12 сентября
Труп нашли на чердаке. Ирма хмуро смотрит на опухшее, перепачканное грязью лицо девушки и качает головой. Небрежно отбрасывает светлые волосы жертвы, полные комьев пыли и мелкого мусора, назад, прослеживает взглядом уродливую борозду на шее и тяжело вздыхает. Определённо, это не та смерть, о которой мечтают юные волшебницы: заплывшее иссиня-фиолетовое лицо, сохранившее намёки на некогда красивые, правильные черты, такие же искажённые смертью синие кисти и передняя часть шеи, уходящая под глухой ворот платья, жуткие, налившиеся кровью белки серых глаз… уж лучше бы Авадой, чем так. От подобного зрелища откровенно тошнит, однако Ирма за время своей службы в Аврорате повидала достаточно, да и девушка была уже четвёртой убитой подобным образом за последний месяц. Рядом мнётся бледный как полотно сотрудник отдела магического правопорядка, на которого убитая произвела явно больше впечатления, чем на Ирму. На вид только-только окончил Хогвартс, едва ли намного старше самой задушенной девушки. Может быть, они даже учились вместе. — Знал её? — Ирма тут же озвучивает возникший вопрос, и парень резко вздрагивает всем телом. Несколько мгновений, широко распахнув глаза, вглядывается Ирме куда-то в лицо, судорожно кивает, трясёт головой из стороны в сторону и снова кивает. — Н-несколько раз п-пере-п-секались… — он заикается, а его голос сильно дрожит. Пытается сказать что-нибудь ещё, но выходят лишь невнятные звуки. Ирме становится жаль его, и она отпускает беднягу на свежий воздух, подальше от неприятной картины, в то время как сама отправляется исследовать дом. Это занятие кажется ей совершенно бесполезным, однако Инструкция есть Инструкция. В этой ситуации ей не нравится всё. Не нравится, что умирают совсем ещё молоденькие девчонки, вчерашние ученицы. Не нравится сам метод убийства: варварский, магловский. Не нравится, что делом, в котором нет ни грана магии, вынужден заниматься Аврорат. И тем более не нравится, что вести расследование должна именно она. Ирма до сих пор поминает непечатными словами ту злополучную операцию, в которой схлопотала проклятье. И года не прошло с поражения Гриндевальда, из-за чего на Аврорат свалилось море забот по поимке его последователей. Работать приходилось на износ. Когда она очнулась в медицинском крыле, первым, что она почувствовала, было ни с чем не сравнимое счастье. И не то чтобы Ирма не любила ловить тёмных магов, однако в последнее время работы было слишком много. А уж когда ей сообщили, что ближайшую неделю аппарация для неё под запретом, а значит и любое участие в операциях должно быть исключено, Ирма и вовсе не могла удержаться от широкой улыбки, переходящей в звонкий слегка безумный смех. Вот только, как оказалось, рано радовалась. На фоне только что прошедшей войны, всеобщей паники и разрухи возросло и число обычных преступлений. Отдел магического правопорядка был буквально завален новыми делами. Людей решительно не хватало. А потому расследовать смерть полукровки Дороти Шерман поручили старшему аврору Шафик, временно выведенной из строя. Да, именно так всё и началось. Продолжая предаваться неприятным воспоминаниям, Ирма обходит чердак дома мисс МакЭван, второй этаж, а за ним спускается и на первый. Помещения обставлены очень скромно, личных вещей практически нет, но везде очень чисто. Видимо, девушка переехала сюда совсем недавно, даже обжиться нормально не успела. Ирма чувствует досаду, но продолжает осматривать хозяйскую спальню. В шкафу висит несколько опрятных мантий и неброских строгих платьев. А вот на стул у зеркала небрежно наброшен достаточно смелый домашний костюм. Слишком неприличный по меркам консервативного магического мира. Ирма кривит губы в улыбке, подумывая заказать себе парочку подобных. Её репутации уже ничто не способно навредить, да и время от времени бросать вызов обществу иногда полезно. Доходит до добротной кровати, занимающей бо́льшую часть комнаты. Заглядывает под неё – благо ножки достаточно высокие – ничего, только ощутимый слой пыли, от которого Ирма едва не чихает. На всякий случай ищет какие-нибудь тайники заклинанием, но тщетно. Поднимается с колен и направляется к прикроватной тумбочке, где в одном из ящичков находит дневник, которому очень радуется. Улыбается, снисходительно качая головой, когда понимает, что дневник не защищён никакими заклинаниями, и неодобрительно фыркает: «Ох уж эти маглорождённые». Она собирается уже открыть сборник чужих секретов, когда с улицы раздаются крики и какой-то шум. Резво выбегает во двор. Никого. Поднимает палочку на уровень груди, крепко сжимая пальцы, готовая к нападению с любой стороны. Страха нет, есть только решимость: за последние месяцы она не раз подвергалась нападениям со стороны недобитых членов армии Гриндевальда. Шорох и скрип. Ирма резко реагирует на движение со стороны калитки, но, распознав в приближающемся силуэте несчастного сотрудника отдела магического правопорядка, тут же успокаивается и опускает палочку. Тот наталкивается на неё хмурым взглядом и нервно шарахается назад. Лицо его, слегка раскрасневшееся, вновь начинает стремительно бледнеть. И чего они её так боятся? Ирма прикрывает глаза и делает глубокий вдох, шумно выдыхает, а затем рукой подзывает юношу подойти. — Что произошло? — Я вышел за ограду… — больше не заикается. Уже хорошо. — Там дышалось лучше, — поспешно поясняет, чуть смутившись. Дождавшись кивка, продолжает: — Не знаю, сколько прошло времени, но… когда мне стало лучше… в общем, я по сторонам посмотрел, а там, за углом, тень какая-то. Он, когда заметил, что я на него смотрю, так тут же и рванул в проулок. Ну а я за ним… и… простите, я его упустил. Закончив свою сумбурную речь, он опускает голову и глядит куда-то под ноги. Кто-то следил за домом Эммы МакЭван? Интересно. Жаль, что не удалось его поймать. — Я слышала крики, — Ирма говорит низко и чуть тянет слова, и от её голоса мурашки по коже. — А… это я, — тихий ответ. — И что, никто из местных никак не отреагировал? Не поинтересовался, что происходит? — продолжает расспрашивать, а сама поражается безразличию людей, живущих в этом районе. Всё же шума парень наделал немало. — Нет… то есть, я не заметил… — втягивает голову в плечи и сутулится. — А заклинания? Как-то пытался его остановить? — Не попал… — не слова, а шелест ветра. По крайней мере, он пытался. Куда печальнее было бы, если бы он вообще забыл про палочку. Однако его забитое состояние совершенно не радовало. Скорее даже раздражало. — И чего ты боишься? — Я не боюсь! — он резко вскидывает голову. Его лицо раскраснелось, а глаза полны праведного гнева. Действительно не боится. Больше похоже на… вину? Осознав свою реакцию, он забавно дёргается, и Ирма не удерживает тихий смешок. Парень смущается и тихо произносит: — Просто… я сам не свой, с тех пор как её увидел. Ну, Эмму… — Ты, кажется, говорил, что вы не были близки. — Верно, — слова сопровождаются утвердительным кивком, — я видел её пару раз, но… мы даже не разговаривали никогда. Просто… Он несколько раз открывает и закрывает рот, будто бы не может подобрать подходящие слова. Ирма не торопит. — Просто… — повторяет он, — я хорошо общался с Ионой Осберт. Вот как. Значит, Иона Осберт. Ирма невольно морщится, вспоминая симпатичную девушку с такой же мерзкой бардовой бороздой на шее, как и у Эммы МакЭван. Вот только красавице Ионе повезло чуть больше: её нашли лежащей на спине, отчего её миловидное личико сохранило приятный внешний вид. Мисс Осберт была второй волшебницей, убитой подобным образом. Её смерть многих напугала. — Мы учились вместе, на одном факультете, — продолжает парень, не замечая заминки Ирмы, — она была… хорошей. Даже скорее светлой. Очень. Истории рассказывать любила. В гостиной временами весь факультет собирался, чтобы послушать… — Гриффиндор? — напрягает память и перепрашивает Ирма, а сама погружается в воспоминания о своих школьных годах, когда они точно так же кучковались в шумной гостиной. — А? Да… — тяжёлая пауза. — Понимаете, её все любили. Все. Ума не приложу, кто мог с ней такое сотворить… Кто? Хороший вопрос. Ирма даже представить не может, каким чудовищем нужно быть, чтобы так безжалостно задушить четырёх девушек. — Вы ведь найдёте его? Ту тварь, которая её… её… Он не может окончить предложение, но этого и не требуется. Ирма подходит к нему вплотную и кладёт руку на плечо, успокаивая и обещая. Найдёт. Разве ей остаётся что-то другое?***
13 августа
Ирма часто возвращается к тому дню, когда всё это началось… Уже неделю небо затянуто облаками, из-за которых нещадно печёт разъярённое солнце. Как итог – стоит невыносимая жара. Эта жара душит, не даёт ясно мыслить и отдаётся невыносимой глухой болью в голове. Душно на улице, душно в палате… а Ирма едва ковыляет, хромая, опираясь на крепкую трость – подарок друзей из отряда. Падает на кровать – та отдаётся протестующим скрипом – и устремляет свой взгляд в потолок. Это самый ужасный август на её памяти. Кроме неё, в палате ещё пять человек с такими же несерьёзными травмами. Все силы целителей направлены сейчас на тяжелобольных – особенно много пострадавших от тёмных заклинаний, – а потому про их палату вспоминают в лучшем случае раз в день. Естественно, ни о каких чарах охлаждения помещения речи не идёт, а самим пациентам палочка, к сожалению, не положена. А ведь ещё пять дней назад Ирма радовалась внеплановому отпуску, как девчонка. Хохотала до слёз, вскакивала, забыв про больную ногу, и морщилась, но всё равно заливисто смеялась. На неё показательно затравленно смотрели сослуживцы и трепали её коротко стриженные волосы. А она отбивала их руки только что подаренной тростью и ослепительно улыбалась. Сейчас бы она многое отдала за свою алую аврорскую мантию, оснащённую охлаждающими чарами… Заслышав шаги посторонних – у неё было достаточно времени, чтобы запомнить, как ходят её соседи по палате, – Ирма лениво поворачивает голову в сторону входа и удивлённо выгибает бровь, потому что вошедшие направляются к ней. Тогда-то ей и стоило отказаться. Не нужно было даже слушать их просьбу, ведь заставить её не могли: Аврорат не занимается обычными делами. Но… …ей жарко. Ей до одури душно. Настолько, что она готова содрать с себя кожу, если это хоть немного поможет. А ещё ей, привыкшей к постоянным опасностям и переделкам, здесь невероятно скучно. И Ирма цепляется за предложение отдела магического правопорядка, как за спасение, даже не подозревая, во что это всё выльется в дальнейшем. Дороти Шерман нашли задушенной в собственном доме. Жила она одна, работала помощницей в одной из аптекарских лавок Косого Переулка. Ни с кем особо не общалась, но и в конфликтах замечена не была. Забил тревогу мистер Малпеппер, хозяин той самой аптеки. Когда девушка не явилась на работу, он, будучи человеком вспыльчивым, страшно разозлился. Сначала писал гневные письма, однако совы, все без исключения, возвращались с нераспечатанными посланиями назад. А затем, выждав день, отправился прямо к ней домой. Обнаружив труп, он тут же обратился в отдел магического правопорядка, где дело перекинули на хрупкие плечи Ирмы Шафик. Когда в ноздри ударяет густой тошнотворный запах, Ирма матерится сквозь зубы, теряя радостный настрой, но продолжает идти вперёд, грозно стуча тростью и подволакивая ногу. Следом за ней заходит и сам мистер Малпеппер, который выглядит скорее раздосадованным, чем поражённым. Он даже не морщится от вони, видимо, за время работы в аптеке и не к такому привык. Ирма матерится вновь, стоит заметить ей тело девушки. Мутные безжизненные глаза устремлены куда-то вверх, руки неестественно подвёрнуты, живот вздулся, а кое-где уже заметна сеточка потемневших вен. Яркая тёмная линия равномерно оплетает шею. Ирма сплёвывает грязные слова на пол, проверяет всё вокруг на следы каких-нибудь заклинаний, но ничего не находит. От невыносимого смрада слезятся глаза, а кровь, подгоняемая яростью, стучит в висках. Уже на улице, набрав в лёгкие побольше свежего воздуха, Ирма расспрашивает мистера Малпеппера об убитой. К информации об имени девушки добавляются длинное и практически бесполезное описание, характеризующее Дороти как хорошую работницу и человека в целом, и ценный факт наличия сестры-близнеца, которая явно сможет сказать больше. Чарити Шерман, та самая сестра, проживает в одном из полумагических кварталов Лондона, где в последнее время всё чаще селятся молодые волшебники, не имеющие за спиной богатых родственников-магов: в основном, маглорождённые и полукровки. Однако дома девушку Ирма не застаёт. Один из соседей любезно – стоило ему только заметить колыхание красной мантии – сообщает, как видел Чарити пару часов назад в Косом Переулке. Ирма, проклиная весь мир, просит разрешения воспользоваться камином. Третье перемещение отдаётся ноющей болью в ноге, заставляет пошатнуться и покрепче вцепиться в трость. Переведя дух, Ирма осматривается по сторонам, намечая фронт работ, и облегчённо выдыхает: не многие решили в такую духоту выйти из дома. Начать поиски с кафе-мороженого Фортескью оказалось действительно хорошей идеей. Посетителей в кафе не много, и Ирма быстро находит искомое лицо. Мягкие светлые локоны, чуть вьющиеся у висков, аккуратные бровки и немного кукольные голубые глаза. Яркие, лучащиеся жизнью, в отличие от тех, заплывших серой мутью. Её лицо, как две капли похожее на мертвенно бледное лицо Дороти, наполнено сочными красками, а на щеках проступает едва заметный румянец. Она то приподнимает уголки губ, то опускает, жестикулирует руками, лукаво щурится и обаятельно хлопает ресницами. Ведёт непринуждённый разговор с молодым человеком напротив. И Ирме даже как-то жалко прерывать её. Она никогда не любила сообщать страшные вести. Но, к сожалению, выбора нет, и она медленно подходит к столику. Внимание на неё обращают не сразу, хотя – Ирма уверена – молодой человек уже давно заметил её. Увлекшись Чарити, она не уделяла особо времени тому, чтобы рассмотреть её спутника. Сейчас же Ирма подмечает его статность и красоту. А ещё невероятное спокойствие, чего не скажешь о мисс Шерман. Её можно понять. Ирма и сама знает, какое в данный момент производит впечатление: хромая, в кроваво-красной мантии за плечами, с крепкой чёрной тростью в руках и растрёпанными волосами, из-за недостаточной длины торчащими во все стороны. К этому стоит так же добавить отпечаток боли и усталости на лице и общий мрачный вид. Не удивительно, что Чарити вмиг побелела. — Мисс Шерман, я полагаю? Девушка осторожно кивает, а её пальцы, сомкнутые на ручке кружки, мелко содрогаются. — Старший аврор Шафик, — представляется Ирма и решает не оттягивать неизбежное: — Мне тяжело сообщать такую новость, но ваша сестра найдена мёртвой. Чарити странно дёргает головой и локтём. Раздаётся громкий звон. Ирма опускает взгляд к ногам, вокруг которых множество цветных осколков. — К-как… как это произошло? — её голос слаб и сильно дрожит. — Её задушили. Мне очень жаль. Ирме действительно жаль, но она не может подобрать нужных слов, чтобы хоть как-то утешить. Чуткость никогда не была сильной её стороной, и в такие моменты она всегда чувствует мучительное бессилье. Она заставляет себя поднять голову, но не успевает рассмотреть лицо Чарити, как мужской голос со стороны заставляет развернуться полубоком: — Почему этим делом занимается Аврорат? Спокойный, даже скорее холодный тон. И глаза. Неестественно светлые, искристо-серые, в обрамлении тонкого чёрного ободка и с узкой точкой зрачка. Глаза далеко не беззаботного юноши. Они смотрят не на человека, а внутрь его, вытаскивая на поверхность самую суть, потрошат, выуживая все тайны, оставляя лишь необъяснимую дрожь и холодный пот на висках. Аластор такие любит. Собирать. В тёмных камерах Азкабана. Ирма не чувствует опасности, да и алая мантия на плечах сейчас выполняет лишь охладительную функцию. Хотя Грюм, конечно же, с ней бы не согласился. Эта мысль заставляет улыбнуться про себя. Почему этим делом занимается Аврорат?.. Она обдумывает, как ответить. «Не ваше дело», — так просто и очевидно. И ведь действительно не его, тут не поспоришь. Вот только почему-то этот ответ кажется заведомо проигрышным. Как будто от неё этого и ждут: пренебрежения, высокомерия. Ирма не любит словесные баталии, ей по душе открытость и прямота. Наверное, именно поэтому она неожиданно даже для самой себя говорит правду: — Я и сама не в восторге, — и тут же пугается своего ответа. Это определённо не те слова, которые стоило произносить. Молодой человек перед ней, кажется, тоже удивлён: тонкие светлые брови на мгновение взлетают вверх, однако более никаких изменений на его лице нет. Ирма в глупой попытке хотя бы в своих глазах исправить оплошность вновь обращает внимание к Чарити, которая всё ещё мертвецки бледна: — Мисс Шерман, могу я задать Вам несколько вопросов? Волшебница вздрагивает всем телом, поднимает на Ирму потерянный взгляд и непонимающе смотрит. — Вы хотите её допросить? — вновь доносится слева, заставляя резко повернуть голову. — Расспросить, — поправляет она и вкладывает в это несколько больше раздражения, чем желает. Он ухмыляется краешками губ и уже на тон теплее сообщает: — В таком случае, буду рад предоставить вам комнату в своём доме. Боюсь, что здесь не лучшее место для вашей беседы.***
13 сентября
Керамическая плитка холодит разгорячённые ступни, а по плечам стекают ещё тёплые капли, сорвавшиеся с волос. Комната наполняется паром, и Ирма не удерживается от шалости провести пальцем по запотевшему зеркалу. Спальня встречает её тишиной и размеренным покачиванием тюля. На рабочем столе среди хаотично разбросанных бумаг небрежно оставлен дневник Эммы МакЭван, который Ирме ещё предстоит прочитать. Очередной тяжёлый день. Очень тяжёлый день. Ирма запускает руку в мокрые волосы и с досадой стискивает пальцы. Устало выдыхает, а затем тянется в тумбочку за сигаретами. Курить она не любит. Нет. Не так. Курить она ненавидит. Как ненавидит и любые другие зависимости, иначе бы она явно не сбежала из дома, из-под опеки родителей, стоило только получить диплом Хогвартса. И тем не менее в верхнем ящичке у неё всегда есть сигареты. И тем не менее она привычно обхватывает фильтр губами и прикуривает с пальцев. Прошло всего восемь дней со смерти Миранды Кларк, предыдущей жертвы, и вот опять. Четыре девушки, одногодки. Все как одна светловолосые и очень красивые. Были. Смерть уродует до неузнаваемости. Миранда была замкнутой и очень скрытной. Соседи даже её имени не знали, обращались просто «мисс Кларк». Из контактов удалось узнать лишь о Галиции Чезати – итальянке, переехавшей в Лондон два года назад, с которой Миранда вела переписку. Писем было немного, но составлены они были очень странно, даже скорее мудрёно. Ещё в обед Ирма собиралась, наконец, разобраться в этой переписке. Не успела. Вечер подкинул очередное задушенное тело. За осмотром дома и опросом четы Райт – соседей Эммы МакЭван, которые и обнаружили труп, – время пролетело стремительно, и к себе Ирма смогла вернуться только глубоко за полночь. Смысла ложиться спать уже нет, и Ирма неприязненно косится на цветастую обложку девичьего дневника. Но перед этим ей нужно аккуратно собрать воспоминания за прошедший вечер в стеклянный флакончик и поставить его на полочку, чтобы потом, когда голова не будет так раскалываться, а глаза слипаться, пересмотреть всё как бы со стороны. Возможно, удастся углядеть то, чего она не заметила вживую. Искрящимся перламутром переливается столь неприятное воспоминание среди нескольких таких же, а Ирма берёт в руки дневник и вчитывается в неровные строчки. Что ж, по крайней мере, почерк у Эммы приятный, округлый и разборчивый. Но уже после десяти минут чтения у Ирмы начинает дёргаться веко от обилия наивности, странных фразочек, понятных, наверное, только в определённых кругах, и подростковых проблем. Она кривит лицо, а внутри радуется, что сама никогда не вела дневник. Почему-то в душе кроется уверенность: если бы она его писала, получилось бы не в пример хуже. Закончив чтение, Ирма делает несколько выводов. Во-первых, заметки в дневник Эмма вносила редко. Первая запись датируется днём её поступления в Хогвартс. А последняя – сделана незадолго до смерти. Но дневник едва ли заполнен на три четверти, в то время как никаких чар, увеличивающих объём страниц, на него не наложено. Во-вторых, хоть записи делались и нечасто, они были развёрнутыми и неоднократно дополнялись какими-то рисунками и нелепыми стишками. Особенно часто в иллюстрациях мелькал барсук, с соответствующими ситуации эмоциями на мордочке. Видимо, девушка очень любила символ своего факультета. В-третьих, львиная доля написанного посвящена некоему Рейнарду Лестрейнджу. Ирма припоминает, что его возраст такой же, как у жертв, пускай ни одна из них не училась с ним на Слизерине, и тут же отмечает себе узнать про него побольше. Куча восторженных описаний и бесконечные сердечки на полях не оставляют сомнений в том, что Эмма была без памяти влюблена в него. В-четвёртых, немногим меньше записей в дневнике о каком-то кружке рукоделия. В них же мелькают имена остальных задушенных девушек, а также Сары Тобин, Ванессы Белби и Лукреции Пруэтт, которая в более ранних заметках всё ещё Блэк. Просто совпадение? На всякий случай нужно приставить охрану к этим трём, ещё живым волшебницам. Ну и, безусловно, поговорить с ними, возможно, они что-то знают. И наконец, в-пятых, на последней нечистой странице мелькает имя Грогана Керриска. О нём Ирме известно немного: родился в Великобритании в самой обычной чистокровной семье, однако родители почти сразу увезли его куда-то заграницу, где он и прожил бо́льшую часть жизни, на родину вернулся недавно, не более десяти лет назад, до неприличия богатым, с красавицей женой, которая скончалась при весьма странных обстоятельствах, и дочерью. Ведёт затворнический образ жизни, на публике не появляется и вообще о нём вспоминают очень редко. Поэтому встретить его имя в дневнике маглорождённой волшебницы Ирма никак не ожидала. Особенно выделяется дважды подчёркнутая фраза: «В пятницу». Ирма захлопывает дневник и бессильно оседает на кровать. Устало потирает переносицу, прикрывает глаза, откидываясь на подушку. Да, этот день определённо принёс больше вопросов, чем ответов, и добавил головной боли.