Я в этом марте, в этом марте навсегда, И одуревшие дрейфуют корабли. ©
Коту тридцать один. Затянувшиеся шрамы уже не поддаются подсчету, только изредка ноют на перемену погоды, напоминая о себе тянущей болью. Небо в глазах затягивается грозовой хмуростью — и светлой солнечности уже не пробиться сквозь горький осадок всего пережитого. Когда пули каждый день свистят у виска, тридцать — это уже полжизни. Свобода, беззаботность, весна уже давно позади. Впереди — лишь годы одиночества, неустроенности, тоски. Тоски по несбывшемуся. По несбывшейся.---
Ей двадцать. И глаза синие-синие — почти-мурашовские. И взгляд так похож. Женька точно так же в какой-то прошлой жизни смотрела на контр-адмирала Булатова — восхищенно, трепетно, обожающе. Как на кумира, живую легенду, горячечную мечту. Ну куда ты лезешь, девочка? Ему нисколько не льстит. Становится и горько, и грустно, и смешно. Рита, наверное, точно так же смотрела на него далекие много лет назад — покровительственно, с насмешкой и снисхождением. Годы утекли сквозь пальцы соленой морской водой — для них не изменилось почти ничего. Только у Риты от уголков глаз все больше морщинок-лучиков, а Ледовитый океан в глазах смерзается намертво. — По-моему, девочка в тебя влюблена. Лед идет трещинами — в проталинах плещется смех. Все-таки Рита все та же — насмешливая, теплая, близкая. Катастрофически нужная.---
Ждатьждатьждать. Это проклятие. Они уходят и возвращаются. Рите кажется с каждым разом отчетливее — еще одного ожидания ей не пережить. В тумбочке у кровати пачки таблеток, выписанных врачом вместе с сочувственно-категоричным «никаких стрессов». Она застывает в ожидании. Она замерзает. Этот март чересчур ледяной для одной.---
Они возвращаются. Он возвращается — вместе с первой оттепелью, тревожно звенящей с крыш. Я не могу больше так. Рита уже готова подать рапорт. Сбежать. От этой давящей сердце тревоги, от этой тяжелой синевы его глаз, из этого промозглого марта, в котором ей никак не согреться. Кот что-то чувствует своим хищным чутьем — они всегда понимали друг друга на уровне радиоволн. Опережает всего на полшага — на стол Пригову вспархивает рапорт о переводе. «Прошу перевести меня на штабную работу…» И что-то еще о реабилитации после ранения. И только у Риты в ее морских болезненно плещется невысказанное «ну зачем?» — Ты знаешь. Они знают оба. Если что-то случится с ней — ему больше незачем будет возвращаться. Он не готов, чтобы его очередная весна стала для Риты последней. Это вопрос выживания.