Солнце взойдёт попозже

      Он считает дни с каждого из их «бывай», зная, что новое когда-нибудь однозначно случится. Когда-нибудь, да только не сразу после недавнего «привет».       Лютику не надоедает. Он занимается своими делами, перебирается в другие города и деревни, а потом каким-нибудь утром просто подмечает, что, вот, прошло почти тридцать дней с хриплого, немного усталого и уже скучающего «увидимся», сказанного Геральтом. Да, увидятся. В этом и сомневаться нельзя.       Над каждым из своих «нравится» Лютик не задумывается. Ничто не важно, ничто не серьезно. Кроме, конечно, одного. Его самое главное и, пожалуй, абсолютно вечное «нравится» – Геральт. Его «нравится» длиной в вечность, его «нравится», к сожалению, не выглядит, как одна из тех девушек, о которых он обычно сочиняет псевдолюбовные баллады. Они все ему в какой-то мере нравятся, просто ничто нельзя назвать серьезным. И только Геральта среди всего этого хаоса – можно.       Проходит ещё около месяца, а потом они снова встречаются и это так правильно-правильно, что Лютик вместо «привет» говорит «ну наконец-то». Геральт криво ухмыляется, а потом начинает рассказывать о том, что происходило. Лютик все ещё сочиняет баллады о его сражениях, но куда чаще о нем в целом. В нем есть множество вещей, о которых можно сочинить множество баллад. Вряд ли хоть одна из них станет популярной, но Лютик просто взорвется своей нежностью, если не будет выплескивать её на бумагу. Страдает куча бумаги, иногда страдает и Геральт.       У них уже давно пройден тот этап, когда они только и могут, что обниматься (если быть точнее, они его просто проскочили, да и Лютик даже не представляет, что должно случиться для того, чтобы ведьмак его обнял нежно, прижал к себе), они куда ближе. На эмоциональном уровне, на физическом. Лютику все нравится, Лютик никогда не возмущался.       Его любовь принимает почти материальный облик, когда он в совсем-не-тишине-леса полушепчет текст своей новый баллады, даже не пытаясь подтянуть к себе лютню. Ему она не нужна, его голос сам по себе может пробрать до дрожи, когда с душой, когда с нежной улыбкой на лице. Геральту даже не нужно слышать биение его сердца, чтобы знать, что Лютик тогда спокоен. До предела. Ему спокойно, а это значит, что Геральту тоже, наверное.       Бард бы ему все отдал. Хоть все свои баллады, хоть свою душу, хоть свою жизнь. Скорее всего, до конца и без остатка. И осталось бы в нем все равно много, но он даже то был готов отдать. Геральту всего этого, к счастью, нужно не было, а почти все Лютиковы баллады и без того принадлежали ему.       Когда их называют ненормальными, Геральт не злится, а Лютик не расстраивается. Им, если уж на то пошло, намного больше плевать, чем можно было бы предположить.       Лютику вообще часто говорят, что он ненормальный. Далеко не всегда в связке с Геральтом. Но иногда на них косятся, иногда люди просто чувствуют. Это проглядывается сквозь всю видимую дружбу, что есть вокруг них. Не так часто, не так редко, просто иногда бывает. Тогда Лютику говорят, что он ненормальный ещё чаще.       У Геральта он не уточняет, но, кажется, это вполне очевидно, ему даже не обязательно проводить почти все свое время с Лютиком, чтобы его считали ненормальным. Да только Геральт нормальный настолько, насколько в принципе кто-то вроде Геральта может быть нормальным, и Лютик это прекрасно знает, Лютику об этом даже напоминать не нужно.       Геральту хорошо почти до самого предела, когда Лютик вот так вот спокойно мурлычет про себя какую-то то ли балладу, то ли почти колыбельную, вымывая всю грязь из волос ведьмака. Для, наверное, кого угодно за исключением Лютика заметно не будет, но Геральт не хмурится. Он доверяет, он целиком и полностью верит. И совсем немного беспокоится за что-то совсем эфемерное, то и дело выскользающее у него из мыслей.       А потом Геральт вновь кидает «пока», говоря, что, возможно, вернется чуть пораньше. Лютик кивает, улыбается, а потом идет напиваться. Ему беспокойно разве что слегка, но он верит, что да, конечно же, вернется. Нет причин думать иначе.       Лютик надеется, что когда-нибудь все их «прощай» закончатся и очень надеется, что их новое «прощай» ни за что не станет последним. Но пока Лютик жив, а Геральт в тишине ждет, пока он настроит свою лютню, чтобы сыграть ту самую новую балладу, конечно же, о ведьмаке, бард готов считать дни, готов считать часы и, если понадобится, даже удары сердца в ожидании. Но он обязательно дождется, они встретятся, даже искать не нужно будет.       Следом за «до скорой встречи», нарочито небрежно и совсем не безразлично брошенного перед тем, как погнать Плотву, следует свое почти неизменное «рад видеть». Раз за разом, до бесконечности и по кругу.