Быть хорошим братом, чтобы стать любимым братом

Время неумолимо подкрадывается к десяти, и Шон тайно надеется, что всё же сможет спастись от бесконечно повторяющегося мучительного удовольствия, которое, несомненно, ему уготовано. Он не дурак — прекрасно понимает, что этот вечер не станет особенным, и сегодня его обязательно попытаются завалить так же, как и вчера. Из раза в раз упуская из рук отвёртку, парень методично выстраивает план собственного спасения. Всё кажется довольно простым — нужно только успеть оторваться от ненасытного брата до того, как сам Шон потеряет над ним шаткий контроль. Шон неглупый парень — в комфортном темпе, он приспосабливается к манипуляциям подростка, постепенно приобретая иммунитет ко всем его уловкам. Конечно, прорехи в защите всегда остаются, но старший заметно прогрессирует — уже не бежит извиняться по первому зову чувства вины, и вовсе не винит себя в каждой ссоре, и даже не прогибается под брата, когда сам железно уверен в своей правоте. Сломить Шона становится действительно трудно. Даниэль тоже замечает это со временем. Замечает, злиться и безмерно гордится своим догадливым старшим. Проблема же кроется в тех самых прорехах, которые Шон не успевает залатать осознанием происходящего. Напрочь подводит ощущение момента контроля — старшему уж слишком часто начинает казаться, будто бы подросток находится в его власти. Будто можно раздевать его без последствий, наслаждаясь лишь лёгкой отдачей в виде слабых стонов и неуверенного взаимного трения. Только эти приятные действия никогда не заканчиваются на одних невинных желаниях Шона. Спустя непродолжительные минуты, в которые парню дозволено командовать, волчонок стремительно трансформируется в голодного зверя, который уже не поддаётся, а натурально нападает на брата, отрезая к чертям любую возможность к отступлению. И лишь когда старшему становится некуда бежать, он очухивается от приятной неги и осознаёт, что проебался. И проёбывается каждый раз, доверяясь завлекающему взгляду — может, Шон всё же самую малость дурак. С упоением тратя драгоценное время на раздумья, Шон не сразу обращает внимание на Даниэля, спустившегося в автомастерскую, какого-то чёрта, в одном нижнем белье. Старший не подаёт удивлённого вида, равнодушно оглядывая подростка. Тот же старается принять в дверном проёме наиболее соблазнительную позу, даже почти успешно. Но выглядит это комично — Даниэлю не хватает разве что вывести сливками на животе какое-то избитое клише, вроде: «Возьми меня, тигр». Ненароком воображая столь абсурдную картину, Шон однократно дёргает бровью и заботливо интересуется: — Ебанулся? Даниэль мысленно отстраняется от любого возможного раздражения, напоминая себе, что не стоит ожидать всего и сразу. Примерно понятно, что его Шон — подобно стене изо льда и похуя. То бишь, топить его нужно постепенно и с максимальным запасом терпения. — Ну, разве что от большой любви к тебе. На задворках сознания младший оценивает возможность того, что хладнокровие брата — не более чем блеф. Всё же, парню прекрасно известно, какой навязчивый комок заворачивается внизу живота, когда один касается обнажённой кожи другого. Даниэль и сам предпочитает избегать настолько прямых прикосновений, чтобы сохранять здравомыслие, не допуская безвозвратного перевозбуждения. Но сегодня подросток решается сыграть по-крупному. — Что это за дешёвый пикап? — Шон с прежним бесстрастием кивает в сторону голого братского живота. Плавно продвигаясь к машине, в которой старший начинает нервозно копаться, подросток протяжно облокачивается на неё и старается проговаривать слова в подобии томления: — Дешёвый пикап — вот здесь, — Даниэль похлопывает по капоту автомобиля, внутренне восхваляя себя за подобранную игру слов. После, указывает на самого себя. — А здесь — красивое соблазнение. — Это хаммер, estúpido. — Шон не сдерживает улыбки, наблюдая, как победное выражение сползает с лица брата, превращая его в по-детски недовольного мальчишку. Ребяческие нотки, изредка проступающие в младшем, по-прежнему отзываются в Шоне сильнее всего на свете. — Ну давай ещё пообзывайся! Это не я тут, вообще-то, механик! — торопясь успокоиться, Даниэль придаёт голосу ласковое, непорочное звучание. — Ладно, пойдём уже в постель. Сворачивая рабочие дела, старший вытирает перепачканные руки и отодвигает брата от автомобиля, задевая обнажённый торс одними пальцами. И малейшего касания сполна хватает, чтобы почувствовать слабость в собственном организме от прямой интоксикации возбуждающим вирусом имени Даниэля. Шон закрывает рольставни мастерской и с раздражением проходит мимо младшего, направляясь в спальню. Подросток с радостью наблюдает за добровольной капитуляцией и без спешки двигается следом, желая растянуть приятный момент победы. По пути к лестнице Даниэль успевает зацепить с собой пару презервативов — уверенности подростку сегодня не занимать. Младший нагоняет брата на втором этаже и всматривается в будто бы ничего не подозревающее лицо. Со снисходительной любовью думает: «Глупый, наивный Шон». Заходя в комнату, Даниэль наблюдает, как парень без энтузиазма падает на кровать и упирается пустым взглядом в потолок. — Что, даже не разденешься? — глубокими вечерами в их спальне братья играют по правилам младшего Диаса, им обоим это известно. — Тогда я тебе помогу. Шон выглядит абсолютно смирившимся, когда Даниэль забирается на него верхом и заставляет сесть — любимая, удобная поза. Вынуждая брата поднять руки, подросток стягивает с него футболку, оставляя сидеть на кровати в одних только шортах. Конечно, никакой неловкости — Даниэль сам щеголяет по дому в одних трусах, будто так и надо. Откидывая ненужный предмет гардероба в сторону, младший с осторожностью опускает руки на плечи брата. Шон плавно тянется к талии подростка, заодно пробегаясь пальцами по выпирающим рёбрам, задней мыслью желая накормить его прямо сейчас — это желание постоянно всплывает по причине того, что Даниэль остаётся довольно худым до сих пор. Старшего загоняет в ловушку мысль о том, что виной его худобы — регулярное недоедание во время их путешествия. Но, если отбросить печальное подозрение, Шону искренне нравится, что брат остаётся мелким и лёгким по сравнению с ним. Быть силачом Даниэлю ни к чему — он уже достаточно опасен со всем своим телекинезом, которым не стесняется пользоваться и в бытовых, и в более серьёзных целях. А старшему приятно иметь хоть какую-то возможность взять над ним верх, пусть даже путём простейших захватов, доступных именно благодаря разнице в физической силе. Даниэль нетерпеливо ёрзает на бёдрах брата и Шону приходится немного закинуть голову наверх, чтобы получить поцелуй. Данный факт каждый день маячит в уме необъяснимой странностью — старший отчётливо помнит ощущение поцелуя на равных из прошлого. Неужели Дэн когда-то был настолько мелким, что даже сидя на брате верхом, оставался чуть ли не ниже него? Заглядывая в плутоватые глаза подростка, верится с трудом. Шон оглаживает братскую спину, опуская руки ниже, аккуратно останавливается на ягодицах и притягивает сидящего подростка ближе — так, чтобы соприкоснуться голой грудью, сполна ощутив его каждым участком кожи. Поцелуй незамедлительно переходит в положение лёжа. Подросток ощущается до неприличия невесомым, когда укладывается на Шона всем телом. Руки старшего продолжают бережно гладить брата, пока сам Шон растворяется в простом поцелуе, целиком отдаваясь приятным ощущениям. Нежность быстро наскучивает Даниэлю, напряжённо подставляющемуся под чуткие руки. Он меняет положение, прекращая поступление приятных прикосновений — сдвигается вбок, и, не разрывая поцелуй, открывает себе доступ к телу старшего. Сначала Шон принимает смену позиции как данность и повторно протягивает руки к худому телу подростка. Но встречает непонятное сопротивление — Даниэль откидывает запястья брата, с звучащим вызовом обращая к нему свой голодный взгляд. Он не просит — отчётливо требует ему не мешать, надменно усмехаясь над заранее известным ответом: Шон уступит. Шон всегда уступает. Подросток подаётся обратно к губам брата, но вместо поцелуя — прикусывает его нижнюю губу, оставляя за собой мокрый след. Коротко находя во взгляде Шона искорки недовольства, Даниэль молча ликует и спускается ниже, захватывая шею старшего. Вначале, оставляет приятные засосы на местах, которые уже изрядно пестрили ало-фиолетовыми следами после прошлых ночей. Позволяя Шону вновь расслабиться, подросток доходит дорожкой лёгких поцелуев до светлых участков кожи над ключицами и без малейшей паузы переключается на укусы — чрезмерные и торопливые. Успевая оставить только пару неглубоких отметин, Даниэль шарахается в сторону от брата, безошибочно угадывая его настроение. Шон — не больше и не меньше — взбешён. Младший скатывается с кровати, отступая к ближайшей стене, о которую можно опереться. Шон следует за ним по пятам, угрожающе занимая позицию, которую сам Даниэль ему предоставляет — упирается руками в стену по обе стороны от брата, ограничивая возможность для побега. Не то, чтобы подросток хоть сколько-то хотел сейчас сбегать, но старшему он об этом не рассказывает, продолжая показывать лёгкую степень испуга. А тут есть чего испугаться — жадно оглядывая подтянутое тело младшего, Шон одной рукой грубо прижимает его плотнее к стене, сквозь зубы спрашивая: — Да кем ты себя, чёрт побери, возомнил? Возможно, Шон перегибает палку, остро реагируя на столь обыденные вещи. Но Даниэль осознаёт, что брату нужно хоть где-то выпустить пар, хоть иногда побыть самим собой, не заталкивая рвущиеся желания поглубже внутрь сознания. И подросток с большим успехом находит способы зажечь необходимые огоньки злости, позволяющие старшему отпустить утомляющее напускное равнодушие. Шон никогда не причиняет ощутимой боли, но отменно заигрывает с чувством опасности, когда подаёт свой рычащий голос. Даниэль удерживается на подкашивающихся ногах по большей части благодаря руке, которая, располагаясь поперёк груди, по-прежнему прижимает его к стене. Старший же наклоняется к тонкой шее, сладко облизывая её в особо чувствительных местах, слабо прикусывает кожу на адамовом яблоке. Даниэль старается не проронить ни звука. Он точно знает — волнующее наступление окончится с первым же откровенным поскуливанием, которое из него вырвется. И подросток изо всех сил пытается продлить момент удовольствия для своего брата. Самому же Даниэлю хорошо от одной только мысли: Шон искренен с ним именно в эти моменты. А ещё, Шон будет чувствовать себя намного свободнее сразу, как отведёт душу. — Ну как же ты достал… Шон проникновенным шёпотом произносит слова куда-то в плечо брата, вызывая новую дрожь слабости в коленях, которые и без того подгибаются. Грубо спутывая волосы на затылке Даниэля между своих пальцев, Шон распрямляется во весь рост и оттягивает руку назад, заставляя младшего запрокидывать голову до онемения в мышцах. Теперь уже Даниэль теряется в поцелуе — агрессивном, быстром, требовательном. Дыхание сбивается и смешивается, а Шон всё не позволяет расслабить шею, настойчиво продолжая мучить брата приятными касаниями. Младший едва поспевает за извивающимся языком, куда больше отвлекаясь на возбуждение, сгибающее своей невероятной тяжестью. Даниэлю слишком редко доводится наслаждаться властным Шоном — Даниэлю хочется получить как можно больше. Однако переизбыток будоражащих ощущений вынуждает подростка действовать нелогично — срывая дыхание в крайней степени удовольствия, Даниэль несдержанно вздрагивает и дёргается, порываясь вернуть себе контроль над ситуацией, чтобы поскорее сделать всё так, как нестерпимо хочется ему. Но, превозмогая желания, он сжимает зубы с упорством, достойным похвалы. Подросток держится до того самого момента, когда старший брат упирается коленом между его ног и с приторной осторожностью провозит губами по уху, а следом резко прикусывает чувствительный хрящ. Это последняя капля, которую Даниэль может принять в стоическом молчании. Ощущая последующее давление снизу, плавно перерастающее в ритмичное трение, младший сдаётся и протяжно стонет в услужливо подставленное плечо, потеряно цепляясь пальцами за братское тело. Шон мгновенно перестаёт налегать, распознавая в услышанном стоне нотки хныканья. В шальной взгляд возвращается осознанность и беспокойство, и Даниэль сразу же начинает скучать по тому, кто минуту назад не помнил обо всех этих правилах приличия. Внимательно рассматривая брата, который с большим трудом пытается отдышаться, Шон улыбается, понимая его загнанное состояние. В старшем зарождается небольшая азартность, которую запыхавшийся подросток не успевает приметить. Шон плавно возвращается к порозовевшему уху и Даниэль — такая редкость — неудержимо краснеет, когда парень с намеренной наигранностью пародирует только что услышанный жалобный стон, одновременно с тем плотнее зажимая младшего между стеной и собственным телом. — Господиблядь, Шон!.. — Что, уже готов закончить? Старший делает отступающий шаг назад, предоставляя брату пространство, на что Даниэль реагирует недвусмысленно: выталкивает Шона обратно на кровать и заползает на него, вновь оказываясь в комфортной позиции — сверху. Отвечает с прерывистым дыханием: — Вот… ещё… — Звучишь охренительно развратно. Но на подколки Шона сейчас никто не собирается реагировать. Опрокидывая старшего на спину, Даниэль уговаривает его расслабиться мягкими поцелуями, спускающимися всё ниже. От ключиц подросток следует по груди, старательно обходя приятными укусами соски — это место у Шона не особо чувствительное. Оставляя более ощутимые следы на крепком прессе, Даниэль добавляет к действиям руки — крепко сжимает ладонь на колене брата, бессловесно подкармливая в себе чувство «Шон только мой». Для подростка мало что является наиболее собственническим жестом, чем рука, расположенная на ноге возлюбленного — этому давным-давно ненамеренно научил его Финн. Даниэль прижимает ладонь плотнее и ведёт от колена выше, переходя на чувствительную внутреннюю сторону бедра, и оттуда — прямиком к ширинке, вырывая у брата протяжный выдох, который явно требует большего. — Эй. Не забывайся. Там! — Шону с заметной тяжестью даются слова, которые произносить совсем не хочется. Даниэль отрывает губы от кожи его живота, изображая виноватый вид. Но, дабы выразить своё отношение к братским запретам, повторно проводит пальцами вдоль ширинки Шона, заинтересованно наблюдая за его реакцией. Старший не двигается, но глаза предательски закрываются — лишь на секунду! — и этого оказывается достаточно, чтобы Даниэль мог ощутить сладкий привкус очередной победы. Возвращаясь к Шону на уровень поцелуя, подросток встречается с податливыми губами и глубоко касается, сбивая ровный ритм то разрывая поцелуй, то возобновляя с новой силой. Старший ощущает в Даниэле бесконтрольно нарастающую похоть, которую тот выдаёт каждым порывистым жестом. — Даниэль, — еле уворачиваясь от следующего поцелуя, Шон очень рассчитывает на благоразумие своего подростка. — Мне следует оставить тебя, чтобы ты… Разобрался со своим возбуждением? Старший звучит по-забавному бесстрастно — будто вновь вживается в роль учителя по половому воспитанию, которому строго запрещено произносить немедицинский термин «дрочить». — Не уходи! — Даниэль с детской пугливостью хватается за братские руки и тут же неловко их отпускает. Медленно поднимаясь с Шона, подросток садится на кровати, каждым движением выражая утрированную грусть — даже напряжённые до сего момента плечи понуро опускаются. — Тебе же не надоело? — завидев очаровательный в своей непосредственности взгляд, Шон мигом подрывается, чтобы сесть ближе к брату и обнять за плечи. — Никогда не оставляй меня, Шон. Старший не в состоянии сейчас отличить профессиональное актёрство от искренней просьбы. Перед ним вырастает тот самый образ мальчишки, которому просто хочется быть любимым и которого так страшно потерять. С которым всегда нужно оставаться рядом, иначе попадёт в беду. И Шон без раздумий отдаётся желанию ощутить близость к этому ребёнку — трепетно касается братской спины и внимательно разглядывает, подмечая каждую деталь его подростковой фигуры, которая только начинает оформляться. Задумывается, как он неоспоримо красив — немногочисленные мышцы ярко выделяются из-за подчёркнутой стройности, та же участь преследует выпирающие ключицы и заострённые скулы. Во взгляде подростка сквозит уверенность, пришедшая то ли благодаря крутейшим суперспособностям, то ли просто с возрастом. Запустившаяся карусель мыслей стопорится с новой волной возбуждения — Даниэль, в отличие от Шона, отмирает сразу же по окончанию короткого разговора и возвращается к приятным прикосновениям. Пытается вновь подмять под себя старшего, но тот перехватывает его импульс и прерывает действие новой волной влажных поцелуев. Шон со знанием дела проходится кончиком языка по языку нетерпеливого брата и ощущает, что младший готов взорваться. И не ошибается. Стоит парню на секунду отстраниться, как Даниэль вновь впивается в его шею с большой силой. Привычные покусывания от подростка чаще приносят удовольствие с долей игривой остроты — оба, в общем-то, любят яркие засосы на теле старшего, за которые можно зацепиться днём. Но сейчас характер укуса ощущается совершенно иным — неконтролируемым, не стремящимся причинить и толики наслаждения. Шон болезненно жмурится и шипит сквозь зубы от неприятного жжения в шее, которую тут же начинает ломить, будто сводя судорогой. Но Даниэль не останавливается. Сомнамбулически не замечая ничего вокруг, он хаотично спускается по телу старшего, даже не пытаясь вернуться к губам. Шон мягко кладёт ладонь на затылок брата, желая успокоить и прекратить такое животное внимание к своей персоне. Но младший не отзывается на прикосновение. В попытках уйти от назойливой руки на затылке, Даниэль опускается ещё ниже, удобно располагаясь у самого края шорт Шона. Не думая ни секунды — ну хотя бы ради приличия — подросток ловким движением расстёгивает ширинку, накрывая ладонью однозначно возбуждённый орган. Шон ошпарено отодвигается в сторону, шокированный происходящим. Брат, конечно, целую вечность уламывает его перейти к более очевидным сексуальным коммуникациям, но он до сих пор ни разу не нарушал правило обоюдного согласия. Даниэль поднимает затуманенный взгляд и на мгновение старший пугается, что не сможет остановить его. И тут же одаривает себя мысленной оплеухой — взрослый парень, содержащий семью и без сомнений берущий на себя ответственность, боится, что не сможет отмазаться от секса? Смешно же. Шон не боится своего брата, даже когда у того отстранённый взгляд, переполненный богохульными желаниями. — Даниэль, хватит, — подросток реагирует, но заторможено, сперва пытаясь вернуть свою ладонь к расстёгнутой ширинке. — Достаточно. — Но почему? — искреннее непонимание. — Я хочу тебя. Шо-он, пожалуйста. Я, блядь, вижу, что ты тоже хочешь! Даниэль указывает руками на Шона целиком, предполагая его взаимно возбуждённое состояние. Старший только отмахивается. — Не трави душу и пиздуй уже в ванную. Или оставайся, я пойду. — Шо-он! — Даниэль отчаянно старается вернуть руку хотя бы на колено брата, но безуспешно. — Знаешь же, что всё готово! Я готов, презики готовы. Хотя я даже не понимаю, на кой они нужны в нашем случае! Шон округляет глаза. А Даниэль просто ёбаный придурок, если решил сообщить это столь будничным тоном и в такой момент. Подросток мгновенно навлекает на себя праведный гнев старшего брата. — В каком таком, блядь, смысле: «Не понимаю»? А нахуя я о важности предохранения рассказывал, засранец? Просто так краснел перед тобой? — Ну, походу, просто так. — Даниэль растягивает обкусанные губы в усмешке. — Но было бы полезно повторить столь важный рассказ, не считаешь? И, о, посмотри, — подросток выпрямляется, указывая на выпуклость в собственных трусах. — Ты даже можешь устроить мне наглядную демонстрацию! Шон устало отворачивается, сжимая пальцами переносицу, и Даниэль завороженно засматривается на обновлённые багровеющие следы на его шее. — Ты снова соблазняешь меня! — Да для этого нихера не требуется. Шон расслаблено опускает изнурённое тело на кровать и поворачивается на бок. Младший подползает, чтобы улечься напротив. — Ты требуешься. Рассматривая успокаивающегося подростка, Шон задумчиво проводит кончиками пальцев по его лицу. Даниэль прикрывает глаза с доброй улыбкой, обручем смыкая руки за спиной старшего брата. — Объясни, какого чёрта ты просто не прижмёшь меня к кровати своей безумной силой и не возьмёшь то, что хочешь? — Это предложение? — Даниэль задумчиво щурится. — Это определённо предложение. — Я спрашиваю серьёзно. Младший сомневается в том, что брат мог позабыть обещание, которое Даниэль дал ему много лет назад касательно использования своей силы. — Шон, я безобиден для тебя. Так почему ты сам не хочешь этим воспользоваться? Шона откровенно коробит от выбранной младшим формулировки. — Тобой воспользоваться? — Ну, раз уж ты сам предлагаешь… — Даниэль развязно хмыкает и тянется за поцелуем, но его твёрдо отстраняют. — Тебе нужно научиться себя контролировать. — О нет, только не снова это дерьмо. Я прекрасно себя контролирую! — Именно поэтому ты не в состоянии остановиться даже когда тебя об этом просят? — Может я бы остановился, если бы меня попросили искренне. — подросток возвращает взгляду нахальную разнузданность. Старший подавляет разочарованный вздох. — И чего ты только ждёшь от меня после таких заявлений? — Да я от тебя по жизни только одно жду — секс! Шон, секс, просто секс, а ты даже произнести вслух это боишься, — раздражённо всплёскивая руками, Даниэль перекатывается на спину. — Тоже мне, гуру презервативов. Учишь тому, в чём сам полный профан. С досадой сжимая челюсть, навязчиво ноющую после продолжительных поцелуев, старший набирает побольше воздуха перед предстоящей исповедью. — Послушай внимательно, я скажу это твоей перенасыщенной тестостероном заднице всего раз. — Шон заглядывает в глаза с такой серьёзностью, что с подростка слетает вся наглая уверенность. — Мне от тебя «просто секс» задаром не нужен. Твои ебаные гормоны сидят уже в глотке. Ты должен хотеть… Секс, потому что ты любишь меня и на тысячу процентов отдаёшь себе в этом отчёт. А не потому что гормоны орут, что пора ебаться. Сейчас ты — просто грёбаный озабоченный пацан. И я нихера не хочу этим пользоваться. Помолчав с минуту, Даниэль и близко не понимает, что ему следует ответить. — Отлично, теперь мне кажется, что я должен извиняться! — подросток неловко потирает шею, сдерживая преследующее раздражение. — И я же люблю тебя. На много тысяч процентов. — Тогда прекращай творить херню. Даниэль совершенно теряется. Внезапно, он ощущает себя действительно виноватым — неприятное чувство. Самовосприятие стремительно скатывается в «может я реально псих озабоченный», заставляя откровенно грустить. Но — парадокс — поддержать младшему хочется не себя, а своего терпеливого брата. — А ты слышал, — подросток старается придать лицу повседневное выражение. — На собрании в последний раз шёпотом обсуждали то, что мы с тобой грешники. Типа мы не услышим. — За себя не ручаюсь, а ты точно грешник. Даниэль шутливо закатывает глаза и внутренне поражается, что в мире до сих пор существуют люди, использующие слово «грешник» как оскорбление. — Пиздец удивил. — оценивая по-прежнему подавленный вид брата, младший стремится прояснить. — Всё же нормально? У тебя. И меня. В ответ Шон молчит слишком долго. Когда подросток сдаётся и собирается продолжить ни к чему не обязывающий разговор, старший притягивает его ближе — в спокойные объятия, в которых Даниэль смущённо чувствует себя ребёнком под надёжной защитой.