Чувство приличия

Впервые он увидел ее на палубе. Она стояла одна в длинном непромокаемом плаще и смотрела, как дно корабля взрывает толщу волн, пенившихся и искрившихся под холодным солнцем. Ему с первого взгляда понравились ее аккуратно собранные волосы, чистая обувь и ухоженные руки — он всегда обращал внимание на такие вещи. Какое-то время мистер Вонка рассматривал попутчицу, пока она, не замечая его, смотрела вдаль. У нее был благородный профиль, но плохая осанка, и назвать ее красавицей было нельзя. Он встречал гораздо более интересных женщин. Что же в ней тогда было такого, что так цепляло его внимание? Он не мог понять, но продолжал задаваться вопросами, откуда она и с кем путешествует. Он точно знал, что молодые женщины должны путешествовать с кем-то — иначе неприлично и даже опасно. Вдруг она потянулась к карману плаща и достала из него картонную коробочку. Неужели курит? — разочарованно подумал мистер Вонка. Ах нет, да ведь это же… шоколад? Кажется, он даже узнает марку, хотя с такого расстояния трудно разглядеть. Да, конечно, узнает, это же швейцарский «Линдт»! Именно с «Линдта» началась его любовь к шоколаду. Он смотрел, как она отламывает от плитки крошечные кусочки и отправляет их в рот, и чувствовал, как тепло разливается по его грудной клетке. Память вернула его в детство. Вновь он переживал волнующие мгновения, когда впервые надкусил шоколадку. Бешеное биение сердца, — скорее, у него ведь так мало времени! — горький аромат какао, упругая твердость плитки, которую он сжимал так крепко, что она таяла под пальцами, удовольствие от совершения недозволенного, отчетливый хруст, когда он сделал первый укус, — конец оковам его прежней жизни! — сладость на кончике языка — эйфория и освобождение. Его мир изменился в одночасье. Девушка обернулась и вопросительно посмотрела на него. — Я могу вам помочь? — спросила она детским голосом, который плохо сочетался со строгостью ее тона. Ветер трепал тонкие волоски на ее висках, казавшиеся мягкими, как паутинки. Уголок рта был перепачкан шоколадом. Мистер Вонка на мгновение оторопел — он считал себя со своего поста совершенно невидимым и рассматривал ее пристально и отрешенно, как произведение искусства, не ожидая, что она заметит его и подаст голос. Он приподнял цилиндр и сделал пару робких шагов по направлению к незнакомке. — Отличный выбор, — запинаясь, сказал он, указывая на шоколадку в ее руке. — Кстати, Рудольф Линдт изобрел конширование, знаете, что это? Она покачала головой, изумленно разглядывая странного незнакомца. — Это одна из ключевых технологий для приготовления хорошего шоколада, — радостно поделился мистер Вонка, чувствуя, как сев на своего конька, мало-помалу обретает уверенность. — Конширование — это непрерывное и продолжительное перемешивание подогретой шоколадной массы, которая соприкасается с воздухом, — он сделал жест рукой, показывая, как перемешивается шоколад. — Вы, должно быть, хотите спросить меня: как же так подогретое какао масло не прогоркает, как все прочие растительные масла в похожих условиях? Правда? Девушка молча смотрела на него. — Не нужно стесняться. Спросите меня, — скомандовал он, воодушевленно кивая собеседнице. Девушка, не ожидая такого напора, улыбнулась, но по-прежнему ничего не говорила. — Вы, как я вижу, язык проглотили, — покровительственно сказал мистер Вонка. — Ну ничего страшного, я спрошу за вас. «Как же так подогретое какао-масло не прогоркает, как все прочие растительные масла в похожих условиях?» — фальцетом проговорил мистер Вонка, и тут же ответил обычным голосом: — Благодаря исключительным свойствам какао-масла. Оно содержит антиоксидант, который не дает какао-маслу прогоркать, в результате чего в процессе конширования из шоколадной смеси исчезают отстатки летучих веществ, испаряется ненужная влага, консистенция становится однородной, вкус — глубоким и тающим, а аромат — просто восхитительным. Так что вы едите не простой шоколад, а шоколад, который изменил историю. Ах да, — спохватился мистер Вонка, вручая свою трость оторопевшей девушке и захлопав обеими руками по жилетным карманам в поисках визитных карточек. — Ведь я совсем забыл представиться, — извиняющимся тоном добавил он. — Вот! — «Вилли Вонка. Частный предприниматель» — вслух прочитала девушка надпись на визитке, возвращая ему трость. — Приятно познакомиться, мистер Вонка, — улыбнулась она, делая шутливый книксен. — Алиса Кингсли. Пожалуйста, зовите меня просто Алиса. Так значит, вы предприниматель? — Предприниматель. Кондитер. Художник. Мэтр-шоколатье. Я долго не мог определиться, что именно написать на визитках, чтобы было емко и отражало суть. Мне посоветовали «частный предприниматель» — думаете, это хороший выбор? Он гордо улыбнулся, оперевшись ладонью о борт палубы и разглядывая отрешенное лицо своей собеседницы. Как же глупо она выглядит с перепачканным шоколадом ртом, точно ребенок! — Зависит от того, какую именно суть вы хотите отразить, — серьезно сказала Алиса. — Об этом я не задумывался. Вы когда-нибудь слышали о шоколаде «Вонка»? — А разве найдется хотя бы один человек в мире, который о нем не слышал? — Вы правы, — довольно улыбнулся он. — Поэтому, прошу вас, не говорите больше никому на корабле, что вы меня встретили. Я путешествую инкогнито, — прошептал он и посмотрел по сторонам, сообразив, что у их разговора могли оказаться свидетели. — Мистер Вонка, не хочу вас расстраивать, но здесь все знают, кто вы, — мягко улыбнулась Алиса. — Если хотите путешествовать инкогнито, вам стоит выбирать более незаметную одежду. — Да, я подумал об этом, поэтому и оделся в черное. — Мистер Вонка, на вас цилиндр и фрак. — Незаметность не отменяет элегантности. — А вот я не люблю элегантную одежду, — задумчиво сказала Алиса. — В ней я всегда себя чувствую скованной и смешной, будто играю роль кого-то, и играю ее из рук вон плохо. — Не понимаю, о чем вы говорите. Но, возможно, с выбором одежды вы можете мне помочь. Вы свободны сейчас? Мы могли бы пойти в мою каюту. Он не понял, почему она вдруг зарделась и быстро отвела взгляд: — Позже, ладно? — улыбнулась она какой-то странной, вымученной улыбкой, так что у мистера Вонки засосало под ложечкой от дурного предчувствия. — Скоро ужин, и я обещала подруге присоединиться к ней. — Значит, вы путешествуете с подругой? — Нет, мы познакомились здесь, — торопливо объяснила Алиса, делая маленький шаг назад. — Я путешествую одна. Моя семья боится всего неизведанного, но я жажду посмотреть мир, прежде чем найду в нем свое место. А вы? — Я? — спохватился мистер Вонка, делая шажок ей навстречу. — Я уже нашел свое место в мире. — Нет, я имею в виду, вы путешествуете один? — Да. Кстати, у вас шоколад на лице, — он коснулся уголка своего рта, показывая где именно. — Нет, с другой стороны. Да, здесь. — Спасибо, мистер Вонка, и увидимся позже, ладно? Мне пора идти. Он чувствовал, что сказал что-то не то: так внезапно она смутилась и стала прощаться, — и они расстались на странной, неловкой ноте: на доминанте, не разрешившейся в тонику. После этого случая он часто видел Алису на палубе и всегда приподнимал шляпу. Иногда они обменивались несколькими вежливыми фразами: о погоде, шоколаде и путешествиях, но она держалась напряженно, и он не мог взять в толк, в чем причина. Вскоре он выбросил это знакомство из головы и целиком сосредоточился на том, что было действительно важно: на новых рецептах. Он работал не покладая рук, ожидая, когда их корабль пришвартуется в порту Амальфи. Однажды ночью он, борясь со сном, записывал рецепт кофейных конфет, заряжающих энергией и улучшающих память (находка для студентов и занятых кондитеров), когда в дверь постучали. Мистер Вонка встрепенулся и отложил ручку в сторону. — Войдите, — неуверенно пригласил он, бросив взгляд на циферблат лежавших перед ним часов на цепочке. Без пятнадцати час. Кто это может быть так поздно? Может быть, конкуренты разнюхали, что он на этом корабле, и пришли с ним расквитаться? Неужели придется сражаться врукопашную? Что ж, он всегда готов к честному бою. У него отлегло от сердца, когда он увидел, кто перед ним: Алиса Кингсли неуверенно мялась на пороге в своем непромокаемом плаще. Правда, сегодня в ее облике что-то было другим, и он никак не мог понять, что именно. — Алиса? Какая встреча! Чем обязан? Видите ли, я сейчас немного занят… Не могли бы вы вернуться утром, желательно, после завтрака? — Еще до завтрака мы будем в Амальфи, — тихо сказала Алиса, беззвучно затворяя за собой дверь. — И это последняя остановка. — Ах точно, а я совсем запамятовал! Какая жалость! Значит, вы пришли помочь мне выбрать незаметную одежду, как мы договорились? Она отрицательно покачала головой. Мистер Вонка вдруг понял, что именно было другим в ее внешности. На ней не было джинсов! Он уже привык всегда видеть ее в плаще, джинсах и теннисных туфлях. А сейчас из-под плаща виднелись только бледные голые ноги, обутые в туфли на плоской подошве. Он хотел сделать комментарий по этому поводу, как вдруг Алиса подняла руку и, расстегнув молнию на плаще, одним движением сбросила его вниз. Под плащом не было ничего. Мистер Вонка поперхнулся. Слова застряли у него в горле. Издав несколько нечленораздельных звуков, он поспешно повернулся к ней спиной, чувствуя, как кровь приливает к его обычно бескровному лицу и в область паха. — А-алиса, — упавшим голосом выдавил он. — На вас нет одежды. — Нет? — рассеянно переспросила она. Он услышал звук сбрасываемых туфель и тихую поступь за спиной. — Вы уверены? Возможно, вам стоит взглянуть еще раз, чтобы в этом убедиться? — Я привык доверять своим глазам, — сдавленно пробормотал мистер Вонка. — А мне кажется, они вас обманывают. Он осторожно обернулся на звук ее голоса. Алиса лежала на боку на его аккуратно заправленной постели, опершись на локоть, и беззвучно смеялась. Ее неприкрытая нагота была как пощечина. — Прошу вас, наденьте что-нибудь, — взмолился он, не только отворачиваясь, но и закрывая глаза руками. Как же он только мог позволить себе оказаться в такой щекотливой ситуации? У этой девушки или не все в порядке с головой, и она травмирована, или же просто испорчена и порочна — он слышал о таких. Ну где это видано: молодая женщина приходит к малознакомому мужчине в спальню, чтобы предложить ему себя? Ведь это так грустно, это говорит о том, что она совершенно себя не уважает и хочет, чтобы ею воспользовались. А ведь она нравилась ему. Она казалась сущим ангелом, когда говорила с ним тоном серьезного ребенка, а рот ее был перемазан шоколадом. А теперь, ну надо же, какое разочарование, она смело ложится в его кровать в неглиже и хочет… чего? А ведь если бы он спал вместо работы, то в берушах не сумел бы расслышать стука и дверь была бы закрыта на задвижку… Всему виной его нездоровый трудоголизм. Тут, как некстати, в унисон голосу разума зазвучал другой голос, который он ненавидел и всю жизнь подавлял в себе. Отвратительный голос животной природы, его внутреннего бесстыдства, голос свиньи, ищущей лужу, чтобы с ног до головы вымазаться в грязи. «Выпутаться? А зачем? Разве ему не несказанно повезло? Не надо кривить душой, он все еще находит ее желанной, они хотят одного и того же, и, к тому же, завтра корабль прибывает в Амальфи, и он больше никогда ее не увидит». — Разве вам не хотелось узнать, что такое незаметная одежда? — засмеялась Алиса за его спиной, и он вдруг начал нервно смеяться сам. — Я хочу, чтобы вы ушли, — тихо попросил он напряженным голосом, когда со смехом было покончено. Возбуждение передалось его ногам, так что они задрожали мелкой дрожью, а дыхание совсем сбилось. Каждая секунда промедления лишала его самообладания. Ну, а что если? А вдруг будет как тогда? Как он посмотрит ей в глаза? И самому себе, когда взглянет в зеркало? Нет, как тогда уже не будет. Он был влюблен и до смерти напуган самой идеей о физической близости, поэтому так и случилось. Но что, если она найдет его непривлекательным? Вдруг она поднимет его на смех? Ну почему, почему природа создала людей такими, что единственный способ ответить на желания плоти такой нелепый, неловкий, и неэстетичный? Разве это справедливо? Ведь он не случайно выбрал жизнь отшельника — почему сейчас должен так мучиться? — Нет, — решительно сказала Алиса за его спиной. — На самом деле, вы не хотите, чтобы я уходила. Я слышу это по вашему голосу. — Вы ошибаетесь. — В чем тогда дело? Вы не находите меня привлекательной? Поэтому не можете смотреть на меня? — Наоборот, я нахожу вас очень п-п-п-ривлекательной, — запнулся мистер Вонка, чувствуя, как на лбу выступает пот. — Но чувство приличия не позволяет мне… — Ну какое чувство приличия? Ведь я сама хочу, чтобы на меня смотрели. Это другое. Мне кажется, проблема вовсе не в этом — я права? Я вижу, как вы смущены — вы, кстати, уже можете смотреть, я накрылась вашей простыней, надеюсь, вы не возражаете? Мне хочется видеть ваше лицо, когда я говорю с вами. Обещаю, я уйду и не буду досаждать вам, если вы действительно этого хотите, но сначала можно я сделаю предположение? Обернитесь, пожалуйста. Он испуганно покачал головой: — Нет, я… я не могу. Я… прошу, не просите меня об этом. — То, что происходит с вами, нормально, — решительно сказала Алиса. — Так и должно быть. А мое предположение следующее: вы никогда не были с женщиной — я права? Он вздрогнул и резко обернулся к ней, забыв о предосторожностях: — Ха! Вот еще! Во-первых, это вас не касается, это личное! А во-вторых, разумеется, был! Я просто не считаю приличным ваше поведение, вот и все. Люди должны оставаться людьми, а не превращаться в животных. — То, что происходит между людьми за закрытыми дверями и по обоюдному согласию, не превращает их в животных, — отрезала Алиса. — Наоборот, это самое естественное и прекрасное, что только может быть. Но вы должны любить себя и доверять партнеру, чтобы это могло случиться. И это совершенно нормально, если вы никогда не были с женщиной. Хотя бы раз стоит попробовать, чтобы понять подходит ли вам это. Она поднялась на ноги, закутанная в простыню на манер греческой тоги. — Я спрошу вас в последний раз, мистер Вонка. Вы хотите, чтобы я ушла или нет? Он опустил глаза, чувствуя бешеное биение сердца. Он снова вспомнил то мгновение, когда впервые попробовал шоколад. Времени было так мало, и его охватывали возбуждение и ужас от осознания того, что он совершает что-то запретное. У шоколада был горький запах, но он разливался сладостью на языке, а плитка таяла под горячими пальцами. Конец оковам его прежней жизни! Эйфория и освобождение! Там, на конце плитки, его ждал совсем другой мир. Он криво улыбнулся и покачал головой.