голубоватые переплетения вен, задевая суставы. Сай вцепился крепко. Схватился за меня с упорством какого-то мелкого паразита и все не желал отпускать. Противно. И страшно. В животе словно зароились — отнюдь не прекрасные бабочки, нет — обыкновенные моли. Взмахивая пыльными крыльями, облепив сжавшиеся от напряжения кишки, они медленно пожирали меня изнутри. Не было никакого сладостного томления — только безудержное желание пресечь его касания на корню. Если бы меня вырвало (а, продлись это все чуть дольше, меня бы определенно вырвало, причем исключительно желудочным соком. Я не помню, когда в последний раз ела нормальную еду с тех пор, как пошла за Саске), то моль бы беспомощно копошилась в зловонной, смешанной с кровью и частичками кишок непонятного оттенка жиже, жалея, что ей вообще удалось увидеть божий свет. Лишь близость Саске позволяла держаться и ненароком не сорваться на нервный крик. Как тогда. С Итачи. — Никогда не знаешь, что может произойти, если так распускать руки.       Со мной… Саске со мной. Больше он никогда меня не оставит. Я ему нужна.       — Я прощу прощения, — Сай отпустил мою ладонь. Причем явно нехотя: я успела заметить, как застывшие в широкой улыбке уголки губ дрогнули, на мгновение сделав его лицо еще более жутким и неприятным. Впрочем, гораздо важнее было то, что я наконец-то смогла глубоко выдохнуть и сделать несколько шагов назад, увеличив расстояние между нами. Будь моя воля, непременно бы спряталась Саске за спину. Для надежности. Но это слишком уж… очевидное проявление страха. Мне не претило показаться слабой в чужих глазах, но никак не жалкой. Не настолько же! — Ни в коем случае не хотел ни на что посягнуть. И уж тем более не хотел сделать неприятно Мацуюки-чан.       — Не называй меня так… — осмелилась возмутиться я. Сай — не Наруто. Не Ино. И даже не Сакура. Они могли называть меня так хотя бы по праву нескольких проведенных вместе лет в стенах Академии. А вот Сай… Ему такие вольности не позволены. Не в этой жизни. Никогда. — Мы слишком мало знакомы для подобного рода обращений.       — Я прошу прощения, — повторился он. — Мне следует лучше подумать над твоим прозвищем.       — Прозвищем? — я нахмурилась. Это что еще за причуды?       — Сай, ты чегой-то снова за старое принялся, а? — давший о себе знать Наруто попытался немного разрядить обстановку. — Гнев Сакуры-чан тебя ничему не научил, что ль?       — Попрошу заметить, они совсем друг на друга не похожи. Сакура очень добрая, но на любого, кто против ее воли что скажет, тут же с кулаками полезет. Мацуюки же… Игрок совсем другого плана, насколько я могу судить. Хотя бы потому, что она гораздо слабее, — в его голосе появилось своего рода снисхождение. — Я читал ее личное дело. Полагаю, относительно высокий интеллект должен был компенсировать небольшое количество чакры. Но, боюсь, она никогда не умела использовать его в полной мере. Я прав?       Я не ответила. Давай, «просто Сай». Говори про меня все, что тебе вздумается. Думаешь, мне впервой слышать нечто подобное из чужих уст? Нет. Отнюдь. Я привыкла. Я буду спокойна. Мне все равно. Пока ты, мой милый, не скажешь что-нибудь… непростительное. Как Сакура незадолго до дня распределения. Хорошо, что лицом к лицу мы сегодня так и не столкнулись. Я потратила практически все силы на болтовню с Наруто и Цунаде и убеждение старейшин, так что у меня бы вряд ли получилось противостоять этой настырной девке в полной мере. Сравнение с ней мне откровенно не нравилось, но оскорбительным его было назвать очень и очень сложно. Речь шла не про ка-сан и уж тем более не про Саске. Высокий интеллект… в полной мере… Не будь я столь искушенной, с удовольствием бы приняла его льющиеся сладкой патокой слова за комплимент.       Вот только у Саске оказалось свое мнение на этот счет.       — Для одной из верных собачек Данзо у тебя слишком длинный язык, — огрызнулся Саске. Сай пытался задеть меня, но вместо этого уязвил гордость Саске, и без того распаленную спасшей положение ревностью. Прелестно. — Еще и грязный в придачу. Думай о том, что и при ком ты говоришь.       — Я и подумал, Саске-кун. У тебя нет возможности безнаказанно мне навредить.       — Мне не нужна чакра, чтобы вырвать тебе язык и скормить его шавкам из ближайшей подворотни, — Саске говорил спокойно, но, в отличие от бесцветного, удушающе приторного голоса Сая, в его речи была жизнь. Желание одержать верх. Унизить. Сделать все по-своему. Заступиться за меня. Несмотря на всю холодность и выдержку, Саске никогда нельзя было назвать бесчувственным. Особенно когда дело касалось того, что ему по-настоящему важно. — Ты жалок. Если бы не прихоть Орочимару, мы бы сейчас не разговаривали. И ты должен прекрасно это осознавать.       В ответ на его слова Сай широко улыбнулся. Уже в который раз. Бесит…       — Странных людей ты себе в друзья записал, — вместо того, чтобы спорить с Саске, он обратился к притихшему, наблюдавшему за их колким разговором Наруто. Я невесомо погладила Саске по плечу. Лучше смирись. — Они явно ценят тебя меньше, нежели ты их. Да и свою свободу воспринимают как нечто… должное. Сильно расходится с тем, что ты мне рассказывал.       — Ладно тебе, ттебайо! — Наруто отмахнулся, даже не пожелав вникнуть в эти в общем-то правдивые слова. Или побоявшись вникать. — Для них еще не все потеряно. Вот увидишь!       Наруто всегда был наивным и раздражающим, но не тупым. Его врожденная проницательность, конечно, ни в какое сравнение не шла с холодной гениальностью Саске, вот только Наруто и не нужно обладать его складом ума, чтобы прекрасно все осознавать. На его лице виделась грусть. Он попросту не хотел принимать даже существование вероятности того, что в деревню вернулся вовсе не тот зацикленный на соперничестве Саске, а человек, практически полностью отдавшийся собственным устремлениям и взглядам, который не собирался более растрачивать время впустую, отягощая себя сомнительными связями и привязанностями. Мои с ним отношения, разумеется, в их число никогда не входили.       — Не сегодня, Наруто. У меня есть срочные дела.       — Это какие же?       — Приказы Данзо-самы не терпят отлагательств. Мне жаль, — Сай поочередно взглянул сначала на Наруто и Саске и только затем на меня. — Еще увидимся.       Он не спрашивал. Утверждал. Непоколебимый в своей странной, пугающей и отталкивающей уверенности, Сай исчез так же незаметно, как и появился, стоило мне то ли на мгновение сомкнуть веки, то ли ненароком отвлечься на чье-то недовольное ворчание в веренице разбросанных по коридору плотно закрытых дверей. Сай ушел тихо, не побеспокоив жалобно скрипящие под подошвой простых черных сандалий половицы. И только витавший между нами душок напоминал о недавнем присутствии чего-то неуловимого и крайне мерзкого в своей откровенной искусственности.       Однако уже очень скоро Наруто вернулся к громким пламенным речам, Какаши-сенсей стал посматривать на торчащую посередь белоснежных страниц любимого романа яркую закладку, и даже Саске погрузился в тот вид томительного молчания, который не один раз спасал его от скучных светских бесед.       А я… А я наконец-то смогла вздохнуть полной грудью.       Воздух. Мне определенно нужен свежий воздух. Вне давящих на последние крупицы сознания крепких стен.

***

      За три года в моей жизни успело измениться все. Да что там эти годы… За недели, за считанные дни события приняли такой оборот, о котором на протяжении этих девяти лет я могла только молиться, делая смелые, но одновременно мелкие и осторожные шажки на пути к достижению заветной цели. Весь мир мимолетен. Вся жизнь — скоротечна. Не успеешь оглянуться, как в спине уже торчит лезвие отравленного клинка, а ехидный наемник жадно поблескивает алчными глазенками в предвкушении заветной награды за миссию высокого ранга.       За три года успело измениться многое. Кроме Конохи. Я шла по все тем же широким пыльным улочкам, забитым шумными торговцами и раздражающе крикливой детворой, что наслаждалась ленивой безмятежностью одинаково скучных мирных будней. Высеченные на скале лица Хокаге охраняли покой жителей скрытой деревни, которые довольно быстро осознали, кто только что вернулся домой благодаря местному козлу отпущения.       Путь лежал через один из самых оживленных и людных кварталов. Данзо был прав: в Конохе предателей не любили. Я плелась по правую руку от Саске, равнодушно подмечая прикованные к нашим спинам взгляды. Наруто, конечно, никогда особо не жаловали, но сейчас я задумалась: на кого они смотрели с большим презрением? На него? Или на нас? Фамильный герб — символ гордости, символ былого величия, мерзкой жалости и страха — превратился в позорное двухцветное клеймо. До слуха долетали нелестные шепотки: «Учиха… Вернулись, предатели… И все благодаря Лисенышу… Странный угрюмый мальчик… Единственный наследник и эта его…» Наруто же, казалось, их вовсе не замечал. Или не хотел замечать, чтобы понапрасну не портить настроение в столь знаменательный день. Думал небось, что людское неудовольствие, как всегда, обращено исключительно на него самого.       «Оставляю Саске и Мацуюки на тебя. Вам есть, о чем поговорить. Без меня», — так сказал Какаши перед тем, как оставить нас на попечение Наруто.       Вот только разговор не клеился.       Наруто шел чуть впереди, широко расставив руки. Он то и дело оборачивался, проверял, не удумали ли мы сбежать. Я бы с удовольствием покинула деревню, где меня не держало ничего, кроме могилы ка-сан. Воспоминания об общем прошлом с Саске из сердца никуда не денутся, да и он сам теперь всегда будет рядом со мной. Однако блокирующие чакру печати ситуацию заметно усложняли. Да и, признаться честно, не особо хотелось нарваться на умелых бойцов из АНБУ, что безмолвными тенями могли за нами следить. Все это время.       — А вот там… Там мы снимали кошку с дерева, когда только из Академии выпустились! Здорово же было, да? До чего же здорово, ттебайо!       Наруто то и дело выдавал какие-то общие фразы, пытаясь завязать беседу, вспоминал миссии Седьмой команды, а, когда видел, что все его попытки не могли прервать давящую (причем только на самого Наруто) тишину, устремлял взгляд в издевательски чистую небесную синеву, на время избавившуюся от серости тяжелого грозового свинца. Сезон дождей такой непостоянный в этом году, чтоб его…       Пропуская мимо ушей болтовню Наруто, я невольно засмотрелась на лавочников, гласно зазывающих к себе шиноби и простой народ. Среди безумно дорогой ерунды попадались порой и нормальные вещи: палочки душистых благовоний, разноцветные флаконы цветочных духов, ажурные веера из тонкой рисовой бумаги и блестящие на солнце украшения… Люблю ювелирные украшения. Не все. Сережки носить не могу: уши до сих пор не проколоты. А вот браслеты и кольца, кулоны и всевозможные ожерелья… Обожаю. Только их даже с моим дезертирским образом жизни особо не поносишь. В Стране Чая еще куда ни шло, но не после воссоединения с Саске, когда каждый день нужно было скакать по деревьям, прорываться сквозь переплетения колючих ветвей и мысленно готовиться к нападению поискового отряда. Правда, врасплох нас все равно удалось застать, и мы на неопределенный срок осели в Конохе. Возможно, теперь я смогу использовать драгоценности из шкатулки по назначению.       — Мацуюки-чан что-нибудь понравилось? Хочешь, куплю?       Наруто продемонстрировал кошелек в виде ярко-зеленой жабы, под завязку набитый купюрами и мелкими звенящими монетами.       — Нет, Наруто. От тебя мне ничего не нужно, — помолчав, добавила сдержанное:       — Благодарю.       Наруто смущенно повел плечами и ускорил шаг. Саске недобро на него зыркнул. Это был первый раз, когда он обратил на него внимание с тех пор, как мы вышли из Башни Хокаге. Либо в Саске снова (второй раз за день. Надо же) взыграла ревность, вызванная пониманием того, что другие мужчины могли искренне мной интересоваться, либо же он попросту разозлился, перепутав вежливость с банальным и неуместным желанием купить наше доверие. Хотя кто его там разберет…       Саске убил Итачи. Он теперь что, должен был от счастья прыгать да каких-то несчастных кошек обсуждать? Отнюдь. При встрече со мной и позже на собрании он вел себя… Как обычно. Я прекрасно помнила о словах Цунаде-сама. Ее размышления о том, что люди порой сильно меняются после мести, не вылетели из головы, несмотря на долгожданное воссоединение и оживленные споры со старейшинами. Возможно, Цунаде-сама ошиблась. Возможно, Саске уже все обдумал и сумел принять. Или же… Осознание медленно пожирало изнутри его душу, проступая губительной чернотой в глубине уставших мудрых глаз. Саске пока что ничего не понял. Не успел понять.       Еще и то невысказанное, что по-прежнему витало между нами, заставляя напрячься, подумать о трудностях грядущего дня. Секреты, секреты, секреты… Ничего. Обойдется. Как бы то ни было, я справлюсь.       Мы всегда будем вместе.       Мы должны быть вместе.       Так или иначе.       Мы проходили мимо любимой забегаловки Наруто, где подавали самый вкусный в деревне рамен. Учуяв запах лапши, запеченной свинины и пряностей, он высоко вскинул руку и приоткрыл рот для звонкого призывного крика, но кислые выражения у нас на лицах на удивление помешали его голодным позывам. Наруто смиренно поник. Однако снова тронуться в путь нам не дали: из Ичираку высунулась чья-то темная взъерошенная макушка. Радостные писклявые визги мигом облетели улицу, когда мальчик кинулся в нашу сторону, путаясь в длинном голубом шарфе, шлейфом вьющемся за его мелким нескладным тельцем.       — Братик Наруто! И сестренка Мацуюки!       Вблизи я смогла рассмотреть мальчугана получше. Точно. Я ведь его знаю. Видела пару раз, когда он наведывался к Наруто со своими извечными товарищами — такой же раздражающей мелюзгой. Сарутоби Конохамару. Внучок покойного Третьего. Ехидно посмеиваясь, Конохамару сомкнул руки у меня за спиной и ткнулся затылком в выпирающие из-под ткани косточки ноющих ребер.       — Сестренка Мацуюки! Я так по тебе скучал! — как никогда довольный и счастливый, он не умолкал ни на секунду. — Братик Наруто не прогадал. Ты снова с нами!       Ками-сама, с чего вдруг такое воодушевление?       — Да… Да, вернулась. Я вернулась. Все благодаря братику. Исключительно его заслуга, знаешь ли.       — Да! — Конохамару энергично закивал. — Братик Наруто — лучший! Из него выйдет отличный Хокаге. Он хороший учитель. И я не собираюсь от него отставать!       — Поздравляю. Смело продолжай в том же духе. Боец, — я с трудом растянула уголки губ в фальшивой, сладкой-сладкой, даже малость приторной улыбке, повернулась к Саске и Наруто, что безмолвно наблюдали за странным порывом Конохамару, и шепнула злобно:       — Это что еще такое? Почему эта мелочь на мне повисла? Все твоя работенка, Наруто?       Он озадаченно почесал затылок.       — Можешь считать, что так. Я не удержался и рассказал Конохамару, что вы оба скоро домой вернетесь, если все по плану пойдет. А он, как видишь, запомнил. И очень рад тому, что я в кои-то веки не облажался.       — Какого черта? — я постепенно начинала закипать, глядя на то, как Конохамару прижимался ко мне с каким-то особым детским трепетом. Ему должно было быть около двенадцати лет. Совсем уж невинный птенчик, если сравнивать с Саске в эти лета. Случай с той девочкой, Цубаки, крайне невовремя пришел мне на ум. Конохамару чуть старше. Но, Ками-сама, воспоминании о маленькой ничтожной жизни, чья судьба находилась исключительно в моих руках, все также будоражили… Нет. Нельзя. Нельзя трогать детей. Не сейчас. Не на людях же. — Какого черта это происходит, я спрашиваю?       — Вот тут-то я как раз совершенно ни при чем. Сама у него выпытывай, коли так интересно, даттебайо!       Уловив суть нашего разговора, Конохамару чуть отстранился, невинно похлопал большими серо-голубыми глазами и выпалил:       — А у тебя уже есть мальчик?       Ох, Ками, только этого не хватало… Я исподлобья глянула на Саске: он все также хмурился. Конохамару его взбесил, но, очевидно, не так сильно, как это совсем недавно сделал Сай со своими странными улыбками и неуместными поглаживаниями.       Вздохнув, я потрепала Конохамару по голове. Ежик коротких волос неприятно колол пальцы. Выдрать бы их все. С корнем.       — Только не говори, что не заметил, — Конохамару проследил за моим кивком в сторону Саске, судорожно сглотнул, усилив хватку на талии, и пробормотал смущенно:       — Ой… Саске-сан…       Тот лишь презрительно хмыкнул. Что ему взять с несмышленого дитя?       — Извини, старичок, но ты опоздал. Мацуюки-чан занята, — Наруто добродушно усмехнулся. — Причем так, что нам с тобой уже нет смысла на что-то рассчитывать, даттебайо! Их с Саске уже ничто разлучить не сможет!       — Нам с тобой? Это что еще за формулировки такие? — резко оживился Саске. — За языком следи.       — Саске-теме, ты зануда! Я ж пошутил!       — Лучше избегай двусмысленностей, — бросила я в ответ. — Аукнется.       — Все равно братик Наруто любит жестокую Сакуру. У него из-за этого на голове сплошные шишки, — протянул Конохамару, насупившись. — И вообще, разве Саске-сан теперь всегда будет тут? Вдруг он снова уйдет и оставит сестренку Мацуюки совсем-совсем одну?       Саске вздрогнул и, кажется, даже слегка побледнел. Я еле удержала себя от того, чтобы не сорваться и как следует не оттаскать Конохамару за волосы, наплевав на людей вокруг. Наплевав на и без того загаженную репутацию. Наплевав на все. Глупая мелочь! И кто его только за язык тянул? Дети… Вечно они несут какую-то ахинею, а потом еще и удивляются, что никто не воспринимает их великие мысли всерьез. И порой возраст тут совершенно ни при чем. У таких зачастую всю оставшуюся жизнь в голове ветер вместо нормально работающих мозгов. Вот только именно в детях это проявлялось в наиболее раздражающей манере. Откуда к ним вообще столько трепета? Никогда не понимала и уже вряд ли пойму. Попросту не захочу понимать.       — Извиняй, Конохамару, но я ему таких вольностей больше не позволю, ттебайо!       Наруто пытался разрядить обстановку своими громкими речами. И тогда, и сейчас — без результатов. Колким замечаниям Саске впервые за долгое время удалось по-настоящему его задеть. Наруто не мог поверить, что лучший друг и вечный соперник окончательно и бесповоротно отвернулся от него. И Саске ведь действительно отвернулся. Теперь уже в прямом смысле.       Сохраняя непоколебимую уверенность, Саске шел вперед. Он словно сделался невидимым для презрительных взглядов прохожих и тут же шарахающихся в сторону при виде двух последних Учиха зевак.       — Э… Подожди, подожди!.. — Наруто виновато улыбнулся, протестующие взмахнув руками и чуть не уронив на землю мою сумочку. — Куда ты?       Саске остановился с очевидной неохотой, когда Наруто его позвал.       — Домой. Не хочу и дальше здесь торчать. Ты только зря тратишь мое время. Идешь, Мацуюки?       — Иду. Не сомневайся.       — Отлично.       — А мне как? Я же с вами…       — Нет. Больше нет. Забудь, — коротко бросил Саске, оставляя недоуменного Наруто позади.       Я мягко оттолкнула Конохамару (он чуть не плюхнулся задом на согретую июльским солнцем пыльную землю, но, по сравнению с той же Цубаки, действительно легко отделался) и уже приготовилась следовать за Саске, как мне помешал жалобный оклик:       — Мацуюки-чан… Сумка.       Точно. Он ведь вызвался помочь. Какая бескорыстная добродетель… Но ради чего? Сегодня я порядком устала кого-то там из себя строить даже при давних знакомых, поэтому лишь поблагодарила Наруто сдержанным небрежным кивком и схватилась за черный ремешок протянутой сумки, тут же удивившись его внезапному сопротивлению.       — Ты чего творишь? Объяснись-ка.       Наруто напряженно поджал губы, но сумку так и не отдал.       — Лучше отпусти, коли так сильно хочешь называться его другом, — тихонько процедила я, чтобы Саске (пожалуй, сейчас я даже рада, что он не стал меня ждать) ненароком не услышал ничего лишнего. Учиха Саске — воплощение нашей клановой гордости. Такие легко обижаются и очень долго отходят. А меня бы точно не устроил хмурый, дующийся на все и вся Саске под боком. Никак нет. Отнюдь. — Мечту Саске ты чуть было не разрушил. Ты делал все, чтобы его планы пошли прахом из-за наивного бреда, который ты упорно продолжаешь насаждать другим, — Наруто покорно разжал пальцы, позволяя забрать то, что отныне и навсегда принадлежало только мне. — Сейчас он хочет побыть один. Без тебя. Со мной. Откажешь ему и в этом простом желании, Наруто? И после этого ты все еще считаешь, что способен хоть немного его понять?       — Лучше… Я ведь просто хотел как лучше, даттебайо!       — А тебя кто-нибудь об этом просил?       Наруто грузно покачал головой.       Я могла быть слишком жестокой. Несправедливой. Какаши-сенсей и Цунаде-сама однозначно бы пожурили меня за эти высказывания в адрес своего главного любимчика. Но, серьезно, какая вообще к черту разница? Какое мне должно быть дело до чьих-то изнеженных чувств? Пусть даже Наруто и оставался моим бывшим сокомандником. Я никогда не хотела заводить друзей. Да и не умела дружбу с кем-то водить особо. С Наруто — тем более. Не моего круга человек. Слишком простой и… шумный. Яркий. Полный губительного света. Лучше уж Шикамару. У того теперь хотя бы сигареты выпрашивать можно. Сплошная выгода. А что с Наруто поиметь можно? Бесплатный рамен в качестве угощения? Ками-сама, уж как-нибудь обойдусь.       — Просто постарайся лишний раз не попадаться нам на глаза без причины, хорошо? — Наруто не ответил. — Как знаешь. До свидания.       Я ни разу не обернулась, но ощутила, что Наруто провожал наши удаляющиеся силуэты взглядом печальной, брошенной на произвол судьбы жестокими хозяевами собаки, которая до последнего надеялась на их скорое возвращение, не утрачивая веры и бескорыстной любви.       А с собаками у меня разговор был короткий. Акамару соврать не даст.       Саске удалось нагнать практически сразу. Я не стала брать его за руку или кидаться на шею со страстными объятьями, просто поравнялась с ним и продолжила идти рядом. Саске мимолетно переглянулся со мной, возмущенно изогнув правую бровь, но комментировать ситуацию никак не стал.       До дома шли молча, отрешенно встречая обращенные к нам шепотки и тяжесть молчаливого презрения. Хорошо еще Конохамару хватило мужества не разрыдаться на глазах у всей деревни, а то так бы нас двоих возненавидели бы гораздо сильнее. Меня так точно. Имя Учиха Мацуюки никогда не было у жителей Конохи на слуху. В отличие от имени Учиха Саске. Саске — подающий надежды ученик Академии, юный гений практически полностью истребленного клана и единственный наследник. Так о нем говорили когда-то.       А я? Я кто? Грязная шлюха. Подстилка. Откровенно слабая куноичи. Тень своей молодой, бесславно умершей матери. Мрачная спутница теперь уже состоявшегося мстителя, за которой не числилось особых заслуг перед родиной. Хотела ли я большего? Безусловно. Получить шаринган было бы очень неплохо. Тосковала ли из-за отсутствия уважения проживающего в Конохе сброда? Отнюдь. Я не собиралась ограничивать ничьи скудные фантазии. Вдруг они были единственным развлечением в безынтересной жизни зевак, что от скуки норовили накинуться даже на детей безмозглой, брызжущей ядовитой слюной хищной сворой? Пусть развлекаются. Чем бы дитя не тешилось… Только про ка-сан пусть помалкивают. И про Саске всякий бред не несут. Саске… Особенно про него.       Последний поворот, знакомая улица, ничем не примечательный многоквартирный дом. Унылое серое строение с покатой черепичной крышей, поросшей клочками буроватого мха. Одно из многих. При сравнении с прежним жилищем оно всегда казалось мне тесной, недостойной Учиха конурой. Но выбор был невелик: либо осесть в любезно предоставленной стариком Третьим квартирке, либо вернуться в квартал-призрак, где буквально каждый камешек впитал металлический аромат крови, пролитой одним зазнавшимся безумцем в ту роковую ночь. Я лишний раз истязать себя не хотела, и Саске пришлось это принять и перебраться в комнату аккурат напротив моей, чтобы не оставаться совсем одному в пустом квартале, зная, что где-то в Конохе его дожидается спасенная самим провидением родственная душа. Я этого хотела. Так все и случилось. По-моему. Как надо.       Я миновала страшную металлическую лестницу с неприлично большим расстоянием между решетчатыми ступеньками и, остановившись подле двери, привычно дернула Саске за рукав. Смотри, мол. Ничего не изменилось. Нашей соседкой по лестничной клетке наверняка оставалась все та же полусумасшедшая старуха. Саске часто сталкивался с ней, когда выносил мусор или забирал почту. От старухи всегда несло потом и запахом нестираной одежды Она ласково здоровалась с Саске, пыталась потрепать его по голове артритными крючковатыми пальцами и бормотала что-то нечленораздельное себе под нос. Кажется, речь из раза в раз шла о ее муже. Таком же чокнутом, как и его благоверная, которая иногда могла спутать двух «несчастных сироточек» друг с другом из-за бледных смазливых мордашек и черных волос примерно одинаковой длины. Ее загадочного мужа, к слову, мы никогда видели.       — Вот мы и пришли, Саске, — я провела рукой по надежно запертой двери. Сомневаюсь, что сюда ни разу не заглядывали с обыском, но снаружи все выглядело так, будто бы мы с Саске вышли погулять и практически сразу вернулись. В итоге условные десять минут превратились в три долгих года. И сегодня они подошли к концу, пусть и далеко не по нашей воле. — Мы вернулись.       — Ключи где? — Саске все-таки решил подать голос, нетерпеливо потоптавшись около порога. Усмехнувшись, я пнула краешек безнадежно выцветшего коврика, порылась в сумочке и с довольным видом достала с самого ее дна ключ, подернутый тонким слоем ржавчины. — Ты таскала его с собой все это время? У тебя что, все в одну кучу свалено? Сколько всего вещей у тебя там?       — Это теперь только Ками-сама знает, — проворчала я, вставляя ключ в замочную скважину. — Без чакры мои свитки бесполезны.       Три поворота, три щелчка — открыто. Дверь в прежний одинокий мирок снова оказалась распахнута. Одинокий мирок… Только для нас двоих.       — Мы дома, Саске, — никакой нежности. Сухая констатация факта. — Мы дома…       Но при взгляде на уставшего Саске, готового в любой момент переступить порог, чтобы хоть немного отдохнуть от тягот, окруживших нас там, снаружи, на душе отчего-то вдруг стало очень и очень тепло.

***

      Под свист закипающего чайника и шкварчание овощей на сковородке я смотрела, как под стеклянной крышкой кастрюли варится рис. Прибавить огня, помешать овощи лопаткой, дать кипятку немного остыть и залить им притаившийся в глиняных чашах чайный порошок — довольная, я вытерла пот со лба и продолжила готовить ужин. Дрянная куноичи. Неплохая хозяйка. Хоть что-то. Над головой то и дело моргала лампочка, озаряя желтым светом скучные белые стены. Саске сидел за столом, откинувшись на спинку стула, и бессмысленно разглядывал потолок. Босая ступня водила по полу, оставляя на паркете полосы пыльных разводов.       Пыль. Повсюду пыль. Пыль повсюду.       Я открыла настежь все окна: спертый воздух выветрился, дышать стало чуть легче, но невыносимая июльская жара никуда не делась. Даже быстрый душ не помог: тело под одеждой снова взмокло, из-за чего ткань раздражающе липла к чистой коже.       — Надо повесить фурин, — небрежно обмолвилась я, как только мы вошли. Саске не спорил. Колокольчик обнаружился в одном из дальних ящиков и ныне позвякивал стеклянным куполом на карнизе в спальне Саске, неторопливо разнося по дому желанную прохладу. Он поначалу ворчал, что я, мол, неправильно его повесила, слишком низко, чуть что фурин разбиться может, но забираться на подоконник, чтобы сделать как надо, не стал. На том и порешили.       Мы с Саске почти не разговаривали. Нам не нужны были слова, чтобы осознать всю нелепость сложившейся ситуации. Чужие среди своих. Без чакры. Без друзей и союзников. Зато не в тюрьме, в отличие от несчастных Карин и Суйгецу. Наруто — форменный идиот. Хочет повсюду нести свое эфемерной полезности благо, совершенно не думая о последствиях. Ни для нас с Саске, ни для других. Неужели он рассчитывал, что двух последних Учиха все примут с распростертыми объятиями? Ну идиот же. Трижды.       Впрочем, сейчас важнее было накормить Саске и самой наконец-то поесть. На невинный вопрос «Голодный?» он облизал пересохшие губы и неопределенно отвел в сторону взгляд, из-за чего я невольно усмехнулась. Гордый Саске. Мой.       Перво-наперво пришлось сбегать в магазин. Благо денег в заначке хватало. Полная женщина в засаленном фартуке встретила меня с непривычным радушием. Я поначалу напряглась, но все быстро встало на места, когда я, расплатившись и забрав пакеты с продуктами, повернулась к незнакомой тетке спиной. В лицо она меня не узнала, зато проклятое клеймо было ей не понаслышке знакомо. Она что-то испуганно забормотала себе под нос и, судя по характерным звукам, отшатнулась, уронив часть товара прямо на грязный пол. До чего глупые предрассудки… Теперь каждый раз туда заходить буду, чтоб поскорее привыкла. Возможно, к ней тогда и остальной народ подтянется. Раз никто не собирался нас просто так из Конохи выпускать, всем придется смириться с этим досадным фактом. Как им, так и нам.       — Устала? — Саске наконец-то закончил пялиться в потолок и обратил внимание на меня. Можно было бы лениво отмахнуться, сказать «Нет, все в порядке», но вместо этого я выключила плиту и, потянувшись, размяла затекшую поясницу.       — Да. Очень, — я смахнула со лба упорно лезшую в глаза челку и печально улыбнулась. — Но оно того стоит. Я хочу заботиться о тебе, Саске. О нас обоих. Правда.       Саске смущенно понурился.       — Прости. Все должно было быть лучше. Я виноват.       Не поверив ушам, я опустилась на стул рядом с Саске и уверенно накрыла его руку своей, переплетая наши пальцы.       — Путаешь причину и следствие, Саске, — недобро шикнула я, прищурившись. — Если тебе так нравится страдать, лучше вини себя за то, что оставил меня три года назад, но никак не то, что происходит сейчас. К чему такие скорбные речи? Ты что, передумал? Успел обо всем пожалеть? Не поздно ли?       — Бред, — словно нехотя отозвался Саске. — Ни о чем я не жалею. Говорил уже не один раз. А ты все повторяешься.       — Ну прости… Я сегодня много волновалась. Больше всего — из-за тебя.       Сокрушенно покачав головой, Саске мягко погладил меня по руке.       — Знаю. Я… тоже переживал.       Я невольно засмотрелась на его прекрасные длинные пальцы. Содранная мякоть заусенца обнажила загноившийся клочок розового мяса. Под ногтевой пластиной осело несколько засохших кровавых пятен.       — С каких это пор ты себе ногти ковыряешь?       — Нервы, — коротко бросил он.       — Прекращай. Мне слишком нравятся твои руки, чтобы ты их так глупо портил.       Саске неопределенно хмыкнул.       — Ты злишься. Я вижу.       — Конечно злюсь, — холодно процедил Саске. — Как тут не злиться, когда все они держат меня за конченого идиота?! — и вспылил. Впервые за долгое время. Зло сверкнул угольного цвета глазами, как если бы в них снова вспыхнул адским пламенем шаринган, и чуть не стукнул по столу свободной рукой. Правильно сделал, что вовремя остановился. Не хватало ему еще посуду побить — очень уж миленький на ней был цветочный узор. — Меня это бесит. И ты даже представить не можешь как! Они больно много о себе возомнили. Думают, что меня в этой жизни вообще ничего не волнует. Что я просто так все это затеял! Еще и позволяют себе всякие… вольности. — Саске крепче сжал мою ладонь. — Наруто думает, что мы с тобой должны просто взять и смириться с его сказочной глупостью. И, конечно же, поблагодарить заодно! Ну так он крупно ошибается.       — Саске, Наруто ведь просто хотел как лучше, — я передразнила его недавние слова. — Про этого Сая ничего не могу сказать. Он какой-то… мутный. Для старейшин же мы просто глупые дети. Предатели их драгоценной деревни. Правда, видит Ками, на меня им плевать. Я Конохе, даже если бы очень хотела, особо навредить не могу. Они придрались так, для приличия. А ты… Кто ты для них теперь? Травмированный запутавшийся мальчик, который не знает даже, чем будет заниматься после мести брату.       — Ошибаются. Знаю.       — По-моему, кроме тебя это никому не известно, — я насупилась. — Ты мне так ничего и не рассказывал. Поделишься? Сейчас нам точно никто не должен помешать.       — Тебе не понравится.       — Переживу как-нибудь. Не томи.       — Ладно. В конце концов, ты имеешь право знать, — Саске грузно вздохнул. — У меня всегда были подозрения, что Итачи наш клан далеко не в одиночку вырезал. И так уж вышло, что они подтвердились. Учиха Мадара — так зовут человека, который помог моему брату. Я должен убить его. Только тогда моя месть свершится полностью.       Саске замолчал и, не ослабляя хватки, стал внимательно наблюдать за моей реакцией, пока я медленно погружалась в сгущающуюся вокруг нас тишину.       Месть. Снова.       Почему-то я совершенно этому не удивилась. Если удивление и было, то оно умерло в зародыше ровно в тот момент, когда Саске заикнулся о том, что ему нужно кое-что уточнить. Возможно, в другой ситуации я бы разозлилась. Попыталась бы вызвать у Саске чувство вины, чтобы разругаться с ним вдрызг, убив существующее между нами доверие и сломав то хрупкое неозвученное чувство, что с таким трудом выстраивалось между нами на протяжении долгих девяти лет.       Месть. Снова месть. Снова…       Я довольно расплывчато представляла, кто мог помочь Итачи вырезать собственный клан. Еще и с таким смутно знакомым именем. Учиха Мадара. Как в рассказах дедушки Джуна про времена Основателей. Тот самый, что ли? Вздор. Я тут же вспомнила о типе в оранжевой маске и шарингане, алеющем в одной-единственной темной прорези. Саске не врал. Мы двое не последние. Пока что. Но знал ли Саске, кто именно ему нужен?       Я нервно прикусила губу, всматриваясь в обеспокоенное лицо Саске. В глазах его смутно теплилась надежда, а подбородок еле заметно дрожал.       Ками-сама, да делай уже, что хочешь! Только, прошу, не изменяй себе. И, пожалуйста, меня не бросай.       — Учиха Мадара? Вот как… — ровно произнесла я и сдержанно поинтересовалась:       — Ты поэтому молчал? Хотел удостовериться в том, что Итачи и вправду помогал кто-то?       Саске кивнул.       — Ладно… Чего-то подобного можно было ожидать, — ножки стула со скрипом прошлись по полу, когда я поднялась из-за стола. — Давай ужинать. Или там скоро остынет все.       Казалось, Саске поначалу опешил, удивившись моей излишне спокойной реакции. Брови ненадолго дернулись вверх, а губы поджались. Напряженно заходил под шеей острый кадык. Не успела я толком отойти, как рука Саске сомкнулась вокруг запястья, не позволив мне дальше двинуться с места.       — Мацуюки… — только и произнес он.       — Что? Что-то не так?       — Нет. Ничего, — Саске облегченно выдохнул. Его взгляд нерешительно скользнул по моим губам, но быстро вернулся в исходную точку. — Спасибо.       Коноху постепенно захватывали сумерки, опускаясь на улицы деревушки мягким туманным пологом. Начинало темнеть. Отсутствие выжигающего глаза солнца дарило вожделенное успокоение и, судя по всему, усиливало и без того нечеловеческий аппетит. Саске ел жадно, со всей присущей ему аккуратностью. Рис и овощи исчезали с тарелки, то и дело раздавался ритмичный перестук деревянных палочек. Я лениво отправляла в рот кусочки хрустящей моркови и, не скрывая любопытства, наблюдала за голодным (действительно голодным!) Саске. Он управился с ужином быстро, несмотря на то, что ему я положила гораздо больше, нежели самой себе.       — Я уже и забыл, когда в последний раз ел нормальную еду. Твою так точно, — Саске потянулся за чашкой, где уже несколько минут как остывала матча с тщательно взбитой зеленоватой пенкой. — Вкусно.       Если бы не сдерживающие чакру печати, если бы не осевшая повсюду пыль, я бы подумала, что мы вернулись в кажущееся далеким прошлое, когда можно было ни о чем не переживать. Когда Саске обедал со мной на крыше, любуясь лазурной синью чистого майского неба, когда учил ходить по деревьям, а после помогал подняться с влажной, покрытой утренней росой лесной травы. Саске в кои-то веки улыбался мне, на мгновение позабыв о ноше, что никуда не делась с его крепких плеч. Он улыбался сдержанно, даже несмело. Но в этом холодном проявлении чувств было куда больше нежности и трепета, чем в громком смехе Наруто и его губах, раздвинутых в широком белоснежном оскале.       Дома. Мы дома. В маленьком беззаботном мирке. За скрипучей дверью в прихожей таился другой мир, более жестокий и несправедливый, в который не хотелось возвращаться, но, увы-увы, никто бы и не подумал спрашивать нашего разрешения. Правда, сейчас, глядя на такого спокойного домашнего Саске, я впервые допустила до себя мысль, что с этим вполне можно было бы смириться. Или, по крайней мере, просто продолжать дальше жить.

***

      Шел снег. Розовые лепестки сакуры покачивались на темной глади лесного озера. Склонившиеся над водой тяжелые ветви глициний колыхались в такт дуновениям слабого утреннего ветра. Ка-сан гладила меня по голове и все повторяла:       — Ну что? Видишь, Мацуюки? Видишь?       В озере отражалась я. Прошлая я. Брошенная девочка, замершая подле захлопнувшейся за Саске двери. Ровно в тот день, когда он решил уйти из Конохи и оставить все, что имел, ради силы. Прошлая я была растерянной. Она стояла на пороге, не решаясь шагнуть ни вперед, ни назад. Наконец она на негнущихся ногах проследовала в гостиную и обессиленно опустилась на пол, нечитаемым взглядом уставившись в пустоту. Глаза были абсолютно сухими.       Тогда я и вправду не плакала. Я точно это знаю. Лишь до крови сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в нежную кожу, а после собрала какие могла вещи и покинула деревню вслед за Саске.       Я гневно хлопнула ладонью по водной глади.       Не хочу снова думать об этом, Ками-сама. Не хочу!       От моих прикосновений по всей поверхности расходились круги, но «воспоминание» никуда не делось. Вот я неуверенно поднималась, шла в комнату, открывала шкаф…       Изображения сменялись быстрее кадров фильма в дешевом кинотеатре. Мы с Саске только один раз были в кино. Больше не успели. Он обещал сходить, но постоянно откладывал. Все его миссии, тренировки… Потом он вообще к Орочимару ушел, а сейчас же стало как-то не до этого. Но я хорошо запомнила череду мелькающих перед глазами картинок.       — Зачем ты мне это показываешь? — спросила я, раздраженно передернув плечами. — Сейчас все совсем не так.       — Не нравится? — приторно вежливо поинтересовалась ка-сан. — А ведь это ему ты посвятила почти всю свою жизнь.       — Это ничего не говорит мне о том, где я сейчас нахожусь и как именно я сюда попала.       — Может быть. Но это многое говорит о том, что ты совершенно не учишься на своих ошибках и не анализируешь прошлое. Мнишь себя знатоком чужих желаний, хотя можешь только догадываться о том, что нужно людям на самом деле, Мацуюки. И никогда не знать, чего они по-настоящему хотят.       — Это как-то относится к тому, что со мной случилось?       — Относится, — в озере отразилась ее кривая ухмылка. — А может и нет…       Я хотела подняться с земли и обернуться, но тут ка-сан снова зарылась пальцами в волосы на затылке, приговаривая «Хорошая девочка, хорошая», и тем самым вынудила меня усидеть.       Берег устилала свежая изумрудная трава, чуть присыпанная уже начавшими таять снежинками. Ветви цветущих деревьев теряли все больше и больше лепестков. Невероятное сочетание. Как во сне. Но мама говорит, все по-настоящему. А я забыла… забыла нечто очень важное, способное помочь мне докопаться до правды.       Тяжело вздохнув, я еще раз коснулась озерной глади. Вокруг запястья тут же обвились зеленоватые волокна тины, капли воды липли к коже, а водоросли щекотали пальцы и тянулись за мной, словно не желая отпускать. Мерзость.       — Хм, как интересно… Может, вода — твоя стихия? Кто ж его знает. Ты ведь загубила практически весь свой потенциал, перестав тренироваться. Работать обслугой в чайном домике тебе больше пришлось по душе, верно? Или ты делала это ради мужчин, что провожали тебя голодными взглядами, пока ты, юная девочка, носилась от столика к столику, разнося заказы? Ради того, чтобы спать потом с самыми симпатичными? Чтобы чувствовать, что ты хоть кому-то нужна?       Неприятно слышать подобное от собственной матери, но я скрепя сердце стерпела. Сейчас это меньшее, что должно было меня волновать.       — Прошу, перестань, — отстраненно процедила я. — Больше всего на свете я хочу проснуться. Все остальное уже не имеет никакого значения.       — Это не сон, моя Мацуюки. Это — твоя новая жизнь. Вернее то, что происходит после нее. Если перестанешь сопротивляться.       — Сопротивляться? Сопротивляться чему?       — Ты поймешь.       Ее сильные руки легли мне на плечи и уверенно подтолкнули вперед, прямиком в холодную, выжигающую изнутри легкие мутную глубину.

***

      Тишину в спальне нарушило чье-то сбивчивое бормотание: Саске снова заговорил во сне, хотя, казалось бы, несколько часов назад ничто не предвещало беды.       Закончив ужинать, я помыла посуду, сменила залежавшееся постельное белье и разжевала очередную горькую пилюлю, а после уселась на подоконник и закурила, стряхивая пепел в заранее прихваченную с кухни пепельницу. Фурин покачивался на шнурке и мерно позвякивал. Его звон напоминал треск крошащегося на мелкие кубики льда. Стало прохладнее. За время нашего отсутствия здесь ничего толком не изменилось. В комнате Саске по-прежнему царил безукоризненный порядок. Одни только книги, расставленные на небольшой полке строго по алфавиту, чего стоили. Заглядение! Прибавилось пыли, конечно, но и это можно было перетерпеть. Я далеко не идеал чистоплотности, но дома прибираться не чуралась никогда. Лишь фотография команды выбивалась из общей картины: перед уходом Саске положил ее на тумбочку изображением вниз. Тогда он решительно был готов от всего отказаться. Теперь уже и не верится…       Саске еще не пришел. Наверное, приводил себя в порядок перед сном. После стольких лет, проведенных вне дома, нужно было заново научиться понимать Саске в повседневной обстановке. Он видел, как я закинула сюда сумку со всеми скромными пожитками, и должен был догадаться, что я собиралась остаться в его спальне. Что я хотела вместе заснуть и вместе проснуться. Не в лесу, где нас в любой момент могли растерзать комары, нет, а в нашем маленьком мире, согретая его желанным теплом. Несмотря на свою некоторую искушенность, раньше мне этого никогда делать не доводилось. Я умела спать с мужчинами, но никак не засыпать с ними и уж точно не просыпаться. И с Саске мне бы хотелось наверстать упущенное.       Он и вправду не стал задавать лишних вопросов. Действительно, чему тут удивляться после всего, что между нами было? От непривычки он, конечно, смущался. Ну как смущался… Скорее не знал, что ему толком нужно делать. Но взгляд не отвел, когда я скинула с себя одежду, переодеваясь в ночнушку, и тут же без сил рухнула на кровать, натянув одеяло до самого подбородка. Не знаю уж, успел ли Саске что-то себе нафантазировать, но я четко обозначила свои намерения, выключив свет и прошептав тихое «спокойной ночи», стоило ему устроиться со мной рядом. Сегодня мы не обнимались, но лежали практически вплотную друг к другу, лицом к лицу. И крепко держались за руки, чтобы не расставаться даже во сне.       Я проспала от силы часа три, даже успела забыться и погрузиться в темную поволоку, заменяющую образы исцеляющего разум сна, как вдруг началось это, прервав и без того чуткую дрему. Проснулась оттого, что Саске перевернулся на другой бок и стал долго и беспокойно ворочаться, пару раз чуть не столкнув меня с кровати. И это не было похоже на сладостное томление. Очевидно, ему снился кошмар. Не знаю, какие именно пугающие картины он видел, но в неразборчивом шепотке слышались чьи-то имена. Цунаде-сама говорила, что люди меняются после мести. Возможно, дурные сны были своеобразным предвестником. Призраки прошлого, чтоб их…       Я повернулась к Саске спиной и затаилась, принялась ждать. Не уверена, что людей можно будить во время кошмаров. Маме вон они постоянно снились. Она громко стонала, тоже постоянно бормотала чье-то имя и злилась, если я осмеливалась погладить ее по спутанным волосам, тем самым нарушив ее зыбкий покой.       Было не больше четырех утра. Коноха дремала. Саске успокоился, перестал метаться по матрасу и забирать себе одеяло. Он прижался ко мне со спины и крепко обнял. Такой горячий. Его пах потерся о мою поясницу, а руки сомкнулись под грудью. Я рефлекторно подалась назад, еще ближе к нему, и расслабилась. Ну наконец-то. Но тут Саске проснулся и резко подскочил, лишив меня жарких объятий. Так неприятно… Но виду я, разумеется, не подала, продолжив и дальше притворяться спящей.       Саске тяжело дышал, весь скрючился, заставив кровать противно скрипнуть. Он замер. Матрас прогнулся под его весом, будто бы Саске обернулся. На меня смотрит, догадалась я. Возможно, Саске понял, что я на самом деле не сплю, но с блокированной чакрой это было куда сложнее определить.       Я напряглась, услышав звук его шагов, но успокоилась, когда в ванную закрылась дверь, а из крана потекла вода. Саске ушел. Но скоро вернется. Оторвав голову от подушки, я села и лениво протерла глаза: усталость как рукой сняло. Вместо нее меня охватила бодрость, приходящая обычно после нескольких часов ничтожного прерывистого сна.       — Я тебя разбудил?       Мрачная фигура Саске появилась в проходе. Он выглядел нервным и каким-то ошалевшим. Лицо было влажным после умывания. Отражающие лунный свет капли прочертили ломаные серебристые дорожки от подбородка до самой шеи. Аккуратной и длинной. Тонкой. Такой чистой. С маленьким пятнышком оставленного мной засоса. И ни следа проклятой печати Орочимару. Даже странно. Впрочем, уже и неважно.       — Нет, все в порядке, — я приглашающе похлопала рядом с собой. — Иди сюда.       Внемля моему голосу, Саске пересек комнату и послушно забрался обратно под одеяло.       — Это все плохой сон, да? Расскажи, что ты видел.       Он сокрушенно вздохнул.       — В кошмарах я все время остаюсь один. Вспоминаю то, что мне когда-то пришлось пережить в гендзюцу Итачи. Вижу родителей и их перекошенные от ужаса лица, когда он безжалостно выпускал им кишки… — Саске злобно стукнул кулаком по подушке. — Из раза в раз, из раза в раз… Все одно и то же.       — Фугаку-сан и Микото… Ты так редко вспоминаешь про них. Будто бы ненависть к Итачи перекрывает всю скорбь.       — Да… Звучит отвратительно… Но это помогает не впасть в уныние и частично заглушить боль. Немного… Хотя я скучаю по ним. Я правда скучаю. И сейчас, после всего, скажи, разве у меня есть моральное право остановиться на полпути? Разве у меня есть право оставить в живых еще одного ублюдка, который сотворил такое с кланом? С нами?       Я отрицательно покачала головой. Его вопрос не требовал ответа. Саске давно все для себя решил. Впрочем, как и я. Его зацикленность на мести утомляла, заставляла недоумевать и злиться, а порой — даже бояться. Но, если он нашел в себе силы принять свою привязанность ко мне и открыться, если он нашел в себе силы принять нас, разве я не должна была принять его зацикленность в ответ? Тем более, что у меня она тоже была. Когда-то давно (и местами сейчас) — на маме. А отныне все больше и больше — на нем.       — Хоть ты меня понимаешь, Мацуюки. И ты не представляешь, насколько мне от этого легче… — лихорадочно шептал Саске. — Тогда я знал, что ты ждешь меня. Знал, что после его смерти точно не останусь совсем один. Не только как последний Учиха, но и как человек. Ты ведь, — он судорожно проглотил слюну, — ты ведь тоже никуда от меня не денешься? Всегда будешь со мной?..       — Да. Я ведь уже говорила. Почему ты спрашиваешь?       — Мне тоже иногда бывает страшно. Это случается очень редко, но… Страх заставляет задуматься. Многое переосмыслить. Я переживал за тебя. Сильно. Волновался о том, что эти придурки могли сотворить, пока меня не было рядом. У меня ведь больше никого нет. Теперь осталась только ты…       — Ничего. Главное, что сейчас мы вместе и ты больше не видишь кошмар. Мне вот… Мне вот никогда ничего не снится. Каждый раз будто в темноту проваливаюсь. Перед глазами пустота. И тебя нет…       Саске погладил меня по спине. Саске. Мой Саске… После разговора он заметно успокоился, стал менее нервным. Мы сидели чертовски близко друг к другу, так, что я могла ощущать его дрожь и манящее внутреннее тепло. Я потянулась к его плечам, волосам, лицу, даря Саске всю ласку, которую только могла ему дать, чтобы он чувствовал себя нужным и, самое главное, живым. Словно набравшись решимости, Саске наклонился вперед, обнял меня столь отчаянно, что, казалось, ребра в любой момент жалобно хрустнут и сломаются в этой стальной хватке. Хватке змеи. Он чуть отстранился и в приступе немого восторга поцеловал меня.       Его губы — сахар, смешанный с горьким пеплом. Скованность Саске сменилась поразительной несдержанностью. Руки надавили на затылок, углубили и без того влажный поцелуй, сделали его более страстным и влажным, доводя губы до томительного онемения. На языке осела медовая сладость вкупе с вязкостью его тягучей слюны. Никогда и ни с кем прежде я не получала такого удовольствия от поцелуев. У Саске они получались неловкими и все еще неумелыми, но он быстро учился. Гений клана Учиха, как-никак.       Ками, смелее. Будь чуть смелее. Прошу…       В сидячем положении шея тоже затекла довольно быстро. Я уже была готова прервать поцелуй, чтобы ее размять, как вдруг Саске подхватил меня под ягодицы и без особых усилий приподнял, усадив к себе на колени.       — Так будет удобней, — сбивчиво пояснил он.       В ответ я требовательно толкнулась бедрами, ощутив приятное давление сквозь раздражающе тонкую ткань. В конце концов, мы уснули в одной постели. Когда бы мы занялись любовью во второй раз — всего лишь вопрос времени. Благо мне не пришлось слишком долго этого ждать. Саске без промедлений поднял руки, позволяя стянуть с него футболку, обнажить дорожки пульсирующих синеватых вен на бледной коже и прильнуть губами к треугольнику острых ключиц.       Нужно больше моих следов. Нужно больше.       — Нет, — пробормотал Саске сквозь поцелуй, когда я надавила ему на плечи, безуспешно попытавшись оказаться сверху. — Ляг.       А. Значит, как в прошлый раз хочет.       Я нетерпеливо откинулась на подушку, чуть не ударившись о жесткое изголовье. Короткие волосы разметались по наволочке, в затылок врезались кончики спрятавшихся под ней перьев, а подол раздражающе забился между ног — кажется, впервые за долгое время у меня не было абсолютно никакой власти над ситуацией в постели, но я лишь наслаждалась этим, пока руки Саске очерчивали контуры расслабившегося под его прикосновениями тела. Бретельки ночной рубашки сползли с плеч, стоило ему подцепить их длинными тонкими пальцами и потянуть вниз. Черные ленты ответно впились в его кожу, оставив на ней следы в виде неглубоких бледно-алых полосок. Немного подумав, Саске все-таки избавил меня от ночнушки и бросил ее валяться бесполезной шелковой горкой где-то в изножье. Пальцы надавили на темное пятнышко ареолы, изучающе сжав затвердевший от возбуждения сосок. Язык прошелся по шее, впервые скользнул по груди, ладони огладили талию, не смея коснуться меня чуть ниже, будто бы специально дразня.       — Ох, Саске… Ками-сама…       Из-за частых прерывистых стонов мое дыхание сбилось. В животе снова закопошилась моль, потревоженная внезапным внутренним теплом. Идя на поводу у самых примитивных инстинктов, я скрестила ноги у Саске за спиной, и слегка подтолкнула его ко мне, чтобы он не затягивал больше, помогла снять штаны, не сумев сдержать лукавой улыбки. Мне было удобно, мне было привычно и мягко, вот только телу уже не терпелось снова почувствовать его внутри.       Мало. Мало… Мне было всего так мало…       Саске медленно вошел в меня, позволяя нам обоим насладиться мгновением долгожданного единения. Оттого его следующие движения показались несколько резкими. Поспешными. В чем-то даже немного грубыми и неловкими. Звуки леса той ночи сменились мерным скрипом кровати. Прежней осталась только темнота. Саске снова приходилось щуриться, чтобы лучше видеть меня без активированного шарингана. Но и без этих проклятых глаз он мог разглядеть мою душу, что уже так давно тянулась к нему, желая изгибаться под ним, подаваться вперед бедрами, увлекая Саске в ловушку безумно крепких объятий. И я никому на свете не позволю даже помыслить о том, чтобы их разорвать.       С его губ сорвалось бархатистое. Гулкое:       — Мацуюки…       — Что?..       Вместо ответа Саске замер, заставив меня разочарованно вздохнуть из-за резко нарушившегося ритма, всмотрелся в лицо затуманившимися от страсти глазами и с каким-то особым рвением принялся терзать и без того припухшие от долгих поцелуев губы, как будто бы нас планировали разлучить прямо в момент очередной близости.       Саске искал во мне спасение. Искал утешение. Поддержку… Под моими руками учащенно билось его сердце и кипела разгоряченная желанием кровь. Огонь и молния — обе его природные стихии так и норовили прорваться сквозь сдерживающий их барьер мощной техники и снова забрать себе принадлежащий им по праву контроль.       Я с трудом расслышала, как где-то сбоку приоткрылась оконная створка и звякнул задетый ею фурин. Без ветра не было бы этого завораживающего звона, остужающего воздух даже в самый лютый зной.       Саске — мой ветер. Я — его фурин.       Сперва я почувствовала саднящую теплоту между ног, а затем живот сковала знакомая ласковая судорога. Удовольствие стягивалось внизу и тут же разлеталось по телу волной острых осколков.       Так хорошо…       Я выгнулась, впиваясь ногтями в его взмокшую спину, устремляя расфокусированный взгляд в потолок. Сейчас я была готова запомнить каждую мелкую трещинку, расчертившую скучное серое полотно, чтобы мгновения нашей с Саске близости отложились в памяти максимально четко, даже, казалось бы, с таким незначительными подробностями.       Глубоко выдохнув, Саске замер. Между ног разлилось вязкое, горячее… Саске ненароком придавил меня к матрасу и неровно задышал, приходя в себя после охвативших разум и тело чувственных порывов. Я обвилась вокруг Саске, не позволяя ему ни отстраниться, ни даже просто выскользнуть из меня. Его кожа покрылась крупными мурашками, волосы нещадно растрепались, а глаза зачарованно мерцали в окружившей нас предрассветной мгле.       — Это так опьяняет… Боже… — Саске смахнул с моих щек прилипшие к ним влажные пряди. — Тебе хорошо? Лучше, чем в прошлый раз?       — Да… Гораздо…       Губы снова нашли губы, побуждая ответить на ласки мазнувшего по нёбу языка. Никогда и ни с кем еще я не чувствовала себя так правильно и привычно. Никогда и ни с кем…       На сей раз тишину прервал тонкий жалобный хруст. Будто бы что-то лопнуло, разбилось, распадаясь на сотни маленьких частичек по жесткой поверхности.       Отстранившись, Саске нехотя приподнялся на кровати.       Ками-сама, да что же это такое?       — Лежи, Саске, я посмотрю.       Не одеваясь, я подбежала к окну и отдернула полупрозрачную занавеску. На улице стоял полный штиль. Ветра не было. Шторы ни разу не колыхнулись. Вот только на подоконнике почему-то лежал вдребезги разбитый фурин.