Доминанта, субдоминанта

Рин с детства приучали рано вставать, но она так к этому и не привыкла: каждое утро она переживала, как операцию на мозге без наркоза. В отличие от ее подруги Мику и других своих одноклассников, она не была наследницей безумно богатой или безумно старинной династии. Ее отец владел собственной клиникой, мать помогала ему вести дела. У них не было штата прислуги и недвижимости за границей; главной роскошью для супругов Кагамине было образование их дочери. Родители отвозили Рин в школу по пути в больницу, так что она была просто вынуждена просыпаться вместе с жаворонками. Рин с детства привыкла есть недосоленный завтрак, слушать с заднего сидения деловые разговоры родителей, первой здороваться со школьным охранником, болтать с Мику на лестнице о каких-то совершенно пустых вещах — лишь бы как-то убить время перед уроками. Когда она задумывалась о том, насколько ровно и выверено расчерчена ее жизнь, у нее чуть не сводило челюсть от злости. Для нее, как и для Мику, уже была протоптана дорожка в будущее, которая, однако, очень ей не нравилась и с которой она не знала, как сойти. Утренняя рутина, которая преследовала ее все эти годы, была венцом этого чувства безысходности. Терновым венцом. Рин с детства догадывалась, почему все так происходит, но ни разу не решилась поговорить об этом с семьей. В то утро она приехала раньше подруги. Однако ей не пришлось коротать время в одиночестве: в музыкальном кабинете уже разогревался Лен — она услышала его из коридора. Он играл довольно известную мелодию из рекламы начала десятых годов. Кагене не сразу заметил, как в класс вошла Рин — или же только сделал вид, — но девушке не нравилось, когда ее не замечают, поэтому она сама громко с ним поздоровалась: — Йо! Кагене прервал игру, повернулся к Рин и коротко поклонился. — Доброго утра, Кагамине-сан. Сказал — и молча уставился не то снова на пюпитр, не то куда-то за окно. Рин сама не заметила, как засмотрелась на его немного сонные голубые глаза, на изящно запрокинутую голову, на бледные пальцы, скрещенные на коленях. Как будто он отщипнул чуть-чуть умиротворения у огромных белых облаков, приплывших на школьный двор, а потом поделился его частичкой и с одноклассницей. — Хорошо спалось? — спросил он вдруг у нее, заметив, видимо, на себе ее взгляд. Смущенная Рин только нервно повела плечами. — Тебе, я смотрю, как-то не очень. Это из-за выступления? — спросила она. Ночью Мику написала ей об их встрече в ресторане. На секунду Лен удивленно вскинул брови, но тут же исправился и улыбнулся одними уголками губ. — Типа того, — ответил он, а немного погодя добавил: — Кагамине-сан, это может остаться секретом между нами троими? Мейко-сан не понравится, если ее ресторан станет местом сходки наших первогодок. Рин даже не стала возмущаться его замечанию про толпы влюбленных девчонок: за эти пару месяцев она уже свыклась с его ситуацией. — Ладно, — кивнула она. Кагене вновь умолк и, склонив голову к клавишам, одной правой рукой начал медленно перебирать ноты. Рин догадалась, что он не в настроении для беседы; к тому же, она сама не могла придумать, о чем поговорить. Она села напротив рояля, как бы говоря, что не прочь его послушать, и Кагене тут же заиграл в обе руки. Рин поймала себя на мысли, что этот парень, которого она знает всего ничего, понял ее без слов; с Мику, ее самой старой и самой любимой подругой, подобное случается очень редко.