Последняя запись
История Криса Голдмана, история мальчика, глупо мечтавшего прокатиться на чёртовом колесе, моя настоящая историяподошла к концу.
Безнадобные пустые страницы бессмысленного дневника вырваны и выброшены в урну на железнодорожной станции. Со временем пришлось привыкнуть к своей врождённой наивности, потому, хоть я и до сих пор слепо надеюсь, что это кто-нибудь читает, пускай даже те самые органы правопорядка, желающие разобраться в причине не до конца осознанного поступка подростка из, уйди он под воду, Нью-Йорка, — во мне больше нет ненависти к столь отвратительной особенности собственного характера. Послужившие всей этой выходке/манифесту/акции протеста/безотчётному деянию основания, тут уж как вам угодно, подробно изложены на предыдущих страницах. Какая-то часть осталась за пределами дневника, однако всё, что в нём находится, — я счёл за самое необходимое. Мне удалось пережить больше, чем я должен был терпеть на самом деле. Настолько мучительный промежуток в девятимесячный срок после тотального жизненного переворота невозможно назвать самым лучшим, но и худшим прозвать его будет неправильно. Я повстречал разных людей: тех, что внушили детскую надежду и подарили единственные приятные воспоминания после гибели отца; тех, что погубили желание жить; тех, что сделали всё из перечисленного. Этот путь оказался куда тяжелее. Тернистее, чем смерть моего любимого отца. Семья, друзья, любовь, надежда, покой — этого больше нет и не может быть в моей ни к чему не ведущей жизни. Если бы хоть что-то из упомянутого всё ещё было при мне, я бы не сидел в одиночестве под сухим, таким же брошенным деревом на забытой всеми скале где-то у берегов незнакомого мне Дорсет-Каунти ранним утром в густом тумане, ощущая оголёнными частями тела суровый британский ветер. Так до боли отталкивающе, но в то же время крайне умиротворяюще осознавать, что ещё в начале прошлого лета я нежился в тёплой постели под прохладным шёлковым одеялом, а ровно через год моё переломанное до смерти тело, лишившееся всякой надежды, будет безразлично ударяться о скалы, что продолжат дробить измученные кости, разбивать до мяса посиневшее от ледяного холода лицо, кромсать острыми камнями изогнутые под разными углами ноги, выбивать из него дурь безрассудности, а морские волны, очищая перед погружением в глубины океана, смешаются с фиолетовой кровью, уже с той самой поры, беспозвоночного моллюска. У меня больше нет сил и надобности продолжать эту историю. Меня вырвали и выбросили из течения прекрасной жизни точно так же, как я вырвал и выбросил те ненужные никому листки.Крис Голдман.
14.06.2019