Бит-поколение

- ПАК ЧАНЁЛЬ, ЖИВИ! – фальцет Бекхёна сделал единую трепанацию мозга всем в радиусе десяти километров. Видимо, это заменило действие электрошокера, потому что Ёль бессознательно встрепенулся. - Скорую фееричному идиоту, с фанфарами и фейерверками! – я закатываю глаза, попутно успевая прикрыть Сехуну обзор руками, негоже ранить детскую психику. – Боже упаси, Бекхён, кто при сотрясении мозга делает воздушное дыхание? Но Бекон уже занят тем, что пытается спасти (добить?) своей силой любви и так уже конченного во всех смыслах Пака, пока Лэй в припадке то ли больного смеха, то ли крайней истерики, набирает 911. - Какого сказочного гномика он тут делает вообще? – на самом деле, я строю из себя заинтересованность, лишь бы оттянуть момент неизбежного уединения со Скитлсом, хотя это воплощение радужного драже уже давно начало знакомство со всеми моими частями тела, вне зависимости от ситуации. – Разве он не должен кормить собой голубей на окраинах Парижа, как последняя корейская брошенка? - Попахивает проституцией и проданной почкой, - Кёнсу задумчиво отступил ещё на шаг от творящейся вакханалии в лице Бекхёна и Чанёля, - иначе на билет обратно он не заработал бы. - Интересно, ноги раздвигал он уже без почки или в процессе её изъятия? - Фу, Чонин. - Скорее уже, фу, Чанёль. Где-то на горизонте послышалась любовная серенада скорой помощи, обещающая Чанёлю пачку обезболивающих и натуральный медицинский кайф с вполне обоснованными грёзами о соблазняющей поверхности Бекхёновых ляжек. Бён, кстати говоря, зря время не терял, он явно заблудился между желанием в порыве кровной мести отпиздить стенку и втереться в Чанёля, надеясь на свои чудотворные свойства, о которых ему рассказывала мама в детстве (ещё когда-то в пьяном тумане Ёль орал на весь бар, что Бекхён его доза кокаина, но это не та информация, которой стоит доверять). Где-то между этими действиями, я качественно не понимаю, почему именно в самый важный для меня момент признания от Сехуна случилась форменная херота с пропиской в пиздеце. То ли я соответственно карме выбрал друзей, то ли моральные пидорасы действительно неосознанно собираются в стаи – умом не понять, только детородным органом. Забавным кажется и то, что Бекхён в стадии бесповоротного безумия пытался отбить Чанёля у санитаров, вереща что-то о том, что всё спланировано, он видел такое в фильмах и сейчас Ёля разберут на органы, чтобы потом продать на чёрном рынке. - Может попросить их, чтобы, когда Чанёлю голову зашивали, немного серого вещества подогнали. Чего им стоит, а у человека жизнь наладится, - прошипел Чунмён. – Или брокколи. Тоже на мозги похоже, даже как-то по тамблеру, всё как Ёль любит. - А Бекхёна заодно загребли, простерилизовали и обрезали когти. Вы только посмотрите, на Паке живого места нет, и стена тут ни при чём. Я обменялся с Лэем обеспокоенными взглядами, ибо в светлые головы мысли приходят синхронизировано. - Ну и кто с ними поедет на скорой? Почти в ту же секунду Кёнсу с Чонином продемонстрировали чудеса материализации, а точнее ее обратного процесса, растворившись во времени и пространстве, оставив лишь призрачный почти неуловимый лик среднего пальца с пометкой «отсасывайте сами, как хотите». Чунмён загадочно пожал плечами, а потом еще раз, и вообще продолжал такие телодвижения, пока сам боком крался к выходу. - Ладно, я поеду, раз всё произошло по милости божьей, то есть моей. На самом-то деле просто хотелось неким чудом оттянуть разговор по душам (или другим придаточным органам) с Сехуном, и если чудом можно назвать ошмётки Чанёлевского самосознания по плоскостям стоматологической клиники, то пусть так и будет. - Тогда я тоже! Скитлса явно не заботило ничего, кроме моей отдаляющейся от его сферы влияния промежности, что противоречило невинности, укоренившейся, как жизненный статус раннее. Но тут же я на секундочку вспомнил про минет в примерочной. Будем честны, имел я невинность Сехуна уже давно и вполне ощутимо. Так что это еще один повод избегать его. Я бы мог возмутиться и удивиться своей инородным образом взявшейся девственной ломке, но вовремя вспомнил, что я ведь мстительный, злой и вообще кусок компоста для огородного хрена. Предаться любви, прежде чем отомстить за все страдания и их подобие, явно не моих в силах. - Ясно, тоже с вами, - Лэй потеряно вздохнул. – Нужен ведь некий здравомыслящий элемент, который не будет в порыве новообразовавшейся страсти прятаться по больничными подсобкам, чтобы присунуть свой олений рог в сказочное дупло радужного дерева. - С таким другом, как ты, Лэй, наши с Сехуном ролевые игры никогда не постигнет бич очевидности. Знаете, вот почему-то именно в тесной скорой, в которой сирену давно по всем физическим величинам и параметрам поимел Бекхён, когда санитары жалеют, что им не выдают на дежурство оружие, я чувствую себя умиротворённо. Судя по вибрациям, исходящим от Скитлса, он тоже вполне доволен своей жизненной позицией, но скорее всего, потому что в данный момент представляет вместо кареты первой помощи какую-нибудь гондолу страстной любви, несущую нас по волнам страсти прямо в бухту порока. Не знаю, достаточно ли я удачно подбираю метафоры, и вообще за степень своей лиричности не отвечаю, но рушить детские мечты не намерен. Уже в больнице, когда Чанёля уносит волна врачей (заряженный под двести двадцать Бекхён идет бонусом), мы с Сехуном как-то сразу теряемся. Хотелось бы уточнить, что не я такой, а жизнь моя, по сути своей, потерянная. И тёмные подсобки мы специально не искали, то, что прописано по карме, нашло нас самих. Да и пророческие слова Лэя тут ни при чём, он ведь не учёл, что по плану у меня сначала стоит страдальческая месть, а потом уже страдальческое лишение девственности (сомнительное определение) О Сехуна. Я даже успел сделать занимательную личную заметку: Скитлса явно тащит в замкнутых пространствах. В один сказочный момент, оказавшись в тесной побочной комнатушке больницы, где хранился разной запущенности медицинский хлам, мне вспомнилась тёплая и приветливая примерочная магазина, где в текущем сезоне очень модно делать минеты. Сехун классный. И определённо горячий в отдельных частях тела, я проверял, термометра, конечно, при себе не было, хотя мы и в больнице, но всё же. Причём Хун явно не собирался практиковать красноречие или минимальные формы подвижности, ему достаточно было томно опираться на шаткий стеллаж с всякими стеклянными колбами и банками, на секунду показалось, что это склад анализов, но получилось бы слишком прозаично. Свет пробивался только из-под дверных щелей, чем я оправдаю то, что вместо возбуждающего трения своей коленкой об пах Сехуна, со всей дури пробил ему штрафной, а когда стягивал с него свитер, зацепил крупной вязью серьгу в ухе (в итоге оно фактически горело красным фонарём в темноте всё оставшееся время). - О Сехун, ты что там плачешь? - Нет, хён, я страстно дышу. - Тогда не дыши хотя бы минуточку другую, мне срочным образом надо сосредоточиться на твоей ширинке. На самом деле все мои мысли были замкнуты в круг чистейшего злорадства и, самую малость, жалости к себе. - В самом деле, я же пошутил, дыши. Не хочу обнаружить в процессе слияния наших душ, что твоя уже давно отошла в лучший мир. В итоге на Сехуне остались только одни боксёры, а все остальные предметы утерянного гардероба я педантично сложил в стопочку под его же затуманенным непоняткой взглядом, прорезающим темноту. Скажу честно, когда я сделал глубокий поклон, не преследуя целью его член, а действительно в знак уважения (сочувствия?), и вышел из подсобки, его глаза уже отражали припадок эпилепсии. - Накажу тебя в первый и последний раз, хотя бы потому, что я тот ещё пидорас, - добродушно прошептал я, уже находясь в коридоре. – Не опаздывай к ужину. Чей-то жалобный скулеж слышался ещё очень долгое расстояние. Нет, я, конечно, по пути домой отчаянно подрочил в пустынном холодном переулке, но это совсем другая история. - Прекрати орать на секундочку, у меня кровь из левого уха в чай попала, - как же я скучал вот по этому сучьему закатыванию глаз Бекхёна. - Во-первых, это не чай, а виски. Во-вторых, скажи мне, в сотый раз спрашиваю, где Сехун. Уже под вечер бандероль с полуживым Бекхёном из больницы была доставлена в общагу, и мы единогласно решили немного напиться перед тем, как часом позднее решим уже окончательно ужраться в писю. - Он гуляет, ища в звёздном небе свет звезды нашей с ним любви, - сказал я, хотя уже давно порядком беспокоюсь, мелкий радужный проходимец давным-давно должен быть дома. – Нет, действительно? Вы хотели парные тату с Чанёлем, после свадьбы? У меня столько великолепных вариантов на этот счет, что я даже выбрать не могу. Как насчет бабочки у тебя на копчике и паука у него на паху? Очень романтично и смысловой подтекст поразительный. - Придумай что-нибудь оригинальнее. - Я выпишу всё на листочек и заламинирую. Под видом беконовского наманикюренного среднего пальца, моё сердце затрепетало в непобедимой братской любви. - Короче, он продал свою татуировочную машину, хотя я скорее поверил бы в вариант с почкой или левым яичком, но не суть, - Бекхён влил в себя еще один стакан отравы. – Так и купил билет в отчий дом. - А стену он зачем протаранил-то? Вряд ли я постигну хоть одно звено логической цепи имени прямой кишки Пак Чанёля, но всё же. - Видимо, его так вдохновило ваше с Сехуном примирение, последствием увечий последнего, что он решил недолго думая, ладно, вообще не думая, последовать примеру. Честно, сам охренел. Наш серьёзный разговор о членовредительстве (именно это слово, потому что у него подходящий корень) Пак Чанёля прервал не менее интересный О Сехун. Который ввалился в комнату синий, ошалевший и в костюме медсестры. У Бекхёна полилось виски через нос, а у меня – мозги вперемешку с застоявшейся спермой.