Бит-поколение

Знаете, мне всегда казалось, что все мои идеи бесспорно гениальны и заслуживают золотой звёздочки на доске почёта. Но в этот раз признаю - я облажался, как никогда в жизни. - ЭТО ВСЁ ИЗ-ЗА ТЕБЯ! НЕНАВИЖУ! ТЫ РАЗРУШИЛ МОЮ ЖИЗНЬ! – воет волком Бекхён. – ТЕПЕРЬ Я НИКОГДА НЕ БУДУ СЧАСТЛИВ. ПО УШИ В ОЛЕНЬЕМ ДЕРЬМЕ. БОЖЕ, ЗА ЧТО?!! Кажется, у меня включилась произвольная самоликвидация, потому что хотелось блевать, рыдать и умирать одновременно. Я подвёл своего лучшего друга. И это самое паршивое чувство в мире, господа. День назад - Ну, чего ты на молекулы рассредоточиваешься? – Бекхён развалился в кресле, читая какую-то порно-мангу из моей личной коллекции. – Если Кёнсу молчит, значит, у них с Каем всё хорошо. Тебе не обязательно знать всё, вплоть до нижнего белья, которое было на До в их первую ночь. Я искренне поражаюсь такому спокойствию Бекона. Как это так вообще? Это я обеспечил их тихое семейное счастье! Что бы они вообще без меня делали? Чонин слонялся бы дальше по своим порно-журналам, сверкая лакированной задницей, а Кёнсу на эти же окружности дрочил бы где-нибудь в учительской. Видят небеса, так бы и было! Подумаешь, что Чонин совершенно не признаёт До в академии, всё ещё считая Кёнсу и Сёнку разными людьми, но это брак производства в его мозгу, и ничего тут не поделаешь. А Додо вроде бы всё устраивает. Ишь какой товарищ со слабым мочевым пузырём (см. ссыкун), всё ещё боится, что Ким покажет средним пальцем в направлении посыла куда подальше, если узнает правду. - Этот лупоглазый только и делает, что постоянно загадочно улыбается мне! – я мелодично развожу истерику. – А мне нужна правда-мать во всех позах индийской книги любви. Не могу я жить в неведении, не в моих правилах. - Я бы сказал, что в твоих правилах, - Бекхён удивлённо клонит голову набок, рассматривая страницы манги. – Но это незаконно, аморально и вообще фу. - Кто бы говорил, - вырываю у него из рук свой комикс, нечего моей добротой и любовью к пошлостям пользоваться. – Мистер я-неделю-мастурбировал-на-горячего-и-больного-Пак-Чанёля-пока-тот-валялся-при-смерти. - Неправда. - Правда. - Нет. - Бекхён, я не осуждаю, честное слово, я же твой друг. - Просто заткнись, парнокопытный идиот, - Бекхён лениво сползает с дивана и вытаскивает из кучи хлама под своей кроватью сумку-планшет. – Мне идти вообще-то надо. - Куда это, выходной же, - я занимаю его место на кресле, по-мужицки расставляя ноги. – Маникюр давно не обновлял? - В зоопарк тебя оформлю, - всё-таки секунду осматривает свои ногти для убеждения в их идеальности. – Помнишь нашего нового практиканта Тао? Хм, тот вечно потерянный между параллельными мирами китаец с мешками под глазами до пяток, шикарной задницей и любовью к брелкам с пандами? - Ну, помню, - закидываю одну ногу на подлокотник кресла. – А что? Пак Чанёль уже не в тренде? - Ты не так понял, дурак, - Бекхён смущённо дует губы. – Он попросил ему позировать для сюжетной картины. Ничего такого. Образ фазана, уйди, молю, просто уйди. Я нервно хихикаю и пытаюсь сообразить, что сказать одновременно остроумное, колкое и обыденное, чтобы Бекхён, не дай Бог, не заподозрил что-нибудь плохое (см. позировать голым Пак Чанёлю). - Ты же у нас не позируешь, принцесса, - я закатываю глаза, пряча их откровенную панику. - Ему всего лишь нужно лицо, если ты намекаешь на Ёля и его горячку с моим юным обнажённым телом. Это разные вещи, знаешь ли, - он брезгливо машет мне рукой. – Я ушёл. И не смей никому рассказывать, друг. Видимо это «друг» было сказано специальным сигналом для моей совести. Только у меня напротив неё в настройках галочка не стоит, уж простите. Как только дверь за Бекхёном закрывается, я в припадке сваливаюсь с кресла и, аки ниндзя, хватаю свой телефон, набирая заученный номер с тремя шестёрками на конце. - Пак Чанёль! Старина! Как делишки, мой лучший друг? Я слышу с конца трубки полудохлый хрип умирающего мутанта с пирсингом в части мозга, отвечающей за развитие речи. - Я вижу, тут всё очень плохо, так что я говорю тебе пару коротких не отяжеляющих твой процессор предложений, - я набираю в лёгкие побольше воздуха, чтобы сказать всё на одном дыхании. – БёнБекхёнпозируетдляТаокрушиломайвключайХалка. Я бросаю трубку под дикий чанёлевский вопль «Я БУДУ РИСОВАТЬ ЕГО КРОВЬЮ АЭРОГРАФОМ ПО СТЕНАМ». Затем сразу же набираю следующий номер. - Хён, что-то случилось? – после первого же гудка снимает Сехун. - Скитлс, тащи попкорн и презервативы. *** POV Бекхён Я ненавижу эту жизнь. Конец. На самом деле не конец, в этом-то и вся моя проблема. Я осторожно стучу в дверь мастерской Тао, находящейся на четвёртом этаже общежития, сразу над нашей с Луханом комнатой. Ведь ничего нет плохого в том, что я немного заработаю своим телом? В приличном смысле, извращенцы. - Заходи, Бэк, - слышу я из-за двери и повинуюсь. – Присаживайся, думаю, для первого сеанса недолго получится. Я нервно улыбаюсь и сажусь на указанный мне стул с мягкой обвивкой. Откуда это чувство дежавю? - Расслабься, - бурчит Тао, зевая во всю пасть, вечная жертва недосыпа. – У тебя должен быть непринуждённый вид. Я киваю головой и пытаюсь изобразить недалёкую моську. Но что-то не судьба, или я просто неудачник. Да и стоять по ту сторону мольберта непривычно. Хочется схватить кисточку и надрать её щетиной зад Цзытао до зудящего кожного раздражения. Потому что моё лицо в любом его проявлении прекрасно. Чанёль никогда не придирается к моему лицу. Так-то. Мои попытки не налажать сбивает какой-то далёкий грохот из-за двери, но так как в нашем общежитии это вполне нормальное погодное явление, я быстро абстрагируюсь. Но грохот всё приближался, и это уже страшно. - Что это там, как ты думаешь? – спрашиваю Тао. - Не шевелись, - шикает он мне, а я еле сдерживаюсь, чтобы не позировать своим средним пальцем в ответ. На подготовку к самому худшему у меня остаётся три секунды, именно такой интервал времени между тем, когда я различаю в диких воплях и матах голос Пака и моментом, когда он врывается в комнату, снимая с петель дверь. - БЕКХЁННИ, НАМ НАДО ПОГОВОРИТЬ, - орёт нечеловеческим басом Чанёль, пока хватает под мышку Тао, видимо, собираясь выкинуть того в окно. Я чувствую, как по швам трещит мой разрез глаз, потому что глазные яблоки уже почти у меня в руках. Что. Твою. Мать. Происходит. С. Моей. Жизнью. На секунду Чанёль тормозит, оглядывая меня диким взглядом, как будто впервые видит в этой бренной жизни. Пена из его рта валится клочьями. - А ты почему одет? – он всё ещё прижимает к себе брыкающегося из последних сил Тао, запихнув ему в рот рукав своей худи. - П-п-прости что? – мой речевой аппарат выходит из строя, кажется, вслед за мозгами. - Ну, разве ты тут не позируешь? - Позирую. - Не голый? - Не голый. - Тьфу, что это за позирование такое, - он разочарованно откидывает Тао в стену. – А я-то думал тут твоё растление полным ходом уже идёт. Но всё равно, давай, собирай вещи и пошли. Чанёль упёр руки в бока, смотря на меня выжидающим взглядом. А я всё ещё пытаюсь анализировать происходящее. Пак Чанёль меня ревнует или это такой мираж, после которого я типа должен проснуться в своей кровати, а Лухан обязательно отвесит какую-нибудь шуточку про мокрые сны. Ведь да? Я отвешиваю себе вкусную пощёчину. - Что ты делаешь! – визжит, как сука, Чанёль. – Не прикасайся к своему личику, дурак. Он крутится вокруг меня, виляя своей костлявой задницей, осматривая моё лицо на наличие синяков и вмятин. Надо же, не сон. Я пять чёртовых лет варился в котле страданий и безответной любви. Пять лет ждал хоть какого-то намёка на взаимность. Пять лет выслушивал «твоя киска в зоне риска», «Бекхён, твоя задница просто космос», «детка, твои ляхи благословленны самими небесами, дай же мне с ними согрешить». А сейчас Пак Чанёль меня ревнует. Без всякой пошлости и выпендрёжа. Не знаю, чем охарактеризовать свои последующие действия, а точнее слова. Поэтому просто знайте, что я дебил и в детстве мне сделали тройную лоботомию километровой иглой, но по несчастливой случайности я узнал об этом только сейчас. - Чанёль, я тебя люблю. Сегодня POV Лухан - ЭТО ВСЁ ИЗ-ЗА ТЕБЯ! НЕНАВИЖУ! ТЫ РАЗРУШИЛ МОЮ ЖИЗНЬ! ТЕПЕРЬ Я НИКОГДА НЕ БУДУ СЧАСТЛИВ. ПО УШИ В ОЛЕНЬЕМ ДЕРЬМЕ. БОЖЕ, ЗА ЧТО?!! Бекхён брызгает на три метра вперёд слезами и рвёт в клочья зубами одну подушку за другой. На что мы с Сехуном по уши в перьях, скрипим своими челюстями. - Бекхённи, может, всё обойдётся? – я тихо шепчу, в попытках не спровоцировать ещё больше агрессии. - ВОТ КАК? ТЫ ТАК ДУМАЕШЬ? ОЙ, НЕТ. У ТЕБЯ ЖЕ НЕТ МОЗГОВ, ЧЕМ ТЕБЕ ТАМ ДУМАТЬ, В ПРИНЦИПЕ? – колорит лица Бекона медленно меняется с помидорного на баклажанный. – ПРОВЕРЬ СВОИ КИШКИ! С НИМИ ЧТО-ТО НЕ ТАК, ПОТОМУ ЧТО ВСЁ ГОВНО ПОШЛО В ГОЛОВУ И ВЫТОЛКНУЛО СЕРУЮ ЖИДКОСТЬ. Я беспомощно смотрю на Сехуна, но того нет дома. Я хочу сказать, что сам Хун стоит рядом со мной, но сознанием в своём теле не присутствует. Очень умный ход, Скитлс. - А вдруг ты не всё так понял? – я кривлю неловкую улыбку перемирия. – Просто переволновался и не услышал ответа Чанёля. - Ещё как понял, чтоб мне оленину на завтрак, обед и ужин жрать, - Бекхён сплёвывает на гору моей одежды. – Когда я сказал тот ужас, он просто развернулся и молча ушёл, не забыв посмотреть на меня, как на говно. Куда же без этого. Бекхён устало садится на пол. Ещё бы, всю ночь рыдать, заливая соседей снизу, а потом ещё всё утро диктовать мне словарь нецензурной лексики нового издания. - Он теперь ненавидит меня, конечно же, - Бекон начинает новый залп слезливой атаки. – Теперь он найдёт себе новый зад, который не будет признаваться в чёртовой любви. - Фрэндзона с пятилетним стажем это, конечно, весело и занимательно, - я присаживаюсь рядом с Бекхёном. – Но подумай, сейчас ведь гораздо легче. Ой, зря я это сказал, потому что секундой позже почувствовал своей глоткой подушку, которую пытался затолкать в меня ногами Бекхён. Через неделю Я тихо собираю свои вещи, чтобы не разбудить Бекхёна. Он опять всю ночь смотрел бабский сопливый сериал, жрал клубничное мороженое и ныл, размазывал по роже подводку, опять красился и опять ныл. Слава Богу, что с появлением регулярного полового контакта у Кёнсу, тот стал на несколько уровней добрее и, возможно, разрешит мне поспать хотя бы одну пару. Я хватаю под руку всё ещё спящего Сехуна и на цыпочках вместе с ним выбираюсь из комнаты. Бекхён, по обычаю, придет ко второй паре, пугая всех до седых волос своим убитым видом и мейкапом а-ля зомби-патихард. Пак Чанёля никто уже не видел неделю. Он пропал, и даже Чунмён не в понятках, где он может быть. В тот вечер староста загулял с зачётками и вернулся только под ночь, не найдя ни следов пирсингованного монстра, ни его вещей. Вся академия копошила слухами о том, что случилось. Первокурсники шаманили с бубнами и ритуальными плясками вокруг костра, радуясь, что сумели изгнать злой дух Пака с земли обетованной. - Как ты думаешь, с ним всё в порядке? – спрашивает меня Сехун, когда мы заходим в мастерскую. – Я волнуюсь за хёна. - Лучше бы за себя волновался, - я брезгливо тыкаю пальцем в его холст. – Что это за мазня цветастой блевоты? Тебя, что ли, стошнило на свою работу? На самом деле, Сехун как всегда гениален, но я говно. Конец истории. Ещё с час критикую Скитлса, которого качественно штормит от моего напора. Но мне приходится оставить его тушку в покое, когда приходит Кёнсу и остальная группа. - Где Бекхён? – он печально вздыхает. – На какой он стадии? Всё ещё ест мороженое? Клубничное? Не пробовал перевести его на шоколадное? - Да куда там, - я вздыхаю. – До сих пор спит с Его фотографией. Нельзя же его так резко на шоколадное переводить, вдруг опять сорвётся и пойдёт Его искать. - Нам бы действительно не помешало поискать Чанёля, - Лэй чуть ли не плачет, уныло ковыряя кисточкой палитру. - Не произноси это имя, - я плююсь пеной. – Вдруг Бекхён услышит. - Что Бекхён услышит? – слышу я позади себя беконовский сырой запашок. – Необязательно передо мной всей группой со сжатыми очками по стойке смирно стоять. Я уже в норме. Он понуро ковыляет мимо меня, то и дело сильнее размазывая подводку. Кидает свою сумку с вещами на пол и забивается в угол, затыкаясь наушниками. - В порядке, говорит, - шепчет Чунмён. – Вам не кажется, что это новая стадия «эмовского угла». - Надо собрать все лезвия в доме, - я непроизвольно дёргаю по очереди левым и правым глазом. Знаете, я вам соврал. Только совсем немного. Я единственный из всех, кто знает, где находится Чанёль. Но никому от этого легче не станет. Так что я лучше проимитирую гроб. На самом деле, в тот день, когда Бекхён в слезах, соплях и других противных инородных телах завалился в комнату, я рванул к Чанёлю, но застал лишь его сверкающие пятки. Решил поиграть в китайского Шерлока и запомнил номер машины таксиста, на которой уехал Пак, образно показав мне свой жирный средний палец. В общем, всю цепь своих хитромудрых действий перечислять не буду. Просто скажу, что в данный момент Чанёль между двумя полушариями задницы этого мира, в деревне у своей бабушки, которая настолько слепа, что думает, что Пак – девушка, носит сережки и любит разрисовывать себя милыми узорчиками. Не знаю, что он забыл там в преддверии очкосжимающей зимней сессии, но лучше бы и не возвращался. В ауру общего космического страдания врывается Ким Чондэ – пятикурсник художник-оформитель. Он с минуту пытается выдать что-то благоразумное и подходящее для нормального восприятия, но как-то не складывается. - Бекхён! В общем… экхм, - плюётся мозгами Чондэ. – Доставай подводку. Я с опаской смотрю на отрешённого от быстротекущей жизни Бекхёна и наблюдаю в замедленной съёмке, как меняется его выражение лица от безысходного на УХ НИХЕРА СЕБЕ ЭТО ПАК ЧАНЁЛЬ. У всех стекленеют глаза, в которых отражается мимо проходящий Чанёль. Во фраке. С нормальным каштановым цветом волос и аккуратной укладкой. Какого чёрта. Симфония скрежета наших челюстей и звона нервов, ещё, кажется, кто-то расплакался кровавыми слезами. Сехун упал в обморок, на что никто не обратил внимание. Разве что Чанёль заботливо через него переступил, направляясь в сторону Бекона. Бекхён ровно три раза умирает и три раза воскрешается из пепла, аки доморощенный феникс. Его взгляд говорит: «Демон, изыди и верни мне костлявую лиловую задницу Пак Чанёля». Он старается врасти в угол, ну, как стена, он уже побледнел, как будто ему рожу штукатуркой припудрили. - Бекхённи, - басит Чанёль, становясь на одно колено перед трупом моего друга. – Вот кольцо. Завтра мы едем законно трахаться во Францию.