Feel The Russian Style

      «Хогвартс — охуительное место», — именно так и заявлял Музыченко в начале каникул. Свою ошибку он осознал 1 сентября, когда у Юрия Юрьевича таможня изъяла «Боярышник» и очень своеобразную траву от бабки. Матерился тогда ученик по обмену на чистом русском, полностью игнорируя взгляды других, понимающих его говор и не очень.       Павел Личадеев — второй ученик по обмену, и все было хорошо, но есть один большой нюанс — ненависть к Юре Музыченко. Пока того отчитывали, Паша спокойно хлебал из жёлтого термоса казахский коньяк, выдавая напиток за чай. А ведь парень особо-то и не пьёт, просто его друзья — Павел считал, что по ним плачет дурка — впихнули ему сосуд вчера вечером, когда провожали на магический — ебануться — поезд «Санкт-Петербург — Лондон».       Юрий Юрьевич термос с сомнительным содержанием увидел, но просить не стал, ибо Пашка — мудак, не даст ни в каких смыслах. Он с тяжёлым вздохом взглянул на маленький чехол от скрипки, в который еле запихивал дешевые сигареты, и на огромный от пашиного аккордеона, что ежегодно вмещал в себя несколько бутылок и пару-тройку фляжек. Жизнь была несправедлива, а ведь говорил Юре брат, чтобы тот учился на гитаре играть. — Сероговна, слышь! — к парню развернулась третья из четырех учеников из Руси-матушки.- Ромашки-веснушки, на хуй, мы лучшие подружки! — на весь перон прокричал Музыченко. Англичане только-только начинали собираться, в поезд не пускали, а выпить — пока не видят, так сказать, старшие — крепкого хотелось.       Серговна — девочка сообразительная — заподозрила что-то неладное, и как и все русские — никто, кроме них, — на пероне кричала сквозь проходящих мимо них людей. — Юрочка, брось, нет у меня ничего, что ты пристал ко мне?! Вон, лезь к другим нелегалам! — так Никитина ласково называла всех заграничных учеников, — Кончились лучшие подружки!       Паша, что стоял вместе со своей подругой Анечкой Смирновой и крайне по-мужски делился с ней «чаем», повернул головой в сторону скрипача и гаденько ухмыльнулся его словам. Он прижал свой инструмент ближе к себе, чтобы не мешать толпе людей, проходивших мимо группы подростков. Набрав воздуха побольше, Пашка довольно громко крикнул: — Эй, Музыченко, с каких пор тебя заинтересовала столь «душевная» музыка для пятнадцатилетних девочек? — С таких пор, Паш Игоревич, как ты слова «душевной» музыки узнаешь! — уязвленно ответил Юрий, все же отлеветировав свою ручную кладь к стоящей у одного из входов в вагон Анне Серговне. Скрипку он гордо взял в свои мозолистые пальцы и, откинув в неоднозначном жесте челку, попер к компании русских. Несмотря на предвзятое отношение со Смирнухой и обоюдную ненависть с Личадеевым, с ними хоть на родном языке можно поорать. Английские друзья этим похвастаться не могли, да и соваться к ним без обещанного алкоголя — хуйня, а не идея. — Юр, а ты Швец слушаешь? Исполнительница-то девичья, — хихикнула Анечка, сцепливая сзади руки в замочек. Гриффиндорец не редко замечал, что к её рыжим волосам и безмерной язвительности больше подошёл бы зеленый, а не синий цвет факультета. — Как-то по-пидорски, Юрий Юрьевич, не думаете? — продолжая язвить, ответил Павел, ибо он не будет собой, если не продолжит вымораживать этого мерзавца. Ему казалось это забавно-задористым, сразу появлялся огонек в глазах, хотелось вывести Юру еще больше.       Парень — слизеринец, довольно улыбаясь, отпил из термоса, непроизвольно морщась. Коньяк — не тот напиток, который адекватный человек будет пить без лимона, но Личадеев на пару с подругой это правило упорно игнорировал. — Ой, да отставьте его в покое! Ну, подумаешь, тяжелое лето было у мужика, — хмыкнула Анна, — чего пристали, как гиены?        Серговна — самая старшая из них, достойная староста факультета заучек с этого — шестого — курса. Девушка-то она чудесная -"богиня", — но со своими слабостями — друзья. — Во-во! Анна Серговна — золотой души человек, не то что некоторые крысятские змеи, — улыбнулся Музыченко, прижимая к себе палочку со скрипкой ближе.       Анечка Смирнова закатила глаза, пальчиками расправляя уже непривычную мантию. У Юры три настоящие любви в этой жизни: палочка, скрипка и дрочка. Никаких ему гриффиндорских плюшек не надобно, лучше дайте свободный туалет на полчасика — озабоченный. — Скоро 6 курс подоспеет. — Как будто у тя, Аннечка, постарше знакомых нет! — хохотнул Музыченко, намекая на неоднозначное поведение Смирнухи. За такие слова должна была последовать кара от когтевранки, но, правда, не успела девушка даже ответить, не успел Паша вмазать в скулу скрипачу, как Анна Серговна зарядила звонкую оплеуху. Вот что значит — женщина, в 16-то лет!        На этом все, собственно, и подутихло: Пашка ушел к остальным слизеренцам, Серговна с Анечкой — к когтевранцам, оставив Юру с оплеухой прятаться от своих.