Pieces of the People We Love

Скутер думает, что самая большая его проблема заключается в доверчивости. Он с раннего детства верит на слово вообще всем: Элли, которая обещает не ломать его любимую игрушку, а затем, конечно же, ломает, соседским детям, которые обещают, что непременно позовут его гулять в следующий раз — и, разумеется, тоже обманывают. Временами Скутеру кажется, что всё простодушие, которое должно было равномерно распределиться между всеми членами его небольшой семьи, досталось именно ему. Вот Элли, например, сама себя окрестила «хитрожопой», и изворотливости (даже изощрённости, скорее) ей и впрямь было не занимать. О характере Мокси говорить и вовсе не приходилось: о нём и без того слыли самые настоящие легенды. Скутеру часто говорят, что у него большое доброе сердце — так говорит даже скупая на похвалу Элли. Скутер не спорит с ней: ему нравится думать о себе как о заботливом бескорыстном парне и истинном джентльмене. Как о самом настоящем рыцаре, если хотите. Скутер всегда встаёт на защиту, если кому-то отчаянно требуется помощь, и зачастую подобная самоотверженность лишь выходит ему боком. Когда он в очередной раз возвращается домой с синяком под глазом, Элли неодобрительно качает головой. — Во что опять ввязался, герой? — Ни во что, — отвечает Скутер и бредёт к покосившемуся холодильнику, чтобы приложить к расцветающему синяку лёд. — Кто-то пристал к девушке возле бара, и я решил ей помочь. — И где сейчас эта девушка? — В баре, — признаётся Скутер нехотя, и Элли заливисто смеётся. — Ты такой олух, братец. Защитил какую-то девчонку и что, даже не выпил вместе с ней? — Я сделал это по доброте душевной, а не ради свидания. — Ну-ну, — фыркает Элли и уходит, бормоча себе под нос нечто очень похожее на «вот же придурок». Скутер остаётся один, держа лёд возле лица и задумчиво покусывая губу. Проходит ещё несколько лет, и Скутер начинает думать о том, что сестра не так уж и неправа. Все девушки, попадающиеся ему на пути, чего-то от него да хотят: деньги, жильё, внимание, подобострастие, и Скутер раз за разом отдаёт им всё, что у него есть. После этого они исчезают, мямля напоследок неискренние слова благодарности, и на какое-то время в жизни Скутера воцаряется спокойствие. Когда он впервые видит Фиону посреди своего гаража, то в ту же секунду понимает, что влиплет — и влипнет сильнее, чем когда-либо. Она стоит, озираясь и поправляя шляпку, и Скутеру становится стыдно сразу за всё: и за перепачканные в машинном масле руки, и за беспорядок по углам, и за нелепые плакаты с полуголыми женщинами. Он подходит к ней и здоровается, чувствуя себя таким неловким, таким несуразным на её фоне, и затем Фиона говорит что-то о гонках и разбитой в хлам машине. Скутер, разумеется, согласен ей помочь — на спонсорских началах, а не просто так, хватит с него бессмысленных надежд и разочарований. Она улыбается, и её зеленые прозрачные глаза сверкают весельем и облегчением. — Да, конечно, я с радостью буду тебя рекламировать, — говорит Фиона; она, конечно же, врёт, но Скутер об этом ещё не знает. Когда за ней приходит парочка отщепенцев с оружием наперевес, Скутер врёт тоже: он говорит, что не видел Фиону, и получает кулаком в живот — не то чтобы он этого не ожидает, ведь так происходит каждый чёртов раз. На какое-то время Фиона исчезает и затем возвращается, но уже не одна: вместе с ней в гараже толпится самая разношёрстная компания, которую ему доводилось видеть. Фиона смущённо поправляет волосы и просит помочь с постройкой ракеты, и Скутер, не в силах оторвать от неё восхищённого взгляда, вновь соглашается. — Нам очень нужен герой, который поможет добраться до Гелиоса, — говорит Фиона и очаровательно улыбается, склонив голову набок. — Нам нужен именно ты, Скутер. Он рад, действительно рад это слышать, и плевать на то, что она вновь лукавит, и что на его месте мог бы быть любой другой механик: Скутер до смерти хочет, чтобы его считали героем. Не недотёпой, не придурком, не олухом — героем. — В таком случае почту за честь быть вашим бортмехаником, — отвечает Скутер, и они обмениваются чинным рукопожатием. Когда узкая и горячая ладонь Фионы на миг оказывается в плену руки Скутера, он краснеет до кончиков ушей, и Джейни, заметившая это, отворачивается и прячет усмешку. Тем же вечером он помогает Джейни, усердно работающей над превращением каравэна в ракету; добрых десять минут Джейни молчит и косится на Скутера, затем вздыхает и трёт лоб. — Слушай, — начинает она, — ты уверен, что тебя не используют? — Кто? — Скутер вскидывает на неё глаза. — Фиона? — Да. Я же вижу, что она тебе нравится. — Коротко взглянув на Фиону, мирно болтающую о чём-то с сестрой, Джейни вновь принимается закручивать гайки. — И я очень не хочу, чтобы ты попал в беду из-за человека, с которым у тебя нет никаких шансов. — Да брось, Джейни, — тянет Скутер, хлопая её по плечу. — Всё будет хорошо. И никто меня не использует, честное слово. Я сам хочу им помочь. Джейни недоверчиво хмыкает. — Как знаешь. А потом Скутер оказывается в космосе. Его с такой силой прижимает к сиденью, что все внутренности, кажется, превращаются в лепёшку; на глаза наворачиваются непрошеные слёзы от перегрузки, и теперь всё, что он видит — это прямую спину Фионы, сидящей за штурвалом. Фиона оборачивается, и Скутер поднимает два пальца вверх, отвечая на немой вопрос в её пытливом взгляде. — Ты отлично справляешься, — говорит он одними губами, и она гордо улыбается, крепко держась за штурвал — Скутер и отсюда видит, как побелели её тонкие пальцы. Когда всё выходит из-под контроля, он старается не паниковать, хотя от страха желудок сворачивается в тугой жгут, и единственное, что Скутеру хочется — это оказаться где угодно, но не здесь, но он не может сдаться сейчас, только не тогда, когда Фиона смотрит с такой надеждой. Руки дрожат так, что у него едва получается открыть отсек с кислородными шлемами, а к горлу в равных пропорциях подступают тошнота и честность — Скутер выпаливает, что влюблён, и в ужасе захлопывает рот. Какого чёрта, какого чёрта, какого чёрта, — крутится и бьётся у него в голове, когда они вдвоём выбираются в открытый космос. Ему страшно, ему так страшно, и страх этот взвинчивается внутри, будто поток ослепительного леденящего света — всё ярче и ярче, пока не достигает наконец апогея. Скутер смотрит на свою руку, застрявшую в створках, и он, если честно, почти не удивлён. Вот он, великий финал — и вот он, Скутер, великий герой. Выкуси, Элли. Когда Фиона целует его в щёку, он не закрывает глаз и видит, как трепещут её густые ресницы. — Я никогда тебя не забуду, — говорит Фиона, и Скутер надеется, что на сей раз она его не обманет.