Быть хорошим братом, чтобы стать любимым братом

Будние дни Диасов всегда начинаются примерно одинаково — Шон мирно посапывает в подушку, хватаясь за последние крохи сна, пока Даниэль забирается обратно в постель, холодя спину старшего влажной после утреннего душа кожей. Запоминая момент комфортной тишины, прерываемой только глубоким дыханием спящего, Даниэль собирается выполнять своё главное утреннее задание — будить брата. Подросток облепляет Шона со спины, ласковым жестом тормоша его волосы на макушке. Легко проводя пальцами от уха до ключицы старшего, взгляд ненадолго цепляется за красноватые отметины со следами зубов и гармонично выделяющийся среди них кадык. Даниэль останавливает своё внимание на излюбленном изгибе шеи. Приближаясь, он вдумчиво выбирает между зубами и губами. Процесс нехитрых размышлений дополняет двинувшаяся ниже рука, которая неспешно заползает под растянутую майку Шона. Подросток любовно отслеживает реакцию брата на каждое движение своих пальцев — его брови очаровательно хмурятся, когда Даниэль плотнее прижимает руку к напряжённому от прикосновений прессу, а после — блаженно расслабляются, когда ладонь опускается ниже, переходя границу спальных штанов. Тогда подросток утыкается зубами рядом с мерно бьющейся под кожей веной — не с губительной силой, но ощутимо настолько, что боль заставляет Шона открыть глаза с напуганным от внезапности вдохом. Старший рефлекторно дёргается в сторону от режущих зубов, но напряжённые руки тут же притягивают его обратно, возвращая контакт с уже согревшейся кожей. — Даниэль, пошёл ты… — Никуда без тебя не пойду! — Нахуй вообще разбудил, я до второй половины дня свободен. — хриплый после сна голос Шона звучит необъяснимо притягательно, младший не в состоянии этого отрицать. Отвечая, Даниэль наклоняется к самому уху брата, плотнее прижимая его к себе: — Чтобы съесть тебя на завтрак? Старший методично скидывает со своего тела обнимающие руки и зарывается обратно в подушку, потирая шею в месте укуса. Даниэль быстро понимает, что спорить сейчас бессмысленно: вставать между Шоном и утренним сном — себе дороже. Подросток неторопливо вдыхает привычный запах их спальни, наполненный общим гелем для душа, пыльными занавесками и затасканными футболками, и спускается вниз, мысленно желая брату хорошенько выспаться. Во второй раз Шон просыпается в постели один, ближе к полудню. Младший давно в школе, потому дом до краёв заполнен солнечной тишиной, которую совсем не хочется прерывать инородными звуками. Сонно ворочаясь, парень бросает взгляд на свободное на постели пространство и ощущает небольшой укол меланхолии. «До сих пор странно, что он не крутится рядом со мной целый день.» После ленивого умывания, Шон спускается на кухню, автоматически прибирая посуду, оставшуюся после Даниэля — несносный мальчишка никак не желал приучаться к порядку. Хоть с этим и стало получше с тех пор, как подросток осознал, что тоже должен вкладываться в свой дом, большая часть обязанностей всё ещё лежала на плечах старшего. Заглядывая в список дел, висящий на холодильнике, Шон замирает, ощущая капельку тепла в своих мыслях. Эти семейные списки пришли откуда-то из прошлого, плотной ностальгией осев на душе у обоих братьев. Такое забавное, но приятное чувство: где висит бумажка с делами для двоих Диасов — там, несомненно, их дом. Подмечая на листке завершающую фразу: «Поцеловать брата перед сном», Шон не может вспомнить, кто из них добавил этот пункт. Негласное правило появляется в конце каждого нового холодильного списка, будто само собой, и работает оно безоговорочно. «Кстати, об этом…» Наливая себе утренний кофе, парень топит взгляд в тёмной кружке, заволакивая сознание смешанными мыслями. Шон тысячу раз слышал, что дети растут слишком быстро — это говорили вообще любые причастные к детям взрослые. И когда-то эта очевидная информация вызывала лишь раздражение — ну растёт твоё дитё и растёт, что удивительного? Теперь же парень сам, подобно родителю, всматривается в повзрослевшее лицо младшего брата с удивлением. Казалось бы, ещё вчера этого ребёнка нужно было защищать даже от шуршащих в лесу листьев. А сегодня, впору защищаться от него самого. Нет, не то, чтобы Даниэль-подросток был плохим человеком… Скорее, просто тотально невыносимым извращенцем. Существующий сленговый термин «хорни» будто бы был списан с этого озабоченного придурка. Да, с вступлением в полную силу переходного возраста, Шону приходится ощутить на своей заднице все «прелести» бушующих подростковых гормонов. И он понимает Даниэля, отчасти. Сам был таким же несколько лет назад. Но всё же, обращаясь в свои шестнадцать, Шон не помнит такого же невероятного рвения к прикосновениям, поцелуям и нелепым заигрываниям. С младшим же, практически всё вокруг превращается в поле битвы между «я завалю тебя, Шон» и «отвали, Даниэль». Даже примитивный сон вдвоём в одной постели вдруг оказывается опошлен несносным подростком — а это, как считает Шон, неслыханная наглость. И старший несказанно рад, что воспитательные беседы он успел провести до того, как на него свалилась эта бомба с непрекращающимися сексуальными намёками. Хотя, полезный разговор привёл лишь к тому, что теперь у них в доме всегда есть свежие презервативы, которые Даниэль без стеснения закупает и хранит «для того самого дня, когда ты сдашься, Шон». И да, отныне именно этот вопрос является самым популярным и волнующим в их доме. И Даниэля можно понять — он следует простой логике: в их отношениях есть взаимная симпатия, взаимное возбуждение, и все вытекающие желания тоже абсолютно взаимны. Но когда дело доходит до разрядки: «Сам разбирайся, enano, я тебя не коснусь». Несправедливо? Возможно. Но старший всегда остаётся непреклонен в своём нежелании переступать определённую выдуманную черту. Но и Шону в этой ситуации, откровенно говоря, хреново приходится. Например, крайне часто Даниэль бездумно — или, наоборот, слишком находчиво — пользуется умной отговоркой: «Это же гормоны!», после которой сминает и зацеловывает брата едва не до беспамятства. А в пару злополучных вечеров Даниэль настолько далеко заходит в своих заигрываниях, что Шону буквально приходится прижать младшего к стене, затыкая его рот так долго и яростно, пока у мальчишки самого не остаётся сил терпеть накатывающее возбуждение. И Шон зачастую пользуется этим своим преимуществом — в воздержании и терпении подросток проигрывает ему на все сто процентов. За долгие годы поисков душевного равновесия, Шон в своём познании настолько преисполнился, что теперь ему просто не было равных в долгих томительных поцелуях, которые ни к чему не приводили. Парень всегда выходит из жарких коммуникаций гордым победителем, а Дэн — с дрожащими от перенапряжения коленями и порозовевшей от чувственных поцелуев шеей, способный только сейчас же спустить в штаны. И подросток обязательно остаётся недовольным незавершённым возбуждением, но возвращается с теми же действиями каждый последующий вечер, рассчитывая на иной результат. Шон называет это безумием, Даниэль — целеустремлённостью. Конечно, в итоге их пикантных баталий, младший всегда лишь с позором скрывается в ванной, избегая перехода в режим «валить и трахать». Даниэль хоть и настойчив, но отлично держится, уважая отказы своего брата. Правда, в последнее время это даётся всё тяжелее. В процессе размышлений, остатки несытного завтрака перестают вызывать какой-никакой аппетит, и Шон направляется в автомастерскую, с глубокомысленным вздохом готовясь погружаться в рабочий процесс. Наклоняясь над капотом машины, он с нервным смехом вспоминает, что рисковал бы получить смачный шлепок, если бы брат был сейчас рядом. Это всё ещё непривычно — Даниэлю настолько комфортно в наглом заигрывании, он будто рыба в воде, в отличие от того же Шона, который до сих пор с трудом поддерживает любого рода флирт. День старшего пролетает незаметно за короткими разговорами с самим собой и беспрерывным копошением в двигателях. В очередной раз встречая знакомый щипок пониже спины, парень по-дедовски ворчит в уме: «Ну совершенно охуевший». — Hola, Шон! — Даниэль весело кружится вокруг недовольного старшего, азартно ожидая его реакции. — Ну привет, говнюк. — Шон изо всех сил старается не подниматься из-за капота машины, дабы не поощрять брата вниманием. Хитро улыбнувшись такому упорству, подросток подходит чуть ближе и плавно опускает ладонь на спину старшего, обманным манёвром пробираясь под его рабочую майку. Не ожидая резкого соприкосновения с тёплой кожей, Шон агрессивно выпрямляется, едва не роняя на себя открытый капот. Неловкие движения вызывают у Даниэля смех, отдающий нахальством. Замечая яростные огоньки во взгляде старшего, подросток решает подогреть долгожданную реакцию небольшим пинком по братской ягодице. С трудом удерживая серьёзное лицо, Шон уже вытирает перепачканные после работы руки с конкретным намерением: отомстить. Даниэль подпрыгивает в нетерпении и сбегает в дом, выкрикивая: — Не поймаешь! Шон не железный. Отбрасывая полотенце в сторону, парень бежит следом за братом, безошибочно находя мерзко хихикающего Даниэля в гостиной. Шон тут же ощущает свою победу: младший сам загнал себя в угол между стеной, диваном и телевизором, а без хорошего погрома оттуда никак не вырулить — ну а Даниэль, на правах уже-взрослого-ребёнка, обязался больше не громить дорогие вещи в их доме. Старший удовлетворённо прикидывает своё физическое преимущество над подростком — хоть что-то в их семье распределено по-честному. Всего пара удачных выпадов со стороны Шона, и смеющийся младший падает лицом в диван, а его руки безболезненно заламывают за спину. С большим удовольствием вслушиваясь в потяжелевшее дыхание брата, Даниэль ехидничает, совершенно не ощущая себя проигравшим: — Уже утомился, старичок? Вернее сказать, Даниэль ощущает свою победу. Потому что всё это — лишь часть его закольцованной игры, цель которой: оказаться прижатым братом к любой поверхности. Что дальше? В удачный день подростку удаётся урвать пару очень даже серьёзных поцелуев. И, быть может, сегодня как раз такой день? — Я уже впрямь староват для того, чтобы гонять малолеток по дому. — ровно парирует Шон, и на его лице отражается застывшее спокойствие, которое Даниэль ощущает даже затылком. Холодное выражение лица старшего вызывает больше всего неописуемого раздражения. Даниэль много подколок испробовал за годы их препирательств, учась выводить брата из себя, однако Шон с каждым разом реагировал всё ровнее, будто эволюционируя в супер-Шона нового уровня, ещё более спокойного, чем прежний. Конечно, у подростка всегда есть коварно выведанный вариант, который никогда не позволяет Шону мирно бездействовать. Другой вопрос — как исхитриться на этот раз, чтобы увлечь брата за собой, поближе к мягким подушкам и умелым губам? Позволяя барахтающемуся на диване младшему перевернуться на спину, Шон пристально смотрит в его глаза, не обнаруживая ни грамма сожаления. Руки наглеца уже начинают свободно блуждать по чужому телу, и Шон недовольно перехватывает его запястья. Захватывая тонкие руки одной своей ладонью, парень зажимает их над головой провинившегося. Взгляд Даниэля становится дьявольски довольным. — О’кей, Шон. Ты в двусмысленной позе со мной. Снова, — кривя губы в сытой улыбке, сообщает младший. — Может, уже что-нибудь сделаешь? Или позволишь своему братишке уйти безнаказанным? Снова. Шон опускается ниже, отвечая брату с грубым вызовом: — Избалованный мальчишка. И, воспроизводя знакомый вздох, звенящий фразой «я устал от этого дерьма», старший позволяет себе встретить губы Даниэля коротким прикосновением. Шон понимает, что именно он — тот, кто избаловал подростка. Своим вниманием, прощением и, конечно же, тем, с какой охотой он сам всегда ведётся на его дешёвые провокации. Но парень лишь теряется в простом желании — наплевать на всевозможные последствия, отдавшись завлекающему моменту. Чтобы целоваться до исступления, ощущать на себе отрывистые движения, разбирая тональность каждого бессознательного стона. Кто бы знал, как ему безумно хочется приструнить эту наглость в пылающих жаром глазах, заменяя её откровенным удовольствием. Шон с затаённым желанием оглядывает невинно растянувшегося под ним брата — когда он только успел расстегнуть свою школьную рубашку? — и ощущает нехватку воздуха. Ему требуется срочно вернуться к работе и не думать больше о Даниэле, который так искусно изображает беззащитность, находясь в его руках. «Изображает. Конечно же, только изображает» — устало напоминает себе парень. — Ну и чего ты добиваешься, Даниэль? — парень выказывает раздражение каждым жестом и налегает на брата всем весом, напоминая о своём главенстве через физическое превосходство. — Ты прекрасно знаешь, чего я добиваюсь, — руки подростка накрепко прижаты к поверхности дивана, но он не сопротивляется, даже когда старший сжимает их с угрожающей силой. Да, Даниэль однозначно всем доволен. — Тебя. — Не шути со мной, пацан. — рычаще произносит Шон, и грубоватая интонация сказанных слов подрывает дыхание подростка, подобно слабому удару под дых. Даниэль тянется к брату всем телом, готовый с минуты на минуту потерять самообладание, но натыкается на пустоту. Шон отпускает его запястья и мгновенно отстраняется, хватая с тумбочки пачку сигарет. Подросток заторможено провожает взглядом удаляющуюся спину и зло ударяет кулаком о диван рядом с собой. И старший победно усмехается, краем глаза замечая возмущённые движения. — Шон, ну ты и говно! — А ты, значит, влюблён в говно. Лузер. Отработанным движением, парень закусывает сигаретный фильтр зубами и выходит прочь из дома, хлопая дверью немного сильнее, чем планировал. Младший проводит ладонями по собственной шее, медленно выдыхая: — Ох, заткнись. Слизывая с губ горький привкус, он с энтузиазмом направляется наверх, целиком и полностью переключаясь на воспоминания о том, как минуту назад Шон откровенно не сдерживал силу, прижимая его к горизонтальной поверхности. Даниэль почувствовал бы разочарование из-за очередной незавершённости, если бы не успел отметить пару деталей: быстро вздымающуюся грудь брата наравне с загнанным дыханием, напряжённо сжимающиеся руки и скатывающиеся за шиворот капельки пота. Такие мелочи с головой выдают неравнодушие, которое на этот раз, видимо, было слишком сложно удержать за маской похуизма.

***

К вечеру дом Диасов заполняет приятное спокойствие. Даниэль залипает за приставкой, а Шон заканчивает разбираться с одним особо навязчивым посетителем. На минуту заходя в дом, старший мягко улыбается, обнаруживая брата на диване, увлечённого видеоигрой. Подростки должны оставаться подростками, и Шон очень рад, что может обеспечить своего всем, что ему нужно. Даниэль внутренне напрягается в ту же минуту, как парень делает шаг к нему навстречу. Затем ещё шаг и ещё, и Шон оказывается даже слишком близко. Стараясь не выпадать из онлайна, младший лишь боковым зрением следит за братом — тот становится рядом с ним и наклоняется так близко, что Даниэль ощущает жар от его разгорячённой после работы кожи. Это заводит. Сглатывая скопившуюся слюну, подросток к чертям выключает шумящий телевизор и томно тянется к склонившемуся над ним братом. И укалывается о равнодушный взгляд. Шон протягивает руку за полотенцем, лежащим на спинке дивана, и уходит обратно в автомастерскую, даже не заметив дёрганий младшего. Даниэль приоткрывает рот в немом вопросе и разочарованно хлопает себя по лбу, прогоняя наваждение и однозначно решая, что вскоре стоит заглянуть к брату. Тем временем, Шон возвращается к своему беспокойно ожидающему клиенту, который наотрез отказался оставлять старшего Диаса наедине со своей машиной. Шону непонятно такое опасливое поведение, но, как говорится, любой каприз за ваши деньги. И всё было бы гораздо проще, если бы нескладный мужчина не открывал свой рот. Ведь, вы знаете, заткнуться — это всегда бесплатно. Но есть такие люди, которым лишь бы спиздануть какую-нибудь чушь. — Я о вас наслышан. Шон не реагирует на якобы небрежно брошенную фразу, и в своём игнорировании он совершенно искренен — ему действительно плевать. Но мужчина только начинает набирать обороты: — А ты прославлен своим хуёвым влиянием на младшего брата. В определённых кругах. И как, тяжело быть таким хуйлом? Шон выбирается из-под машины, решая бросить ремонт чуть раньше, чем всё будет готово. Придавая привычному спокойствию на лице налёт наглости — несомненно, скопированный у Даниэля — старший язвительно отвечает, вытирая влажный лоб: — Честно говоря, выматывает. — Он же, бля, ребёнок! Ты вообще думаешь?.. Мужчина угрожающе двигается в сторону Шона, но вздрагивает от неожиданности, услышав третий голос. — Я уже не ребёнок. — Даниэль стоит в дверном проёме в такой уверенной позе, будто уже битый час наблюдает за творящимся действом. — И думаю, что ебать тебя это не должно. — О, вот и милаха, лёгок на помине, — мужчина до смешного заметно храбрится, но торопится перевести тему. — А времечко не подскажешь? — Без пяти иди на хуй. — выплёвывает подросток, не намереваясь расшаркиваться перед этим уродом. Ища поддержку во взгляде старшего, Даниэль чувствует укол разочарования — Шон выглядит как-то смято и не слишком уверенно. Отвратное зрелище, и подросток обещает вернуться к этому позже. Приобретая боевой настрой, Даниэль отводит буянящий взгляд обратно к странному посетителю, готовясь применить свою силу, чуть только потребуется. Мужчина выглядит слегка сбитым с толку и залипшим — он лишь многозначительно оглядывает подростка с ног до головы, задерживая внимание то на ядовитом прищуре, то на выпирающих ключицах. В следующую секунду он дёргается назад, замечая, с какой скоростью на него надвигается старший Диас. — Следи за тем, куда смотрят твои глаза, если не хочешь их лишиться. — Шон быстро настигает попятившегося мужчину и небрежно тянет за воротник, отталкивая в сторону его же машины. Даниэль остаётся в стороне, наблюдая за происходящим с нескрываемым удовольствием. Ему даже становится немного обидно, что неудачливый клиент так быстро теряет всю свою уверенность. Мужчина спешно скрывается за дверью собственного автомобиля и выруливает из автомастерской. Некоторое время братья молча борются с самими собой: Шон — с нахлынувшей злостью, Даниэль — с возбуждением. Молчание прерывает младший: — Поговорим? В ответ Шон коротко кивает и берёт с захламлённой тумбочки пачку сигарет. Выходя на задний двор, они садятся рядом и глубоко вдыхают: Даниэль — остывающий воздух, Шон — сигаретный дым. — Дай затянуться? — подросток даже не протягивает руку, заранее зная ответ. — На хуй пойдёшь с такими просьбами. Ощущая внутреннее тепло от чего-то неизменного в своей жизни, Даниэль сжимает в руке пальцы брата. — А я тебе говорил, что люди тупые. — А я и не отрицал. Минуты необходимого сейчас молчания прерывать не хочется, но Даниэлю знакомы эти странные нотки недоговорённости, которые ужасно гнетут. — Поговори со мной, Шон, — придвигаясь ближе к брату, подросток старается перехватить расфокусированный взгляд. — Я серьёзно. Разговаривать важно! — Я это и сам прекрасно знаю. Не выдерживая напора односложного равнодушия, Даниэль выпаливает то, что давно имеет место быть сказанным вслух: — Да разреши ты себе делать хуйню. Хоть раз в жизни, не будь таким спокойным и идеальным! В ответ — ничего. Старший даже на секунду не смещает своё внимание с потемневшего неба. — Ладно, ладно. Тогда, мы просто помолчим? Шон слабо кивает, поджигая вторую сигарету. Подросток исполняет свои слова — остаётся рядом, молча наполняя пространство вокруг себя ощущением неодиночества. Старший так и не научился выражать свои чувства в моменте, предпочитая копить их, терпеливо смиряясь с ситуацией. Это никогда не заканчивается ничем хорошим, но Даниэль старается делать всё возможное, чтобы помочь. По крайней мере, он может быть рядом, когда чувствует, что его брату тяжело. — Давай вместо печальной хуйни обсудим что-нибудь интересное, enano. — Ты же знаешь, что я уже слишком взрослый для этого прозвища? — А ты знаешь, что я никогда не перестану тебя так называть. Шон постепенно отмирает, приходя в себя. Сигареты в совокупности с младшим эффективно отрезвляют. — Расскажи, что ты во мне такого нашёл, что твои гормоны пытаются меня затрахать? Во многих смыслах. Хоть Даниэль и не ожидает настолько интересных вопросов, его улыбка мгновенно приобретает пошлый оттенок. — Мне нравится, как ты сдерживаешь стоны, когда лежишь подо мной, — подросток совершает попытку нападения на незащищённый участок шеи, но его весело отталкивают. — Ещё, ты приятно воняешь. Шон скептически выгибает бровь, задумываясь, как правильнее расценить эту фразу. — Помнится, в детстве ты по-другому говорил. — Ага, запашок от тебя всегда был странный. Только в последние пару лет мне стало казаться, что он странно-приятный. — Даниэль бесхитростно пожимает плечами. — Не знаю, но так пахнешь только ты. — Много людей перенюхал, пока это понял? — Заткнись, Шон, и просто смирись с тем, что я тебя хочу. Шон стеснённо прокашливается, пропуская сигаретный дым не в то горло. По-прежнему чертовски непривычно слышать от ребёнка, — который, конечно, уже совсем не ребёнок — такие прямые выражения. Улыбаясь братской неловкости, Даниэль мягко обнимает его одной рукой за шею, прижимаясь щекой к родному плечу. — Опять сегодня до ночи будешь работать? — Нам ведь нужны деньги. — Нам нужен сон! А тебе так вообще расслабиться не помешает, — подросток внутренне радуется тому, насколько искренний предлог он находит, чтобы не упустить брата этой ночью. — Тем более, я и сам без тебя не усну. Что хочешь — приду за тобой не позже десяти! Шон смиренно вздыхает, принимая ещё одни приятные объятия.