Солнце взойдёт попозже

      В какой-то момент Лютик просто понял, что ему уже пора отступиться. Перестать. Давно пора было уже понять, что с чародейкой ему никак не бороться. Он принял это со смирением. Ему просто надоело все то, через что он пытался проходить, гордо подняв голову и смотря в самые-самые глаза ведьмаку.       Надоело задыхаться в своей никому ненужной нежности и любви, в невозможности подобрать нужные слова, в нежелании жить без Геральта, без каждой из его недовольных гримас и без его грубых слов. Ему ведь может быть хорошо и без Геральта, правда? Лютик подумал, что может. Не ошибся ни на секунду.       Лютик, наверное, на нем повернут. Баллад о Геральте у него больше, чем о любой из своих дам, потому что, конечно же, ни одна из них нихрена не важна в сравнении с тем, что из себя представляет Геральт. Геральт ему вообще всех мог бы заменить. Просто ему не хочется, да и Лютику чуть ли не с каждым днем хочется чуточку меньше.       И когда бард сводит баллады о нем к минимуму, он понимает, что, похоже, ему все еще хочется писать о чем-то другом. У него ещё много тем, по которым он ничего не писал, слишком зациклившись на ведьмаке. Ему хватало ведьмака. Правда хватало, с головой. Просто потом он, похоже, слишком им переполнился, окончательно и бесповоротно.       Лютик с каждым днем подходил к краю пропасти все больше. И, когда он уже стоял на самом-самом краю, он просто развернулся и ушел. Его жизнь, в конце концов, Геральтом не ограничивается, ему вмиг его стало мало и в то же время много. Ему, наверное, приелось слишком. Он просто понял, что устал до жути.       Просыпаясь поутру с двумя дамами разом, Лютик понимает, что что-то, сжимающее его глотку со всей силы и медленно удушающее его, постепенно ослабляется, так и не удушив полностью. Лютик вдыхает. Пока ещё не полной грудью, нет, ему до этого далеко. Но он вдыхает пыльный воздух затхлой комнатки и думает. И ему хорошо почти до предела, даже кошки на секунду перестают рвать ему внутренности своими когтями.       А потом он уходит, не тревожа девушек. Просто уходит, закидывая лютню за спину, и напевает себе под нос не свою балладу. Он чувствует, что что-то помимо спящих девушек, с которыми он делил постель в эту ночь, и вправду остается за спиной. Надеялся, что, если уж это действительно так, то остается навсегда.       Все происходит не быстро. Просто в какой-то момент вместо тысячи кошек, скребущих внутри, остается всего одна. Ленивая, напоминающая о том, что она вообще существует только в моменты, когда Лютик смотрит прямо на Геральта. Этот прогресс такой ощутимый, что Лютик улыбается ещё ярче, чем обычно, но смотрит куда более нормально, чем когда-либо. Ему не все равно, ему просто легче.       В какой-то момент руки наконец полностью уходят с его шеи, оставляя за собой след. Уходят. Лютик вдыхает полной грудью, думая о том, что, оказывается, воздух в лёгких чувствуется очень хорошо.       Он выступает в куче мест. Он путешествует по деревням. Он спит с девушками и не только. Его просто ничто не держит на месте, ему просто мало что нужно от одного конкретного места. От одного конкретного ведьмака. Он просто чувствует, что наконец может жить. И, в конце концов, это ощущается правильно.       Лютик чувствует себя так, словно кучу лет назад его сердце остановилось и только сейчас вновь забилось должным образом. Это ещё не все, конечно, ему ещё от многого отвыкать приходится, ко многому привыкать и многое для себя осознавать, просто это намного больше, чем то, на что он мог для себя надеяться.       Но Лютик все ещё дышит. И все ещё существует. Балладами, девушками и алкоголем. Да он рад, что хотя бы все ещё жив, вопреки каждой своей мысли о том, что без него просто не сможет. Смог. Конечно же, смог.       Победой он называет момент, когда видит Геральта и не чувствует ни-че-го кроме дружеской радости. Каждый из вдохов ощущается вдохом, а каждый удар сердца – ударом сердца. Впервые за гребаную вечность.