— Три дня от начала переговоров —
Дейдара и Куроцучи проделали путь до столицы Страны Земли максимально быстро: чем скорее они уладят формальности с назначением подрывника на пост Цучикаге, тем скорее перейдут к решению срочных вопросов, таких как подготовка к войне, разведка и допрос пленного Акацуки. После личной встречи с теперь-вроде-как-союзными Каге желание показать им себя во всей красе вспыхнуло в Дейдаре ярче взрыва — особенно этому злобному ублюдку Казекаге. Он не нравился Дейдаре: ни его бесстрастная рожа, ни командный тон, ни постоянные подъёбки и полунамёки. Поставить Казекаге на место становилось одним из приоритетов. На его фоне даже Хокаге Учиха казался приятным собеседником и неплохим чуваком. Хотелось поскорее окунуться в замес — а вынужден был Дейдара тащиться в столицу, где его и Куро уже ждал Кицучи; падать на колени перед престарелым даймё и испрашивать его благословения быть Цучикаге. Как же бесит! Но в то же время — нужно. Ещё сенсей объяснил это Дейдаре. Лорд-феодал — глава государства, на территории которого базируется Скрытое Селение. Сугубо военное образование, поселение шиноби, даже несмотря на определённый процент гражданских обитателей, не способно обеспечивать себя само — следовательно, полагается на сельское хозяйство, производство, торговлю своей страны, а те ведутся с одобрения даймё. Взамен Скрытое Селение предоставляет стране военную мощь, оберегает её границы и участвует в вооружённых конфликтах. Шиноби предпочитают жить отдельно, согласно собственным привычкам и традициям; гражданским во главе с даймё удобно использовать их, держа на расстоянии. Проверенный десятилетиями симбиоз. У Ооноки со столицей были недурные отношения, полные достоинства и взаимного уважения. Правление нынешнего даймё началось ещё при Втором Цучикаге, и знал он Третьего с юных лет, вместе с ним прошёл через две мировые войны. Дейдара помнил, как после Третьей мировой обильная помощь столицы поднимала ослабленную деревню на ноги. Помнил также и то, как затем Ива за эту помощь расплачивалась. Благотворительностью в отношении своих подданных даймё не занимался. От феодала Дейдаре было нужно одобрение двух вещей: назначения на пост Цучикаге и союза с Конохой и Суной. Хотя нет, ещё кое-что: не сдохнуть раньше, чем одобрения даст. Это было не напрасным опасением: по словам Кицучи, даймё готовился двинуть коней в ближайшие недели. А там подоспеют так любимые в Стране Земли традиционные обряды, трауры, потеря времени, запара с назначением нового даймё… У Дейдары не было столько времени. Поэтому все три дня полёта до столицы он, когда не обсуждал планы с Куроцучи, молился хрен пойми каким силам о здоровье феодала. В последний раз Дейдара был в столице чунином: выполнял мелкую миссию, теперь уж и не упомнить, какую именно. Единственным, что сохранилось в его памяти об этом городе, были бескрайнее море, солнце и свежий влажно-солёный ветерок. Увидев вновь это море, позолоченное полуденным огнём, Дейдара заставил сову зависнуть над дорогой и втянул носом воздух на всю мощь лёгких. Отказать себе в наслаждении моментом было выше его сил. — Ка-а-айф!.. Ну чё, раз такое дело, надо отдохнуть денёк, мм! Сидевшая рядом Куроцучи легонько стукнула его по макушке. — Эй, Дейдара, соберись! Мы не на отдых пришли! — Но совместить приятное с полезным… — протянул Дейдара, уже откровенно подстёбывая серьёзную сестрицу. — У нас нет на это времени! — неодобрительно проговорила Куроцучи и подёргала его за рукав, кивком указала на видневшиеся дальше ворота столицы. От них быстро приближалась массивная фигура в амуниции Ивы. — Чё, правда на пляж не хочешь? — поддел Дейдара, спуская сову на дорогу. Шиноби спрыгнули в пыль, и Дейдара развеял птицу. — Там та-а-акие тяночки сочные, юбочки короткие, влажные груди из купальников выскальзывают… — Дурак! — отшатнулась от него Куроцучи, и Дейдара от души расхохотался. Его весёлость не понравилась приблизившемуся Кицучи: совершенно не так, по мнению старого воина, обязан выглядеть Каге, который со сложных переговоров следует на приём к даймё. Куроцучи явно пыталась вразумить пацана, но не преуспевала. Поэтому Кицучи без приветствия громыхнул: — Дейдара, серьёзнее! Ты должен засвидетельствовать почтение даймё-сама ещё до вечера! — Да успеется, не боись, Кицучи-сан, — беспечно махнул рукой Дейдара и шепнул Куроцучи: — И засвидетельствовать почтение тяночкам в купальниках тоже… — Извращенец! — осуждающе припечатала Куроцучи, перед отцом старательно натягивая на лицо строгую мину. Куроцучи не питала иллюзий: даже если Дейдара продавит её назначение в совет, придётся нелегко. Принимать её всерьёз и уважать советники станут, только если она докажет, что выгодно отличается от той самой «типичной тяночки» в их представлении. Или, в случае бати, от «нежной малышки». Кицучи, открывая для себя любимую доченьку с новой, серьёзной-взрослой стороны, меж тем считал, что она слишком мягка с Дейдарой. Пацану явно не хватало сильной ограничивающей руки. — Как прошли переговоры? — спросил Кицучи требовательно, вынуждая Дейдару посерьёзнеть. — Узнал много нового и интересного, мм, — откликнулся он, задумчиво потёр лоб у кромки банданы с хитаем. — Казекаге оказался капец каким нетерпеливым, а Хокаге — большим любителем поговорить о жизни. Зато обоим хочется разобраться с Акацуки не меньше, чем нам. — Не слишком полагайся на первое впечатление, — поучительно изрёк Кицучи. — И Казекаге, и Хокаге старше и опытнее тебя и как шиноби, и как лидеры деревень. Они почти наверняка желают ослабления… — А то я сам не понимаю! — огрызнулся Дейдара и, отвернувшись от спутников, решительно зашагал к воротам столицы. Вздохнув, Куроцучи придержала отца за локоть. — Не стоит быть таким покровительственным с ним, папа. — Для мягкости и поддержки у него есть ты, — возразил Кицучи. — Я же обязан дать ему отведать отношения, которым его будет потчевать реальный мир. — Вашим отношениям это на пользу не идёт, да и его ничему не учит. — Посмотрим, — похлопав дочь по руке, Кицучи последовал за подрывником. Столица, огромный торговый порт, шумела, как Ивагакуре даже не снилось. Заинтересованно поглядывая по сторонам, Дейдара отмечал про себя, что точно сумел бы выжить тут: гвалт и толкотня его ничуть не смущали, даже, наоборот, бодрили. Куроцучи, напротив, от непривычного скопления бойкого народа разных мастей морщилась и в какой-то момент беззастенчиво спряталась за огромную отцовскую спину, предоставляя Кицучи прокладывать путь в толпе. Кое-как протолкавшись до дворца даймё, шиноби были пропущены через кордон охраны моментально: постовые знали Кицучи, долгие годы служившего личным телохранителем даймё, и почтительно расступались перед ним. Дейдара представил, как вскоре люди будут расступаться уже перед ним самим. Предвкушающая улыбка выползла на губы. Для Кицучи во дворце всё и все были привычны и знакомы: и просторные коридоры, и богато обставленные залы, и сад камней во внутреннем дворе, и покатые крыши, где так хорошо полежать под солнцем, и охрана, и слуги, и придворные. Его самого встречали вежливыми наклонами головы, а вот Куроцучи и Дейдару буквально пожирали заинтересованными взглядами. В начале его службы при дворе и на Кицучи реагировали так же. Он был своим во дворце, потому замечал перемены. Те начались уже какое-то время назад: древний феодал сдавал, и правление медленно, но верно брал на себя сын даймё, немолодой и привычный к руководству Масахиро-сама, — но усугубились за те две недели, что прошли с тех пор, как даймё-сама разрешил Кицучи уйти с должности начальника своей охраны и позволил вернуться в Иву. Весь дворец пропах предчувствием смерти и интригами. Пока слуги извещали даймё и советников о прибытии потенциального Цучикаге со свитой, шиноби остались ждать во внутреннем дворе. Прогуливаясь по песчаным дорожкам вместе с Дейдарой, Кицучи негромко его наставлял: — В присутствии даймё-сама веди себя уважительно и сдержанно. Никогда не перебивай. Если будут вопросы от советников, не игнорируй их. С даймё-сама говори погромче, он плохо слышит, но не вздумай на него орать… — Харэ мне лекции читать! — не выдержав, яростным полушёпотом перебил его Дейдара. Стоявшая у чайного домика, с преувеличенным интересом его рассматривая, Куроцучи выразительно кашлянула: во двор выплыла в сопровождении свиты Хисако-сама, жена будущего даймё и мать его наследника. Кицучи сразу насторожился: эта пожилая дама никогда не появлялась просто так, — но поклонился со всем положенным уважением. Куроцучи, а после мимолётного сомнения и Дейдара последовали его примеру. Проплывая через сад, Хисако-сама даже не взглянула на склонившихся перед ней шиноби. Но в последний момент, уже почти пройдя мимо Кицучи, остановилась — свита мигом замерла за ней — и не повернув головы осведомилась: — Кем являются сии дети? — Дейдара — капитан корпуса подрывников Ивагакуре и человек, которого наши шиноби желают видеть своим предводителем, — учтиво ответил Кицучи. — Куроцучи — моя дочь. — Разве в Ивагакуре не в чести опыт и сильная рука? — Смею заметить, опыт не всегда коррелирует с возрастом, а силу свою Дейдара доказывал неоднократно. — Сколько понимает о мире птенец, в первый раз выглянувший из родительского гнезда? — Как хорошо, что я не птенец, мм, — раздражённо бросил Дейдара ей в спину. Кицучи опустил глаза со стыдом за подопечного. Хисако-сама не шелохнулась. — Ивагакуре следует с большим уважением относиться ко времени нашего благословенного лорда-феодала, — и она величественно удалилась, а свита потянулась за ней. — Стрёмная баба, — буркнул подрывник. — Дейдара! — одёрнул его Кицучи, всеми фибрами души источая негодование. — Я терпеть наезды всяких левых челов не собираюсь, да! — С членами семьи даймё-сама ты обязан быть почтителен! — Так я ж не ты, Кицучи-сан: я восемь лет при дворе не учился жопы лизать! — Ну хорош вам! — встряла Куроцучи, вставая между ними. — Папуля, правда же, мы ведь не привычны к разговорам с придворными… — Это не повод грубить, — отрезал Кицучи. — Это я ещё не грубил! — мгновенно парировал Дейдара. — И не надо, — Куроцучи строго на него посмотрела. — Давай, Дейдара-нии, как на уроках дедушки: как мы обращаемся к уважаемым особам старшего поколения?.. — Эй ты, старая развалина, — усмехнулся Дейдара и подмигнул заворчавшей Куроцучи. — Не смей, — предупреждающе ткнул в него пальцем Кицучи. — Ну, коль чё, будешь ты Цучикаге, Кицучи-сан, раз в Цучикаге берут за познания в этикете, — беспечно отозвался Дейдара. Благо или нет, перепалка была прервана слугой, сообщившим, что даймё-сама и совет готовы принять шиноби. Их вновь провели через полдворца, и наконец впереди показались двери зала, в котором заседал совет даймё. За последние восемь лет это был первый раз, когда Кицучи входил в него просителем, а не верным щитом феодала. В зале вдоль стен, образуя коридор ото входа, тянулись длинные столы, за которыми восседали советники. Сам даймё расположился в комфортном кресле на небольшом возвышении; в былые годы оно было выше, а фигура феодала — внушительнее. Если Ооноки и его ровесники из совета были просто старыми, то лорд-феодал выглядел древним. Костлявый, иссохшийся, напрочь седой и на вид бессильный, он представлялся призраком прошлых веков. Дейдара мимолётно подумал, что так не хотел был состариться; смерть казалась заманчивой альтернативой этому беспомощному существованию. Куроцучи осталась по ту сторону дверей, а Кицучи и Дейдара приблизились с подобающими выражениями на лицах. Советники глядели на них въедливо, оценивающе. Сын феодала Масахиро-сама, сидевший среди советников, насупил седые брови. — Даймё-сама, — шиноби низко поклонились. — Кто?.. — разлепив мутные глаза, сипло проговорил лорд-феодал и прищурился. Масахиро открыл было рот, но даймё сообразил быстрее: — А, Кицучи… С возвращением. — Для меня честь вновь находиться подле вас, — произнёс Кицучи, распрямившись. Старого даймё он искренне уважал, и скорость расставания вслед за отцом ещё и с ним наполняла сердце печалью. — Честь ли для могучего воина занимать своё время наблюдением за закатом?.. — даймё слабо улыбнулся в белоснежные усы. — Однако, покуда горит ещё свет… — он сделал паузу, тяжело втянув ртом воздух, — поведай мне, кого привёл. — Позвольте от лица совета деревни представить вам Дейдару, капитана корпуса подрывников, того, кого Ивагакуре желает видеть своим лидером. Дейдара поклонился. — С вашего позволения мне быть Четвёртым Цучикаге, наследуя дело учителя. Подслеповато сощурив глаза, даймё медленно кивнул. — Помню… Ооноки поведал мне историю покинутого птенца, стремящегося к вершинам. На «покинутого птенца» Дейдара усилием воли смолчал. — Юность в вышине, коей не видывали наши края с тех пор, как я был молод и Ооноки молод был… — даймё слегка наклонился вперёд. — Что за мотив способен побудить человека столь юного избрать стезю лишений и самопожертвования, коей является путь Каге? — Желание изменений, — моментально ответил Дейдара. Даймё растерянно дёрнул кустистыми бровями, и Дейдара повысил голос: — Прошлые уважаемые поколения с достоинством вели Иву через свои эпохи. Но поменялся мир, и вслед за ним должен поменяться наш подход к жизни, отношение. — До нас доходили сведения о первых шагах в этом направлении, — без какой-либо оформленной интонации сказал Масахиро. — Союз с Конохой и Суной, верно? Дейдара стиснул кулаки. — Я не позволю гибели сенсея остаться неотомщённой. Но Иве в одиночку ввязываться в войну против нукенинов, захвативших уже четырёх биджу — необоснованный риск, когда и другим селениям нужно избавиться от этих самых нукенинов. — Реки с разных гор впадают в один океан, — заметил даймё, внимательно наблюдавший за Дейдарой. — Коли знаешь, в какой, получишь ключ к слиянию ревущих потоков. Дейдара промолчал: понятия не имел, нужен ли даймё ответ на его заумную реплику. Впрочем, скорее всего, не нужен был; выдержав паузу, лорд-феодал продолжил: — Полагаю, Ивагакуре также испрашивает моего позволения вступить в союз с Конохагакуре и Сунагакуре? — Именно так, — подтвердил Дейдара и, затылком почувствовав негодование Кицучи, уважительно добавил: — даймё-сама. — Что же… — даймё отвёл взгляд в сторону, но в то же время словно бы в прошлое. — Мы видели много боли от Листа и Песка. Жизни наших шиноби под железным песком Третьего Казекаге, под клинком Четвёртого Хокаге обрывались быстрее, чем стирается с неба вспышка молнии… Однако миг вспышки прошлых Хокаге и Казекаге угас, оставив лишь память в умах стариков. Не все из тех, кто идёт после нас, помнят и вовлечены в этот круг ненависти, недоверия, боли… Возможно, и боли пришла пора развеяться тревожной песней ночи с наступлением утра. — Отец?.. — настороженно поглядел на него Масахиро. — Закат светила порождает ночь, но за ней всегда будет новый восход, новый день, — даймё сделал усилие и поднял себя из кресла, повернулся к Дейдаре. Тот заученно опустился на колено. — Так взойди же новым светилом, Четвёртый Цучикаге, и подари нам новый день, день лучший и более светлый, чем прошлые. — Я приложу для этого все усилия, — твёрдо поклялся Дейдара.— Пять дней от начала переговоров —
Сасори ненавидел визиты в столицу. Существенная часть проблемы заключалась в том, что для даймё он был подчинённым — мерзкое, раздражающее ощущение для носящего титул Каге. Но по ряду причин Сасори покорялся необходимости играть роль послушной марионетки. Конечно же, Раса через своих людей в свите даймё уже довёл до его сведения факт потери Шукаку. Сасори не питал иллюзий: в столице его ждала завуалированная или даже наглядная порка, и лишь умелое маневрирование в опасных придворных водах могло помочь её смягчить. Хотел бы Сасори заняться чем-то более кровавым, полезным для назревавшей войны. Однако безоговорочная поддержка даймё Ветра слишком важна для Казекаге, потому что жизненно необходима Суне. Из-за расположения в сердце пустыни деревня не в состоянии себя обеспечить большей частью необходимого для существования и полагается на снабжение страны. Как назло, в последние годы количество миссий, заказываемых у Песка, уменьшилось, и селение оказалось на милости льгот, которые даймё предоставил на товары первой необходимости. В эту задницу загнал деревню ещё Третий, а Сасори при всех прочих талантах не был зазывалой от слова совсем и понятия не имел, как привлечь в Суну денежных клиентов. Те предпочитали платить Конохе, шиноби которой не слыли специалистами по ударам в спину, а Каге — манипулятором и отравителем. Союз с Листом был нужен Сасори отчасти и для того, чтобы после победы над Акацуки договориться о разделении миссий и сфер влияния. Что же касается Ивы… даже если этого нового Цучикаге утвердит даймё Земли, даже если его не убьют свои же — Сасори был уверен, что сумеет найти на него управу. Но прежде чем просить у даймё разрешения на альянс с соседями — и как же Сасори бесился от этой необходимости! — требовалось умаслить его и убедить, что Шукаку они вернут и в силе Суна ничуть не потеряла. Игра на сей раз намечалась отвратительной и грязной, поэтому Сасори осадил Темари, засобиравшую было вещи: — Не в этот раз. — Сенсей? — нахмурилась Темари: привыкла к тому, что Сасори брал её с собой ко двору, позволял присутствовать на переговорах, учиться, как быть дипломатом. — Останься и позаботься о Гааре. Кроме того, ты только вернулась из Конохи. — Раньше подобное тебя не останавливало, — парировала Темари серьёзно, взглядом требуя пояснений. — Быть может, я не хочу, чтобы ты наблюдала за унижением твоего сенсея? — Унижением? — вздрогнула Темари. — Думай, — приказал Сасори, и девушка, помолчав всего секунд пять, верно предположила: — Потеря Шукаку? — Именно, — Сасори немного театрально вздохнул, тренируя запылившуюся маску к выходу в свет. — Из-за длинного языка твоего отца даймё-сама однозначно имеет намерение отыметь меня в самых неприличных позах. — Ну не в прямом же смысле, — пробурчала Темари. О позах она знала явно больше, чем следовало бы примерной девочке. — Даже если в прямом, — Сасори посерьёзнел, — что есть тело шиноби, если не оружие? Что есть секс, если не сражение? А для победы, как известно, все средства хороши. — Ты так говоришь, но на самом деле секс — это куда больше, чем очередная битва! — Ой-ой, какие познания, — почти весело поддел Сасори. — Разве у тебя столько свободного времени, чтобы исследовать мир любовных утех? — Не прикидывайся, что не знаешь, — Темари вновь посмотрела на него, и твёрдость вернулась в её взгляд — упёртое намерение отстаивать правильность своего решения. — Не стану, — пообещал Сасори. — Как не стану и осуждать. У каждого из нас свои… — он обвёл жестом незаконченные марионетки, развешенные на стене мастерской, — способы чувствовать себя живым. Только следи, чтобы они не стали помехой целям. И он ушёл один, провожаемый со стены мстительным взглядом Расы. Столица разлеглась на равнинах юго-востока. Из-за близости моря, наличия рек и недурного состава почвы эти земли были одними из самых плодородных в стране, и на них столица разжирела, обросла мириадами деревушек и одиноких ферм. Здесь никогда не прекращалась работа и урожаи собирались три, а то и четыре раза в год. Если бы Сасори получил полный контроль над этой территорией… ах, мечты. Дворец даймё располагался в стороне от города, на возвышении посреди пятачка нетронутого леса, полного переплетения лиан и прекрасных орхидей. Высокие крыши белоснежной громады дворца доминировали над окрестностями, со снисхождением взирая на раскинувшийся у подножья город, аграрный край. Здесь было полно того, чего лишены фермеры: праздности, долгих часов отдыха в окружении чарующе пахнущих цветов, изысканных яств и дорогих напитков. На поджарых шиноби Сунагакуре, многие из которых круглый год старательно рассчитывали рационы своих семей, обитатели дворца даймё глядели, как на недокормленных собак. Сасори всегда ощущал себя здесь чужаком и в то же время адаптировался идеально. Дворец являлся не более чем вычурной бочкой с ядовитыми тварями — и где, как не в подобном месте, ощущать себя Скорпиону Красных Песков как дома? Он явился к вечеру, в тот самый час, когда даймё откладывал бумаги и удалялся в свои покои, чтобы переоблачиться к ужину. Ежедневно у почтенного феодала дел было много, но полнилась делами и ночь — поэтому дворец жил по чёткому расписанию работы и удовольствий, и Сасори досконально его знал. А потому, прибыв как нельзя более вовремя, приказал служанке отвести себя в свободную комнату и приготовить ванну: представать перед даймё Ветра в пыли и поте, в потёртых штанах и защитном жилете было неразумно. Его кимоно — песочного цвета с тончайшим алым узором, и даймё при встрече первым делом уронил: — Вы принесли в наш благословенный край обжигающий дух пустыни, Казекаге. Натянув любезную улыбку, Сасори поклонился. — Чтобы и для пустыни испросить благословения, даймё-сама. — Ну разумеется, — лорд-феодал покачал головой; его обрюзгшие щёки закачались, заплывшие жиром глаза и пухлые губы приняли капризное выражение. — У меня есть, что сказать вам по этому поводу… Но сперва ужин. — Разумеется, — согласился Сасори и отошёл на место, которое всегда занимал за этим столом, когда наносил визиты во дворец. Местные обитатели провожали его такими взглядами, словно он был узником, чью судьбу высший суд вот-вот должен решить. Сасори хмыкнул: ну нет уж! Он сам вершитель своей судьбы, и не игре завистливого Расы, не мнению жадных до зрелищ придворных, даже не неудовольствию феодала его потопить. Потому продолжал улыбаться он вежливо, кивал на приветствия знакомых, а также в толпе украдкой отмечал шпионов. Вот Юсей — человек Расы, юноша с соломенными волосами, нежный и обаятельный, как умиротворение лета. Годы назад Раса подобрал его в бедном районе, выходил, выдрессировал, и теперь мальчишка преданной птичкой поёт выгодные хозяину песни. Вот и нынче, окружённый чинушами, то и дело поглядывает на Сасори, драматично округляет глаза и шепчет что-то, а чинуши слушают и смеются. Вот Тацуя, и Сасори почти уверен, что этот высокий плечистый представитель торговой компании работает на Хокаге или одну из его АНБУ-теней: старую или молодую. Сасори ловит его взгляд и выразительно кивает — и, наверное, позже вечером поймает в тёмном углу и накажет передать «привет» Учихе-сама. Своих шпионок Сасори не замечает, но и не время ещё для них. Близняшки Маю и Саю — куноичи, воспитанные специально для того, чтобы быть полезными Казекаге в качестве чутких глаз и ушей при дворе. Сасори знал их с тех времён, когда девочки только начинали обучение — сам же и указал на них сенсею, заметил, что чакрой от них фонит куда меньше, чем от прочих учениц. Третий прислушался, и годы спустя Сасори унаследовал от него прекрасную связку осведомителей. Были и другие люди, лица, но Сасори не концентрировался на них. Он ждал настоящего начала вечера — и сражения. После ужина объявили о переходе в сад: в летних сумерках приятно расслабиться в тени деревьев с лёгким алкоголем. Сасори последовал за министрами, но приближаться к беседке, в которой расположился лорд-феодал, не спешил: всё-таки он Казекаге, а не один из местных лизоблюдов. Так что сперва Сасори плавно проскользил через сад, намеренно в сторону даймё не глядя, занимая время разговорами о погоде, урожае и бурях в окрестностях Суны. Почему-то многим придворным нравились истории о песчаных буранах — и Сасори удовлетворял их потребности, без спешки и с улыбкой выписывая словами явление природы: — …Сложно представить, ни разу не видев вживую, но после того, как стихнет ветер и песок опадёт, невозможно становится узнать ни единой детали вокруг — словно техника врага перебрасывает в незнакомую местность. Однако же нет, пустыня всё та же, и переменчива она не по чьему-то требованию, а потому, что это её натура: заманчивая, и коварная, и капризная. Неосторожный быстро погибнет под её чарами, но если найти путь в её сердце — по звёздам, по мелким подсказкам, по зову собственных ощущений, — пустыня раскрывает предвечные тайны, по сравнению с которыми все людские кажутся не более чем попытками трёхлетней девчонки уподобиться величественному изяществу опытной дамы. — Ах, Казекаге-сан! — воскликнула с придыханием жена одного из министров. — У вас сердце писателя! И кто твердит гадости, будто бы вы держите Суну в стальной хватке?! — Те же, кто знает, что лучший яд не портит вкуса сладкого вина, — Юсей подошёл со спины — такой храбрый в этом саду, в окружении людей, в любой другой ситуации шарахавшийся бы от Сасори, как от самого жуткого о́ни. Сасори спокойно улыбнулся. — Теперь, полагаю, досточтимые господа и дамы поостерегутся принимать питьё и еду из твоих рук, Юсей. Женщины захихикали, укрыв улыбки за веерами. Мужчины снисходительно поглядели на юношу. — Куда мне до Алого Скорпиона… — бархатно, с почтительным поклоном ответил тот. — Я знаю лишь то, что рассказывала мне матушка, всю жизнь проработавшая в госпитале. Ложь от первого до последнего слова. — Так ведь и я шиноби, а не… — Сасори смерил юношу насмешливым взглядом. — Я посмела пропустить новую великолепную историю от Казекаге-сама? — идеально выбрав момент, к компании присоединилась Маю, старшая из его близняшек. Она была неотразима в дорогом, расписанном цветами кимоно и накидке, со шпильками и черепаховыми гребнями в высокой причёске, и взгляды всех мужчин моментально приковались к ней. — Не думаю, что столь деликатному созданию она пришлась бы по вкусу, — с тенью снисходительности отозвался Сасори. Половина женщин в кругу приосанилась, другая — скуксилась. — Даже если ранят моё сердце, рассказы Казекаге-сама слишком хороши, и не иметь возможность услышать каждый из них — наказание, — грудным голосом проговорила Маю, но по лёгкому наклону её головы Сасори понял, что ей нужно поговорить серьёзно. — Скорее бы я наказал себя, лишая прекрасную особу желанных ею удовольствий, — сказал Сасори и, извинившись перед собеседниками, под одобрительные и несколько завистливые взгляд мужчин вместе с Маю неспешно зашагал между деревьев. — Что такое? — У той служанки, разливающей саке, этой ночью изменилась походка, — тихо поделилась наблюдением Маю, взглядом указывая на неприметную девушку, подливавшую алкоголь Тацуе-наверное-шпиону-Хокаге и его приятелям-чинушам. — Только походка? — Саю считает, что также немного и пропорции тела, однако я не уверена. Вы изволите поручить нам что-либо предпринять? Сасори подумал мгновение. — Взять нежно, усыпить, спрятать надёжно, ждать меня, — едва слышно уронил он. — Данна-сама, — Маю поклонилась и отправилась исполнять задание. А Сасори решил, что пора вступить в самое скопище змей. — Ах, Казекаге, присоединяйтесь, — даймё щедро указал на пустое пространство перед собой. Сам феодал возлегал среди подушек и шелков, тогда как ближайший круг его доверенных наперсников расположился вдоль стенок беседки. — Мы как раз беседовали о Суне. — Вы прислали даймё-сама такое красивое письмо, — масляно добавил Хидеоми, налоговая сука, которую Сасори хотел отравить больше всех прочих, — но до нас дошли сведения, что за россказнями об успехах совместной работы с Хокаге вы позабыли упомянуть самое важное: похищение Шукаку членом преступной организации Акацуки. Началось. — На момент, когда писал вам письмо, я ещё не знал о захвате Шукаку, — ответил Сасори, обращаясь исключительно к феодалу. — Но джинчурики уже был похищен, — продолжил настаивать Хидеоми. — Что не повод делать никаких выводов. Нами были посланы розыскные команды, и был ещё шанс вернуть Шукаку в сохранности. Впрочем… — Ах нет, постойте, — перебил его даймё. — Молва идёт, будто бы вас не было в деревне, когда на неё напали. Работа Расы: злая и беспощадная. Готов и весь совет под неудовольствие даймё подставить — ведь выходит, что именно совет не сумел организовать успешные поиски Гаары, — только бы нанести Сасори рану посерьёзней. Внешне Сасори сохранил маску спокойствия. — У Казекаге много обязанностей, даймё-сама, в том числе и тех, что лежат за пределами селения. — Знаете, как вас в шутку кличут? — снова вмешался Хидеоми. — Самым непоседливым Каге! Свита даймё вежливо захихикала, но только после того, как и сам феодал усмехнулся шутке. Сасори возразил: — Когда сердце болит за благо селения, сложно усидеть на месте, Хидеоми-сан. — Сердце? — любимая шавка даймё, налоговик не стеснялся лаять. — Мы слышали, вы вырезали его из себя и заменили колбой с ядом. — Это ваше завуалированное желание проверить лично? — бросил Сасори. — Какая пошлость! — возмутился Хидеоми, но взгляд его оставался заинтересованным. — Ну-ну, Казекаге, не сводите всё в понятную вам, шиноби, физическую плоскость, — пожурил даймё и взял с подноса сочный персик. — Лучше расскажите, как теперича действовать планируете. — Предпочту сделать это в приватной беседе, — твёрдо произнёс Сасори. С минуту даймё посомневался, но затем всё же махнул рукой — и его свита, пусть с кислыми лицами, но удалилась, впрочем, не расходясь далеко от беседки. Оставшись с даймё наедине, Сасори подошёл ближе и сел на соседнюю лежанку. — Дерзко, — хмыкнул даймё, выбирая очередной персик из идеальных на блюде. — Не дерзость ли причина большинства моих успехов? — Но также и фееричных провалов, — даймё надкусил наливной фрукт, и сок потёк по рельефам его необъятного подбородка. — Вы так и не нашли того, что убил вашего предшественника, Третьего Казекаге. Недосмотрели за экзаменом на чунина, и нукенины сумели вторгнуться тогда на полигон в Пустыне Демонов, едва не убили вас самого и Хокаге. А теперь вы ещё и потеряли Шукаку… — И я его верну, — пообещал Сасори. — У меня в планах нет позволять Акацуки бесчинствовать и дальше. — У вас в планах явно не была и потеря Шукаку, так? — Кто знает… Даймё посмотрел на него с антипатией. — Сунагакуре… — протянул он. — Селение лжецов и отравителей, застрявшее посреди непригодной для существования пустыни… Зачем оно вовсе портит лик нашей великой страны, коль не способно даже справиться с удержанием ресурсов, выделенных ему? Сасори помрачнел. — Что вы имеете в виду? — То, что страна тратит неоправданно огромные средства на содержание Суны. Мы жертвуем вам провизию по чисто символической цене, пренебрегая торговлей… — На торговле вы неплохо зарабатываете и так. — А ну не перебивай! — рявкнул даймё, и Сасори, пусть внутри клокотал от гнева, склонил голову. — Приношу извинения. — Приноси мне лучше деньги, — выплюнул даймё и завозился на своих подушках. — Суна — это убыточное предприятие. Количество миссий, которое вам заказывают, падает из года в год, и деньги, что могли быть нашими, текут в казну Конохи. А теперь ты явился, чтобы предложить мне ввязаться в дорогую войну?! — Война уже развязана, хочется вам или нет, — процедил Сасори. — Акацуки объявила её нам, не наоборот. И выбор сейчас только в том, понесём мы расходы одни или разделим с Листом. Я предлагаю делиться. — Чтобы затем Коноха присвоила всю славу себе и заказчики заторопились в неё с утроенной жаждой? — Чтобы не выжать досуха резервы нашей великой страны, а, наоборот, обогатиться трофеями. При слове «трофеи» даймё заинтересованно прищурился. — Что у вас на уме, Казекаге? — Что будет по духу даймё-сама. Уголки капризных пухлых губ приподнялись, усы-пёрышки пришли в движение. — Два биджу, а не один. Не терплю снисходительные взгляды ископаемого из Земли при встречах. — Как вам угодно, — без боя согласился Сасори. — Но сперва ты развлечёшь нас сегодня небольшим кукольным представлением… как в старые времена. — Как вам угодно, — бесцветно повторил он. Даймё фыркнул сговорчивости. — Да что такое?.. Ты марионеточник или марионетка? — Хороший марионеточник понимает существование марионетки, — ответил Сасори неживым голосом родом из детства. — И я это одобряю, — кивнул даймё с издёвкой. — Некоторые в вашем положении, Казекаге, не понимали бы, задирали бы чересчур сильно голову, не признавая власти над собой… Приятно, что вы унаследовали покорность своего учителя. — Сенсей хорошо подготовил меня. — Верно… Эй, вы там! — на зов даймё сбежались дожидавшиеся за стенами беседки. — Казекаге почтит нас небольшим представлением. Приведите девушку посимпатичней. Вам какие нравятся, Казекаге? — Оставляю привилегию выбора вам. — Тогда блондинку да с глазами посветлей, — даймё повернулся к Сасори. — Это у вас в Суне есть светленькие, а в этом краю землепашцев порода другая… — он сокрушённо покачал головой. — Ничуть не изысканная? — бесчувственно улыбнулся Сасори, предпочитая не обратить внимания на намёк. Изящество светловолосой Темари, которую Сасори часто брал с собой ко двору, сложно было отрицать. — Ничуть, — подтвердил даймё и грузно поднялся. Вслед за ним ближайший круг его пресмыкающихся тварей проследовал обратно во дворец, оставляя делавшееся всё более буйным празднество в саду. Сасори шагал за свитой даймё молча, прекрасно понимая, чего от него ждут. Вспоминая детали. Вскоре его нагнал один из чинуш, приведший миниатюрную светловолосую юдзё, в водянистых глазах которой Сасори прочёл отборный фатализм. И всё же, встретившись с ним взглядами, девушка нашла в себе силы вежливо поклониться. Сасори не ответил ничем. Обосновалась процессия в провонявшем тяжёлыми благовониями зале, в котором приглушённый свет вырывал из сумрака просторные матрасы, устилавшие пол. За невесомыми занавесками притаились лежанки, где и разместились даймё со свитой. Сасори встал сбоку, в тени, и распечатал самую примитивную из принесённых с собой кукол: номер сто тридцать два, обладавший одним глазом и двумя парами рук. Когда-то этой куклой Сасори вёл допрос попавшегося шпиона. А сейчас… Светловолосая юдзё, обрадовавшаяся было, что ей в партнёры достался по крайне мере не противный на вид шиноби, увидев марионетку, побледнела и испуганно воззрилась на даймё. Тот улыбнулся и махнул рукой: мол, начинайте. Сасори отвратительно было использовать своё искусство так. Но Суне нужны были средства. Самое мерзкое, что ему приходилось смотреть, как идеальные пальцы его творения скользят по, в извивающейся проститутке. Это и было наказание: изощрённое, о котором, возможно, даймё сам и не подозревал, но бьющее в самое сердце. Сасори не понимал, как можно наслаждаться этим, с растущей яростью наблюдал за расцветающей на лицах зрителей похотью по мере того, как марионетка всё жёстче брала проститутку всеми доступными руками. Эти конечности: вырезанные любовно из лучшей древесины, отшлифованные, покрытые лаками для сохранения первозданности состояния, подвижные, таящие в себе сенбоны, — были предназначены для того, чтобы разрывать врага на части, сжимать его кости до хруста, выворачивать, бить, раздирать, погружаться в брюшную полость и сжимать утончённые пальцы на кишках, запускать отравленные иглы под кожу, выцарапывать из-под рёбер заходящееся в надрывном трепетном стуке сердце… Девушка уже не пыталась красиво стонать — банально визжала, плакала и молила отпустить. Сасори отступил ещё дальше в тень, только бы не видеть, с какой жадностью наблюдали за насилием над Искусством даймё и его прислужники. Дикари… а ведь сами таковыми считают шиноби. Пришлось сознательно задавить рефлекс выхватить сенбон, когда Хидеоми прижался сзади. — За дополнительные льготы для Суны… — жарко прошептал он на ухо, настойчиво касаясь бедра. Сасори едва не передёрнуло от невозможности ответить ударом на прикосновение, а затем ещё раз — от иронии жизни. Он ведь сам говорил Темари, что тело шиноби — оружие; повторял слово в слово сенсея. — Ещё двадцать процентов на еду, пятнадцать — на оружие, — прошипел Сасори и, освободив одну руку от управления куклой, через ткань сжал чужой твёрдый член. Хидеоми прерывисто выдохнул ему в висок, тут же поймал красновато-рыжую прядь напомаженными губами. — На оружие — не больше де… грх… — новое прикосновение Сасори сбило его. — Ладно, ладно, уговорил… К тому времени, когда даймё наконец насытился зрелищем и позволил отпустить юдзё, Сасори пребывал в подобии транса, в который сам же себя и ввёл, чтобы отрешиться от происходящего. Кое-как проморгавшись, он вышел из тени, оставив в ней растекаться в удовлетворении Хидеоми, деревянно поклонился и испросил позволения удалиться — даймё разрешил, и сам торопившийся скрыться в своих покоях. Лишь напоследок величественно сообщил, что полагается на Казекаге в решении вопросов с Конохой и Акацуки. Гнида. Не глядя более ни на кого, не слушая всхлипов разбитой юдзё, Сасори запечатал марионетку и выскользнул с верхних этажей дворца. Стало тише, холоднее, и похотью в воздухе больше не пахло. Хотелось оказаться в надёжности своей мастерской, скрыться от мира за дверьми и фуинами, разложить на столе сто тридцать вторую, обтереть осквернённые пальцы сперва просто тряпкой, смоченной водой, затем насухо, подновить лак и взяться полировать, полировать, пока скверна не исчезнет. А ещё — встать под холодный душ: смыть с себя грязь этого места. Однажды Сасори точно убьёт даймё Ветра и всю его отвратительную свиту. Даже если это будет означать встать на путь нукенина. «Один раз я был уже близок к нему, — Сасори не заметив остановился у открытого окна, вдохнул липко-сладкий тропический воздух. Руки дрожали, мутило, и Сасори ненавидел, что вновь оказался в положении безвольной куклы. — В тот раз мне то ли повезло, то ли нет. Что ж, вторая попытка…» — Данна-сама, — тихо позвал его кто-то. Сасори обернулся — к нему осторожно приблизилась Саю, младшая из близняшек, и поклонилась. — Поймали? — чеканно уточнил он, отбрасывая все предыдущие события ночи в тёмную глубину памяти. Саю вновь поклонилась и пригласила следовать за ней. Саю вывела его из дворца, а после и вовсе с территории поместья даймё, пользуясь незаметной со стороны тропкой между деревьев. Через некоторое время шиноби Суны добрались до превосходно замаскированной землянки, в которую Саю и впустила, посторонившись, Сасори, а сама заторопилась обратно во дворец. Места внутри было совсем чуть-чуть, и даже невысокому Сасори пришлось пригнуться, чтобы не задевать головой потолок, из которого высовывались коренья. Пахло землёй и масляной лампой, дававшей тусклый свет, — но шиноби большего и не надо. — Данна-сама, — сидевшая на коленях на предусмотрительно подстеленном — чтобы не запачкать кимоно — татами Маю подняла к нему голову и вежливо указала на связанное тело. Приблизившись и опустившись рядом, Сасори внимательно осмотрел девушку. Ничем не примечательная внешность для этого региона Страны Ветра: чёрные волосы, массивный нос, смуглая кожа в пятнах, оставшихся от выдавленных прыщей… «А это что?» — прищурился Сасори, заметив странную бугристость на шее: там, куда, вне всяких сомнений, Маю вонзила шприц со снотворным. Сасори прошёлся по неровности подушечками пальцев — она ощущалась как мёртвая кожа после солнечного ожога, готовая быть отшелушённой. Легко подцепив ногтем край, Сасори потянул — лоскут смуглой, изъеденной пятнами кожи с неохотой отошёл, открывая взгляду кожу иную: светлую, чистую, бархатную. Заинтригованный, Сасори снял всю маску — и расплылся в хищной улыбке. — Любопытно… Куноичи за его спиной пошевелилась. — Устранить её, данна-сама? — Нет, — Сасори отстранился от рассекреченной шпионки. — Возвращайся. Я разберусь с ней сам. — Ваша воля, господин, — покорно ответила Маю и, поднявшись, пожелала доброй ночи и удалилась вслед за сестрой. Оставшись наедине со шпионкой, Сасори первым делом достал из печати держатель для сенбонов и вновь закрепил на предплечье: снимал, пока находился при дворе. Чуть посомневавшись, быстро переоблачился в привычную одежду, застегнул защитный жилет и скрыл лицо за тканевой маской. Только после этого парой выверенных разрядов чакры привёл шпионку в чувство. Первым порывом она дёрнулась, завозилась, но быстро сообразила, что связана крепко и умело. Замерла; её взгляд зацепился за маску напротив, и в светло-карих глазах молнией сверкнуло узнавание, полностью подтверждая догадку Сасори. — Хеби-сан. — Таро-сан, — АНБУ Конохи попыталась вывернуться и лечь поудобнее, но путы мешали. — И вновь нас миссия свела… — Я соскучилась без твоей компании: холодно, знаешь ли, по лесам в одиночку, — съязвила в ответ Хеби. Всё-таки ухитрившись перевернуться, она подняла себя в сидячее положение и попыталась прижать опутанные верёвками колени к груди — не тут-то было. — Как и ожидалось от хладнокровной Хеби-сан. — А ведь Таро-сан оказался не менее хладнокровным созданием, — вернула колкость АНБУ, мазнув выразительным взглядом по его растрёпанным красновато-рыжим волосам, знающему вкупе с некоторыми другими деталями выдававшим Сасори с головой. — Верно, — смысла скрывать больше не было, и Сасори снял маску. Даже в своём далёком от удобного положении АНБУ изобразила шутливый поклон. Когда смерть не страшна и враг из неё ничего не извлечёт, можешь позволить себе улыбаться и ёрничать. Сасори тоже понимал это, поэтому не ответил ничем, попутно обдумывая, что делать со шпионкой Хокаге. Убить её?.. А не значит ли это рисковать перечеркнуть весь достигнутый на переговорах прогресс? Что тогда, отпустить?.. Чтобы она принесла своему Каге замечательную историю о том, какую унизительную выволочку Казекаге устроил его даймё? Пока Сасори размышлял, Хеби искала варианты побега. Чакра восстанавливалась безумно медленно, явно притуплённая медикаментами, мышцы тоже ещё не до конца пришли в себя. Даже больше проблем создавали обвившие тело путы — а также шиноби S-ранга напротив, мать его, Казекаге Скрытого Песка, выглядевший слишком задумчивым и заёбанным жизнью, чтобы это могло закончиться для самой Хеби хорошо. С другой стороны: ну и что? Хеби — это маска, которую разбить — и забудут. А той, кто за ней, на миссиях не существовало. Что существовало для Сасори в тот момент, так это страстное желание выпустить собственных кровавых демонов на прогулку, из последних сил осаждаемое разумом. Ему нельзя, нельзя, нельзя сломать хрупкий мостик взаимопонимания, протянувшийся между Песком и Листом. Но как же, ками-сама, хочется сбросить стресс последних недель! Сасори не видел продыху с самого своего ухода в разведку, на которой и столкнулся с этой конкретной АНБУ Хокаге. А после столько всего произошло: и стычка с Кабуто, и прочёсывание подпольных моргов, и захват Гаары, и его возвращение, и смерть Чиё-баа-сама, и личная встреча с Хокаге, и переговоры, и всё это дерьмо с даймё… — Как же невовремя… — протянул Сасори, непроизвольно нащупывая через рукав сенбон. Хеби проводила его движение, проступивший под тканью рельеф оружия смиренным взглядом и почти даже участливо поинтересовалась: — Плохой день? — Тебя не касается, — без запала огрызнулся Сасори. Он не мог её убить, в самом деле не мог. Однако… Он пересел ближе, оказываясь с АНБУ лицом к лицу. Она не дрогнула, не попыталась отстраниться: сознательно задавила рефлекс. Улыбнулась: — Теплее. Сасори не ответил и воспользовался ещё одной дозой снотворного. Убедившись, что куноичи провалилась в глубокий сон, он сосредоточился, концентрируя чакру. Фуин подчинения — конструкт непростой, но привычный, при этом Рикудо знает, что натворит он в мозгу АНБУ, где печатей и без него как скрытых ловушек в хорошо сконструированной марионетке. Однако вот это уже точно не забота Сасори. Открыто нападать на подчинённых Хокаге он не станет, но завуалированно намекнуть, что границы личного пространства не стоит переходить — вполне в духе взаимоотношений начинающих проникаться друг к другу уважением высокоранговых шиноби. Когда он закончил, Хеби стала его спящим агентом, которого Сасори со спокойной совестью отпустил восвояси. Теперь ему было интересно: как много заметит и что предпримет в ответ Учиха Шисуи.— Неделя от начала переговоров —
Шисуи прибыл во дворец даймё Огня в самом радужном настроении. В последнее время им везло с такой невъебической силой, что просто невероятно! Как любой шиноби, Шисуи знал, что удача переменчива, а потому старался действовать быстро и выжать из периода благодати по максимуму. Вот и заявился к даймё ещё до того, как тот за Хокаге послал. Его приняли радостно. — Добро пожаловать, Пятый! — Изуми! — Шисуи приветливо улыбнулся девушке, вышедшей встретить его у ворот дворца. — Столько времени не виделись!.. Как сама? — Замечательно, спасибо, — Изуми хлопнула ресницами и склонила голову в незнакомом кокетливом жесте. Зависнув на несколько мгновений, Шисуи сообразил: — О-о-о!.. И кто он? — Это допрос, Хокаге-сама? — шутливо встала в позу Изуми, уперев кулачки в бока. — Вопрос старому другу, — Шисуи подступил ближе и покровительственно опустил ладонь ей на голову. — Колись давай. — Терумото-сан, — чуть покраснев, ответила Изуми. — Он славный, пусть и работает в канцелярии! — Главное, чтоб тебе нравился. — Ну правда славный!.. — заверила Изуми. Заметив любопытное внимание постовых, мимолётно смутилась, мотнула головой и повела Шисуи прочь от ворот. Когда поблизости не осталось никого, Изуми вполголоса поделилась: — Мне кажется, он позовёт меня замуж. — И что, станешь порядочной домохозяйкой? — Ну нет уж! Домохозяйкой будет он. А я — одна из двенадцати шиноби-защитников даймё-сама, — она демонстративно провела рукой по повязанной вокруг пояса ткани с символом Огня. Шисуи легко улыбнулся. — Я рад за тебя, Изуми. Она широко улыбнулась в ответ. Переезд в столицу пошёл Изуми на пользу: далеко не сильнейшая в клане, за его пределами она расцвела, продемонстрировала весь свой потенциал решительной и преданной куноичи. — Как Итачи? — нейтрально спросила Изуми, пока они шли по коридорам. — Ну, ты знаешь… итачит, — этот глагол они придумали когда-то давно, и означал он работу без продыху. — Вот как, — Изуми смотрела перед собой и явно ещё что-то хотела спросить, но так и не решилась. А у Шисуи было недостаточно мотивации, времени и моральных ресурсов, чтобы усаживать её за предметный разговор и знакомиться с тараканами. В конце концов, она справлялась. А если бы Шисуи брался чинить каждого только начавшего загоняться шиноби Конохи… все б его дни только этим и были бы заняты. Пока слуга побежал докладывать даймё, что заявился Хокаге с неожиданным визитом, Шисуи остановился подумать. Только утром пришло сообщение, что Анко возвращается в Коноху после разведки в Стране Ветра. Судя по письму, Анко заглянула за сведениями под каждый камень, даже во дворец даймё (но не в Суну: слишком опасно), и Шисуи отдал должное её нацеленности на как можно более полный сбор данных. Даймё Ветра прессовал Суну, и Шисуи это не нравилось: собственно, из-за Казекаге. Тот производил впечатление человека уравновешенного и хладнокровного до патологии, и Шисуи отлично знал по истории собственного клана, что бывает, когда у таких слетает предохранитель. Казекаге мог долго таиться, сидеть тихо, тихо… а потом резко сорваться и пойти единолично откручивать головы врагам, которых считал своими. Шисуи не хотел, чтобы этот Казекаге куда-то ходил один, потому что с ним только-только удалось более-менее найти общий язык. С учётом истории Конохи и Суны — достижение. Сасори и раньше первым из Каге пошёл на проведение совместного с Конохой экзамена на чунина. Да, как потом оказалось, вёл за кулисами свою игру, едва не обернувшуюся полным пиздецом из-за Орочимару — но ничего, по большей части они вывернулись из передряги благополучно. И, конечно же, огромный плюс то, что Наруто сумел завести дружбу с джинчурики Суны, а тот важен для Казекаге; а понимание ценностей Казекаге необходимо Шисуи. Поэтому не такой уж и провал их всех ждал в тот год в Пустыне Демонов! Что совсем замечательно, им удалось достичь определённого взаимопонимания сперва при личной встрече, позже — на совместных с Ивой переговорах. Причём союз ему нужен настолько, что Казекаге согласился работать в одной команде с Цучикаге — лучший показатель серьёзности его настроя. Конечно, придётся наблюдать, чтобы в процессе совместной работы Казекаге не наебал молодого неопытного Цучикаге совсем уж неприлично… Из раздумий вырвало вежливое обращение слуги, и Шисуи временно выкинул из головы всё остальное, сконцентрировался на даймё. Ради визитёра тот вылез из-за документов по зонированию и сделал это с радостью. — Простите за вторжение… — Ничего-ничего! — замахал веером даймё. — Вы более чем вовремя, Хокаге, более чем… Чаю? — С удовольствием! — простодушно кивнул Шисуи. Приходя к феодалу в одиночестве и словно не по делам, Шисуи нарочно не вёл себя как обычный шиноби с мордой-кирпичом, тяжёлым взглядом и презрением к гражданским. Всё же он лепил себя по образу и подобию лучших: Первого и Четвёртого Хокаге, а те славились прекрасными отношениями со своими даймё. И Шисуи знал, что часть секрета точно была в том, чтоб гонять чаи. Даймё Огня был мужиком неплохим, любознательным, но слабовольным и нерешительным. В тени шиноби вроде Третьего или (не приведи Рикудо ему заявиться во дворец!) Данзо лорд-феодал терялся и блеял овечкой. Это ему самому не нравилось, чувствовал он себя презренным-униженным и постфактум, чтобы компенсировать, бросался демонстрировать свой авторитет там, где вообще не надо было. Как когда он влез в диспут со Страной Чая из-за ками забытой деревни. Или позволил укрыться в одном из портов судну с контрабандистами из Страны Воды, за которыми гнался патруль. Или совался в сметы расширения Конохи… Секретом крайне успешного в поддержании хороших отношений со столицей Четвёртого была культивация веры досточтимого феодала в том, что он, да-да, вот именно он тут самый умный и главный. Как правило, даймё словесных подтверждений более чем хватало, и Хокаге мог заниматься, чем самому нужно. Этому трюку Шисуи научил сам Минато-сенсей. Поэтому согласился на неформальное общение Шисуи просто, более того, сам лично и подтолкнул к нему даймё, заявившись неофициально и без свиты. Словно в гости зашёл: погонять чаи и посплетничать. Сплетни даймё любил, когда подали чай, начал прямо с них: — Слышал я прелюбопытнейшую весть… — Какую? — вовлечённо спросил Шисуи. Даймё прикрыл рот веером и протянул загадочно: — Будто бы в Стране Земли грядут крупные перемены… Шисуи заинтересованно вскинул брови, не став говорить, что с этими переменами уже за руку поздоровался. — Назначили нового Цучикаге, — даймё похвастался малюсеньким свитком, который достал из складок пояса. — У меня есть человечек при дворе даймё Земли, и то, что он расписал… — Вдохновляет? — Более чем. Они выбрали мальчика, почти ребёнка… Вам с вашим опытом, Хокаге, будет с ним управиться легко! И снова Шисуи придержал комментарий. У них с новым Цучикаге была разница всего-то в шесть лет, а не двадцать, как можно было предположить по тону даймё. — Я тоже, признаться, этому назначению в Иве рад, — доверительно поделился Шисуи и поднёс чашку к губам. Чуть пригубив напиток, улыбнулся: — Претворению моего плана в жизнь это очень способствует. — Какого такого плана? — заинтересовался даймё. Отвечать сразу Шисуи не стал: выдержал небольшую паузу для нагнетания интриги. — Вы, разумеется, знаете об Акацуки. — Знаю, — подтвердил даймё, поморщившись. — Презренные бандиты. — Если бы просто бандиты… Они опаснее любой иной шайки преступников. Даймё-сама, вам безусловно известно, что именно они убили Третьего Цучикаге и охотятся за биджу. — Но у вас, конечно же, есть план, что с ними делать? — уточнил даймё слегка торопливо и с ноткой испуга. — Есть, — спокойно подтвердил Шисуи и отставил чашку. — Я намерен уничтожить Акацуки. — Отличный план, я одобряю! — с облегчением кивнул даймё. — Однако имеется ещё кое-то, абсолютно требующее вашего одобрения… Даймё засмеялся, скрывшись за веером. — Ах вот, значит, как вы «случайно оказались поблизости и решили заглянуть», Хокаге! — Каюсь, заглянул я не просто так, — признал Шисуи с видом смирения. — Ну, не тяните тогда. Говорите, какая помощь вам требуется, — великодушно позволил даймё, довольный тем, что «раскусил» шиноби. И Шисуи ответил: — Для сражений против Акацуки я хочу создать альянс с Суной и Ивой. У нас уже есть подвижки в переговорах, мы с их руководством пришли к первоначальному пониманию. Но, даймё-сама… само собой, без вашего позволения я не сделаю ничего официального. Надувшись от гордости, теперь уже даймё принялся выдерживать нагнетающую паузу. Шисуи его не торопил, наслаждаясь чаем и запахом мяса, шкворчащего на гриле где-то в глубине поместья. — Подумать только, с Суной и Ивой… — даймё величественно покачал головой. — Но что ни сделаешь ради наиболее лёгкой победы, верно? — Вы совершенно правы, — улыбнулся одними губами Шисуи, думая, что сам ради неё раз за разом закапывал собственную гордость. Видели б его славные поколения учиховских предков — ужаснулись бы. Впрочем, Шисуи в первую очередь считал себя хорошим шиноби и Хокаге, а уж только потом — Учихой. За годы клановая идентичность почти выветрилась из него, на смену пришло нечто большее: идентичность шиноби Конохи. Наверное, именно это чувствовал Итачи ещё тогда, в детстве, — но его никто не понимал, даже Шисуи. Ему потребовались годы, чтобы нагнать в мировосприятии гениального друга. Теперь они наконец были на равных и вместе строили для мира шиноби будущее, которое хотели.